Измерение вечности

Часть вторая

ОЛИВИЯ (хватается за голову, опускается на пол, еле выговаривает шепотом.) Он погиб... (Пауза. Истерично.) Он погиб!!!

ВЕРЖИЛИЙ (смотрит на мониторы, на лице отражаются всполохи пламени, говорит отрешенно, как психически ненормальный.) Он погиб?.. Не может быть… Почему «не может»? Вот, пожалуйста… А почему не я?.. Странно… Я вижу в том огне себя…

ОЛИВИЯ (ходит от монитора к монитору в беззвучных рыданиях). Он погиб!.. Он погиб… Он погиб!!!

ВЕРЖИЛИЙ (раздраженно). Он погиб, он погиб!.. Не только он! Вместе с ним погибли две женщины! (Пауза.) Где Фредерик? Отдыхает после дежурства? (Нажимает кнопки на пульте.) Фредерик, подъем! Срочно на пульт! Тревога! Фредерик, подъем!

ОЛИВИЯ. Он… по… гиб…

ВЕРЖИЛИЙ. Как и времен года. Полюбуйся. Это догорают останки нашего корабля.

ФРЕДЕРИК. Ну что ж, смешно. А что на самом деле? Зачем понадобилось будить?

ВЕРЖИЛИЙ. Это останки нашего корабля. Проснись.

ОЛИВИЯ. Их нет, Фредерик! Их больше нет!

ФРЕДЕРИК. Кого нет?

ВЕРЖИЛИЙ. Капитана и двух наших девушек.

ФРЕДЕРИК (глядя на мониторы). А вот это уже не смешно.

ОЛИВИЯ. Ты спал, Фредерик. Я с девочками занялась комплектацией. Вержилий был на посту. А он решил сделать первый ознакомительный полет вокруг планеты.

ФРЕДЕРИК. По плану разведка завтра.

ОЛИВИЯ. А ему не терпелось. Ему не сиделось на месте.

ФРЕДЕРИК. Вы с ума сошли.

ВЕРЖИЛИЙ. Да, лично я ничего не понимаю.

ФРЕДЕРИК (резко). Какого черта они с ним полетели?!

ВЕРЖИЛИЙ. Женское любопытство. Он предложил, они согласились. (Зло.) Нашел время для увеселительных прогулок!

ФРЕДЕРИК. Ты не мог запретить?

ВЕРЖИЛИЙ. Я?!

ОЛИВИЯ. Он пригласил всех. Дамы, прошу на экскурсию. А я со своей идиотской ответственностью осталась. Если у меня по плану работа – я должна работать. (Хватается за голову.) Почему я не полетела с ним? Почему?.. Почему!..

ФРЕДЕРИК. Проделать такой путь… Закрепиться на орбите… Первый облет планеты… И катастрофа?

ВЕРЖИЛИЙ. Они отошли от станции буквально… Не прошло и десяти минут.

ФРЕДЕРИК. Что же случилось?? Неужели влияние планеты? Может быть, отторжение пришельцев неизвестными лучами? Техника вела себя безупречно. Корабль проделал такой путь. Сам по себе он не мог.

ОЛИВИЯ. Их нет, Фредерик!.. Их нет!.. А ты строишь гипотезы о технических неполадках. Их нет – вот что главное!.. Моего мужа и ваших двух девочек – не-е-ет! Ты понимаешь это?

ФРЕДЕРИК. Я пытаюсь понять. С научной точки зрения. Значит… Значит… Значит, их здесь больше не будет?

ВЕРЖИЛИЙ. И наука перед этим бессильна.

ОЛИВИЯ (падая на колени). О-о-о!..

ВЕРЖИЛИЙ. Медицина тоже.

ФРЕДЕРИК. Зачем мы прилетели на эту планету? Прилетели вшестером для того, чтобы трое погибли. Ради этого?

ВЕРЖИЛИЙ. Вопрос можно поставить иначе. Для чего мы родились? Чтобы прилететь на эту планету?

ОЛИВИЯ (спокойно). Его… больше… нет.

ВЕРЖИЛИЙ. Делаем так. Каждый уходит к себе. Через какое-то время соберемся вместе. Я буду здесь, на дежурстве. Как-то не хочется, чтобы и станция накрылась. Или хочется?

ФРЕДЕРИК. Ну, если безболезненно…

ОЛИВИЯ. Чтобы наши души успели соединиться.

ВЕРЖИЛИЙ. Оливия, сейчас каждый уходит к себе. В глубину своей души. На борьбу с черными мыслями.
Затемнение.
Звучит орган.

Затем освещаются все трое героев на авансцене.
ВЕРЖИЛИЙ. Итак, отдадим себе твёрдый отчёт. Данность распахнулась перед нами как бездна. Мы обречены. Эксперимент парного проживания в космосе провалился. Три пары были отправлены в научное путешествие. Одна связанная узами брака и две свободные. Эксперимент должен был ответить на много вопросов. Как сложатся отношения? Появятся ли, и как будут развиваться, дети? Произойдут ли разводы? Не распадётся ли вообще модель микрообщества? Способно ли человечество при остывании солнца перенести жизнь во всём её многообразии на другую планету.

