Иордан о происхождении и деяниях гетов

{142} Когда в дальнейшем император Феодосий выздоровел и узнал, что император Грациан установил союз между готами и римлянами, - чего он и сам желал, - он воспринял это с радостью и со своей стороны согласился на этот мир; короля Атанариха, который тогда наследовал Фритигерну, он привлек к себе поднесением ему даров и {143} пригласил его со свойственной ему приветливостью нрава побывать у него в Константинополе. Тот охотно согласился и, войдя в столицу, воскликнул в удивлении: "Ну, вот я и вижу то, о чем часто слыхивал с недоверием!" - разумея под этим славу великого города. И, бросая взоры туда и сюда, он глядел и дивился то местоположению города, то вереницам кораблей, то знаменитым стенам. Когда же он увидел толпы различных народов, подобные пробивающимся со всех сторон волнам, объединенным в общий поток, или выстроившиеся ряды воинов, то он произнес: "Император - это, несомненно, земной бог, {144} и всякий, кто поднимет на него руку, будет сам виноват в пролитии своей же крови". Был он, таким образом, в превеликом восхищении, а император возвеличил его еще бoльшими почестями, как вдруг, по прошествии немногих месяцев, он переселился с этого света 421. Мертвого, император почтил его милостью своего благоволения чуть ли не больше, чем живого: он предал его достойному погребению, причем {145} сам на похоронах шел перед носилками 422.

После смерти Атанариха все его войско 423 осталось на службе у императора Феодосия, предавшись Римской империи и слившись как бы в одно тело с римским войском; таким образом было возобновлено то ополчение федератов, которое некогда было учреждено при императоре Константине, и эти самые [готы] стали называться федератами 424. Это из них-то император, понимая, что они ему верны и дружественны, повел более двадцати тысяч воинов против тирана Евгения, который убил Грациана425 и занял Галлии; одержав над вышесказанным тираном победу, император совершил отмщение.

{146} После того как Феодосий, поклонник мира и друг рода готов, ушел от дел человеческих, сыновья его 426, проводя жизнь в роскоши, принялись губить оба государства, а вспомогательным войскам [т. е. [готам] отменять обычные дары; вскоре у готов появилось к ним презрение, и они, опасаясь, как бы от длительного мира не ослабела их сила, избрали себе королем Алариха 427; он отличался чудесным происхождением из рода Балтов, второго по благородству после Амалов; род этот некогда благодаря отваге и доблести получил среди своих имя Балты, т. е. отважного.

{147} Вскоре, когда вышеназванный Аларих поставлен был королем, и, держа совет со своими, убедил их, что лучше собственным трудом добыть себе царство, чем сидя в бездействии подчиняться [царствам] чужим. И, подняв войско, через Паннонию - в консульство Стилихона и Аврелиана 428 - и через Сирмий 429, правой стороной 430 вошел он в Италию, которая казалась опустошенной от мужей 431: никто ему {148} не сопротивлялся, и он подошел к мосту Кандидиана 432, который отстоял на три милиария 433 от столицы Равенны.

Этот город открыт всего только одному подступу, находясь между болотами, морем и течением реки Пада 434; некогда землевладельцы [в окрестностях] города, как передают старшие писатели, назывались ???????, что значит хвалы достойные 435. Равенна лежит в лоне римского государства над Ионийским морем и наподобие острова заключена в разливе текущих вод 436. {149} На восток от нее - море; если плыть по нему прямым путем из Коркиры 437 и Эллады, то по правую сторону будут сначала Эпиры, затем Далмация, Либурния и Истрия 438, и так весло донесет, касаясь [все время берега], до Венетий 439. На запад [от Равенны] лежат болота, на которых, как ворота, остается единственный крайне узкий вход. С северной стороны находится тот {150} рукав реки Пада, который именуется Рвом Аскона 440. С юга же 441 - сам Пад, величаемый царем рек италийской земли, по прозванию Эридан 442; он был отведен императором Августом посредством широчайшего рва, так что седьмая часть потока проходила через середину брода, образуя у своего устья удобнейший порт, способный, как некогда полагали, принять для безопаснейшей стоянки флот из двухсот пятидесяти кораблей, по сообщению Диона 443. Теперь же, как говорит {151} Фавий 444, то, что когда-то было портом, представляется обширнейшим садом, полным деревьев, на которых, правда, висят не паруса, а плоды 445. Город этот славится тремя именами и наслаждается трояким расположением, а именно: первое из имен - Равенна, последнее - Классис, среднее - Цезарея между городом и морем; эта часть изобилует мягким [грунтом] и мелким песком, пригодным для конских ристаний.

