Исторический романъ изъ временъ хмельнищины

жүктеу/скачать 1.05 Mb.

бет	2/6
Дата	02.07.2016
өлшемі	1.05 Mb.
	#172113

1 2 3 4 5 6

> не въ тюрму, а въ мѣшокъ?—ожегъ его взглядомъ Богданъ.Но было другого помѣщенія,—смѣшался Гродзицкій.

Его бы швырнуть!—буркнулъ Ганджа.
Рука чешется!—сдавленнымъ голосомъ отвѣтилъ Богунъ.

Олова Богуна долетѣли до пана Гродзицкаго и заставили его

испуганно оглянуться.

Если и такъ,—нѳ глядя на коменданта, промолвилъ Бог- дапъ,—то почему же меня держали тамъ десять дней, не предъявляя ни обвиненій, ни причинъ моего ареста?
Я ждалъ отъ этого негодяя Ясинскаго доказательству онъ меня все водилъ, —неестественно жестикулировалъ комендантъ,— панъ писарь можетъ свою обиду и убытки искать на этомъ клеветник... Я самъ помогу пану, слово гонору!
Спасибо,—улыбнулся злобво Богданъ,—я уже видѣлъ панскую помощь: любопытно бы знать, по какому поводу панъ приказалъ палачамъ своимъ меня вздернуть на дыбу, когда я до- казалъ свое ва1іЪі“?
А!— гикнулъ Ганджа и выхвзтилъ до половины изъ но- женъ свою саблю.
Что ты? Очумѣлъ?—удержалъ его Богунъ.

Комендантъ, услышавъ за спиною угрозу, быстрымъ движені-

емъ выекочилъ впередъ, оглянулся и потомъ, нѣсколько успокоившись, примкнулъ къ Богдану и началъ передъ нимъ шепотомъ извиняться:

Прости, пане-писарь, за вспышку: ты самъ ее вызвалъ, угостивъ кулакомъ Ясинскаго такъ, что тотъ отлетѣлъ кубаремъ на двѣ сажени. Славный ударъ,—сталъ даже восхищаться Грод- зицкій,—разрази меня гронъ, коли я пожелалъ бы такого испробовать! Теперь-то и я радъ, что этотъ облыжный нападчикъ раз- билъ себѣ въ кровь голову, а тогда я заблуждался, вспылилъ... еггаге Ьитаппт еаѣ!

Богданъ смолчалъ, презрительно прижмуривъ глаза. Они уже были у брамы.

Такъ панъ-писарь рѣшительно отвергает® мое хлѣбосоль* ство?—еще разъ попробовалъ грустнымъ голосомъ тронуть Богдана Гродзицкій —Это не по-товарищески... Что-жъ? Мало-ли что? А рука руку... когда нибудь и я отблагодарю.
Спасибо, вельможный пане - товарищъ, — язвительно от- вѣтилъ Хмельницкій,—за хлѣбъ и за соль... Я на нихъ и отвыіеь то, признаться, отъ панскихъ потравъ, да и ѣсть отучился... А обиды свои я самъ въ себѣ прячу, а другимъ ихъ, пане, не поручаю.
По-рыцарски, шанованный пане, по рыцарски!—протянулъ было руку Гродзицкій, но Богданъ, яко бы не замѣтивъ ее, снялъ только уснленно-вѣжливо шапку и, нромолвивъ: „до счастливаго свиданія!“ — вскочилъ на коня и быстро въѣхалъ на опущенный мостъ.

Товарищи нроѣхали по мосту раньше. Богданъ нагналъ ихъ, спустившись уже съ горы, и, нридержавъ лошадь, поѣхалъ съ Бо- гуномъ рядомъ.

