Из аннотации на обложке

ДЕЙСТВИЕ ВТОРОЕ

МАТИЛЬДА (с готовностью). Он бреется. Если надо, велю позвать его.

ВАЛЕРИЯ (укладывая халат и бутылочку в саквояж, стоящий на столе). Не стоит его беспокоить, если я могу поговорить с кем-нибудь другим из членов семьи.

МАТИЛЬДА. Можете поговорить со мной.

ВАЛЕРИЯ. Вы родственница?

МАТИЛЬДА. Нет, я близкий друг этой семьи, живу в соседней квартире.

ВАЛЕРИЯ. Тогда мне лучше поговорить с мужем. Велите позвать его.

МАТИЛЬДА. Моего мужа?

ВАЛЕРИЯ. Вашего? А о чем я стану с ним разговаривать?

МАТИЛЬДА. А с чьим же тогда мужем вы хотите говорить?

ВАЛЕРИЯ. (рассерженная непонятливостью женщины). Послушайте, мы что, играем в испорченный телефон?

МАТИЛЬДА. Признаться, мне тоже так показалось. Сначала вы сказали, что хотите поговорить с моим мужем.

ВАЛЕРИЯ. А ваш муж тут причем?

МАТИЛЬДА. Это должно быть вам известно, раз вы о нем спрашиваете.

ВАЛЕРИЯ. Я говорю о муже синьоры, которую осмотрела.

МАРИЯ (с любопытством). И как же вы ее осмотрели?

ВАЛЕРИЯ (почти с обидой). Я что, должна вам и об этом докладывать? Осмотрела, как полагается.

МАРИЯ. Да я же хочу знать, где вы осмотрели эту синьору. В этом доме?

ВАЛЕРИЯ. А где же еще? (Указывая на дверь слева) Вон там, в той комнате.

МАРИЯ. Но там лежит синьорина Кьярина.

МАТИЛЬДА. И она не замужем.

МАРИЯ. Она - старая дева.

ВАЛЕРИЯ. Послушайте, меня пригласили с определенной целью. Если вы не в курсе дела, то мы напрасно теряем время. Женщина, которая там лежит, может, и старая дева, как вы утверждаете, но она беременна уже пять месяцев.

МАРИЯ (радуясь такому заявлению Валерии, которое подтверждает то, что она давно подозревала) Вот видите, синьора Матильда, я же вам говорила, а вы не верили!

МАТИЛЬДА. Помолчи, Мария. (Еще не веря, обращаясь к Валерии) Так вы акушерка?

ВАЛЕРИЯ. И у меня есть лицензия, смею вас заверить.

МАРИЯ (имея в виду Валерию). А когда она пришла, я подумала, это медсестра.

ВАЛЕРИЯ. Ко мне пришел молодой человек, оставил адрес и имя женщины и попросил ее осмотреть. Кьярина Савастано. Придя к ней, я спросила: "Вы Кьярина Савастано?" Она ответила "да", и я осмотрела ее.

МАТИЛЬДА (крестясь). Иисус, Иосиф, Святая Анна и Пресвятая Дева Мария… И она уже на пятом месяце?

ВАЛЕРИЯ. А что без цыганки тут не разобраться? Или вы не видели ее живот?

МАТИЛЬДА. Я не видела Кьярину вот уже пять месяцев, потому что гостила в Беневенто у сестры Вернулась только месяц назад. Хотела раз два заглянуть к ней, но она отговорилась, что занята, и я больше не напрашивалась.

МАРИЯ. А что за молодой человек приходил к вам?

ВАЛЕРИЯ. Мне неизвестно, да я и не интересовалась. Главное - нужен уход за синьорой Кьяриной, так как роды могут быть с тяжелыми последствиями.

МАТИЛЬДА (озабоченно). Что-нибудь не так?

ВАЛЕРИЯ. Нет, однако не следует забывать, что беременная - женщина в возрасте.

МАРИЯ. Ей сорок три года.

ВАЛЕРИЯ. И это первая беременность. Ей необходимо исключить макароны, картофель и фасоль.

МАТИЛЬДА. Иначе ребенок не будет расти.

ВАЛЕРИЯ. Нет, расти он все равно будет. Только сейчас он, словно паразит, берет у матери все, что ему требуется. А матери и нужно похудеть, чтобы легче прошло кесарево сечение, если возникнет в нем необходимость. Сейчас поеду в институт и сделаю срочный анализ мочи. (Марии) А вы кто будете?

МАРИЯ. Горничная.

ВАЛЕРИЯ (протягивает Марии печатный листок). Вот адрес Института. Каждые две недели привозите мне бутылочку Завтра опять приду. Постарайтесь, чтобы синьора была спокойна, и не сердите ее. Когда женщина в ее возрасте находится в такой положении, она становится не в себе. Я ухожу (берет со стола саквояж и некоторые другие свои вещи и направляется к двери). До свиданья! (уходит направо).

МАТИЛЬДА (отвечает Валерии, но все ее мысли заняты новостью о беременности Кьярины) До свиданья…

МАРИЯ. С ума сойти можно, ну и дела. Донна Мати, вы слышали?

МАТИЛЬДА. Я не глухая.

МАРИЯ. Пять месяцев… Вы что-нибудь понимаете?

МАТИЛЬДА. Мне кажется, все это снится мне.

МАРИЯ. Но я-то догадывалась… Только очень удивлялась и не могла поверить. Она тому же ловко притворялась… (Подражая жалобному, лицемерному тону Кьярины, с которым та сообщала о своих недомоганиях в начале беременности) "Что-то я неважно себя чувствую… Мари, меня тошнит… Ты положила слишком много сливочного масла в котлеты…" Это в самом начале. А когда понадобилось расширить юбки: "Мари, что со мной происходит? Мне страшно, Мари… Может, это рак… Что скажешь, Мари, не сделать ли мне рентген…" С ума сойти!

МАТИЛЬДА. А знаешь, кто виноват во всем? Тот молодой человек, что вызвал акушерку.

МАРИЯ. И я даже догадываюсь, кто это…

МАТИЛЬДА. Кто же?

КЯЬРИНА (зовет из-за двери). Мариетта!

МАРИЯ. Иду! (Матильде) Не уходите… (И направляется налево, к комнате Кьярины, но останавливается, потому что та выходит ей навстречу).

Кьярина одета просто - юбка и кофта, скроенная колоколом, чтобы скрыть беременность, однако она только еще больше подчеркивает ее очевидность. Кьярина не чувствует себя стесненно в такой одежде и не замечает комичности своей деформированной фигуры. Она двигается уверенно, спокойно, непринужденно. Ее взгляд стал мягче, голос звучит спокойно, даже кротко.

КЬЯРИНА. Мари… (Заметив Матильду). Синьора Матильда, здравствуйте.

МАТИЛЬДА. Дорогая Кьярина…

КЬЯРИНА (Марии). Сходи к синьоре (имеет в виду квартиру Матильды) и попроси дона Альфонсо… (Матильде) Ваш муж сейчас не занят?

МАТИЛЬДА. Он брился, но уже закончил, наверное.

КЬЯРИНА (Марии). Попроси его придти сюда на минутку.

МАРИЯ. Хорошо. (Выходит направо).

КЬЯРИНА (с видом страдалицы, раскинув руки, чтобы получше показать Матильде пугающие размеры своего живота). Видели?

МАТИЛЬДА. Еще бы!

КЬЯРИНА (слегка улыбнувшись, как человек, который смиренно относится к последствиям чужой вины). И на кого, скажите мне, я могу сердиться? Скажите мне, на кого?

МАТИЛЬДА (солидарно, во имя мира). Вы правы.

КЬЯРИНА. Как ни предусматриваешь, как ни стараешься… И замыкаешься дома, не высовывая носа наружу. Ничто не помогает, ничто. Если дьявол задумал сунуть хвост в твои дела, так он непременно сделает это. И тебе никуда не деться. Он все проделал, этот дьявол, чтобы добиться своего.

МАТИЛЬДА (с пониманием). Само собой! (Намекая на серьезность события). Сунул свой хвост…

КЬЯРИНА. Все сложилось как нарочно. Так все совпало одно к одному, словно кто-то, кому это было надо до зарезу, заранее все подготовил, чтобы случилось именно так... Донна Мати, все вдруг сложилось как нарочно… Отъезд в Америку решился в две минуты… Это, по-вашему, нормально. А разве случайно Мариетта, горничная, которая должна была вернуться из Казерты через два дня, задержалась там больше чем на месяц из-за якобы тяжелой болезни матери. И мне кажется, я не ошибаюсь, донна Мати, и поневоле верю в некоторые сверхъестественные явления… По-моему, и с вами дьявол тоже кое в чем постарался…

МАТИЛЬДА. Как это со мной?

КЬЯРИНА. Ну, как же! Разве не он заставил и вас уехать в Беневенто?

МАТИЛЬДА. Ах да…

КЬЯРИНА. Прежде мы же с вами так часто виделись - то я у вас в доме, то вы у меня… То есть я хочу сказать, что мне никогда раньше не доводилось так долго оставаться одной.