{152} Итак, когда войско везеготов приблизилось к окрестностям Равенны, то послало к императору Гонорию, который сидел внутри города, посольство: если он позволил бы готам мирно поселиться в Италии, они жили бы с римским народом так, что можно было бы поверить, что оба народа составляют одно целое; если же нет, то надо решить дело войной, - кто кого в силах изгнать, - и тогда победитель пусть и повелевает, уверенный [в своей силе]. Но император Гонорий опасался и того, и другого предложения; созвав на совет свой сенат, он раздумывал, как бы {153} изгнать готов из пределов Италии. И пришло ему, наконец, в голову такое решение: пусть Аларих вместе со своим племенем, если сможет, отберет и возьмет в полную собственность далеколежащие провинции, т. е. Галлии и Испании 446 , которые император почти потерял, так как их разорило нашествие короля вандалов Гизериха 447. Готы соглашаются исполнить это постановление 448 и принять дар, подтвержденный {154} священным прорицанием, и отправляются в переданную им землю. После их ухода, - а они не причинили в Италии никакого вреда, - патриций Стилихон 449, зять императора Гонория (потому что император взял в замужество обеих его дочерей, Марию и Термантию, одну за другой, но бог призвал к себе их обеих сохранившими девственность и чистоту); так вот этот Стилихон тайно подошел к Полентии 450, городу в Коттийских Альпах 451, - готы же не подозревали ничего дурного, - {155} и, на погибель всей Италии и бесчестье себе, бросился в бой. Внезапно завидев его, готы сначала ужаснулись, но вскоре собрались с духом и, по своему обычаю возбудив себя ободряющими кликами, обратили чуть ли не все войско Стилихона в бегство и, отбросив его, уничтожили полностью; затем, разъяренные, они меняют предпринятый путь и возвращаются в Лигурию 452 , по которой только что прошли. Захватив там награбленную добычу, они также опустошают Эмилию 453 и земли по Фламиниевой дороге 454 между Пиценом 455 и Тусцией 456; они хватают как добычу все, что попадается по обеим ее сторонам, и в {156} набегах доходят вплоть до Рима. Наконец, вступив в Рим , они, по приказу Алариха, только грабят, но не поджигают, как в обычае у варваров, и вовсе не допускают совершать какое-либо надругательство над святыми местами. Выйдя из Рима, они двинулись по Кампании 458 и Лукании 459, нанося тот же ущерб, и достигли Бриттиев 460. Там они осели надолго и предполагали идти на Сицилию, а оттуда в африканские земли.

Ведь область Бриттиев лежит на крайнем конце Италии, расположенная в южной ее части; ее выступ составляет начало Апеннинскиих гор; вытянутая наподобие языка, она отделяет Адриатическое море 461 от Тирренского; название свое она получила некогда от имени царицы Бриттии 462.

{157} Итак, туда-то и пришел Аларих, король везеготов, с богатствами целой Италии, захваченными как добыча, и оттуда, как было сказано, предполагал через Сицилию переправиться в спокойную страну Африку, но, так как не дозволено, чтобы кто-либо из людей располагал [судьбой своей] без ведома божия, страшная пучина морская поглотила несколько его кораблей, а многие разбросала. Пока Аларих, потрясенный этой неудачей, размышлял, что ему предпринять, он был внезапно застигнут преждевременной смертью и удалился от дел человеческих. {158} Готы оплакивали его по своей огромной любви к нему; они отвели из русла реку Бузент около города Консенции 463, а река эта, ниспадая от подножия горы, течет целебной струей как раз близ этого города; посередине русла этого потока они, собрав толпу пленных, вырыли место для погребения и туда, в лоно этой могилы, опустили Алариха со множеством сокровищ, а затем вернули воды обратно в их русло. Но, чтобы никто никогда не узнал того места, землекопы были все умерщвлены. Королевскую же власть над везеготами они передали Атаульфу464, кровному родичу Алариха, выдающемуся и внешностью, и умом, потому что он был похож на Алариха, если не высотою роста, то красотою тела и благообразием лица.

