История Христианской Церкви
ГЛАВА 10 Спор о вечере
жүктеу/скачать 3.66 Mb.
|
- Бұл бет үшін навигация:
- Воззрение Цвингли
- Карлштадт, Лютер и Цвингли
- Приглашение в Марбург
- Конференция в Марбурге
- Предложение к терпимости и перемирие
- Взгляд на марбургскую конференцию
ГЛАВА 10Спор о вечереУчение о непосредственной сущности Христа в хлебе и вине на вечере было узаконено римской церковью на чет- вертом Латеранском соборе в 1215 году. В течение трех сто- летий учение о транссубстанции (видоизменении материи) способствовало умножению престижа священников и раз- вращенной церкви. Мысль о телесном пребывании Христа на вечере возвышала авторитет церкви, осеняла ее лучами святости, возбуждала силу воображения народа, пленяла его чувствования. Это учение стало источником многочис- ленных идолопоклоннических церемоний, принесло свя- щенникам большие деньги и облекло их в чрезвычайную власть. Удивительные чудеса, как они говорили, соверша- лись через освященную просфору над живыми и мертвыми. Мы можем сказать с полной определенностью, что ни одно человеческое изобретение не может сравниться с подобным бессмыслицей, пошлостью, вздором и злом! „Руки свя- щенника, - говорил папа Урбан на большом собрании церк- ви в Риме, - возносятся на такую высоту, на которую не дозволено подняться ни одному ангелу, в том, что они соз- дают Бога, Создателя всего сущего, и приносят Его в жертву во благо всему миру. Эта привилегия возносит папу выше ангелов, так что всякое подчинение папы под власть земных королей есть проклятие!" Когда Урбан закончил свою речь, все собрание единодушно подтвердило это своим громким „аминь!" Так данное учение превратилось в краеугольный камень папского строения. Лютер, как священник и монах, твердо верил в это таин- ство беззакония и в течение всей своей жизни не смог пол- ностью освободиться от этого влияния. Правда, как рефор- матор он отверг учение о видоизменении материи, но на место его он ввел еще более неизъяснимое учение о консуб- станции. Он объявил заблуждением утверждение римской Церкви, что после освящения священником хлеб и вино превращаются в плоть и кровь Господа. По его мнению, хлеб и вино оставались теми же, чем и были, настоящим хлебом и настоящим вином, однако с принятием их люди принимают в себя по существу материю человеческой пло- ти Христа. Воззрение ЦвинглиУльрих Цвингли, великий реформатор Швейцарии и со- товарищ Лютера, решительно отделился как от учения рим- ской церкви, так и от учения немецких реформаторов о действительном пребывании Господа в вине и хлебе на вече- ре. Уже вскоре после своего покаяния его внимание было обращено на простоту толкования Слова Божьего относи- тельно вечери. Он читал в Слове Божьем, что Христос оста- вил этот мир и возвратился к Своему Отцу на небо и что празднование вечери для Его учеников было делом их осо- бенной веры и их надежды. В Деяниях апостолов он нашел слова: „И когда они смотрели на небо, во время восхож- дения Его, вдруг предстали им два мужа в белой одежде и сказали: мужи Галилейские! что вы стоите и смотрите на небо? Сей Иисус, вознесшийся от вас на небо, придет таким же образом, как вы видели Его восходящим на небо" (Деян. 1,10-11). Из этого он уразумел, что досточтимый Господь лично в видимой плоти вознесся на небо и что Он возвра- тится таким же образом, однако не ранее, пока нынешнее Божественное домостроительство, то есть период Его Церк- ви, не придет к концу. „Которого небо должно было при- нять до времен совершения всего" (Деян. 3,21). Слова нашего Господа: „Сие есть тело Мое" и: „Сие есть Кровь Моя", - как утверждал Цвигли, - носят фигуральный характер и означают ни что иное, как то, что хлеб и вино, употребляемые на вечере, являются образом или знамением тела и крови Христа и что все совершается в воспоминание о Его смерти за нас; и слова апостола подтверждают это в 1 Кор. 11,22-28: „Сие творите... в Мое воспоминание. Ибо всякий раз, когда вы едите хлеб сей и пьете чашу сию, смерть Господню возвещаете, доколе Он придет." - Продолжительное время Цвингли это воззрение не пре- давал огласке, так как он знал, как глубоко укоренилось прежнее учение в сердцах и нравах невежественного суевер- ного народа. Но поскольку он верил, что время для откры- того провозглашения этой истины должно вскоре насту- пить, и предвидя, какое противоборство он должен будет отражать, то он искал все возможности распространить эту истину в тайном усердии и укрепить свою позицию. Он отослал письма ко многим ученым знаменитостям Европы, которые затрагивали эту тему, чтобы побудить их исследо- вать Слово Божие, если они были и не согласны с воззре- нием швейцарского реформатора. Но пока Цвингли так спокойно выжидал подходящего момента, когда он смог бы громко поднять свой голос, другой больше с настойчи- востью, нежели с мудростью, писал трактат против учения Лютера о вечере, вызвав таким образом бурю, которая дли- лась четыре года с большим ожесточением. Карлштадт, Лютер и ЦвинглиАндреас Боденштайн, известный нам уже под именем Карлштадт, виттенбергский профессор, был