МАТИЛЬДА (с ехидством). Извините, донна Кьяри, но ведь этот дьявол… Он же, наверное, не приставлял вам пистолет ко лбу. Любая женщина обычно сразу понимает, какие у него тайные намерения, у этого дьявола. И она защищается, старается избежать… Вам не кажется?
Кьярина задета за живое, поймана, как говорится, с поличным. Обдумывая слова Матильды, повторяет два или три раза, как бы самой себе: "Да… да… да…" Потом сдается, рыдает, тем самым открывая тем самым подруге свою истинную душевную боль.
КЬЯРИНА. Что вам нужно от меня, донна Мати… Что хотите от меня?

МАТИЛЬДА (довольна). Молодец, вот это другой разговор. Вы уж извините, что я вам говорю это, но вы только что сами говорили такое, что унижало больше вас, чем меня. Да, конечно, я ваша подруга и люблю вас, и кроме того в матери вам гожусь. И вы должны ко мне относиться именно как к матери, а не к какой-нибудь дуре.

КЬЯРИНА (еще более взволнованно). Что вы хотите от меня… Что хотите…

МАТИЛЬДА. Поплачьте, станет легче. Вам сейчас надо, как говорится, вывернуть мешок наизнанку - отвести душу, доверившись человеку, кто вас понимает и любит.

КЬЯРИНА (настаивает прежним тоном). Что вы хотите от меня… Что хотите… Ведь это так просто и судить, и рассуждать, когда дело не касается собственных интересов. (Как бы передразнивая сплетничающих соседок) "Опять занималась своим делом… Сама того захотела… Она же не ребенок, в конце концов… А когда женщина не хочет… она запирается в доме и знает, как защититься …"

МАТИЛЬДА. Да ничего подобного. Ну, кто станет говорить это?

КЬЯРИНА. Говорят, донна Мати, говорят. Что мне уже за сорок… что в мои годы надо иметь голову на плечах… думать надо… (в искреннем убеждении) А вот думать, донна Мати, не получается. И в пятнадцать или тридцать, и в пятьдесят или семьдесят - никакой разницы. В любом возрасте, когда происходит то, что случилось со мной, не думают и не рассуждают. Более того, вообще теряют всякое желание рассуждать. (Медленно подходит движется к столу в центре комнаты и садится возле него. Матильда молча, нерешительно садится напротив. После недолгой паузы Кьярина продолжает свой монолог. Предположения, размышления, образы - все, что она приводит в свое оправдание, настолько возбуждают, что она ощущает себя персонажем какой-то необыкновенной сказки; и никогда не смогла бы признать, что является ее действительным персонажем). Кажется, что все легко, все возможно. Поэтому думаешь и о последствиях: и еще как думаешь! Нет, не слушайте, донна Мати, когда говорят: "В тот момент я уже ни о чем не думала!" Это неправда. Я, например, все понимала. И вовсе это не "тот момент". Прежде чем подойти к тому "моменту", я столько провела бессонных ночей, предвидя все. Просчитала пункт за пунктом добро и зло, все, что могло из всего этого получиться. (Перечисляя отрицательные моменты). Ведь я рисковала родить ребенка, которого отец мог и не признать. А мои отношения в семье, что скажет брат, что станут говорить люди, мой возраст. Но мне казалось, что все будет прекрасно, что все отнесутся ко мне замечательно. Думала о брате и говорила себе: ну, что может сказать Лоренцо, когда родиться ребенок? Для него это событие тоже будет радостью. И словно слышала, как Лоренцо скажет: "Кьяри, сестра моя, в нем ведь и моя кровь течет. Если отец не хочет признать свое дитя, неважно: у него есть я". Я представляла, как буду крестить его, мысленно нарисовала, какой в доме будет праздник, придет много друзей, вы, ваш муж, другие соседи…. И повторяла себе: "В сущности люди - они добрые и все понимают". Они будут говорить мне: "Кьяри, думайте о здоровье, ребенок - это всегда благословение божье… Вы столько страдали… Вы совершили мужественный поступок, молодец, Кьярина, мы все поддерживаем вас". Потом я думала: а вдруг случится, что ребенок не родиться. Не первой же я буду женщиной, которая выходит замуж и не имеет детей. Если повезет и ребенка не будет, значит, останусь такой, как и прежде… А подумав, что вдруг все и в самом деле окажется, как прежде, заливалась слезами. Такая тоска охватывала, такая горесть, что я как засыпала в слезах, так в слезах и просыпалась. Жить дальше без детей? А почему я не должна их иметь? Лишь для того, чтобы друзья, провожая меня на кладбище, сказали бы: "Молодец, Кьярина, она оставалась порядочной до последнего момента своей жизни". Те же самые друзья, которые смеялись у меня за спиной, издеваясь, что я не нашла мужа и осталась старой девой (разражается рыданиями).

МАТИЛЬДА (почти шутя). Ну, ладно. Жизнь на этом не кончается. Кому что суждено, то и случится. Послушайте меня, Кьяри, все, что сегодня кажется вам непоправимой бедой, завтра обернется радостью в вашем доме.

КЬЯРИНА (предвидя реакцию брата, робко восклицает). Лоренцо…

МАТИЛЬДА. Но простите, Кьяри, отчего вы так казните себя? Ваша история - самая обыкновенная в нашем мире. Ваш брат - художник. Человек интеллигентный, понимающий. Поначалу он удивиться и не исключаю даже, что будет недоволен, но потом здраво рассудит, и все изменится к лучшему. К тому же он сейчас в Америке… А когда вернется, тогда и увидим…

КЬЯРИНА (все время всхлипывая). Он уже вернулся. Прилетел в Рим и прислал телеграмму, что едет в Неаполь.

МАТИЛЬДА (не скрывая легкого испуга). Как, он может появиться тут в любую минуту?

КЬЯРИНА. Он должен был оставаться в Америке еще полгода, ему предложили там выгодную работу, но он очень тосковал, как пишет в телеграмме, и вернулся. И такое решение он принял внезапно, как всегда это делает.

МАТИЛЬДА. Вот ведь какая чертовщина получается…

КЬЯРИНА. Я потому и послала за вашим мужем, что хочу попросить его встретить брата на вокзале. Я же не могу туда пойти. Лоренцо не понял бы мое отсутствие, а с другой стороны, если он вдруг обнаружит меня в таком виде, его еще паралич хватит на ступеньке вагона.

МАТИЛЬДА. Если ему суждено это, так паралич случится и тут, когда вас увидит.

КЬЯРИНА (в альтруистском порыве). Зато хоть у себя дома!
АЛЬФОНСО (входит справа, за ним следует Мария, он осторожен и мрачен. Из-за нескромности служанки он, несомненно, в курсе дела. Подходит к женщинам, внимательно смотрит на них. Получив от жены выразительный взгляд, с каким обычно смотрят на тяжелобольных, говорит Кьярине). Синьорина Кьярина, вам нужна моя помощь?
КЬЯРИНА. Если это вас не затруднит. Приезжает мой брат из Рима скорым в девять тридцать.

АЛЬФОНСО (охотно). Встретить его?

КЬЯРИНА. Скажите, что я не пришла, потому что мне немного нездоровится.

АЛЬФОНСО. И больше ничего ему не надо говорить?

МАТИЛЬДА (грубо). А что еще ты намерен ему сказать?

АЛЬФОНСО (растерянно). Не знаю… Ну, может быть, на всякий случай как-то подготовить…

МАТИЛЬДА. К чему?

АЛЬФОНСО. К нездоровью синьорины Кьярины.

МАТИЛЬДА. Нет нужды, тут ерундовое дело.

АЛЬФОНСО (не очень уверенно). Так я пошел?

МАТИЛЬДА (резко). Когда скажу, тогда и поедешь!

АЛЬФОНСО (неохотно направляется к двери, потом передумывает и робко говорит). Я только немного подготовлю его… Подберу подходящие слова…

МАТИЛЬДА. Ну чего ты стараешься сверх всякой меры? Синьорина Кьярина просила тебя пойти на вокзал и встретить ее брата. Именно это ты и должен сделать! (передразнивая Альфонсо). Немного подготовлю… Подходящие слова…

АЛЬФОНСО (задетый за живое, отвечает непочтительно). Как же ты груба. И с годами становишься все злее. По-твоему, я не в состоянии выполнить деликатное поручение? Приезжает несчастный человек из Америки, не подозревая даже, какая беда, словно как гром среди ясного неба, обрушилась на его дом, и я, по-твоему, должен лишить этого беднягу утешения, какое ему может дать из бескорыстной солидарности верный друг?

МАТИЛЬДА (имея в виду замысловатую фразу мужа, выражающегося так сложно и многословно). Какой же ты зануда, Альфо!

АЛЬФОНСО (чтобы прекратить спор с женой, от которого все равно не будет толку, обрывает ее). Я пошел на вокзал. (Направляется к двери).

МАТИЛЬДА (нарочито равнодушно). Ты еще тут?