{159} Атаульф, приняв власть, вернулся в Рим и, наподобие саранчи, сбрил там все, что еще оставалось, обобрав Италию не только в области частных состояний, но и государственных, так как император {160} Гонорий не мог ничему противостоять. Его сестру Плацидию 465, дочь императора Феодосия от второй жены, он увел из столицы пленницей 466. Однако, принимая во внимание благородство ее происхождения, внешнюю красоту и девственную чистоту, он сочетался с ней законным браком в Форуме Юлия, городе [провинции] Эмилии 467, с той целью, чтобы варвары, узнав об этом союзе, сильнее боялись империи, как соединенной с готами 468. Гонория же августа, хотя и истощенного силами, он, - полный расположения к нему, - не тронул, теперь уже как родственника, и двинулся к Галлиям 469. Когда {161} он туда прибыл 470, все соседние племена из страха стали придерживаться своих пределов; раньше же они, как франки, так и бургундионы, жесточайшим образом нападали на Галлии.

А вандалы и аланы, о которых мы рассказывали, как они, по разрешению римских императоров, осели в той и другой Паннониях 471, рассудив, что там едва ли им будет безопасно из-за страха перед {162} готами, - если бы последние вернулись, - перешли в Галлии 472.

Однако вскоре бежали они и из Галлий, которые незадолго до того заняли, и заперлись в Испаниях 473; они до сих пор помнили, по рассказам своих предков, какое некогда бедствие причинил их народу король готов Геберих 474 и как он силою своею согнал их с {163} родной земли. По такой вот причине Галлии были открыты для прихода Атаульфа 475.

Укрепив свою власть в Галлиях, гот начал сокрушаться о положении в Испаниях, помышляя освободить их от набегов вандалов; он оставил свои сокровища с некоторыми верными людьми и с небоеспособным народом в Барцилоне 476, затем проник во внутренние Испании, где сражался непрестанно с вандалами; на третий же год, после того как покорил и Галлии и Испании, он пал 477, пронзенный мечом Эвервульфа в живот, - того самого [Эвервульфа], над ростом которого он имел обыкновение насмехаться. После его смерти королем был поставлен Сегерих 478, но и он, умерщвленный из-за коварства своих же людей, еще скорее покинул как власть, так и жизнь.

{164} Затем уже четвертым после Алариха королем был поставлен Валия 479, человек весьма строгий и благоразумный. Против него император Гонорий направил с войском Констанция 480, мужа сильного в военном искусстве и прославленного во многих битвах; император опасался, как бы Валия не нарушил союза, некогда заключенного с Атаульфом, и не затеял снова каких-либо козней против империи, изгнав соседние с нею племена; наряду с этим он хотел освободить сестру свою Плацидию от позора подчинения [варварам], условившись с Констанцием, что если {165} тот войной ли, миром ли или любым способом, как только сможет, вернет ее в его государство, то он отдаст ее ему в замужество. Констанций, торжествуя, отправляется в Испании со множеством воинов и почти с царской пышностью. С неменьшим войском спешит ему навстречу, к теснинам Пиринея, и король готов Валия. Там от обеих сторон были снаряжены посольства, которые сошлись на таком договоре: Валия вернет Плацидию, сестру императора, и не будет отказывать римской империи в помощи, если в ней случится нужда.

В это время некий Константин 481, присвоив власть в Галлиях, сына своего Константа из монаха сделал цезарем. Однако он недолго держал захваченную власть, так как вскоре готы и римляне стали союзниками; сам он был убит в Арелате 482, а сын его - во Вьенне 483. Вслед за ними Иовин и Себастиан 484 с той же дерзостью надеялись захватить власть, но погибли той же смертью,

{166} В двенадцатый год 485 правления Валии гунны были изгнаны римлянами и готами из Паннонии после почти пятидесятилетнего обладания ею 486.