Скажи мнѣ, голубь сизый,—обратился онъ къ нему съ радостными чувствомъ,— какимъ образомъ спасеніе явилось? Меня это такъ поразило, что ничего и въ толкъ не возьму... Знаю только одно, что еслибъ ты оиоздалъ хоть на крохотку, то я бы висѣлъ ужъ на дыбѣ, а можетъ лежалъ бы истерзаннымъ на иолу.
Изверги! Душегубцы!—вскрикнулъ Богунъ —Ну, счастье ихъ!—потрясъ онъ по направленію въ крѣпости кулакомъ.—Господь отвелъ! А ужъ я было поклялся въ душѣ искрошить этихъ двухъ жироѣдовъ, если волосъ одинъ...
Спасибо, спасибо вамъ, друзи,—протянулъ Богданъ своимъ друзьямъ руки,—по все же, какъ тебѣ иоручилъ наказъ гетманъ и какъ онъ сжалился, какъ снась меня?
Спасъ тебя, паве Богдане, не гетманъ, а ангелъ,—это его чудо: только такое святое, горячее сердце могло смутить гордыд,» пановъ и разогрѣть ияъ состраданіемъ души... только она, прекрасная и великая...
Да кто-же, кто?
Ганна Золотаренкова.
Она? Галя? Чудная это душа и золотое сордце—сказалъ Богданъ съ глѵбокимъ чувствомъ.—Но какъ, какимъ образомъ?
Какъ? Сама иолетѣла ночью въ Чигиринъ на пиръ къ Коноцпольскому и вырвала у него эту защиту.

И Богунъ іѵь пламспныхъ и снльныхъ словахъ описалъ подробно славный подвить отважной и свято-преданной дѣвушки,

Да, это десница Божія надо мной и надъ бѣдною семьей моей,—ноправилъ быстро Богданъ запорошившуюся рѣсницу и набожно поднялъ къ небу глаза.—Но кто-же ей сообщилъ о моей бѣдѣ?— прервалъ, наконецъ, минуту безмолвной молитвы Богданъ.
А воть кто!—иоказалъ на Ахметку Богунъ; хлопецъ стоялъ за угломъ съ козакаяи и но былъ прежде видѣнъ, а теперь очутилеж лицомъ къ лицу.
Ахметка!—вскрикнулъ Богданъ,—а я и забылъ про него... такъ память отшибло... только узналъ отъ дьяволовъ, что ушелъ... Сыне мой лю5ы8, —р аскрылъ онъ ему широко объятія, и Ахйетка съ крякомъ „батько лой!“ бросился къ Богдану на грудь и осы- цалъ его иоцѣлуями.
Ахметка дождался батька!—смѣялся и плакалъ въ уступленной радости хлопецъ.—Ахметка никому не дастъ батька! Пусть Ахметку разрѣжутъ на шашлыки, пусть его кони изобьютъ, изор- вутъ копытами, а Ахметка батька но броеитъ... Ай! батько мой! — то отрывался, то снова припадалъ хлопецъ и цѣловалъ Богдану и шею, и грудь, и колѣни.
Да, тоже соколъ, — кивнулъ головою Богупъ,—а сердце у хлопца такое, что чортъ его знаетъ, да и только... и удали, что у запорожца! Славный юнакъ, и еще лучшимъ лыцаремъ будешь!—ударилъ ио плечу хлопца Богунъ и обнялъ ио братски, —Хочешь со мной побрататься?
Да развѣ я дурень, чтобъ не хотѣлъ?—смѣялся гордый и счастливый хлопецъ.
Такъ и побратаемся, Ей-Богу, побратаемся,—и кровью ио- мѣняемся, и крестами!
А что нанове, —-нрервалъ Ганджа,—сразу-ли двинемся въ путь, или поди, чуемъ у Лейбы?
Лучше, друзья, подночуемъ,—отозвался Богданъ,—а то я въ той чортовой ямѣ десять дней но ѣлъ и не спалъ. Сначала утѣшала хоть „люлька", а ужъ когда и „тютюнъ" вышелъ, такъ я порѣшилъ пропадать, да и баста!
Развѣ у меня въ черонкѣ этомъ, —ударилъ себя по шапкѣ Ганджа,—гниль заведется, чтобъ я имъ, собакамъ, не вспомнилъ!
Да и у меня самого, брать, надежная намять,—улыбнулся Хиельницкій.—А что, Ахметка, може передали мнѣ изъ дому что-либо изъ одежи?
Цѣлую связку, вотъ за сѣдломъ,— отвѣтилъ весело хлопецъ.
Чудесно, — потерь руки Богданъ,—тащи это все за мною къ Днѣпру; выкупаюсь и къ Лейбѣ, а вы распорядитесь тамъ, панове, вечерей.
Ладно, —отвѣтилъ Богунъ,—только не иоздно-ли, батьк", затѣялъ купанье? Вѣдь смотри—сало идотъ.
Пустое!—засмѣялся Богданъ,—имѣсто мыла будетъ!