АЛЬФОНСО. Как ты груба, Мати! (выходит направо).

КЬЯРИНА (печально). Ваш муж тоже узнал…

МАТИЛЬДА (обращаясь к Марии, не сомневаясь, что не ошибается). Это ты сказала ему?

МАРИЯ. Он спросил меня об этом.

МАТИЛЬДА (возмущенная таким нелепым утверждением). Помолчала бы лучше! Как может человек спрашивать о том, чего еще совсем не знает.

МАРИЯ (искренне). У меня вырвалось.

КЬЯРИНА (сдерживаясь). Иди на кухню, иди. (Потом, едва горничная уходит, предвидя, как быстро повсюду распространится новость, с горечью замечает). Теперь будет говорить вся округа!

МАТИЛЬДА (незамедлительно реагирует, показывая подруге, как нужно реагировать на такие вещи). И привет нам! Кьяри, поймите же наконец, что люди не сегодня, так завтра все равно узнают. А если профессор приезжает раньше, чем собирался, это даже к лучшему!

КЬЯРИНА (при мысли о неожиданном возвращении брата, снова плачет, как раньше). Что вам от меня нужно… Что вам от меня нужно…

МАТИЛЬДА. Кьяри, Скажите-ка мне четко и ясно - кто этот человек, с которым вы познакомились, кто он? Это достойный человек? Он способен сдержать данное слово?

КЬЯРИНА (жалобно стонет). Да… эх!

МАТИЛЬДА. А почему же он так долго не понимал, что ему надо сразу же выполнять свой долг?

КЬЯРИНА (тем же жалостливым тоном). Он ничего не знал…

МАТИЛЬДА (с удивлением). Вы ему ничего не сказали?

КЬЯРИНА (как выше). Я сказала об этом вчера утром, когда получила телеграмму от Лоренцо.

МАТИЛЬДА. И как он реагировал на такую новость? Разволновался?

КЬЯРИНА (определенно исключая такое предположение). Нет… Наоборот, он чуть в обморок не упал от радости… Даже слова вымолвить не мог, именно от радости.

МАТИЛЬДА. Отчего же вы тянули так долго, почему сразу не сказали?

КЬЯРИНА (все так же со слезами). У него нет никакого положения в обществе. Он совсем нищий. (В ее громких рыданиях проявляется истинная любовь, какую она питает к Филуччо). Я люблю его… Не приведи Господь потерять когда-нибудь этого человека, вот тогда я в самом деле выброшусь из окна и не один раз, а десять. Донна Мати, я ведь не девочка, я уже в возрасте, а он молод. Я побоялась, что скажу ему об этом, а он бросит меня и уйдет… Зачем же прерывать столь счастливые для меня дни… Я словно в раю была, донна Мати.

МАТИЛЬДА. Я думаю.

КЬЯРИНА. И даже не заметила, как время пролетело. Хотела написать Лоренцо, рассказать ему все (с сожалением). Так лучше было бы. Но прежде чем сделать такой шаг, я хотела договориться с этим человеком… И поэтому все время откладывала.

МАТИЛЬДА. А он, напротив, очень обрадовался, когда узнал?

КЬЯРИНА (с гордостью). Он места себе не находил от радости. А я такая глупая, только вчера ему сказала.

МАТИЛЬДА. Простите, донна Кьяри, но ведь он за эти четыре месяца часто видел вас, я думаю…

КЬЯРИНА (с нежной мыслью о Филуччо). Каждый день!

МАТИЛЬДА. Так как же, спрашивается, он ничего не замечал?

КЬЯРИНА. Я затягивала живот. Да так, что иной раз искры сыпались из глаз.

МАТИЛЬДА. А он нисколько не подозревал, что для него это известие будет такой безграничной радостью?

КЬЯРИНА (в порыве чувств, с мыслью о Филуччо). У него такой прекрасный характер, донна Мати. Он всегда смеется, постоянно веселый. И как он любит меня! А когда я сказала ему (имеет в виду беременность), он поначалу очень удивился. Глаза вытаращил и смотрел на меня, не произнеся ни слова. Я даже испугалась. Подумала, уж не задушить ли он меня хочет? Потом он зарыдал. (Вновь как бы представляя радость и состояние души Филуччо, когда тот спросил ее): "Кьяри, ты правду говоришь?" И плакал, плакал… Поверьте, донна Мати, поверьте клянусь мадонной, дорогая. Я почувствовала, будто с меня спали оковы. Потом он начал строить планы на будущее: "Если это мальчик, назовем его так-то, если девочка, ибо так-то… И как ты себя чувствуешь? Не надо ли тебе чего-нибудь?.." Укоряет: "Как же ты до сих пор не приглашала еще акушерку?" И заверил, что через месяц сыграем свадьбу.

МАТИЛЬДА. Молодчина.

КЬЯРИНА (с нежностью и гордостью). Вчера вечером прислал мне корзину свежих фруктов, таких прекрасных, что хоть натюрморт с них пиши, и всю ночь пел и играл на мандолине. И я до утренней зари стояла на балконе и слушала.

МАТИЛЬДА (решительно, неожиданно). Филуччо?

КЬЯРИНА (подтверждает легким кивком головы и сразу же с восторгом добавляет). Как он чудесно играет!

ФИЛУЧЧО (из-за сцены, как всегда, радостно сообщает о своем прибытии). Пришел Филуччо!

КЬЯРИНА (с волнением). Это он, донна Мати…

МАТИЛЬДА. Успокойтесь. Не надо волноваться. Велите войти.

КЬЯРИНА (преодолев сильнейшее волнение, едва не упав в обморок, произносит довольно громко). Входите.

ФИЛУЧЧО (входит справа, за ним идет Пуммарола, который несет корзину с фруктами и овощами). Сюда, Пуммарола. (Обращается к Кьярине с привычной фамильярностью) Кьяри… (Заметив Матильду, тотчас меняет тональность) Синьорина Кьярина, извините… Я не знал, что вы не одна…

МАТИЛЬДА. Но я уже ухожу.

ФИЛУЧЧО. А почему? Общество столь приятной синьоры, как вы, всегда отрадно. Я подумал, может, прервал важный разговор.

МАТИЛЬДА. Нет, мы говорили о пустяках… Ничего особенного.

ФИЛУЧЧО. Я принес овощи и зелень. (Широким жестом знатока). Посмотрите, какая роскошь. Это не обычная корзина с овощами. Это же цветная страница из американского модного журнала. Взгляните, как полыхает желтый цвет этого перца в огненных отблесках крупных красных помидоров! И если Пуммарола поставит корзину так, чтобы свет из окна падал сверху… (Поскольку Пуммарола не слушает его и целиком занят своими проблемами, громко зовет его). Поставь поближе к окну… (Пуммарола, выполняя распоряжение, подставляет солнечным лучам самого себя, а не корзину). Что же ты творишь, Пуммарола? Свет должен падать на овощи, а не на тебя. (И сам ставит Пуммаролу так, как требует). Вот так! (Снова привлекая внимание женщин к корзине). Ну что? Перец, помидоры, кабачки и баклажаны - да это же пиршество красок! Словно Господь-Бог бросил вызов всем художникам в мире, заявив: "Посмотрим, кто изобразит лучше - вы своею кистью или я без нее". (Разгоряченный собственными словами, выражает свою радость тем, что дает хороший подзатыльник Пуммароле, шутливо заверяя его) Ах, какой же ты недотепа!

ПУММАРОЛА (не ожидавший такого необычного завершения, опускает голову после удара и обиженно восклицает) Дон Филу, вы же мне таким манером совсем голову снесете!

ФИЛУЧЧО (не смущаясь, отвечает тем же довольным тоном, что и раньше). Снеси-ка лучше овощи на кухню, обезьяна!
ПУММАРОЛА бормоча что-то непонятное, хмурый и недовольный, уходит налево. Филуччо тем временем, следуя за ним, нюхает воздух, пропитанный ароматом овощей.
ФИЛУЧЧО. Чувствуете, какой запах! Этот аромат только что срезанной зелени и свежих овощей просто пьянит меня. Казалось бы, я давно должен был привыкнуть к подобным благоуханиям, но все равно запах огурца или сельдерея необычайно вдохновляют меня и поднимают настроение. (Пристально глядя на Кьярину, с намеком) А в этом году урожай был отменный. Солнце светило сколько положено, и дождь тоже шел, когда надо. Земля вовремя выпустила крепкие ростки. Все шло словно с благословения всевышнего.
Кьярина улавливает второй смысл и стыдливо опускает глаза.
ФИЛУЧЧО. А видели бы вы, какой лук уродился… Точно позолотили его. Каждая луковка - просто чудо природы.

МАТИЛЬДА (подыгрывая). А гроза? Разве она не могла повредить урожай?

ФИЛУЧЧО (уверенный в себе). А что, по-вашему, она может повредить. Чудо природы уже свершилось.

МАТИЛЬДА (все тем же шутливым тоном уточняет). Нет… я хочу сказать, ведь приезжает брат донны Кьярины. Что думаете делать?