тем, кто начал атаку. Он был ученым и незаурядным человеком, весьма преданным делу Реформации, но, из-за пылкости своего характера, склонный к резким насильственным мерам. Он жаждал, чтобы иконы были истреблены, да и все папские обычаи были бы устранены одним взмахом руки. Он был одним из самых ранних и самых задушевных друзей Лютера, но он отверг его учение о телесном присутствии Христа на вечере, а это в глазах саксонского реформатора было непростительным грехом. Карлштадт своими фана- тично-восторженными проповедями много содействовал распространению секты перекрещенцев, иначе говоря, „не- бесных пророков", как они называли самих себя, оправды- вая их выходки и эксцессы, а именно это и побуждало Лютера поставить перекрещенцев на одну ступень с пропо- ведниками таинств. Но он поступал здесь весьма нечестиво, так что и Цвингли со своими сторонниками, и Лютер со своими приверженцами равно решительно осуждали фана- тизм той секты. В опровержение действий Карлштадта в 1525 году Лютер написал доклад против секты и учения перекрещенцев, в котором как бы между прочим подчеркнул: „Доктор Карл- штадт отступил от нас и стал нашим злейшим врагом. И хотя я очень печалюсь о таком ожесточении, все же раду- юсь, что сатана не смог скрыть свои ноги сатира; я хочу этим докладом посрамить его небесных пророков, которые так долго насвистывали и бормотали в тишине скрытости, но никогда не решались выступить открыто, пока я их не вынудил на это золотым гульденом.* Когда появилось это сочинение, Цвингли пришел к убеждению, что и для него настало время, когда он должен вступить в разговор. И хотя он был согласен с Карлштадтом относительно вечери, он решительно отверг его оскорби- тельный тон сочинений, ожесточенность и резкость его выступлений. В 1525 году он опубликовал важный трактат „Об истинной и ложной религии". В этом труде он ясно и основательно выразил свое мнение о вечере Господней и осудил при этом в весомых выражениях бунтарский дух перекрещенцев и заблуждение папистов относительно об- суждаемого предмета. В ответ на это появился другой трак- тат, озаглавленный „Против нового лжеучения сторонников таинств". Цвингли ответил на это в том же году (1525), где не упустил возможности наставить своего лютеранского противника быть менее субъективным и личностным и в своих несогласиях и поношениях быть более разумным и вести свои доказательства на основании Слова Божьего. В сочинениях швейцарца проявлялись мягкость и внимание к противнику, что было для саксонцев довольно чуждым, так что даже мягкий Меланхтон временами заражался горяч- ностью Лютера. _________________________ * Для разъяснения этого странного на вид выражения заметим, что Лютер 24
Ответ на эту книгу появился весьма быстро в форме острого памфлета со стороны четырнадцати немецких тео- логов; предисловие к этой книге написал сам Лютер. Цвинг- ли был оскорблен и весьма опечалился от такого враждеб- ного нападения на такого справедливого ученого человека, как Эколампадиус, со стороны своих немецких братьев. „В этом столетии, - говорил он, - я ничего такого не нахожу, что заслуживало бы меньшего внимания, чем этот памфлет, будь то по силе, с какой наносится ущерб Священному Писанию, так по надменности высокомерного тона, с каким он написан. Эколампадиус, простодушней- ший из всех людей, настоящий образец истинной праведно- сти и учености, от которого большинство из них получило и обучение, и наставление в области литературы, заслужил ли от них такой памфлет, выдержанный в такой не по-детски жестокой неблагодарности, так что мы через это склонны просить не укора на них, но анафемы."* Так борьба вошла в русло бесконечности. Число поборни- ков своих воззрений непрерывно росло с обеих сторон. Лютер был удивлен и одновременно огорчен, когда увидел, ___________________ * Ваддингтон. Том 2 стр. 346-370. как много ученых и праведных людей придерживались воззрений Цвингли. Многие из тех, в чьей непоколебимости он был убежден, мало-помалу склонялись к швейцарскому учению о вечере. Это открытие чрезвычайно возбудило раз- дражительный дух Лютера и исполнило его горечью и злобой. Его письма и сочинения тех лет изобилуют весьма резкими, иногда переходящими всякие границы приличия выражениями. Вождей противников он называл „своим Авессаломом, тайными заговорщиками, по сравнению с которыми злобные паписты были более мягкими врагами, дьявольским орудием его искушений." Приверженцы Люте- ра прилежно следовали примеру своего учителя в резкости выражений, а это привело к тому, что резкий и ожесто- ченный характер полемики принимал все более неприми- римый облик. С конца 1524 по 1529 год Лютер писал так много и с таким ожесточением против швейцарцев, сколько и как не писал против папистов, что Эразм в своей язви- тельной манере подметил; „Лютеране усердствуют в том, чтобы возвратиться в лоно церкви." Приглашение в МарбургВоистину, дело было не из легких: успокоить ожесточив- шийся дух христианских докторов и примирить их друг с другом. Однако мудрый ландграф из Гессена зорко усмот- рел, что для дела