Передавъ козацкихъ коней, Богданъ съ Ахиеткой впустились

съ обрывистой кручи къ Днѣиру. Старый дѣдъ бурлилъ у бере- говъ водоворотами; рыхлыя, мелкія льдинки, точно нотемнѣвшій снѣгъ, прыгали, мчались и кружились на далекомъ пространств*, производя какой-то особенный шорохъ. Наступали сумерки; заря догорала; легкая дымка облаковъ свѣтилась блѣдно-розовою чешуей, переходя въ нѣжные, лиловые тоны; на противоположной части неба изъ-за черепичныхъ крышъ и пригорка подымалась пожарнымъ заревомъ мѣдно-красная, надутая и какъ-будто приплюснутая луна.

Богданъ быстро раздѣлся и ринулся стремительно въ воду; съ іпумомъ и брызгами разлетѣлась грязно-бѣлаго цвѣта масса воды и скрыла подъ собой богатырское тѣло козачье. Черезъ минуту Бога,анъ вынырнулъ и, фыркая, да отбрасывая движеніемъ головы нависавшую на глаза чуприну, покрикивалъ весело:—А! Славно! Добрая вода! Горячая, не то что! А ты, сынокъ, не попробуешь ли? — подзадоривалъ онъ Ахметку.— Дида но бойся: онъ силы придастъ!

Ахметка секунду простоялъ въ нѳрѣшительности; по спинѣ у него пробѣжала дрожь; но онъ бы скорѣй размозжилъ себѣ голову, чѣмъ далъ бы поводъ назвать себя трусомъ, да еще и кому—батьку! Моментально, съ ожесточеніемъ даже сорвалъ съ себя хлопецъ одежду и, зажмуря глаза, бросился въ воду; рѣзкій холодъ ея просто ожогъ ему тѣло и захватвлъ сразу дыханіе. Вынырнувши, онъ только судорожно заметался и отрывисто сталъ покрикивать: „у-ухъ! ой-ой!“.
Ха, ха, ха!—разсмѣялся Богданъ.—Припекло, небось, «Ѣ непривычки „жигаломъ* (раскаленнымъ желѣзомъ). А ты не держись на одномъ мѣстѣ, а вотъ попробуй противъ воды поплыть, иоборись-йа съ Дидомъ—мигомъ согрѣешься! — и Богданъ мѣрными, широкими, могучими взмахами началъ рѣзать набѣгавшія волны и, извиваясь тѣ- лоиъ, подвигаться впередъ.

Ахметка же, не смотря на всѣ свои усилія, оставался все на одномъ и томъ же мѣстѣ и не могъ преодолѣть быстроты теченія.

Нѣтъ, еще не справишься съ Дидомъ,—смѣялся Богданъ,—и то гораздъ, что на мѣстѣ держишься. Ей-Богу, молодецъ! Ну, однако, на первый разъ „годи“, —вылазь!