ФИЛУЧЧО (на мгновение растерявшись, удивлен, спрашивает Кьярину). Но синьора Матильда ведь…
Кьярина молчит.
МАТИЛЬДА. Филу, голова у меня уже седая, и я знаю, что говорю. У вас прекрасный характер, который Господь подарил вам, видимо, до самой старости… Но с некоторыми вещами не шутят. Вы отдаете себе отчет, что перевернули всю жизнь одной женщины.

ФИЛУЧЧО. Синьора Матильда, раз уж вы в курсе дела… потерпите чуточку, поговорим потом. Мне трудно сдерживать свои чувства. (Берет руку Кьярины и сжимает ее с бесконечной нежностью). Кьяри, как ты себя чувствуешь?

КЬЯРИНА (с нежностью успокаивает его). Хорошо, хорошо…

ФИЛУЧЧО. Не беспокойся. Я видел синьорину Валерию Муссо. Она сказала, что пока все идет нормально. (Оборачиваясь к Матильде с искренним чувством). Синьора Матильда, я хочу ребенка. И мечтал иметь его от настоящей синьоры. Ребенок уже есть, Кьярину я люблю… Все остальное не имеет никакого значения.

МАТИЛЬДА. Однако вы не ответили на мой вопрос.

ФИЛУЧЧО. Какой вопрос?

МАТИЛЬДА. Как вы думаете уладить все с братом синьорины Кьярины? Профессор вот-вот появится здесь.

ФИЛУЧЧО. Тогда мы скажем ему: "Со счастливым приездом!"

МАТИЛЬДА (давая понять неуместность такого шутливого тона). Ну, знаете ли, Филу, вы все шутите?

ФИЛУЧЧО. Шучу? Синьора Матильда, как плохо вы меня знаете. (Постепенно переходя от шутливого тона к серьезному, дает распоряжение Пуммароле, вернувшемуся в этот момент с пустой корзиной). Послушай, Пуммаро, там, в лавке, мой дядя. Скажи ему, что я сейчас же жду его здесь. Быстро, одна нога тут, другая там!

ПУММАРОЛА. Ладно. (Уходит направо).

МАТИЛЬДА (обмениваясь удивленным взглядом с Кьяриной). Ваш дядя?

КЬЯРИНА (с некоторым удивлением). У вас есть дядя?

ФИЛУЧЧО. А что, разве у моего отца не мог быть брат? (Уточняя). Гаэтано Каннаваччуоло, брат доброй памяти моего родителя.

МАТИЛЬДА. И вы зовете его сюда?

ФИЛУЧЧО. Я хочу все сделать в высшей степени основательно и быстро. За полдня я перевернул весь мир. Как только Кьярина сообщила мне столь счастливую новость и сказала, что профессор приезжает сегодня утром, я незамедлительно послал за своим дядей.

МАТИЛЬДА. И этот ваш дядя должен переговорить с профессором?

ФИЛУЧЧО. Разумеется.

МАТИЛЬДА. Простите, но разве вы сами не можете поговорить с ним?

ФИЛУЧЧО. Синьора Матильда, я слишком впечатлительный человек. Под внешностью скромного продавца овощей и фруктов таятся робость и чистота изысканной души. По правде говоря, в присутствии профессора я немного теряюсь. Ведь сюда наверх я всегда поднимался только, чтобы принести корзину с овощами и фруктами, и нередко встречал профессора - "Добрый день, добрый вечер…" и закрывал дверь. Хотите, чтобы теперь я ни с того ни с сего явился к нему и заявил: "Блюдо готово, остается сесть за стол и признать себя родственниками"?

МАТИЛЬДА. Но все и на самом деле обстоит именно так. И мне кажется, что такой решительный молодой человек, как вы…

ФИЛУЧЧО. Я только кажусь им, синьора Матильда… Только выгляжу решительным, и у вас, как вы говорите, складывается такое впечатление. Но по существу я очень застенчивый человек. Отца не стало, когда мне было всего двенадцать лет. Мне еще только с ребятами играть. А на меня в таком возрасте свалилась вся ответственность за лавку, за маму, которую едва не пришлось отправить в больницу для душевнобольных, так она страдала. И мы оказались без всяких средств, потому что отец не оставил нам ни одной лиры… Лавка и дом, дом и лавка. Ну где же мне найти время на друзей, как научиться общению с людьми? Вот всем этим и объясняется моя застенчивость.

МАТИЛЬДА. А что брат вашего отца?

ФИЛУЧЧО. Дядя Гаэтано?

МАТИЛЬДА. Ну, да. Разве он не мог приехать к вам и помочь?

ФИЛУЧЧО. Видите ли, дядя Гаэтано, конечно, приехал, и поначалу занимался лавкой. Он и сейчас еще интересуется счетами, как ни как, человек образованный… Иногда составляет компанию моей старенькой маме.

КЬЯРИНА (заботливо). Как она себя чувствует?

ФИЛУЧЧО. Со здоровьем у нее все в порядке, а вот с головой… Все время думает об умершем муже: дома, в церкви, на кладбище.

МАТИЛЬДА. А ваш дядя что делает?

ФИЛУЧЧО. Он занимается сельским хозяйством. Хорошо знает землю, удобрения… (как бы приводя пример). Говорит: "Сколько тут га? Ясно, значит, требуется столько-то того-то и столько-то того-то… Этот посев тут не поднимется, а вот там - да… "

МАТИЛЬДА. Специалист по сельскому хозяйству.

ФИЛУЧЧО. Ну да. Мог бы зарабатывать сколько угодно, но если вы намекнете ему на это, он ответит: "Хочу зарабатывать лишь столько, сколько мне нужно на жизнь, и все". Он не женат…

МАТИЛЬДА. Холост…

ФИЛУЧЧО. Красивый мужчина. Ему пятьдесят два года. Он хотел видеть своей женой лишь одну единственную женщину. Но она его отвергла, и с тех пор он больше и слышать не хочет о женитьбе. (Звонит колокольчик у входной двери). Это он.

КЬЯРИНА (с тревогой). Но может быть и Лоренцо…
Тем временем Мария входит слева и проходит прямо в дверь напротив - направо.
МАТИЛЬДА. Не думаю. Во сколько он должен приехать?

КЬЯРИНА. В девять тридцать.

МАТИЛЬДА (смотрит на наручные часы). Сейчас девять тридцать пять… Чтобы доехать с вокзала сюда…

МАРИЯ (возвращается, вводя Гаэтано Каннаваччуоло). Пришел господин… (и уходит налево).

ФИЛУЧЧО (обеим женщинам). Я же сказал вам… Это дядя Гаэтано. (Затем, обращаясь к входящему мужчине). Дядя Гаэтано, входите.

ГАЭТАНО (Это человек пятидесяти двух лет. Высокий, хорошего сложения и здоровья. Седина в волосах и загорелое лицо придают ему моложавый вид. На нем костюм спокойного тона, массового пошива. Легкая летняя шляпа и трость. Он входит скромно и останавливается в двух шагах от дверей). Спасибо.

КЬЯРИНА (застенчиво). Да.

МАТИЛЬДА. А я ее подруга… Живу рядом, в соседней квартире. Но сейчас, поскольку вам придется говорит о вещах деликатных, покину вас. (Поднимается из-за стола). Не возражаете, Кьяри. А понадоблюсь, позовите.

ГАЭТАНО (серьезно и миролюбиво). Дорогая синьора, тут и так все ясно. Когда я берусь уладить какое-нибудь дело, то стараюсь, чтобы не было никаких секретов, ни каких-либо задних мыслей. (Обращаясь к Кьярине). Когда должен приехать ваш брат? (Слышен долгий звонок колокольчика. Кьярина вздрагивает).

ФИЛУЧЧО (с тревогой). Уже приехал.

КЬЯРИНА (к Марии, которая в это время проходит через комнату, чтобы открыть входную дверь). Постой, Мари, пока не открывай.

МАТИЛЬДА. Мы ведь не можем оставаться тут все, при начале такого большого разговора? Несчастный профессор возвращается после долгой поездки, и неудобно сразу же выложить ему все. Мне кажется, это чересчур.

ФИЛУЧЧО. Ну, и что же нам делать?

КЬЯРИНА. Донна Матильда верно говорит. (Указывая Филуччо и его дяде на дверь слева) Идите туда. Я сама сообщу ему все, что надо, и позову вас.

МАТИЛЬДА. Мне кажется, вот так мы и должны поступить.

ФИЛУЧЧО. Дядя Гаэтано, пойдем.

ГАЭТАНО. Идем. (Оба уходят налево).

КЬЯРИНА (Марии). Пойди, открой дверь
Мария уходит.

МАТИЛЬДА. Пусть сначала передохнет немного, бедный дон Лоренцо. Я только поздороваюсь с ним и оставлю вас вдвоем.

АЛЬФОНСО. Ничего. Вот я тут.

КЬЯРИНА. А профессор?

АЛЬФОНСО. Кто?