Тогда же Валия, видя, как вандалы, примерно во время консульства Иерия и Ардавура 487, с дерзкой смелостью выступив из внутренних частей Галлиции 488, куда некогда загнал их Атаульф 489, пустились опустошать и грабить все кругом в пределах его владений, {167} т. е. на землях Испании, немедля двинул на них свое войско. Но Гизерих 490, король вандалов, был уже призван в Африку Бонифацием 491, который, будучи обижен императором Валентанианом, не мог иначе, как [подобным] злом, отомстить империи. Он склонил их своими упрашиваниями и перебросил через переправу в теснине, которая называется Гадитанским проливом 492; он отделяет Африку от Испаний {168} едва семью милями 493 и выводит устье Тирренского моря в бушующий океан.

Гизерих был весьма известен в Риме в связи с поражением, которое он нанес римлянам 494; был он невысокого роста и хромой из-за падения с лошади, скрытный, немногоречивый, презиравший роскошь, бурный в гневе, жадный до богатства, крайне дальновидный, когда надо было возмутить племена, готовый сеять семена раздора и возбуждать ненависть. {169} Такой-то человек вошел, приглашенный, как мы сказали, уговорами Бонифация, в империю в Африке; там он долго правил, получив, как говорится, власть от бога. Перед кончиной 495 призвал он ряд своих сыновей и приказал им, чтобы не было между, ними борьбы в домогательстве власти, но чтобы каждый по порядку и по степени своей, в случае если переживет другого, т. е. старейшего, чем он, становился наследником; а за ним шел бы следующий. Они соблюдали это на протяжении многих лет и в благоденствии владели королевством, не запятнав себя, как обычно бывало у других варварских племен, {170} междоусобной войной, потому что каждый, в свою очередь, один за другим принимал власть и правил народом в мире. Порядок же их наследования был таков: первый - Гизерих, отец и владыка, следующий - Гунерих, третий - Гунтамунд, четвертый - Тразамунд, пятый - Ильдерих. Этого последнего, на беду собственному племени и позабыв наставления прародителя, изгнал из королевства и убил Гелимер; {171} сам же, как тиран, преждевременно захватил власть. Но сделанное не прошло ему безнаказанно, потому что вскоре он испытал отмщение со стороны императора Юстиниана: вместе со всем своим родом и сокровищами, над которыми он, награбивши их, трясся, был он привезен в Константинополь Велезарием 496, мужем славнейшим, магистром армии на Востоке, ординарным экс-консулом и патрицием, и предстал в цирке великим для народа посмешищем; он испытал позднее раскаяние, когда узрел себя низвергнутым с {172} вершины королевского величия и, оказавшись вынужденным вести частную жизнь, к которой не желал привыкнуть, умер.

Так Африка, которая по делению земного круга описывается как третья часть мира, на сотый почти год вырванная из-под вандальского ига и освобожденная 497, была вновь возвращена Римской империи. Некогда, при ленивых правителях и неверных полководцах, была она отторгнута варварской рукой от тела Римского государства, теперь же, при искусном государе и верном полководце, она возвращена и радуется этому поныне. Хотя немного спустя после того она и плакала, ослабленная внутренней войной и изменой мавров, однако победа императора Юстиниана, дарованная богом ей на пользу, довела до мира начатое дело. Но зачем говорить о том, чего не требует предмет [нашего рассказа]? Вернемся к основной теме.

{173} Валия, король готов, до того свирепствовал со своими войсками против вандалов, что намеревался было преследовать их и в Африке 499, если бы только не отвлек его тот же случай, который приключился некогда с Аларихом, когда тот направлялся в Африку 499. Прославившийся в Испаниях, одержав там бескровную победу, он [Валия] возвращается в Толозу и оставляет Римской империи, после изгнания врагов, несколько ранее обещанных провинций. Много позднее его {174} постиг недуг, и он удалился от дел человеческих в то самое время, когда Беремуд, рожденный Торисмундом, - на него мы указывали выше 500 в списке рода Амалов, - вместе с сыном Витирихом переселился в королевство везеготов, [уйдя] от остроготов, все еще подчиненных гуннскому игу в землях Скифии. Сознавая свою доблесть и благородство происхождения, он тем легче мог считать, что родичи передадут верховную власть ему, известному наследнику многих королей. Кто же, в самом деле, мог колебаться относительно Амала, если бы был волен избирать? Однако, он сам до известного времени не хотел обнаруживать, кто он такой. Готы же после смерти Валии {175} поставили преемником ему Теодерида501. Придя к нему, Беремуд скрыл выгодным молчанием, с присущей ему великой уравновешенностью духа, блеск своего происхождения, зная, что царствующим всегда подозрительны рожденные от царского поколения. Итак, он претерпевал безвестность, чтобы не смущать установленного порядка. Вместе с сыном своим был он принят королем Теодоридом с высшими почестями, вплоть до того, что король не считал его чужим ни в совете, ни на пиру, и все это не из-за благородства происхождения, о чем он не знал, но по причине твердости духа и силы ума, чего тот не мог скрыть.

