ГЛАВА X разделение СИБИРИ НА две губернии, с ОБЩИМИ НА нее ВЗГЛЯДАМИ

* Он был любитель наук. Чертежную Иркутскую дезии ученикам.

1. В Сибирском Царстве (так сказано в указе 19 октября) открывается вторая губерния, под именем Иркутске и, и тот­час вв ерена в управление Фрауендорфу, который отчасти известен читателю по службе на Иртышской линии*. В то же время установляется тиснение медной монеты с стариным гербом Сибирского Царства (20). Это прагматическое (дело­вое) надпоминание о царстве и эта особ­ливая монета страны что такое значили? Не воздаяние ли за услугу, что Сибирь была царскою стезею к политическому и торговому содружеству с Китаем? Не

перевел в свой дом и сам преподавал предметы гео-

2. Царство Сибирское разделено не по цифрам населенности, но по цифрам расстояний края от края, также не по разграничению, какое в мысли прово­дится между семей Уральских и Мон­гольских, относящихся к двум наиболее [близким) генеалогиям, но по особым, кажется, соображениям. При разделе­нии, которым смешиваются племена, просвечивает намерение к большему их сближению. Граница между обеими гу­берниями положена по реч. Ие, текущей между Бартольским зимовьем и дер. Ту-луном. В помянутом зимовье, на реч. Курзане поставленном, конец губернии Тобольской, а начало Иркутской в Тулу-не, откуда пойдут к губернскому городу приятные и населенные места, украша­ющиеся берез овыми рощами. Тобольс­кая губерния удерживает за собою, на несколько лет, пограничный Окинский караул, расположенный у подошвы вы­сочайших Саянских гор. К северу обе губернии разграничивались Анабарою,

3. 
   В одно время (11 октября 1764 г.) с разделением Сибири последовало умень­шен и е г ородов и воев одств по Тоб ольск ой г убернии , в ви дах не обх одимого сбереже­ния расходов; но существенное деление губернии оставалось прежнее. То есть губерния или провинция делились на города уездные, приписные и дистрик­ты. Тем и другим были присудны остро­ги, ямы, слободы с деревнями, ясачные зимовья и ясачные племена. С умень­шением городов сократилось число на-чальств, и в этом заключалась цель пе­ремены, по причине скудости в монете металлической, а о бумажной еще не думано. К Тюмени приписан дистрикт Краснослободский, под одну воеводс­кую канцелярию. К Верхотурью — Пе-лым и Туринск также под одну канце­лярию. В Сургуте, Нарыме и Кетске вместо воевод положены комиссары. В Березове и Туруханске, во уважение немалого ясачного сбора, прибавлено к комиссарам по товарищу классного чина. Тогда в первый раз выговорил за­кон, что уезду надобно состоять не свы­ше 30 000 душ, и это ограниченное чис­ло надобно почитать определением вре­менным, а не нормальным: ибо тогда 30 тысяч размещались на огромном пространстве. О городах Иркутской гу­бернии умалчивается для того, что в 1775 г. последует там преобразование градоправительства. Впрочем, частные сии преобразования предвещали общее образцовое учреждение со штатами.
   
4. 
   Была разность между самими горо­дами, по нравственной разности в рас­положениях их жителей. При направле­нии поселенцев к городам срединным или к пустырям южным естественная
   

6. 
   В канцелярии губернской с 1763 г. положено быть при губернаторе 2-м то­варищам, прокурору, 3-м секретарям и 20-ти канцелярским чинам, с перевод­чиком и толмачам и. В провинциальной, при воеводе 6-го класса, товарищ, про­курор, 2 секретаря и 17 нижних чинов. В уездной — при воеводе товарищ, сек­ретарь и 11 нижних чинов. Оклад перво­го места 9336, второго — 3253, третье­го - 1850р.
   
7. 
   Законодательство, после милосер­дой отмены смертной казни, после от­мены истинно бессмертной, станови­лось от времени до времени человеко­любивее и великодушнее. Не билось ли сердце от радости у наших отцов и дедов, когда они услышали во 2-й статье мани­феста, в 21 -и день февраля 1762-го обна­родованного: «отныне ненавистное вы­ражение: слово и дело ничего не значит, и Петр III запрещает употреблять его». Это страшное выражение целый век тя-
   

К марту 1762 г. приглашены в столи­ц у для слушания новосочиняем ого Уло­жения четверо купцов из Тобольска и Иркутска. Мы упоминаем о толь лест­ном призыве с радостным изумлением, видя, что правительство признает сиби­ряков достойными совещателями в на­чертании законов, — сибиряков, кото­рые за 62 года (в феврале 1699) названы со стороны Сибирского Приказа лю­дишками худыми, скудными и неспо­собными к казенным поручениям. Если отзыв Приказа был неложен, то нрав­ственное восстание сибиряков, удоста-