Реформации жизненно важным вопросом стало именно примирение обеих реформаторских сторон. Как ранее, так и при этой возможности он засвидетельство- вал о том, что в нем были более христианские помышления, нежели в Лютере, великом реформаторе. Эта мысль дейст- вительно унизительна, однако мы должны воздать честь истине! Тесная взаимосвязь великой полемики с политичес- кими событиями и волнениями в Германии превращала ее для протестантских правителей в предмет высочайшего интереса и мучительной тревоги. На пути их единения стояла ожесточенная полемика. И что могло бы теперь про- изойти перед лицом таких сильных врагов, как Рим и король, если протестанты настолько не едины сами в себе? Папские теологи со злорадством и удовлетворением следи- ли за все возрастающим ожесточением злополучной поле- мики и прилагали все свои лукавые способности, чтобы искусно повернуть все это в свою пользу. Ландграф явно был огорчен из-за этой полемики более, нежели виттен- бергские доктора; он приложил все усилия к тому, чтобы встреча состоялась в Марбурге незамедлительно. В основ- ных фундаментальных истинах немецкие и швейцарские реформаторы были едины. Только в одном пункте, то есть о телесном присутствии Христа на вечере, они расходились во мнениях. Филипп по всей видимости во всей политике видел не более, чем словесную битву, потому он и высказал- ся перед своими министрами следующим образом: „Люте- ране даже слышать не хотят о примирении с цвинглистами. Смелей, положим же конец нападкам швейцарцев на люте- ран." С этой целью он пригласил выдающихся богословов из Саксонии, Швейцарии и из Страсбурга, чтобы уладить затянувшийся спор. Встреча состоялась осенью 1529 года в Марбурге. Цвингли принял приглашение с радостью и объявил себя готовым явиться в Марбург в назначенное время. Лютер же громко подчеркнул свое нерасположение встретиться с Цвингли. Различные письменные состязания по спорному вопросу между ним и швейцарским реформатором, очевид- но, наложили глубокое впечатление о силе Цвингли. По какой иной причине такой бесстрашный и смелый человек, как Лютер, мог бы сторониться встречи со своим противни- ком? Всеми возможными способами, включая даже не- достойные средства, он искал избежать встречи. Однако всякая подобная попытка разбивалась о непреклонность ландграфа. Наконец Лютер написал Филиппу: „Ваш приказ явиться в Марбург, чтобы дискутировать там с Эколампадиусом и его сторонниками относительно расхождения наших мнений по вечере Господней, я полу- чил. И хотя я питаю очень мало надежды восстановить через это мир и согласие, я все же воздаю должное Вашему усердию и стараниям и не могу отказаться от участия в этом безнадежном и возможно небезопасном для нас деле. Я не желаю оставить своим противникам ни малейшего основа- ния сказать, что они были более склонны к установлению согласия, нежели я. Мне хорошо известно, что я ни на какие недостойные уступки по отношению к ним не пойду... И если они не захотят уступить нам, то все Ваши старания окажутся тщетными." Личные письма Лютера в то время дышат тем же духом упрямства. Весь вопрос в духе Лютера был уже взвешен и решен прежде, чем он пустился в путь. Однако он был чрезвычайно далек от спокойного мирного расположения души. Он очень боялся потерпеть поражение в предстоящей борьбе. Это вытекает с особенной ясностью из двух его предложений, сделанных им Меланхтону. Прежде всего от своего, а так же от имени Меланхтона он просил допустить на конференцию некоторых откро- венных теологов папства как свидетелей. „Если тут будут беспристрастные судьи, тогда цвинглисты будут иметь хоро- шую перспективу хвалиться победой." Всякому непред- взятому читателю покажется чуждым видеть и слышать саксонского Реформатора, автора „Вавилонской башни" говорящим и поступающим так. Неузнаваемо, непрости- тельнейшим образом отошел здесь Лютер от основных принципов реформации. Разве он не знал, что паписты более, чем какая бы то ни было другая сила в христианстве держалась за учение о телесном присутствии Христа на вечере? И вот он назвал их беспристрастными судьями! Какое слабодушие проявилось здесь в великом человеке по крайней мере на это мгновение. Он оставляет надежную основу Слова Божьего и вступает на сомнительную почву лжи и суеверия предвзятости мнений. Вместо того, чтобы положиться на живого Бога и на Его Слово, как это было при прежних обстоятельствах, он примыкает к своим закля- тым врагам, ища у них помощи и убежища. Однако Филипп был слишком убежденным противником папистов, чтобы принять подобное предложение Лютера. В одном письме, которое всеми приписывается Меланх- тону и которое было адресовано курпринцу из Саксонии, саксонские реформаторы пошли еще дальше. Там написа- но: „Отказал бы нам курфюрст в разрешении на поездку в Марбург, чтобы мы могли предъявить это как оправдание." „Однако курфюрст, - пишет д'0бине, - не желал прилагать своей руки к такому лукавому обходу, так что виттенбергцы вынуждены были подчиниться воле ландграфа." Третья попытка еще яснее показывает страх и озабочен- ность саксонского