{176} Что же дальше? По смерти Валии, - повторяем мы то, о чем уже сказали, - который был не слишком счастлив у галлов, ему наследовал Теодорид, гораздо более благополучный и счастливый. Он был человеком, исполненным высшей осторожности и умевшим использовать как душевные, так и телесные свои способности.

Во время консульства Феодосия и Феста502 римляне, нарушив {177} мир, пошли против него [Теодорида] войной в Галлию, присоединив к себе гуннские вспомогательные войска. Их тревожила [память об] отряде готов-федератов, который под предводительством Гайны 503 ограбил Константинополь. Тогда военачальником был патриций Аэций504; он происходил из рода сильнейших мезийцев из города Доростора505, отцом его был Гауденций 506. Выносливый в воинских трудах, особенно [удачно] родился он для Римской империи: ведь это он после громадных побоищ принудил заносчивое варварство свавов и франков служить ей. Римское войско двинуло против готов свои силы вместе с гуннскими вспомогательными отрядами под предводительством Литория. Долго стояли вытянутые ряды воинов обеих сторон: и те, и другие были сильны, и ни те, ни другие не оказались слабее [противника]; тогда, протянув друг другу десницу, они вернулись к прежнему соглашению, и после того, как был заключен союз и установлен обоюдный крепкий мир, войска разошлись.

В этом мирном договоре (участвовал] Аттила 5О7, повелитель всех 178 гуннов и правитель - единственный в мире - племен чуть ли не всей Скифии, достойный удивления по баснословной славе своей среди всех варваров. Историк Приск, отправленный к нему с посольством от Феодосия Младшего, рассказывает, между прочим, следующее: переправившись через громадные реки, а именно через Тизию, Тибизию и Дрикку 508, мы пришли к тому месту, где некогда погиб от сарматского коварства Видигойя 509, храбрейший из готов; оттуда же неподалеку достигли селения, в котором стоял король Аттила; это селение, говорю я, было подобно обширнейшему городу; деревянные стены его, как мы заметили, были сделаны из блестящих досок, соединение между которыми было на вид так крепко, что едва-едва удавалось заметить - и то при старании - стык между ними. Видны {179} были и триклинии, протянувшиеся на значительное пространство, и портики, раскинутые во всей красоте. Площадь двора опоясывалась громадной оградой: ее величина сама свидетельствовала о дворце. Это и было жилище короля Аттилы, державшего [в своей власти] весь варварский мир; подобное обиталище предпочитал он завоеванным городам 510

{180} Этот самый Аттила был рожден от Мундзука, которому приходились братьями Октар и Роас; как рассказывают, они держали власть до Аттилы, хотя и не над всеми теми землями, которыми владел он. После их смерти Аттила наследовал им в гуннском королевстве вместе с братом Бледою.

{181} Чтобы перед походом, который он готовил, быть равным [противнику], он ищет приращения сил своих путем братоубийства и, таким образом, влечет через истребление своих к всеобщему междоусобию. Но, по решению весов справедливости, он, взрастивший могущество свое искусным средством, нашел постыдный конец своей жестокости. После того как был коварно умерщвлен брат его Бледа, повелевавший значительной частью гуннов, Аттила соединил под своей властью все племя целиком и, собрав множество других племен, которые он держал тогда в своем подчинении, задумал покорить {182} первенствующие народы мира 511 - римлян и везеготов. Говорили, что войско его достигало пятисот тысяч 512.