Выскочили на берегъ купальщики и почувствовали живительную теплоту въ воздухѣ, не смотря па легкій морозецъ; тѣла ихъ, какъ яркій кумачъ, горѣли и дымились паромъ. Богданъ, надѣвши все совершенно чистое, новое и облекшись, въ коротенькій любимый его ,,байбарачекъ“ на лисьемъ мѣху, закурилъ съ наслажденіемъ ,,люльку“ и быстрыми, бодрыми шагами двинулся съ Ахметкой подъ гору, по направленію къ корчмѣ Лейбы, что стояла на самоиъ концѣ поселка, на полугорѣ надъ Днѣпромъ.

А въ корчмѣ ужо за широкимъ столомъ сидѣли козаки и ждали Богдана. На столѣ стояли фляжки и ,,кухли“, лежало два болыцихъ ржаныхъ хлѣба, нѣсколько паляницъ, вяленый верезубт,, чабанъ и куски сала, а на огромной сковородѣ шкварчали на мягкой, сочной капустѣ цѣлыя кольца колбасъ; мудрый жидокъ Лейба, хотя и мор- щилъ носъ отъ вкуенаго запаха, но держалъ у себя для пышныхъ гостей все трефное.

Горилки!—сказалъ, войдя въ хату, Богданъ.
Да, оно теперь послѣ купанья важно!—налилъ Ганджа по- чтенныхъ размѣровъ „вухоль“ и поднесъ Богдану; остальные тоже себѣ налили, а Богунъ—и своему нареченному побратиму Ахметвѣ.
Намъ на здоровье, а ворогамъ на погибель!—крикнулъ Богунъ и, опорожнивъ „кухоль“, выплеснулъ на потолокъ остав- шіяся капли.

Богданъ молча опрокинулъ еще „кухоль“ водки и молча жѳ усѣлся за столъ и началъ съ нсобычайнымъ аппетитомъ истреблять все поставленное. Остальные козаки тоже не отставали отъ батька. Окончивши вечерю и выпивши еще „кухля“ два пива, Богданъ послалъ на лавѣ „керою“ и, попросивъ лишь разбудить себя пораньше, сразу отвернулся въ стѣнѣ и заснулъ, да съ такимъ богатырскимъ хра- помъ, что въ сосѣдней комнатѣ вздрагивала жидовка со страху, а жиденята метались въ бебехахъ и вскакивали съ перинъ.

Козаки разошлись всѣ по разнымъ мѣстамъ на ночлегъ и въ корчмѣ еще остались только Богунъ да Ахметка; послѣдній тоже моментальпо заснулъ у печки. Одинъ лишь Богунъ ворочался на лавѣ и не спалъ. Нѣсколько разъ перевернулся безповойно козакъ: нѣтъ сна, а думки все не унимаются!—Да что это со мною, ужъ не наворожилъ-ли кто?—проговорилъ онъ самъ къ себѣ и, приеѣ- вши на лавѣ, задумался. Луна, поднявшись высоко, теперь задумчиво смотрѣла съ неба на землю и мягкимъ фоефорическимъ свѣтомъ обливала окрестность. Внизу, обрызганный зеленоватыми блеетвами, сверкалъ чешуей Днѣпръ и мрачно ватилъ въ серебряную мглу свои холодныя воды.

