Исследование (1967) Вступительное слово Уильяма
Вступление Зигмунда Фрейда
жүктеу/скачать 1.48 Mb.
|
Вступление Зигмунда ФрейдаКогда автор высказывает свое мнение об исторической личности, он, как правило, с самого начала заверяет своих читателей в том, что старался быть объективным и непредубежденным, что он работал "без гнева и беспристрастно". Я должен, однако, начать данное психологическое исследование Томаса Вудро Вильсона с признания в том, что личность этого американского президента, с самого начала его появления на европейской арене, не вызывала у меня симпатии и что антипатия с течением времени становилась тем сильнее, чем больше я узнавал о нем и чем больше страданий довелось нам испытать вследствие его вмешательства в нашу судьбу. При более близком знакомстве с его личностью было нетрудно найти веские причины в защиту такой антипатии. Сообщалось, что Вильсон, став президентом, потряс одного из политиков, упомянувшего о своих заслугах в ходе предвыборной кампании, словами: "Богу было угодно, чтобы я стал следующим президентом США. Ни тебе, ни другому смертному не удалось бы помешать этому". Этим политиком был Уильям Ф. Маккомбс, председатель демократического национального комитета. Я не знаю, как воздержаться от заключения о том, что человек, способный столь буквально принимать на веру религиозные иллюзии и столь убежденный в особой личной интимности с Всемогущим, неспособен построить отношения с обычными смертными. Как известно каждому, вражеский лагерь в годы войны также имел Божьего избранника: немецкого кайзера. В высшей степени жаль, что позднее у противной стороны также появился свой избранник. Из этого ничего хорошего не получилось: уважения к Богу также не прибавилось. Еще одна явная особенность президента, на которую он сам часто обращал внимание, во многом повинна в том, что мы не знаем, с чего начать постижение его личности, которая представляется нам экзотичной. В ходе длинной и трудной эволюции мы научились разграничивать внутренний мир нашей психики и внешний мир реальности. Этот последний мир мы можем понять только в процессе его наблюдения, изучения и систематизации сделанных открытий. В ходе проведения этой тяжкой работы нам было нелегко отказаться от объяснений, соответствующих нашим желаниям и подтверждающих наши иллюзии. Но такая победа над собой окупила себя с лихвой. Она привела нас к такому господству над природой, о каком мы не могли и мечтать. Недавно мы начали применять аналогичную процедуру к содержанию мира нашей психики. Посредством этого еще больше возросли наше уважение к фактам реальности и наша самокритика. В этой области мы также рассчитываем на подобный успех. Чем более обширным и глубоким будет становиться наше знание психических процессов, тем большей властью мы будем обладать в отношении сдерживания и управления своими инстинктами. Вильсон же, наоборот, неоднократно заявлял, что голые факты не имеют для него никакого значения, что он высоко ценит только человеческие мотивы и мнения. Как результат такого отношения, его образу мышления было свойственно игнорирование фактов реального внешнего мира и даже отрицание их существования, если они противоречили его надеждам и чаяниям. Таким образом, у него не было побудительной причины уменьшить свое невежество путем изучения фактов. Для него ничто не имело значения, кроме благородных намерений. Когда он пересек океан для того, чтобы принести раздираемой войной Европе справедливый и прочный мир, он оказался в плачевном положении благодетеля, который хочет восстановить пациенту зрение, но не знает строения глаза и не умеет оперировать. Этот же способ мышления, вероятно, ответствен за ту неискренность, ненадежность и тенденцию отрицать правду, которые проявлялись в контактах Вильсона с другими людьми и которые всегда столь неприятно встречать у идеалиста. Настоятельная потребность говорить правду, должно быть, одобряется этикой, но она основана на уважении к фактам. Я должен также выразить свою уверенность в том, что существовала очень тесная связь между отчуждением Вильсона от мира реальности и его религиозными убеждениями. Многое в его общественной деятельности очень напоминает отношение христианской науки к политике. Бог - это благо, болезнь - это зло. Болезнь противоречит природе Бога. Поэтому, так как Бог существует, болезнь не существует. Нет никакой болезни. Можно ли ожидать от такого целителя интереса к симптоматике и диагнозу? Позвольте мне возвратиться к началу этих замечаний, к признанию моей антипатии