Был он мужем, рожденным на свет для потрясения народов, {183} ужасом всех стран, который, неведомо по какому жребию, наводил на все трепет, широко известный повсюду страшным о нем представлением. Он был горделив поступью, метал взоры туда и сюда и самими телодвижениями обнаруживал высоко вознесенное свое могущество. Любитель войны, сам он был умерен на руку, очень силен здравомыслием, доступен просящим и милостив к тем, кому однажды доверился. По внешнему виду низкорослый, с широкой грудью, с крупной головой и маленькими глазами, с редкой бородой, тронутый сединою, с приплюснутым носом, с отвратительным цветом [кожи], он являл все признаки своего происхождения 513. Хотя он по самой природе своей всегда отличался самонадеянностью, но она возросла в нем еще от находки Марсова меча, признававшегося священным у скифских царей. Историк Приск рассказывает, что меч этот был открыт при таком случае. Некий пастух, говорит он, заметил, что одна телка из его стада хромает, но не находил причины ее ранения; озабоченный, он проследил кровавые следы, пока не приблизился к мечу, на который она, пока щипала траву, неосторожно наступила; пастух выкопал меч и тотчас же принес его Аттиле. Тот обрадовался приношению и, будучи без того высокомерным, возомнил, что поставлен владыкою всего мира и что через Марсов меч ему даровано могущество в войнах.

{184} Поняв, что помыслы Аттилы обращены на разорение мира, Гизерих 514, король вандалов, о котором мы упоминали немного выше, всяческими дарами толкает его на войну с везеготами, опасаясь, как бы Теодорид 515, король везеготов, не отомстил за оскорбление своей дочери; ее отдали в замужество Гунериху 516, сыну Гизериха, и вначале она была довольна таким браком, но впоследствии, так как он отличался жестокостью даже со своими детьми, она была отослана обратно в Галлии к отцу своему с отрезанным носом и отсеченными ушами только по подозрению в приготовлении яда [для мужа]; лишенная естественной красы, несчастная представляла собой ужасное зрелище, {185} и подобная жестокость, которая могла растрогать даже посторонних, тем сильнее взывала к отцу о мщении.

Тогда Аттила, порождая войны, давно зачатые подкупом Гизериха, отправил послов в Италию к императору Валентиниану 517, сея таким образом раздор между готами и римлянами, чтобы хоть из внутренней вражды вызвать то, чего не мог он добиться сражением; при этом он уверял, что ничем не нарушает дружбы своей с империей, а вступает в борьбу лишь с Теодеридом, королем везеготов. Желая, чтобы [обращение его] было принято с благосклонностью, он наполнил остальную часть послания обычными льстивыми речами и приветствиями, стремясь {186} ложью возбудить доверие. Равным образом он направил письмо и к королю везеготов Теодериду, увещевая его отойти от союза с римлянами и вспомнить борьбу, которая незадолго до того велась против него. Под крайней дикостью таился человек хитроумный, который, раньше чем затеять войну, боролся искусным притворством.

{187} Тогда император Валентиниан направил к везеготам и к их королю Теодериду посольство с такими речами: "Благоразумно будет с вашей стороны, храбрейшие из племен, [согласиться] соединить наши усилия против тирана, посягающего на весь мир. Он жаждет порабощения вселенной, он не ищет причин для войны, но - что бы ни совершил это и считает законным. Тщеславие свое он мерит [собственным] локтем, надменность насыщает своеволием. Он презирает право и божеский закон и выставляет себя врагом самой природы. Поистине {188}заслуживает общественной ненависти тот, кто всенародно заявляет себя всеобщим недругом. Вспомните, прошу, о том, что, конечно, и так забыть невозможно: гунны обрушиваются не в открытой войне, где несчастная случайность есть явление общее, но - а это страшнее! - они подбираются коварными засадами. Если я уж молчу о себе, то вы-то ужели можете, неотмщенные, терпеть подобную спесь? Вы, могучие вооружением, подумайте о страданиях своих, объедините все войска свои! Окажите помощь и империи, членом которой вы являетесь. А насколько вожделенен, насколько ценен для нас этот {189} союз, спросите о том мнение врага!"