Богунъ смотрѣлъ на эту широкую фантастическую картину и не видѣлъ ее: думы его летѣли далеко отсюда, къ берегамъ болотистой, извилистой рѣчки, къ роскошному тѣнистому саду, къ уютной свѣтлицѣ. Правда, любилъ онъ бывать въ Субботовѣ и бывалъ уже тамъ издавна. Послѣ суровой сѣчевой жизни такъ пріятно было отдохнуть у батька Богдана въ этомъ уютномъ, родномъ уголкѣ. Много козаковъ собиралось тамъ, потолковать, посовѣто- ватьея, осушить кубокъ, два. И всѣмъ у хозяина находилось и ласковое слово, и цривѣтъ, а хозяйка ужъ не знала, чѣиг-бы еще угоетить дорогихъ гостей; но съ нѣкоторыхъ поръ этотъ уголокъ сталъ ему еще дороже, а съ какихъ, когда и почему,—козакъ не зналъ, да и не думалъ о томъ. Зналъ онъ только одно, что года четыре тому назадъ посолилась у Богдана сестра значкого лей- стровика Золоторенка; сперва оігь вовсе не зналъ ее, а потомъ об- ратилъ ваиманіе на блѣдную дѣвушку, которая иолча, съ затаен- аыяъ восторгоиъ слушала ихъ козацкіе разсказы и думы кобзарей. Она была молчалива, скромна, но ,,жартувала“, какъ другія див- чат.і, и, казалось, но замѣчала никого. Случай кавъ-то привелъ .его разговориться съ нею, и Богунъ поразился той силой страстной, горячей любви въ родинѣ, которая таилась въ этомъ, невидимому, ти- хоиъ еущоствѣ. Оъ тѣхъ поръ козакъ сталъ постоянно заговаривать съ Ганной, разсказывалъ ой самъ о своихъ морскихъ похо- дахъ и „пригодахъ войсковыхъ*, и все это жадно впивала въ себя дивчина, а Оубботовъ становился все дороже и дороже козаку... Ни вольная воля, ни удалые, славные набѣги, ни товарищеская, широкая жизнь не захватывали уже такъ, какъ прежде, всея его души. Часто Богуну казалось, что ему не хватаетъ чого-то съ жизни, и „туга" начинала прокрадываться не разъ въ сердце козака... Онъ пользовался всявимъ случаемъ, чтобы заѣхать въ Субботовъ; здѣсь у Богдана было все то, чего не было отъ роду у Богуна: теплый родной уголъ, любящая семья... Правда, со времени этого воз11 станія, давно онъ не былъ въ Субботовѣ, да и не имѣлъ времени много думать о немъ,—такіе были мѣсяцы, что выбили веѣ думки изъ головы,—но послѣдній геройскій поступокъ Ганны пере- полнидъ какимъ-то небывалымъ восторгомъ все сердце козака-сла- вуты: да, много видалъ онъ дивчагь на своемъ вѣву, а тавой не видалъ: сестра возацкая, королевна!

Вотъ онъ видитъ ее освѣщенной огнеиъ камелька, ласкающей головку заснувшаго хлопца... Да, такая должна быть мать! Въ сордцѣ козака дрогнула какая-то нѣжная струна. Хорошо имѣть кого-нибудь на свѣтѣ, къ кому можно быдо-бы склонить' такъ до- вѣрчиво и нѣжно усталую голову, къ кому можно было-бы прижаться такъ горячо, какъ къ матери родной! Хорошо было-бы знать, что тамъ гдѣ-то далеко, за широкими степями, тоскуетъ по тебѣ, думками за тобою летаетъ, молится о тебѣ родная душа! Ишь чего, ласки „заманулося“ безродному козаку!—горько улыбнулся Богунъ и, присѣвши на лавѣ, приложился лицомъ къ холодному стеклу... Мѣсяцъ стоялъ ужо въ самомъ зенитѣ и освѣщалъ широкую безграничную даль, порерѣзанную могучей рѣкой. Богунъ невольно заемотрѣлся на величественную картину.—Эхъ и чего тебѣ еще, возаче, „бракуетъ?“—вырвался у него глубокій вздохъ: степь широкая, Днѣпръ могучій, воля вольная, есть еще и сила,-и по- мѣряемся съ ляхомъ! А тутъ вотъ сосетъ что-то за сердце да и сосетъ!—Богунъ безпокойно взъерошилъ свою черную, вьющуюся чун- рину.— Вотъ бросили, напримѣръ, дьяволы Богдана въ тюрьму, и полегала она къ самому гетману, страхъ, сиущеніе забыла, и выхло- потала спасенье! И не то,

жүктеу/скачать 1.05 Mb.

Достарыңызбен бөлісу:

1 2 3 4 5 6