ученого. Он дошел до того, что Цвингли не должен был быть в среде швейцарских теологов, кото- рые были так же приглашены на встречу. Однако и это предложение не прошло. Приглашения были уже разосла- ны и твердолобое упорство Лютера уже разгневало Филип- па, так что никаких его доводов он уже не хотел и слышать. Эти обстоятельства, на первый взгляд кажущиеся мало- важными, на самом деле весьма важны, чтобы обратить на них серьезнейшее внимание, потому что они показывают разницу одного и того же человека. Когда он выступает за божественную истину в чувстве полной зависимости от Него, то Лютер смел, как лев! И вот, тот же самый Лютер становиться в рамки им же самим созданной догмы. В пер- вом положении вера укрепляет его, благодать наделяет его мужеством, непоколебимостью и безупречностью манеры поведения; во втором случае налицо несомненные следы малодушия, беспокойства, маловерия. Конференция в МарбургеСовет в Цюрихе определенно был против отправки Цвингли в Марбург из страха, что при его путешествии по королевской области с ним может приключиться какое- либо несчастье. Но Цвингли чувствовал, что его присутст- вие на конференции необходимо для благосостояния церк- ви, потому в тишине он принял все надлежащие меры по подготовке к путешествию и ночью в сопровождении един- ственного спутника, профессора греческого языка Рудольфа Коллина отправился из Цюриха. Для цюрихского совета он написал и отослал небольшое письмо, где сообщал: „Если я отправляюсь в путешествие без предварительного извеще- ния вас, то это происходит не потому, что я пренебрегаю вашим мнением, высокочтимые господа, но лишь потому, что я знаю вашу любовь ко мне и предвижу, что она может воспрепятствовать моему отъезду." Оба путешественника благополучно достигли города Базеля, где к ним примкнул и Эколампадиус, в Страсбурге к ним примкнули так же Бучер, Гедио и Штурм и в сопровождении гессенских рыца- рей, которых выслал им навстречу Филипп для их охраны; вся компания продолжила свое путешествие в Марбург, куда вступила 29 сентября. Лютер и его друзья появились там на день позже. Обе стороны были приняты Филиппом с изысканной любезностью, их разместили в замке, позаботи- лись обо всем необходимом. Поскольку ландграф знал, какие горькие чувства вызовет эта борьба у глав обеих сторон, то он внес мудрое предло- жение, чтобы теологи вначале, прежде публичной конфе- ренции, провели с глазу на глаз узкую приват-конферен- цию, чтобы таким образом подготовить путь к примирению и объединению. Поскольку он знал своих людей, то рас- порядился, чтобы Лютер с Эколампадиусом, Меланхтон с Цвингли оказались в определенных комнатах. Однако сак- сонские ученые воздвигли так много обвинений в адрес своих швейцарских противников, что план Филиппа не про- двинулся ни на шаг, напротив, противники еще более оже- сточились. Потому открытая конференция была назначена уже на следующий день, то есть 2 октября 1529 года. Встреча произошла во внутренней гостиной замка в при- сутствии ландграфа и его первых министров, посланников из Саксонии, Цюриха, Страсбурга и Базеля и нескольких чужих ученых. В зале был поставлен стол вблизи от ложи ландграфа и его свиты, за ним сидели главные виновники полемики: Лютер, Цвингли, Меланхтон и Эколампадиус. Когда они сели за стол, Лютер взял мел и написал на бархатном покрывале стола слова „Чоц ест сорпус меум" - „Сие есть тело Мое". Он желал постоянно иметь перед свои- ми глазами эти слова, отчасти чтобы поддерживать в себе мужество, отчасти из желания привести своих противников в замешательство. „Да, - сказал он, - это есть слова Христо- вы, и с этой скалы меня никто не сдвинет." Когда собрались все участники, гессенский канцлер от- крыл совещание, предварительно вновь напомнив основную цель происходящего: установление единства; указав на это, призвал противников поступать по-христиански снисходи- тельно дуг ко другу и сдержанно. Лютер перешел к предме- ту спора не тотчас, но сначала привел многие символы веры, как, например, Божество Христа, унаследованный грех, оправдание через веру и т. п., по мнению саксонских док- торов, швейцарские теологи вводили нездоровые учения по этим и другим вопросам. На это Цвингли ответил, что их книги по этим пунктам находятся в полном единогласии с учением Лютера. Ландграф, который взял на себя ведение этих перего- воров, дал понять, что дела в этом отношении обстоят так, как говорил Цвингли, и побудил Лютера перейти сразу без дальнейших обиняков к щекотливому вопросу о вечере Гос- подней. Лютер сделал это в явно возбужденном тоне: „Я торжественно заявляю, - начал он, - что полностью расхо- жусь во мнениях со своими противниками в отношении учения о вечере и впредь буду отличаться от них. Христос сказал: „Это есть тело Мое". Покажите мне, когда тело не есть тело. Я отвергаю разум здравого человеческого рассуд- ка, плотские основы и математические доказательства. Бог стоит выше математики. Нам дано Божие Слово, ему мы должны поклоняться и его мы должны исполнять." Так началось знаменитое марбургское совещание. Указывая