к Вильсону, с тем чтобы сказать кое-что в его оправдание. Все мы знаем, что не несем полную ответственность за результаты наших действий. Мы действуем с определенным намерением; затем наше действие порождает результаты, которые противоречат нашим намерениям и не могли быть заранее предвидены. В силу этого мы часто пожинаем больше ненависти и недоверия, а иногда - больше похвал и почестей, чем заслуживаем. Но когда, как в случае с Вильсоном, человек достигает почти прямой противоположности того, чего он хотел достичь, когда он показывает себя прямой противоположностью той власти, которая "всегда желает зла и всегда творит добро", когда претензия освободить мир от зла оборачивается лишь еще одним подтверждением той опасности, которую может причинить фанатик общему благу, то не приходится удивляться тому недоверию, которое возникает у наблюдателя и которое делает симпатию невозможной. Конечно, когда под влиянием Буллита я занялся более тщательным исследованием жизни президента, мое отношение к Вильсону претерпело известное изменение. У меня появилась по отношению к нему некоторая доля симпатии, но симпатии особого рода, смешанной с жалостью, такой, какую ощущаешь, читая Сервантеса, к его герою, наивному рыцарю из Ла-Манчи. И наконец, когда сравниваешь силу этого человека с величием той задачи, которую он взвалил на свои плечи, жалость становится столь громадной, что подавляет все другие эмоции. Поэтому в конечном счете я могу просить читателя не отвергать эту работу, несмотря на мое предубежденное отношение к Вильсону. Хотя при написании этой книги не обошлось без участия сильных эмоций, все они тщательно прорабатывались и искоренялись. То же самое я могу сказать относительно Уильяма С.Буллита, соавтором которого по данной книге я являюсь. Буллит, знавший Вильсона лично и работавший под его руководством (надо отметить, что в это время Буллит был ему предан со всем энтузиазмом молодости), подготовил краткие сведения о жизни и юности Вильсона. Что касается аналитической части этой книги, мы несем за нее равную ответственность. Представляется уместным сделать некоторые дополнительные пояснения. Возможно, читатель будет возражать против того, что наша работа, представленная на его суд, называется "Психологическое исследование", хотя мы применяли метод психоанализа при исследовании нашей темы и неограниченно использовали психоаналитические гипотезы и термины. Такое представление сделано вовсе не в угоду предрассудкам публики. Наоборот, данное заглавие выражает наше убеждение в том, что психоанализ - это не что иное, как психология, одна из частей психологии, и что нет надобности извиняться за применение аналитических методов в психологическом исследовании, в котором изучаются более глубинные психические факторы. Опубликование результатов такого исследования глубинных психических механизмов и предоставление их на суд публики до тех пор, пока жив данный индивид, определенно недопустимо. То, что данный субъект согласится на публикацию при жизни, в равной степени мало вероятно. Терапевтический анализ проводится между врачом и пациентом при обещании секретности, при этом исключаются все посторонние. Однако, когда умирает индивид, чья жизнь и деятельность оказали большое влияние на настоящее и будущее, он становится, по общему согласию, подходящей темой для биографического исследования, и прежние ограничения более не имеют места. Затем может возникнуть вопрос о периоде посмертной неприкосновенности для биографического изучения, но такой вопрос редко когда-либо поднимался. Будет нелегко прийти к согласию относительно длительности такого периода и тем более к обеспечению его выполнения. Томас Вудро Вильсон умер в 1924 году. Наконец, мы должны высказаться против ложного суждения о том, что мы написали эту книгу с единственной целью доказать, что Вильсон обладал патологическим характером и не был нормальным человеком и что мы стремились подорвать почтение к его достижениям. Нет! Это не являлось нашей целью. И даже если бы мы этого и хотели, мы не смогли бы, посредством написания данной книги, добиться такого результата. Ибо наша наука давно уже отказалась от веры в узкие рамки нормальности и от веры в резкую разграничительную черту между нормальным и анормальным в психической жизни. Все более тонкая техника диагностики показала нам всевозможные образцы неврозов там, где мы менее всего ожидали их обнаружить; так что почти полностью верным становится утверждение о том, что невротические симптомы и запреты, до