ни к предшественнику, ни к преемнику; но в н е объ ятн ой г убер нии ст ольк о п од -чиненных вдалеке мест, столько невиди­мых исполнителей, — могут ли все они проходить должности в одном духе, в од­них правилах с начальником? Без предо-суждения к губернатору сибирскому полковник Вульф в 1749 г. проехал чрез Тобольске членами комиссии для иссле­дования притеснений и неправд, причи­няемых восточным ордам и камчадалам при сборе ясака. С таким же намерени­ем, как было упомянуто в своем месте, был отправлен в 1763 г. в Сибирь гвардии секунд-майор Щербачев с командою для пресечения вопиющих хищений и разо­рений, совершавшихся при сборах ясака во всех ясачных племенах. Итак, если исполнители продолжали без страха пре­ступать законы, не трогаясь бескорысти­ем начальников, остается решить воп­рос, чему приписывать столь ожесточен­ную наклонность к злоупотреблению должности и к захвату чужой собствен­ности? Приписывайте со стороны зако­на недостаточности условий в ясачных правилах, со стороны же лиц — ложному самопознанию и тому предуверению, что с правом шпаги и мундира офицерского будто соединяется право на роск ошь, на жизнь, как г ов орится, благородн ую. Не странно ли, что таким ребяческим само­уважением поддерживалась в Сибири цепь вечных злоупотреблений? Но в са­мом основном и потаенном корне эта цепь началась и крепилась духом воевод-ческого правления, которое, с 1728 года раз установившись в самодельной фор­ме, продолжалось после всех законных ограничений, с большим или меньшим искусством. Оно полюбилось и прочим, имевшим второй голос, и, при благовид­ном согласии их с мыслию старшего, ус­певало ставить волю свою выше закона. Отсюда укоренилась в Сибири, какмыс-

9. Русская податная населенность, по счету, в последнее время умолчанному, восходила к началу IV периода до 182 000 мужчин; в каком же количестве она является при конце сего периода? За недоступностию 2 и 3-й переписи, предъявив некоторые отрывки из них, мы теперь, в удовлетворение любопыт­ства, заимствуем несомненное опреде­ление податного народонаселения из рекрутского указа 5 ноября 1768 года. Оно тут обозначено в 267 000, за исклю­чением колыванских подзав одских кре­стьян 39 246, изъятых из рекрутской по­винности, и эти 306 246 представляют итог 3-й переписи, известной под име­нем 1763 г. В том же итоге включалась населенность уральских горных слобод и заводов, по рекрутской повинности подчинявшихся ведению Сибирской гу­бернии. Но должно ли в том же итоге ра­зуметь 10 500 нерчинских подзаводских крестьян, также изъятых из рекрутства, но не выговоренных почему-то в рек­рутском указе, ил и должно их прибавить к итогу переписи, чтобы выставить ра­ботящую населенность в 316 146 чело­век? Ограничимся указным итогом, без прибавки нерчинского счета, и прило­жим жителей свободного состояния, духовных, служащих по службе граж­дан ской, от ст авн ых п о военной и каза­чьей, всего до 6000 мужчин, не считая служащих казаков и войска строевого, ни жителей Исетской провинции. При­бавим еще раз 132 000 инородцев, что и составит, кроме войска и казаков, муж­скую населенность тогдашней Сибири 444 246. Удвойте, если угодно, женски-

ми душами и увидите страну, оживляе­мую 880 тысячами душ.

Держась чистого итога переписи, вы­ходит, что населенность производитель­ная увеличилась в 23 последних года бо­лее чем половиною против прошедшего периода, и тем она одолжена не одному естественному детородству и приводу осужденных преступников, но и притоку бродяг, притоку людей невинных, более ж переселению владельческих даточных с их семействами и польских выведенцев. Если бы подумать приложить к итогу еще статью подзаводских крестьян нерчинс-ких, как бы не заключавшихся в итоге: тогда населенность податная увеличилась бы, против населенности прошедшего периода, двумя третями, что выходило бы из размера вероятности (20).

10. 
    По учетам населенности, не вдруг вошедшей в полноту известного итога, мы клали взимание рекрутства средним числом с 200 000 душ и поэтому вывели число их не менее 11 000 человек. С при­соединением сего количества к прежне­му двух предыдущих времен Сибирь дала по 1768 год 39 000 рекрут.
    
11. 
    Эта цифра, сколько тогда было войска в Сибири, очень любопытна, и она сыскивается в государственных ак­тах 6-ю годами позднее нашего периода, но самое содержание цифры современ­но с периодом. В докладе военной кол­легии (31 августа 1771 г.) исчисляется, что в губерниях Тобольской и Иркутс­кой всего 7 батальонов: в Тобольске 3, с отделением по роте в Тюмень и Тару, в Томске 1, с отделением по роте в Крас­ноярск и ос. Удинский (Нижнеудинск), в Иркутске 1, в Селенгинске 2, с отделе­нием по роте в Удинский пригородок, Кудару и Акшу. Не упомянуто в докла­де коллегии об Енисейске, также о 2-х губернских ротах в Тобольске, о губер­нской роте в Иркутске, о 3-х горных ро-
    

При уходе волжских калмыков (про­должает коллегия) командовавший Си­бирскою линиею Станиславский едва мог, в течение месяца, собрать два эс­кадрона, подобно как у кр. Орской едва было собрано до 500 чел., в три месяца, когда уже калмыки пробрались далеко.