КЬЯРИНА. Как кто? Мой брат.

АЛЬФОНСО. А, ваш брат… Он присел там, на скамью привратника - подышать немного свежим воздухом.

КЬЯРИНА (встревожена). А что, ему сделалось плохо?

АЛЬФОНСО. Да нисколько. Он прекрасно себя чувствует. Только не захотел подниматься. Сказал: "Тут, там…"

МАТИЛЬДА. Как это понимать? Чтобы ни с того, ни с сего человек сказал вдруг: "Тут и там"?

АЛЬФОНСО. Ни с того, ни с сего? Ну, тогда ты вовсе ничего не понимаешь. История с донной Кьяриной, по-твоему, пустяк?

МАТИЛЬДА. А он-то откуда знает?

АЛЬФОНСО (сухо). Знает.

МАТИЛЬДА (уверена, что поймала его с поличным). Это ты ему все сказал.

АЛЬФОНСО. Сказал. Ведь нельзя сразу огорошить человека перед фактом. Надо осторожно подготовить его к этому.

МАТИЛЬДА (не сомневаясь). Как только профессор сошел с поезда, ты тут же сообщил ему столь приятную новость. (С чувством отвращения из-за того, что муж оказался таким сплетником). Мадонна, какое же ничтожество мой муж! Извините, Кьяри, я ухожу, не хочу больше портить себе кровь.

КЬЯРИНА (в растерянности). А что же нам делать?

АЛЬФОНСО. Не волнуйтесь, все уладится, вот увидите, все-все уладится.

МАТИЛЬДА (не в силах больше сдерживать свои чувства, взрывается). Что уладится, если ты даже вовремя не сообразил, что нельзя говорить о таких вещах профессору!

ФИЛУЧЧО (за ним Гаэтано, входя слева). Что случилось? Профессор не появился?

МАТИЛЬДА. Нет. Потому что мой муж выложил ему все начистоту.

КЬЯРИНА (испуганно). И что же делать?

ФИЛУЧЧО. Ну… теперь все равно уже дело сделано. Надо кто-нибудь спуститься и уговорить его подняться сюда.

ГАЭТАНО. Мне неловко.

ФИЛУЧЧО. Мне тем более.

МАТИЛЬДА (властно, имея в виду мужа). Спустится он. И хоть сейчас подержи язык за зубами!

АЛЬФОНСО (парирует). К нему сейчас лучше не приближаться. Он злой, как тысячи чертей.

ГАЭТАНО. Хорошо, но нельзя же оставить его там, у дверей.

ЛОРЕНЦО (за сценой, нормальным тоном комментирует то, что нередко отмечается в его доме). Опять входная дверь открыта.

МАРИЯ (после короткой паузы входит слева). Что прикажете. (И быстро уходит направо).

ЛОРЕНЦО. Дверь на лестницу должна быть закрыта на замок.

МАРИЯ. А разве она была открыта?

ЛОРЕНЦО. А как я, по-твоему, вошел, через окно? Кретинка!

МАРИЯ. Я была на кухне.

ЛОРЕНЦО. Что за дурацкий ответ! Почему, раз ты на кухне, входную дверь можно не закрывать?

МАРИЯ. Синьорина Кьярина тоже иной раз оставляет ее приоткрытой.

ЛОРЕНЦО. Так или иначе, но тебя я предупредил. Возьми эти чемоданы и отнеси в мою комнату.
Кьярина начинает плакать и быстро уходит налево как раз в тот момент, когда Лоренцо входит справа, а за ним Мария с чемоданами

.

ЛОРЕНЦО. Вот и я. (Приветливо улыбаясь, обращается ко всем). Дорогие друзья, профессор приехал.

ГАЭТАНО. Совершенно верно.

ЛОРЕНЦО. Дон Гаэтано…

ГАЭТАНО. Гаэтано Каннаваччуоло к вашим услугам.

ЛОРЕНЦО (учтиво). Сделайте милость. (Указывая на Филуччо). Вот там стоит отец моего племянника, который должен родиться через четыре месяца (Филуччо не решается поднять взгляд). Уже и акушерка приходила, верно?

МАТИЛЬДА. Но этого мой муж не мог вам сказать, потому что он даже не знал об этом.

ЛОРЕНЦО (все с тем же спокойствием, с каким решил вести себя в такой ситуации). Там собрался весь квартал, донна Мати. Достаточно было посидеть десять минут на скамейке привратника, как тут же собралась целая толпа. Еще немного, и мне бы точно сообщили, кто родится - мальчик или девочка. Дорогой Филуччо, ведь люди постоянно смотрят на нас, анализируют, изучают. Нам кажется, что мы все делаем тихо и незаметно, а на самом деле - словно на базарной площади. (Ласково, со вниманием) А Кьярина? (все молчат, словно онемели. После короткой паузы Лоренцо комментирует). Ну, Кьярина стыдится показаться мне на глаза. Только я не понимаю, чего она стыдится.

МАТИЛЬДА. Профессор, извините, я скажу вам все, как есть, и позволяю себе вмешаться, потому что очень по-дружески отношусь к Кьярине и к вам. Вы сейчас говорите совсем не то, что мы ожидали услышать от вас, и что вы были бы вправе сказать. Мой муж сообщил нам, что, узнав эту новость, вы так рассердились, что не захотели подниматься домой…

ЛОРЕНЦО (уточняя то, что Матильде было трудно сказать). …А теперь я оказался дома, и говорю совершенно спокойно, даже не сломал ни одного стула, не швырнул в стену ни одной вазы… Именно это вы хотели сказать?
Матильда кивает, с улыбкой подтверждая его правоту.
ЛОРЕНЦО. Видите ли, донна Матильда, те десять минут, что я провел у порога дома, оказались полезными для всех нас. Те, кому не терпелось расписать мне новость во всех подробностях, имели время, чтобы освободиться от нетерпения. А я смог понять: чем спокойнее и серьезнее мы отнесемся к этому событию, тем меньше дадим людям повод смеяться над нами.
Все четверо, словно освободившись от кошмара, обмениваются радостными взглядами.
ЛОРЕНЦО. Ваш муж рассказал мне все, что случилось. Но имя человека я узнал позже. Филуччо - славный парень, трудолюбивый… И это радует меня. О серьезности его намерений я сужу по тому, что он привел дядю. Зачем же мне возражать против него? Жизнь ставит перед нами свои ловушки. К счастью, тут оказались люди, готовые взять на себя ответственность за то, что сделали. Как они задумали, если это не выходит за рамки обычных норм общежития, так и будет.

ФИЛУЧЧО (обрадованный и взволнованный словами Лоренцо, тут же заявляет). Профессор, мы очень обрадовали меня. Спасибо. Вы отнеслись ко всему случившемуся с человечностью, отличающей таких выдающихся людей, как вы. (С чувством, все более взволнованно). Но окажите мне милость… Мне хочется обнять вас… Хочется выразить вам свои чувства. Позвольте обнять вас.

ЛОРЕНЦО (вполне доброжелательно). Отчего же, конечно!
Лоренцо и Филуччо с волнением обнимают друг друга.
ФИЛУЧЧО (с воодушевлением). Ну, вот, теперь мне намного легче, и я счастлив, что могу говорить с вами уже без обычной робости, какую всегда испытывал в вашем присутствии.

МАТИЛЬДА. Филу, все, что вы собираетесь сказать, лучше говорить в присутствии Кьярины.

ЛОРЕНЦО. А где же она?

МАТИЛЬДА. Сейчас позову. (Зовет, обратившись налево) Кьяри, идите сюда… Ваш брат хочет видеть вас.

КЬЯРИНА (в порыве живейшего волнения бросается к брату и обнимает его). Брат мой!

ЛОРЕНЦО. Сестра моя дорогая… (И они долго стоят обнявшись).

КЬЯРИНА (робко, всхлипывая). Все по-прежнему, Лоренцо? Ничего не изменилось? Я не потеряла тебя? И ты так же сильно любишь меня? (плачет).

ЛОРЕНЦО (утешая ее). Ну, перестань… не надо плакать. Ничего не изменилось, и ты меня не потеряла. Конечно, я тебя по-прежнему люблю… Ведь мы же брат и сестра.

ФИЛУЧЧО (чувствуя себя героем, к Лоренцо). Кьярина - жизнь моя. Профессор, мы любим друг друга и хотим обвенчаться. Вы не против?

ЛОРЕНЦО. Да разве мое мнение так уж и важно? Этот вопрос вы должны задать Кьярине. Если она довольна, то и я рад.

МАТИЛЬДА. Теперь остается лишь назначить день свадьбы. Альфо, пойдем, оставим их, наконец, в покое. Кьяри, ну что? Лучше ведь и придумать нельзя было.

АЛЬФОНСО. Всего доброго, профессор

ЛОРЕНЦО. Извините за беспокойство.

АЛЬФОНСО. Ну, что вы!

МАТИЛЬДА. Мы пойдем, с вашего позволения.

ФИЛУЧЧО. Всего доброго, синьора Матильда.