на слова, которые он написал на скатерти стола, неистовый оратор прибавил: „Никакие доводы не смогут заставить меня отречься от буквального восприятия значения этого стиха, и я на основании этого слова Божьего, написанного передо мною, не пойду ни на какие уступки доводам чело- веческой логики". Этого заявления, учитывая общеизвест- ное упрямство Лютера, было достаточно, чтобы исключить любую надежду на положительный исход конференции. Однако швейцарцы не позволили обескуражить себя вы- сокомерной гордой речью Лютера. Эколампадиус ответил на это в спокойном тоне: „Очевидно и вне сомнения, в Слове Божьем есть такое образное выражение. Иоанн есть Илия, камень был Христос, "Я есмь Лоза" - это такое же образное выражение: „Сие есть тело Мое". Эколампадиус затем напомнил Лютеру о том, что в Еван- гелии от Иоанна, 6 говорится: „Дух животворит, плоть не пользует ни мало". Если Христос сказал жителям Капернау- ма „плоть не пользует ни мало", то Он этими словами отверг вкушение Своего тела материально. Таким образом, вытека- ет, что Он и не помышлял материального вкушения Его тела, когда устанавливал вечерю". „Я отрицаю, - пылко возразил Лютер, - вторую из этих гипотез. Это касается как материального, так и духовного принятия пищи и тела Христа. О первом виде Христос гово- рит, что она не пользует ни мало". Эколампадиус заметил, что Лютер оступился в своих доказательствах. Ведь если мы должны вкушать духовно, а „плоть не пользует ни мало", то материальное бесполезно. „Мы не задаемся вопросом, какое вкушение полезно, - отпарировал Лютер, - но все, что повелевает Бог, есть Дух и жизнь. Если кто по приказанию Божьему поднимет стебе- лек соломинки, тот исполняет духовное дело. Мы должны внимать Тому, Кто говорит, а не словам. Бог говорит - вы, люди, вы, черви, внимайте! Бог повелевает - да слушает мир, и да падем мы все ниц и будем смиренно целовать Его слова!" В этот момент в полемику вмешался Цвингли. Многие доказательства из Священного Писания, его знания, ясный ум, неотразимость доводов, которыми он оборонял свое мнение, загнали Лютера в угол. Перечислив целый ряд мест из Священного Писания, в которых непосредственно под- черкивается решение спорного вопроса, он снова подошел к упомянутому Эколампадиусом месту Писания из шестой главы Евангелия от Иоанна. Применительно к словам Гос- пода „плоть не пользует ни мало," он сделал вывод, что и слова о вечере должны быть истолкованы подобным же образом.* _______________________ * Здесь попутно да будет сказано, что в Иоанна, 6 нет никакой речи о вечере.
Слова Лютера, на самом деле, были мрачны и весьма запутанны. С одной стороны, нужно было полагать, что он не хочет разрешать ни образного, ни буквального толкова- ния этих четырех слов, то есть слов „сие есть тело Мое". С другой стороны, казалось, он сам воспринимает это в двоя- ком смысле. Цвингли видел, что при таком ходе дискуссии, как это протекало до сих пор, невозможно прийти к хоро- шей цели, потому он исключительно на Слове Божьем ста- рался аргументировать и доказывать, что хлеб и вино на вечере не есть действительное тело и кровь Христа, но сим- волы или образы Его тела и крови. Но Лютер не позволил поколебать себя. Указывая паль- цем на стоящие перед ним слова, он повторил: „Сие есть тело Мое". "Сие есть тело Мое!" Сам дьявол не может отбить меня от этого. Если я начну задумываться над этим, то я отпаду от веры." И хотя Лютер оставался непоколебимым, многие слуша- тели были изумлены ясностью и твердостью аргументов, с какими Цвингли вел поединок, и многие сердца здесь были подготовлены к принятию этой весьма важной истины. Не один человек был приобретен для истины ясными доказа- тельствами Цвингли. Выдающимся из них был Франц Лам- берт (из Авиньона), первый теолог Гессена. До того времени он твердо держался лютеранского учения о вечере, был яичным другом и великим поклонником Лютера. Но когда он выслушал доказательства швейцарца, то не смог удер- жаться от восклицания: „Когда я направлялся на эту конфе- ренцию, то желал быть чистым листом бумаги, на которой перст Божий мог бы писать Свою истину. Теперь я вижу, что Дух воистину животворит, плоть же не пользует ни мало! Я отныне с Эколампадиусом и Цвингли единомышленник". Виттенбергские доктора смотрели с недовольством на это превращение и хотели одним выражением сразить Ламбер- та: „Что за неустойчивость!" „Что? - воскликнул бывший францисканский монах. - Неустойчивость ли побудила ап. Павла отказаться от фарисейства? Да и мы сами были не- устойчивы, когда покинули развращенную секту папистов?" В зале господствовало великое возбуждение. Но посколь- ку наступило время обеда, противоборствующие стороны разошлись, чтобы объединиться за обеденным столом ланд- графа. После обеда конференция была продолжена и сопро- вождалась словами Лютера: „Я верю, что тело Христа на небе, но так же и в святыне. Это меня касается мало, проти- воречит ли это естеству, лишь бы оно не было против веры. Христос материален уже в том, что был зачат в чистой Деве и родился от нее." Эколампадиус отвечал словами