По сим уважениям коллегия ходатай­ствовала о прибавке в Сибири 5-ти гар­низонных батальонов, сверх прежних 7-ми, дабы занять ими 9 главных крепос­тей, а 7 полков полевых расставить в Пет­ропавловске, Омске, Ямышеве, Усть-Ка­меногорске, Кузнецке, Красноярске и Селенгинске (21).

Где же 7 ландмилицких полков, за 8 лет предположенных коллегиею? Оче­видно, что план ландмилиции не мог быть выполнен, за неспособностию польских выведенцев, которые все почти поступили в поселения барнаульские или забайкальские. Думать надобно, что, как в Сибири рекрутство было приоста­новлено с 1763 до ноября 1768 г., в это время 7 батальонов пополнялись из обу­ченных выведенцев, и губернские роты, без сомнения, из них же составлялись.

12. 
    По перечислении в 1764 г. кресть­ян духовного ведомства в состав госу­дарственный есть повод согласиться с Тобольским Сборником, что к 3-й перепи­си могло их быть по Тобольской епар­хии до 22 000 м. п., кроме 2090, епархии Иркутской принадлежавших, как сказа­но у г. Семивского. Всех монастырей с Далматовским и Верхотурским осталось в Сибири, по введении штатов монас­тырских, 13 и 2 женских, в Енисейске и Иркутске.
    
13. 
    В 1763 г. для призрения погибаю­щих от оспы, по докладу Соймонова и Чичерина, велено завести в Тобольске аптеку и аптекаря с достаточным шта­том, с определением 2 лекарей, 4 подле­карей. В Селенгинске заведена аптека в 1765г. для воинских команд. Первое прививание оспы начато в Змеиногорс-ке с 1771 года подлекарем Андреевым, который исполнил небывалый в Сиби­ри урок над 69 взрослыми и малолетни­ми так счастливо, что ни один из них не умер. Как жаль, что мы не можем при­совокупить подробностей о жизни столь достопамятного подлекаря и столь по­лезного человека, каков Андреев; но не
    

14. 
    Общее установление, чтобы в ве­сеннее время не стрелять птиц и не уби­вать зверей, служило в Сибири не столько для расположения царства животного, сколько для корысти земской полиции, придиравшейся к северным инородцам, которые, за недостатком хлебных или огородных запасов, обыкновенно пита­лись добычами, какие природа по своему хозяйству посылает им на суше, в воде, на воде и в воздухе. Чичерин, вникнув в об­раз северного пропитания, испросил в 1764 г. разрешение стрелять птиц и бить зверей на заливных островах во все време­на года, по всей Сибири.
    
15. 
    Для определения довольства жи­тейского не неприлично здесь сказать, что в порядочной городской семье тогда пили, раза по три вдень, чай с медом или-леденцом, в Иркутской же Сибири чай затуран. На завтраке чарка вина или на­стойки, для гостя и хозяина, икра и рыба вяленая; на обеде опять чарка, пирог рыбный, щи, уха или пельмени, холод­ное, каша, молоко с шаньгою или ягода­ми. На ужине подавались остатки обеда. В столе гостином множество холодных, похлебки из живности, жаркие из гусей, уток, поросят; караваями, кашами и по­добною стряпнёю обед оканчивался. Если гости много ели, то еще более пили. Гостиные или праздничные питья: пиво, брага, мед, разные ягодные наливки, а виноградные вина употреблялись только в начальнических домах. Пища постная: грибы, редька, паренки, толокно, рыба и неизменный во всякое время квас. Кур-мач (поджаренный на масле ячмень), который татары разносили по домам для продажи, составлял не пищу, а лаком­ство детей и сидячих женщин, между зав-
    

16. Начальнические предписания о сбережении заводско-уральских лесов от пожаров начались с 1732 г., о сбере­жении же промышленных лесов, в кото­рых бывают соболиные промыслы, пра­вительство изъявило свою волю не ранее 1744 года; следственно, не было еще тог­да думано об общем охранении расти­тельных богатств. Кажется, никто более ясачных племен, звороловством живу­щих, не чувствует более надобности в соблюдении хвойных лесов от огня; но в засушливое лето огонь, закрадываясь в глубокие мхи, опустошает обширные пространства дебрей и не может быть остан овлен человеческою сил ою. Таким образом на Павдинском Камне, амфи-болитового или диоритового образова­ния, пожар продолжался в 1767 г. с Пет­рова дня до глубокой осени. Это было одно из великолепных возгорений, жи­телями края виденное, по вышине, на которой пламенел огонь ночью, а днем курился облачный столп, как жертвен­ный символ древнего мира. Наши се­верные жители обыкновенно приписы¹ вают причины пожаров молнии или трению лесины об лесину и никогда своему огниву или оплошности.

После пожара академик Лепехин под­нимался на вершину горы. Он видел по