МАТИЛЬДА. Спасибо. И не делайте глупостей! Идем, Альфо! (Уходит направо, муж следует за ней).

КЬЯРИНА (обращаясь к брату заботливо и ласково). Устал?

ЛОРЕНЦО. По правде говоря, нет. Поездка оказалась великолепной.

КЬЯРИНА. Хочешь что-нибудь попить? Кофе, например?

ЛОРЕНЦО. Нет, благодарю, ничего не хочу. А ты угостила чем-нибудь дона Гаэтано и его племянника?

ГАЭТАНО. Я пил кофе как раз перед тем, как подняться сюда… Спасибо.

ЛОРЕНЦО. Вы живете в Неаполе?

ГАЭТАНО. В пригороде Скудилло. Но нередко ночую в Афраголе, где управляю землями одного своего клиента. И приехал оттуда. Вчера вечером Филуччо послал за мной.

ЛОРЕНЦО. Вы напрасно побеспокоились. Как видите, все закончилось просто и без лишних разговоров.

ГАЭТАНО (не очень в этом убежден, замечает). Что верно, то верно, вроде бы все закончилась… Но есть некоторые детали, которые необходимо обсудить.

ЛОРЕНЦО. Конечно, надо назначить день свадьбы, выбрать шафера. Если захотят новобрачные, разослать приглашения, подумать о свидетелях…

ГАЭТАНО. Понятно, все это еще надо будет решить, но позже.

ЛОРЕНЦО (наивно). А что, прежде надо уточнить какие-то другие обстаоятельства?

ГАЭТАНО (подчеркивая значение своих слов, чтобы Лоренцо понял всю важность происходящего). Это бракосочетание, дорогой профессор. Бракосочетание, которое необходимо отпраздновать, независимо от сложившейся ситуации, которая, возможно, и не совсем всех устраивает.

ЛОРЕНЦО (с нарочитой наивностью). Дон Гаэтано, я… что-то не понимаю вас.

ГАЭТАНО. Профессор, вы устали… Я сейчас удалюсь, и вы отдохнете. Утро вечера мудренее. Окажите мне честь - назначьте встречу на завтра, уделите мне полчаса вашего драгоценного времени, и мы разберемся в этой ситуации.

ЛОРЕНЦО. Дон Гаэтано, да ничего подобного! Я ничуть не устал. Хотите, можем сейчас поговорить.

ГАЭТАНО. Как вам угодно.

ЛОРЕНЦО. Присаживайтесь.

ФИЛУЧЧО. А я, чтобы не мешать вам, спущусь вниз.

ЛОРЕНЦО. Нет, зачем же? Детали, на которые намекает ваш дядя, касаются и вас, так же, как и моей сестры. Садитесь.

КЬЯРИНА. Ты заметил?

ЛОРЕНЦО. И давно обходишься без них? Что, как-то лечилась?

КЬЯРИНА. Нет… нет… Даже и не помню, как это получилось… И не представляю, куда они подевались… Вижу отлично: читаю, пишу, вышиваю, все делаю, что надо по дому…

ЛОРЕНЦО. Молодчина, я весьма рад… Поздравляю. (Дону Гаэтано). Ну, так что?

ГАЭТАНО (после некоторой паузы, собравшись с мыслями, гордо заявляет). Профессор, я джентльмен. Я человек надежный и потому вы можете пообещать мне хоть целый трейлер, нагруженный бриллиантами, в награду за обман, но я все равно лгать не стану. Профессор, у меня незапятнанная совесть и чистые руки.

ЛОРЕНЦО. Но кто же возражает?

ГАЭТАНО. Я живу в деревне, на природе, а она никогда не обманывает. Беседую с деревьями и растениями, разговариваю с фруктами и листьями…

ЛОРЕНЦО. Это, конечно беседы целительные и без дискуссий.

ГАЭТАНО. Знаете, профессор, это просто самая настоящая опера.

ЛОРЕНЦО. С безупречной партитурой.

ГАЭТАНО. Партитура написана божественным музыкантом, и в ней даже у кузнечика и цикады есть свои партии.

ЛОРЕНЦО (с легкой иронией). Ну, конечно, по вечерам вы располагаетесь в саду и слушаете оперу.

ГАЭТАНО (от него не ускользнула ирония, несколько обиженный, возражает). Ну да, усаживаюсь и слушаю оперу. Именно так.

ЛОРЕНЦО. И что же дальше?

ГАЭТАНО. Профессор, я принимаю близко к сердцу все, что касается моего племянника, а следовательно, и вашей сестры. Можете не сомневаться, я поступаю так только в их интересах.

ЛОРЕНЦО. Пойдем дальше.

ГАЭТАНО. У Филуччо нет никакого состояния. Лавка принадлежит его матери и является единственным источником дохода, который ему оставил ее муж, добрая душа, - мой брат. На доход, получаемый от этой лавки, а он, как вы понимаете, не такой уж большой, как можно подумать, должны жить моя невестка, Филуччо и его брат. Я бываю в лавке каждую субботу, сверяю счета, и за эту работу не получаю ни одной лиры. Пока Филуччо живет в доме своей матери, сами понимаете… там, где двое, всегда хватит еды и третьему. Пока все идет хорошо.

Но как только Филуччо женится и у него появится своя семья… а ребенок уже на подходе… он не сможет требовать от матери больше, чем получал до сих пор. А что он получал до сих пор? Зарплату за ту работу, что делает в лавке. Это шестьдесят тысяч лир в месяц и не больше, ровно столько, сколько получал бы за такую работу любой другой человек. Пока что шестидесяти тысяч лир в месяц - если учесть, что он кормится дома, а мать готовит, стирает, гладит… - ему вполне хватает и даже остается что-то. Но когда возникнет семья со всеми неизбежными последствиями, как они будет жить? Умрут с голода все трое?

ЛОРЕНЦО (с сомнением). Это верно (И лишь бы что-то сказать, добавляет). Надо найти какое-то другое решение.

ГАЭТАНО. О, слава тебе Господи! Вот и я о том же говорю. Потому и попросил выслушать меня Каким путем, в каких пропорциях между нами, не знаю, решаете вы, но какой-то выход из положения нужно найти.

ЛОРЕНЦО (обращаясь к Кьярине и Филуччо). А вы разве еще не обсуждали эти вопросы?

КЬЯРИНА. Как же не обсуждали, все время только об этом и говорим.

ЛОРЕНЦО. И ничего не решили?

КЬЯРИНА. Без тебя, Лоренцо? Мы ждали твоего приезда.

ЛОРЕНЦО. Понимаю, понимаю… Ну и что?

КЬЯРИНА (набирается смелости и берет инициативу на себя, чтобы разъяснить брату, каковы их намерения). Филуччо хочет работать.

ФИЛУЧЧО (уверенно). Да, хочу работать.

ЛОРЕНЦО. Что же, молодец.

КЬЯРИНА. Но он не желает ни от кого зависеть, а хочет пойти своей дорогой, иметь собственное дело. И место, какое сейчас занимает в лавке, думает оставить.

ЛОРЕНЦО (торопливо). И потерять шестьдесят тысяч лир в месяц?

КЬЯРИНА. Подожди. Почему не даешь договорить? Он хотел бы открыть свой собственный магазин, современный, за который было бы не стыдно. Из тех, какие ты видел не однажды… Такой магазин, где можно купить все, что угодно.

ФИЛУЧЧО. Магазин, где будут продаваться ранние овощи и фрукты. Виноград в любое время года, овощи вне сезона. Например, на Рождество я вхожу и вижу на прилавке свежие огурцы.

ЛОРЕНЦО. Да. (С горечью). Вы входите и видите огурцы, груши, брюссельскую капусту…

КЬЯРИНА. И ты должен помочь нам.

ЛОРЕНЦО. Дорогая моя сестра… Чтобы открыть подобный магазин, нужен капитал в пять - шесть миллионов лир. У меня ведь не такое положение, чтобы я мог позволить себе подобные расходы, Кьяри, ты ведь знаешь это лучше других. Я живу на доходы от своей работы.

КЬЯРИНА. Но тебе и не надо выкладывать ни одной лиры. Лоренцо, дорогой мой, неужели ты мог предположить, будто я хочу заставить тебя выложить наличные. И в мыслях не было ничего подобного.

ЛОРЕНЦО. Не могу. Решительно не могу.

КЬЯРИНА. Это ясно. Но мы и не думали ни о чем похожем.

ЛОРЕНЦО. Объясни тогда, что же вы надумали.

КЬЯРИНА. Я уже говорила тебе об этом накануне твоего отъезда в Америку. Я намекала про твой склад.

ЛОРЕНЦО. Ах, да… Это хорошее помещение, а наверху еще четыре комнаты… Со всеми удобствами. При желании можно выделить и комнату для ванны. Да и первый этаж очень удобен.

КЬЯРИНА. И такое прекрасное помещение ты используешь как чулан. Держишь там кучу всяких ненужных вещей, ветхую мебель, ломаные стулья…

ЛОРЕНЦО. Багеты, картины, зеркала…

КЬЯРИНА. Все это громоздкие предметы, которыми ты никогда не пользуешься.