ап. Павла (2 Кор. 5,16): „Отныне мы никого не знаем по плоти; если же и знали Христа по плоти, то ныне уже не знаем". „По плоти? - возразил Лютер. - По нашей плотской натуре!" „Тогда ответьте мне, пожалуйста, на вопрос, господин доктор, - наступал на него Цвингли, - Христос взошел на небо, вот Он сейчас там телесно на небе, как же Он может быть в хлебе? Слово Божие учит нас, что Он во всем должен был уподобиться братьям (Евр. 2,17). По этой причине Он не может быть в одно и то же мгновение у тысяч алтарей, где празднуется вечеря." „Если бы я пожелал умничать, - парировал Лютер, - то я хотел бы доказать, что Иисус Христос был женат, имел чер- ные глаза и жил в Германии. - Я не забочусь о математике." „Здесь дело касается не математики, - продолжал Цвинг- ли, - но апостола Павла, который писал к филиппийцам относительно Господа: „Он... приняв образ раба (Фил. 2,7)." Цвингли сказал это по-гречески. Лютер: Оставь греческий, говори по-латински или по-не- мецки. Цвингли: Простите, пожалуйста, вот уже двенадцать лет я пользуюсь преимущественно греческим текстом. С этими словами он открыл это место Писания и громко прочитал. Испуганный силою противника, который мог выбить его с прежней позиции, Лютер снова взыскал убежища в напи- санных перед ним словах и указывая на них, сказал: „Hoc est corpus meum". И я верю, что Его тело действительно в нем!" Разгневанный непреклонным упорством Лютера, Цвинг- ли внезапно подскочил к нему и ударив по столу, где были написаны эти слова, воскликнул: „Господин доктор, таким образом вы утверждаете, что тело Христово находиться по- всеместно на вечерях. Там, там, там...? Но тело Христа имеет такое свойство, что может находиться только в одном месте. Если Он находится на одном месте, то Он на небе, из чего следует, что Он не в хлебе!" „Я повторяю, - возразил Лютер раздраженно, - что я не желаю иметь никакого дела с математикой, ни с ее доказа- тельствами. Как только слова освящения произнесены над хлебом, Его тело там, как бы ни был недостоин священник, освятивший его." Воистину непостижимо, как такой ученый человек, как Лютер, мог произносить такие слова! Они действительно содержат в себе богохульство, хотя Лютер и не думал об этом. По его утверждению Господь должен, хочет Он этого или нет, переселяться в хлеб, как только священник пробор- мочет надлежащие для освящения слова. При этом он не делает разницы в том, праведен ли этот священник или нечестив! Не схоже ли это с гордой и дерзкой надменностью и богохульством Рима, как две капли воды? Когда ландграф заметил, что полемика грозит переки- нуться в еще более острую стадию, то прервал совещание. На следующий день в воскресенье (3 октября) совещание было продолжено. Но это уже имеет меньший интерес для наших читателей, чтобы мы и далее задерживались над раз- вертыванием борьбы. Цвингли и Эколампадиус повторили и пополнили свои доказательства по Писанию и из сочине- ний старейших отцов церкви, но все было тщетно. На все их слова Лютер постоянно твердил один ответ: „Сие есть Тело Мое". Наконец он не удовлетворился постоянными устны- ми ответами одними и теми же словами, но схватил ска- терть, развернул ее и поднял высоко перед глазами своих противников. „Вот, смотрите! - возбужденно кричал он при этом. - Так гласит наша тема! Вы ни на йоту не сдвинули нас с нашей позиции, чтобы вы смогли похвалиться! Мы не нуждаемся ни в каком ином доказательстве!" После этого громогласного заявления любая надежда склонить Лютера мыслить иначе была уничтожена, так что продолжение конференции стало бессмысленным. Тем не менее, на следующий день они снова встретились, но к вече- ру обе враждующие стороны, действительно, ни на йоту не приблизились друг ко другу. Вспыхнула эпидемия чумы, называемая „английской лихорадкой" как раз во время совещания в Марбурге и учинила большое опустошение. Она и положила конец конференции. Все были обеспо- коены и желали быстрее покинуть город. Так, казалось, все усилия были напрасны. Ландграф до последнего момента искал возможности примирить обе враждующие стороны. В отчаянии он воскликнул: „Вы, гос- пода, не можете разойтись так! Разве ничего невозможно сделать, чтобы ликвидировать эту трещину? Неужели этот спорный пункт должен навсегда неисправимо рассорить друг с другом друзей Реформации?" „Разве нет никакого средства, - спросил канцлер, - чтобы склонить теологов к примирению, которого так искренне желает ландграф?" „Я вижу здесь только одно средство, - ответил Лютер, - вот оно: наши противники должны верить так, как мы!" „Мы не можем", - отвечали швейцарцы. „Ну тогда, - сказал Лютер, - я предаю вас на суд Божий и молю Его, чтобы Он просветил вас." „Мы желаем того же самого и вам!" - отве- тил Эколампадиус. Цвингли слушал молча. Наконец, он не смог сдерживать свои чувства далее и разразился горькими слезами в присутствии всех. Предложение к терпимости и перемириеКонференция была закончена, но никаких результатов не было. Филипп и многие другие с ним искали, как подвести обе стороны по крайней мере хотя бы к внешней видимости