определенной степени, стали обычными для всех людей, живущих в условиях цивилизации. Нам даже кажется, что мы понимаем ту острую необходимость, которая породила это явление. Далее, мы были вынуждены прийти к заключению, что для суждения о психических явлениях категория "нормальный - патологический" является такой же неадекватной, как и предшествующая ей всеохватывающая категория "хороший - плохой". Лишь в подавляющем меньшинстве случаев психические расстройства могут быть прослежены до воспалительных процессов или до введения токсических веществ в организм. И даже в этих случаях влияние данных факторов является косвенным. В большинстве случаев количественные факторы вызывают лавину патологических результатов: такие факторы, как чрезмерно сильные стимулы, воздействующие на определенную часть аппарата психики, большая или меньшая выработка тех внутренних секреций, которые незаменимы для функционирования нервной системы, временные расстройства - слишком раннее или запоздалое развитие психической жизни. Мы снова обнаруживаем ту разновидность количественной причинности, когда с помощью психоанализа изучаем то, что в настоящее время представляется нам элементарным материалом психического явления. Относительная сила любого из многих инстинктов, вырабатывающих психическую энергию, особая глубина одного из тех отождествлений, посредством которых обычно формируется характер, особенно мощное реактивное образование, в ходе действия которого вытесняются импульсы, - такие количественные факторы определяют конечную форму личности, наделяют ее определенной индивидуальностью и направляют ее активность в соответствующее русло. В своем описании мертвого Брута шекспировский Марк Антоний говорит: "...все стихии Так в нем соединились, что природа Могла б сказать: "Он человеком был!"" В качестве примечания к этим словам поэта испытываешь искушение добавить, что элементы психической конституции всегда одни и те же. Все изменения в их совокупности происходят в результате их расположения в различных областях психической жизни и их привязанности к различным объектам. Согласно определенному критерию, мы затем оцениваем индивида как нормальную, или патологическую, или как проявляющую патологические черты личность. Но такие критерии никоим образом не являются едиными, надежными или постоянными. Их трудно обосновать научным образом, ибо в своей основе они являются лишь практическими средствами, часто условного происхождения. "Нормальный" обычно означает просто "средний" или "близкий к среднему". Наше суждение о том, следует или нет какую-либо черту характера или действие считать патологическими, часто определяется на основании того, являются ли или нет они вредными для индивида или для общества, членом которого он является. Несмотря на неопределенность этих понятий, мы не можем в практической жизни обойтись без проведения различий между ними; но нас не должно останавливать, если устанавливаемое различие не удовлетворяет другим важным критериям. Глупцы, мечтатели, страдающие от иллюзий, невротики и лунатики во все времена играли громадную роль в истории человечества, и не только тогда, когда они были знатного происхождения. Обычно они сеяли хаос, но не всегда. Такие лица оказывали далеко идущее воздействие на настоящее и будущее, они способствовали многим важным движениям культуры и совершали великие открытия. С одной стороны, они были способны к таким достижениям с помощью "неповрежденной" части их личности, то есть несмотря на свою анормальность, но, с другой стороны, часто именно патологические черты их характера, односторонность их развития, анормальная сила определенных желаний, некритическое и неограниченное следование какой-либо одной цели, давали им силу тащить за собой других и преодолевать всевозможные препятствия. Великие достижения столь часто совершаются людьми с психическими отклонениями, что невольно испытываешь искушение предполагать, что они неотделимы друг от друга. Однако такому предположению противоречит тот факт, что во всех областях человеческого знания можно найти великих людей, удовлетворяющих требованиям нормальности. Мы надеемся, что сделанные нами предположения и замечания снимут с нас подозрения в том, что в этой книге содержится еще что-либо, кроме психологического исследования Томаса Вудро Вильсона. Однако мы не можем отрицать в этом, как и в любом другом случае, что более интимное знание человека может способствовать более точной оценке его достижений. жүктеу/скачать 1.48 Mb. Достарыңызбен бөлісу:
|