ЛОРЕНЦО. Верно, и потому я решил пригласить скупщика и освободить место.

КЬЯРИНА. Четырех комнат нам хватило бы для всей семьи, а склад на первом этаже Филуччо превратил бы в магазин.

ФИЛУЧЧО. Профессор, я не шучу. Где еще я найду здание, расположенное на перекрестке двух главных улиц?

ЛОРЕНЦО. А расходы на оборудование магазина?

ФИЛУЧЧО. Кое-какие сбережения у меня есть, остальное возьмем в долг… Имея собственность, всегда можно занять деньги.

ЛОРЕНЦО. О какой собственности ты говоришь?

ФИЛУЧЧО. О складе и четырех комнатах наверху.

ЛОРЕНЦО. А, это…

ГАЭТАНО (с сигаретой в руке, которую только что достал из пакета). Профессор, вы должны решиться и подарить склад с четырьмя комнатами над ним молодоженам. (И не ожидая ответа, протягивает Филуччо сигарету, приказывая). Зажги!

КЬЯРИНА. Сейчас велю приготовить. (Встает, идет налево и зовет). Мариетта, свари кофе для профессора. Да побыстрее. (Возвращается на свое место, и садясь, с огорчением добавляет). Я же предлагала тебе кофе, еще когда ты только вошел.

ЛОРЕНЦО. А вы женаты, дон Гаэтано?

ГАЭТАНО (словно задетый за живое, опускает голову. После некоторой паузы с горькой улыбкой). Нет… жду одну женщину.

ЛОРЕНЦО. Она должна откуда-то приехать?

ГАЭТАНО. Нет… жду уже пятнадцать лет.

ФИЛУЧЧО (к Лоренцо). Вы коснулись незаживающей раны.

ГАЭТАНО (к Филуччо). И поэтому хочешь огорчить профессора? (Воодушевляясь). Мы ведь мужчины, профессор… Я давно влюблен в одну женщину, вот и все, и мне не стыдно признаться в этом.

ЛОРЕНЦО. Понимаю.

ГАЭТАНО. В женщину, которая отвергла, меня и наверное поэтому я заупрямился.

ЛОРЕНЦО. Нет ничего хуже.

ГАЭТАНО. Теперь уже дело дошло до того, что я весь дрожу при виде ее.

ФИЛУЧЧО (намекая на женщину, о которой идет речь). Она оказалась камнем преткновения в его жизни.

ГАЭТАНО. Но я жду ее, она должна повзрослеть.

ЛОРЕНЦО (резко меняет тему). А мебель?

ГАЭТАНО (растерявшись). Какая мебель?

ЛОРЕНЦО. Я спрашиваю у сестры и у Филуччо, как они думают решить проблему с мебелью.

КЬЯРИНА. Действительно, об этом мы и не говорили, но кое-какие соображения у меня есть.

ЛОРЕНЦО. Вот как.

КЬЯРИНА. Помнишь, что ты сказал, когда умерли папа и мама? Ты же такой великодушный… Знаете, великодушие моего брата уже вошло в поговорку. (Со внезапным порывом чувств с гордостью отмечает). Какой же ты красивый! (И посылает ему воздушный поцелуй). Такой добрый, постоянно в заботах о людях, щедрый и конечно же, великодушный, как никто на свете Помнишь, ты объявил мне: "Кьяри, все эти вещи - твои. Папа с мамой так дорожили всей этой мебелью… Когда выйдешь замуж, возьмешь себе".

ЛОРЕНЦО (скромно уточняя). Но тогда же и речи не было о браке.

КЬЯРИНА. Всей этой мебелью можно обставить две квартиры.

ЛОРЕНЦО (обращая внимание Кьярины на истинную причину, по которой комнаты все это время оставались нетронутыми). Придется закрыть святилище.

КЬЯРИНА (с готовностью). Но ведь эта мебель переедет вместе за мной. И я все восстановлю, как было. И мне будет казаться, что я по-прежнему живу с родителями. И они там, на небе, тоже облегченно вздохнут при мысли, что помогли моему счастью. (Вдохновенно). Я слышу, слышу голос мамы… Она говорит: "Дочь моя, на что нам теперь эта мебель, что нам с нею делать? Пусть лучше ею воспользуется твоя семья". И папа советует: "Кьяри, послушай отца, забери мебель и увези ее с собой".

ЛОРЕНЦО. Ну, понятно, она же им не нужна.

КЬЯРИНА. А ты в этих трех комнатах хотел устроить мастерскую… Ну, разве не прекрасный случай?

ЛОРЕНЦО (Как бы продолжая нить своего внутреннего монолога). Мебель твоя, спору нет. (Осторожно). А склад… и четыре комнаты…

КЬЯРИНА (категорически, исключая любой иной поворот событий). Нет, Лоренцо, эти четыре комнаты - вся моя надежда, а склад - единственное средство существования…

ЛОРЕНЦО. Понимаю, но…

КЬЯРИНА. И что же нам делать? Ты уходишь от решения.

ЛОРЕНЦО (резко). Я же рассуждаю, Кьяри. Не торопись. (Мягко, с тонкой дипломатией собирается разъяснить свою точку зрения). Когда я купил этот склад с четырьмя комнатами наверху, все решили, что я сделал глупость. (Обращаясь к Кьярине). Ты первая, помнится, сказала: "Лоренцо, мне кажется, ты совершенно напрасно потратил деньги". Если помнишь, я как раз тогда только-только закончил выплачивать стоимость этой квартиры. (Теперь обращается к Филуччо и Гаэтано). Потому что эта квартира - тоже принадлежит мне. Наш отец снял ее на двадцать лет и выплачивал какие-то пустяки раз в месяц… И потому не считал нужным приобретать ее. А с другой стороны, даже если бы и захотел купить, то его финансовое положение не позволило бы ему сделать это. Папа много зарабатывал, но и тратил немало. Жертвуя многим и зарабатывая своим трудом, я выкупил эту квартиру и вот так обеспечил крышу себе и Кьярине. Потом купил склад с четырьмя комнатами. Зачем? Ну, я не думаю, что человек, совершая какой-то поступок, обязательно должен объявлять всему свету, что, зачем и почему. Каждый имеет право делать, что хочет, и строить бумажные замки, не отдавая никому никакого отчета.

КЬЯРИНА. Ты хочешь сказать, что уже тогда знал предназначение этих четырех комнатам и склада?

ГАЭТАНО. Профессор хочет сказать, что у него было предчувствие, когда он делал такую покупку, что этот расход, столь неуместный тогда, со временем окажется весьма целесообразным.

ЛОРЕНЦО. Нет, дон Гаэтано, я не это хочу сказать. Дайте мне закончить свою мысль. Мы с сестрой всегда жили дружно, нас неизменно связывали прочные родственные узы, и наши отношения были поистине образцом братской любви. Я охотно отдал бы Кьярине не только эти четыре комнаты, но даже десять особняков, будь они у меня… Вся беда в том, что я отнюдь не такой богатый человек. Кьяри, сестра моя, у меня же весьма скромное состояние… Как же мне расстаться с тем немногим, что у меня есть?

КЬЯРИНА. Мой дорогой брат… А что же нам делать?

ЛОРЕНЦО. Кьяри, сестра моя, я слышу голос моего деда, который говорит: "Лоренцо, подумай о будущем!" Филуччо молод… У него все впереди… Было бы желание, и вы всего добьетесь! На первое время снимите скромную квартирку… Сейчас тысяч за сорок - пятьдесят в месяц вполне можно найти очень даже милую квартирку, современную… с мебелью!

КЬЯРИНА (ошеломленно). Но разве я должна уехать и отсюда?

ЛОРЕНЦО. Дорогая моя сестра… разве кто-нибудь говорит об этом? Я только думаю, что создав семью, вы сами почувствуете необходимость жить отдельно, своим домом, чтобы радоваться независимости и свободе, на какую все мы имеем право.

КЬЯРИНА. Филу, а ты что скажешь?

ФИЛУЧЧО (опустив голову). А что я могу сказать…

ГАЭТАНО. Выходит, вы отказываетесь помочь им?

ЛОРЕНЦО. Я не отказываюсь. Я не могу.

ГАЭТАНО. Но извините, как же вы хотите выдать замуж сестру?

ЛОРЕНЦО. Не спешите, дон Гаэтано. Ваш племянник не получал от меня никакого пригласительного билета. Филуччо сам по себе явился в мой дом и повел себя по своему усмотрению, не дожидаясь приглашения его хозяина.

ГАЭТАНО. Профессор, вы человек серьезный и светский. Вы же понимаете, что через несколько месяцев родится ребенок.

ЛОРЕНЦО. Конечно.

ГАЭТАНО. Я хочу вас спросить. Предположим, мой племянник пересчитает денежки в своем кармане и скажет: "Нет, я не могу себе позволить роскошь иметь семью", что вы тогда станете делать? Как вы тогда поступите?