перемирия. Он приглашал к себе в свой дом теологов по одиночке и предупреждал, уговаривал и заклинал проявить друг ко другу терпимость и снисходительность. „Подумай- те, - говорил он, - о благополучии христианства и исторгните ссору из среды вас." Политическое состояние предъявляло для этого серьезный повод. Карл Пятый и папа заключили в Италии союз; Фердинанд и католические вожди объедини- лись в Германии. Единство среди всех протестантов каза- лось единственным способом для их спасения. Филипп ура- зумел это весьма хорошо и потому прилагал все свои усилия к тому, чтобы восстановить среди них единство, и только невыносимый, настырный Лютер стоял на его пути. Швейцарские реформаторы охотно шли навстречу жела- ниям ландграфа. „Позволь нам, - сказал Цвингли, - во всем, в чем мы едины, во мнениях, объявить наше согласие и в других пунктах не забывать, что мы братья. В отношении основ спасения, в необходимости веры в Господа Иисуса, ведь у нас нет никакого разногласия." „Да, да! - воскликнул ландграф, - вы едины во мнениях! Засвидетельствуйте о вашем единстве и признайте друг дру- га братьями." Тут Цвингли подошел к Лютеру и сказал ему: „Нет на земле никого, с кем бы я желал быть более единым, чем с Вами". Эколампадиус, Бучер и Гедио говорили то же самое. На некоторое мгновение этот христианский посту- пок, казалось, возымел желаемое действие. Многие сердца из среды саксонских ученых были тронуты. „Признайте их! Признайте их! - настоятельно просил ландграф. - Признай- те их своими братьями!" Сам Лютер, казалось, был тронут. Со слезами на глазах Цвингли приблизился к нему и протя- нул свою руку и просил его произнести только одно слово "брат". Однако увы! Искреннее сердце Цвингли должно было испытать глубокое разочарование. Все глаза были направлены на этих двух лидеров, и все сердца были полны надежды, что обе великие общины реформаторов после долгой продолжительной борьбы наконец примирятся и объединиться воедино. Но тут Лютер оттолкнул протянутую к нему правую руку Цвингли и решительно сказал: „У вас совсем иной дух, чем у нас!", что было равно тому, если бы было сказано: „В нас Дух Божий, а в вас дух сатаны". „Эти слова, - пишет д'0бине, - отбросили швейцарца назад, как электрический ток, их сердца кровоточили, когда Лютер повторил эти слова, как он сам засвидетельствовал позднее, неоднократно." „Сопротивление Лютера, его отказ принять руку Цвингли, - отмечает при этом Каннингэм, - причини- ли этому истинно благородному человеку такую боль, что слезы горечи текли из его глаз. Это было воистину при- скорбнейшей и оскорбительнейшей, но в то же время серь- езной поучительной демонстрацией лживости и греховно- сти человеческого сердца, какую когда-либо видел мир."* Произошло краткое совещание между виттенбергскими докторами Лютером, Меланхтоном, Агриколой, Бренцем, Ионой и Осиандром, но без успеха. Обращаясь к Цвингли и его друзьям, саксонцы сказали: „Мы считаем учение о телесном присутствии Христа на вечере основанием для спасения, и не можем рассматривать вас в нашей совести как находящихся с нами едино в единой церкви." „Если таково состояние вещей, - возразил Бучер, - то было бы даже неразумно склонять вас признавать нас братьями. По нашему мнению, ваше учение причиняет ущерб славе Иисуса Христа, Который сидит сейчас одесную Бога! Однако поскольку вы повсеместно возвещаете о вашей зависимости от Господа, то, принимая во внимание вашу совесть, мы вынуждены признать ваше учение в этом аспекте, и мы не сомневаемся, что вы во Христе." „А мы, - ответил на это Лютер, - объявляем вам еще раз, что наша совесть не разрешает признать вас за братьев." „Господин доктор, - продолжил Бучер, - если Вы всем будете отказывать в братстве, кто хоть в каком-либо пункте отличается от Вашего мнения, то у Вас не найдется ни еди- ного брата, даже в среде Ваших сторонников." Таким образом, швейцарцы сделали все, что было только _______________________ * Мерль д'0бине, т. 4, стр. 76 -107; Каинигэм. Лекции о Реформации, стр. 211; возможно с их стороны. „Мы убеждены, - говорили они, - что действовали совместно с Богом. Потомки засвидетельст- вуют об этом". Они вот-вот должны были уже оставить зал конференции. Они проявили воистину христианские чув- ствования и помышления, и мнение присутствующих слу- шателей было благосклонно к ним и их учению. Когда Лютер заметил это и увидел гнев ландграфа, то начал играть на более приятных струнах. Он подошел к швейцарцам и сказал: „Мы признаем вас друзьями, но не рассматриваем вас как братьев и членов Церкви Христа, но любовь, которой не лишаются даже враги, не должна быть вам отказана." В этих словах содержались новые оскорбления, но швей- царцы все же решили принять это предложение. Противни- ки сейчас пожали друг другу руки и обменялись несколь- кими дружескими словами. Ландграф был весьма доволен по крайней мере достичь хотя бы этого и пожелал закре- пить такой важный результат письменным документом. „Мы должны дать миру христианскому знать, - твердил он, - что вы, за исключением учения о телесном присутст- вии Господа на вечере, во всех иных основных положениях веры едины." Все согласились на этом, и Лютеру было пору- чено разработать тезисы протестантской веры. Он тотчас приступил к делу и написал формулы единства, которые включали в себя пятнадцать пунктов. Главным образом здесь отражалось учение о Триединстве, воплоще- нии, воскресении, вознесении, наследственном грехе, оправ- дании верою, авторитете Священного Писания, отвержении преданий и традиций. В конце была представлена вечеря, как вкушение тела и крови Христа, которая называлась духовным актом еды и пития тела и крови Господа. На все первые четырнадцать пунктов швейцарцы от сердца отвеча- ли „аминь". И хотя последний, пятнадцатый, пункт в своем изложении казался им затемненным и неясным, что не соответствовало истине, они были готовы подписаться и под этим, не вступая в дальнейшие прения. Этот важней- ший письменный документ был подписан обеими сторо- нами 4 октября 1529 года. Наконец, договорились с обеих сторон практиковать христианскую любовь и избегать все- возможных ожесточений, тогда как каждому предоставля- лось право держаться за то, что ему казалось истинным в спорном вопросе. С этим письменный документ был передан на печатание. Его публикация дала саксонцам основание утверждать, что швейцарцы приняли все тезисы веры Лютера и отказались от всех своих лжеучений за исключением пункта о вечере. Далее утверждали так же, что только страх перед народом удержал их отречься и от этого пункта и что они никаких иных существенных доказательств против учения Лютера выдвинуть не могли, показав этим свое малодушие в вере. Такие слухи быстро распространялись по всей Германии, однако они были абсолютно фальшивы. Мы, наоборот, уже видели, как возрастало мужество и упование на Бога у швейцарцев в ходе нарастания борьбы, и часто именно их миролюбие, их снисходительность и открытость выгодно отличали их от невежества и высокомерия их противников. Во вторник 5 октября ландграф оставил Марбург ранним утром. Доктора и их друзья следовали за ним, наступая ему на пятки. Истины, которые были выставлены на свет этими переговорами и дискуссиями, и мнения, утверждаемые обеими сторонами, разлетелись по всем уголкам Германии, и многие сердца через это были побуждаемы с большим усердием, чем это было до тех пор, исследовать по Новому Завету характер и сущность Господней вечери. Взгляд на марбургскую конференциюС чувством глубокой благодарности и все же с искренним сожалением остановимся здесь на некоторое время, чтобы бросить взгляд на марбургские переговоры - с благодар- ностью к Богу, потому что Он через это учение о вечере Гос- подней выставил на более яркий свет и с печалью и сожале- нием о том, что такой влиятельный ранее человек мог стать таким омраченным и так недостойно вести себя. Учение, отстаиваемое швейцарцами, до того времени в Германии почти не было известно. После утверждения Лютером и его сторонниками учения о консубстанции, в вопросе об истин- ном характере и сущности вечери царило великое невеже- ство. Все слепо следовали за великим лидером. Теперь же повсеместно возникло стремление усердно исследовать по Священному Писанию эту истину, и многие приняли с радостью учение швейцарцев. Ламберт, как мы знаем, уже на конференции был убежден в истине утверждений Цвинг- ли, и ландграф так же незадолго до своей смерти объявил, что марбургская конференция открыла ему глаза на неосно- вательность учения консубстанции. Так Бог в Своей благости использовал прискорбные распри для распространения истины и для использования Своего намерения. Но увы! Что есть человек?! Какую разни- цу видим мы между Лютером первых дней Реформации, одиноким борцом за истину Божью, уповающим только на Бога, и Лютером позже, во главе своей партии, ставшей сильной, когда он настырно утверждал и защищал свои взгляды! Как это возможно, - восклицаем мы в недоуме- нии, - чтобы такое сердце, которое недавно было таким широким, любящим и терпеливым, может стать одним взмахом таким нетерпеливым, непримиримым и пристраст- ным?! На этот вопрос может быть только один ответ: Лютер оставил почву покорности и зависимости от Бога и вступил на территорию человеческого своеволия. Можно возразить, что он в своей совести верил, что борется за истину и пото- му здесь в известной мере он заслуживает извинения. Но нельзя забывать того, что он отвергал всякое мирное сов- местное исследование Слова Божьего, всякое разумное средство для согласованного изъяснения тех четырех слов „сие есть Тело Мое", и, по всей видимости, заботился лишь о том, чтобы отстоять свой авторитет и свою власть как гла- вы партии. Ни сам Лютер и ни один из его приверженцев не изъявили желания в тех обстоятельствах подробно исследо- вать вопрос, не проявили интереса содействовать распро- странению истин Евангелия и триумфа Реформации. Таким образом, прекрасное благословенное дело Лютера через неразумное превратнейшее учение, которое было представ- лено легковерному человечеству того времени, было ослаб- лено и осквернено. жүктеу/скачать 3.66 Mb. Достарыңызбен бөлісу:
|