ЛОРЕНЦО. Я хотел бы дать точный ответ, но это мне не под силу. Я мог бы сказать вам, что поступил бы так-то и так-то. Но потом, возможно, повел бы себя совсем иначе, когда речь пойдет не о предполагаемых обстоятельствах, а о действительности. Вот когда Филуччо в самом деле начнет подсчитывать денежки в своем кармане и задаст мне предложенный вами вопрос, тогда я точно и отвечу, как поступлю.

ФИЛУЧЧО. Профессор, мой ответ таков: "Через три недели мы с Кьяриной станем мужем и женой".

КЬЯРИНА (сияя). В самом деле, Филу?

ФИЛУЧЧО. Кьяри, ведь мы ждем ребенка.

ЛОРЕНЦО (выглядит растроганным, протягивает руку Филуччо). Дай мне твою руку! (Крепко пожимает ее). Дай поцелую тебя. (Обмениваются двумя звонкими поцелуями) Дай обниму. (Оба бросаются друг другу на шею). Ты настоящий мужчина. Именно это я и хотел услышать от тебя. Кьяри, сестра моя, ты должна знать причины моего отказа. Не обижайся, но со стороны Филуччо все же мог быть некий расчет, теперь же его честность и доброта вполне очевидны, и я по-настоящему счастлив.

КЬЯРИНА (исполненная надежды). Ну, так что же?

ЛОРЕНЦО. Положитесь на меня. Сделаем все согласно правилам и по закону. Пока что нет нужды снимать квартиру. Оставайтесь тут. Дом большой, и мы не будем мешать друг другу. Что касается склада, который Филуччо хочет использовать под магазин, то составим нормальный договор, обозначив небольшую сумму за аренду.

КЬЯРИНА. Да, но…

ЛОРЕНЦО. Минуточку. Дай мне договорить. А о четырех комнатах мы поговорим потом, так как я еще не решил, где расположу свой кабинет. Если все сложится хорошо и Филуччо серьезно проявит нужную активность после того, как Кьярина подарит ему наследника, я уступлю вам склад с четырьмя комнатам как свадебный подарок.

ГАЭТАНО. Это уже после свадьбы?

ЛОРЕНЦО. Вам порукой будет мое обещание.

ФИЛУЧЧО. Тогда мне лично, возможно, ничего и не надо будет. У меня есть руки, чтобы работать. Собственность отпишите моей матери, этой несчастной женщине, которая останется одна с недоразвитым сыном, моим братом.

ЛОРЕНЦО. Такое решение еще больше делает тебе честь, Филуччо. Не беспокойся о матери. Со старушкой все будет в порядке.

ФИЛУЧЧО (с энтузиазмом, намекая на скорое радостное событие). И если родится мальчик, мы назовем его Лоренцо.

ЛОРЕНЦО. Нет, спасибо, лучше именем отца.

КЬЯРИНА. А если девочка, назовем Аделаидой, как маму.

МАРИЯ (слева, неся кофе). Пожалуйста, кофе. (Расставляет посуду на столе).

КЬЯРИНА. Пей кофе, Лоренцо. (Звонок у входной двери). Мария, открой дверь.

Мария выходит направо.
Пуммарола (из-за сцены взволнованно). Филу… Филу…

ФИЛУЧЧО. Что случилось?

ПУММАРОЛА (входит запыхавшись оттого, что поднимался бегом по лестнице). Филу, ради бога, только не пускайте в ход руки, потому что я ничуть не виноват.

ФИЛУЧЧО. Что ты натворил?

ПУММАРОЛА. Донна Вирджиния, ваша мать, поднимается по лестнице.

ФИЛУЧЧО (встревожен). По лестнице?

ПУММАРОЛА. Поднимается по лестнице, спешит сюда вместе с вашим братом.

ФИЛУЧЧО. (угрожая). Как же ты допустил это?

ПУММАРОЛА. А что я мог сделать? Привязать ее? Я ничего не мог поделать. Умолял, как святую. Напрасно. Во чтобы то ни стало пожелала явиться сюда. Я говорил ей…

ФИЛУЧЧО (в гневе). Я сам поговорю с ней. (Набрасываясь на Пуммаролу). А тебе я голову размозжу…

ГАЭТАНО (останавливая угрожающий жест Филуччо). Ну, ладно, ну что ты, в самом деле…

ФИЛУЧЧО (все так же нападает на Пуммаролу). Ты разве не знаешь, что мама никогда не выходит из дома? Кто должен следить за ней, я или ты?

ЛОРЕНЦО. Старушка… Заставить ее подниматься пешком на третий этаж…Пойду помогу ей...

МАРИЯ (глядя на входную дверь). Она уже здесь

.

Вирджиния входит справа, за нею Паскуалино, брат Филуччо. Вирджиния - необыкновенно красивая женщина двадцати шести лет. Платье и черная шаль не мешают рассмотреть ее изящные, хоть и пышные формы. Густые, черные хорошо причесанные волосы подчеркивают белизну лица, на котором тревожно горят огромные черные глаза, а ее полные красные губы - сама сексуальность. Голос ее мягок и льстив. Она контролирует свои жесты, стараясь держаться скромно, словно монашенка, но ей не удается согласовать их с привлекательностью своего облика. Несчастный Паскуалино - слабоумный. Его возраст - тридцать восемь лет - контрастирует с детскими жестами и рассеянным взглядом, хотя он изо всех сил пытается выглядеть хитрым. Он следует за Вирджинией, упрямо цепляясь за ее юбку.
ВИРДЖИНИЯ. Донна Кьяри, можете не беспокоиться. Все будет хорошо. (Заметив Гаэтано). Добрый день, дон Гаэтано.

ГАЭТАНО (услышав ее голос, бледнеет. Он хотел бы держаться иначе, но его растерянность очевидна. Его охватывает сильная нервная дрожь, и он с трудом что-то бормочет, почти утратив дар речи). Добрый день, донна Вирджиния.

ВИРДЖИНИЯ. Филу, сын мой ты должен извинить меня… Как только я узнала про донну Кьярину, то не смогла удержаться. Я сразу же пошла в церковь.

ПАСКУАЛИНО (вторит словам Вирджинии, усекая каждое слово). Мы пошли в церковь.

ВИРДЖИНИЯ. Я искренне молилась полчаса, потом попросила у священника тридцать свечей.

ПАСКУАЛИНО (показывая пакет со свечами, повторяя как выше). Тридцать свечей.

ВИРДЖИНИЯ. Вы должны зажигать по одной свече перед изображением святого Агостино. Когда закончатся эти, принесу вам еще тридцать, и так до того дня, когда появится на свет ваше невинное дитя. (Между тем достает из-за пазухи пухлую расшитую сумочку). Я знаю, что тут лежит. И это вы должны привязать к животу и держать до того момента, когда свершится радостное событие.

ПАСКУАЛИНО. Свершится радостное событие.

ВИРДЖИНИЯ. И привязать вам мне нужно самой, потому что при этом я должна произнести про себя двадцать слов, известных только мне одной. Пройдемте в вашу комнату, и я прикреплю сумочку у вас на животе.

КЬЯРИНА (взволнованно). Прямо сейчас?

ВИРДЖИНИЯ. Не отказывайтесь, донна Кяьри. Надо чтобы у нас все было в порядке с совестью. Филуччо сразу же выполнит свой долг, а у нас не должно быть сюрпризов во время беременности. Пойдемте (И легонько подталкивает Кьярину к комнате слева. Потом оборачивается к Паскуалино и мягко говорит). А ты, подожди меня здесь, тебе нельзя туда.

ПАСКУАЛИНО. Я хотел посмотреть на живот.

ВИРДЖИНИЯ (нежно). В другой раз, сын мой, в другой раз. (Умоляющим тоном). Дон Гаэта, присмотрите за Паскуалино.

ГАЭТАНО (восклицает в порыве неудержимого желания). Вирджиния!.. (Потом, сраженный волнением, со слезами в горле склоняется, признаваясь всем). Извините, я несчастный человек… Я так несчастен.

ВИРДЖИНИЯ (Еще более нежным, чем прежде, тоном). Это искушение, дон Гаэтано, искушение.

ПАСКУАЛИНО. Искушение.

ВИРДЖИНИЯ. Пойдите исповедуйтесь. А завтра утром причаститесь.
Гаэтано опускается, обессиленный, на стул.
ВИРДЖИНИЯ. Пойдемте, Кьяри. Позвольте (И уходит с Кьяриной налево).

ЛОРЕНЦО (после недолгой паузы, обращаясь к Филуччо, который стоит опустив голову в горестном размышлении). Это ваша мать?

ПАСКУАЛИНО (опередив ответ Филуччо). Мачеха. Папа, добрая душа, женился вторично. Мы с Филуччо - дети от первого брака.

ЛОРЕНЦО (с иронией смотрит на Филуччо и резко бросает ему). Старушка?

ФИЛУЧЧО (стиснув зубы и с горькой насмешкой подтверждает). Старушка.

Занавес опускается.