ОЛИВИЯ. Пожалуйста, не надо паясничать.

ФРЕДЕРИК. Он разве паясничает?

ВЕРЖИЛИЙ. Пять лет мы летели сюда. Пять лет должны были прожить на орбите. И пять лет на возвращение. Но как только мы достигли Тёмной планеты, три наших товарища вместе с кораблём…

ОЛИВИЯ. Трое наших близких!

ФРЕДЕРИК. Останемся верными земным ритуалам.

ОЛИВИЯ. Да подожди ты! Ну как можно?

ВЕРЖИЛИЙ. Для скорби у нас будет предостаточно времени.

ФРЕДЕРИК. Вержилий, будь милосердным.

ВЕРЖИЛИЙ. Буду! Ещё как! Но позвольте выложить всё до конца. Вы боитесь услышать? Для вас лучше замереть в молчании? А мне каково? Я-то уже всё знаю. И мне больше вашего хочется накачаться вином по уши.

ФРЕДЕРИК. Хорошо. Говори.

ВЕРЖИЛИЙ. Наш стратегический компьютер дал следующие расчёты. Выход на связь с Землей у нас ограничен. Всего несколько часов с периодичностью в полгода. Только в это время мы сможем посылать к Земле информацию о том…(С едкой иронией.) О том, что экспедиция достигла созвездия «Задница Центавра», станция, которую мы притащили, зависла на орбите планеты, похожей на кусок экскрементов, а корабль, на котором предстояло вернуться… (Делает выразительный жест.) Погибли люди.

ОЛИВИЯ (раздражённо). Вержилий, ты какой-то!..

ВЕРЖИЛИЙ. Выслушай до конца, Оливия. И я посмотрю, как ты заговоришь.

ОЛИВИЯ. Нас спасут. Мы шли сюда пять лет. Значит лет через…

ФРЕДЕРИК. Ну, десять…

ВЕРЖИЛИЙ. Это если к нам будет милосерден Всевышний. В заднице у которого мы находимся. А он не будет. Вот расчёты. Минимум пять лет уйдёт на то, чтобы на Земле получили наши разрозненные сигналы, послали к нам вопросы и получили на них ответы. К нашей экспедиции планета готовилась чуть ли не полвека. Допустим, новый корабль будет построен быстрее. И тем не менее, пока будет принято решение, спасать или не спасать трех ненормальных, чудом оставшихся в живых, пока, оставив насущные дела, экономика планеты создаст новый корабль, отложив другие космические проекты… При самом благоприятном стечении обстоятельств спасатели появятся здесь лет через тридцать. А новая экспедиция, что гораздо реальнее, не бросать же такую станцию, прибудет лет через пятьдесят минимум. Минимум! Вот расчёты. Допустимые и вероятные. Согласно последним медицинским исследованиям человеческий организм в искусственных условиях не живёт дольше… Ну, вы знаете. Значит, основная мысль понятна? Она предельно ясна. Запасов пищи и кислорода у нас предостаточно. В биологических отсеках мы имеем рыб, животных и птиц, которые живут и воспроизводятся. Но когда сюда прибудут новые люди, то застанут здесь только воспроизводящиеся образцы, а нас здесь уже не будет. Вот расчёты. Доклад окончен. Я хочу помянуть женщину, с которой провёл пять лет совместной космической жизни. (Наливает, пьет.) Почему я не любил её? Ведь она была славная. С каким умом и достоинством, с каким тонким юмором относилась она к заданию. Жить с мужчиной, который её не любит. По сути, это было заданием её жизни. (Наливает.) Идиот. Мы с ней могли стать образцом того, как любовь возникает в космосе. Но мы ещё и надеялись вернуться. Полный идиот. (Делает большой глоток.) Прости меня!.. Я нежно относился к тебе… Хотя всё своё время отдавал работе и практике… Наши физиологические потребности уравновешивались условиями эксперимента, и мы с тобой иронизировали над этим. Вернее, это я шутил, а ты, умница, лишь передразнивала, не обращая внимания на мой цинизм. За пять лет ни одной ссоры! Как я умудрился не полюбить такую женщину? Идиот – слишком мягко сказано.

ФРЕДЕРИК (тоже глядя в космическую бездну). И ты меня прости. Я любил тебя. Я влюбился ещё перед отправлением. Ты была холодна ко мне, и это только раззадоривало. Ты жила любопытством, в твоих генах определяющим был интерес познания. Ты без устали сидела у экрана компьютера, перебирая кнопки. Могла часами считывать совершенно не нужную тебе информацию. Без сна и отдыха собирала и разбирала схемы, моделировала программы. Ты походила на робота, но красивого, неутомимого. Для которого физиологические функции организма являлись природной обузой, вызывали раздражение. Мгновения нашей близости проходили четко по расписанию. Ты была снисходительна и терпелива. И раздражалась, если я желал чего-то большего. Отношения со мной ты держала строго в рамках полётного задания. Пойти на эксперимент материнства? Я даже заговорить боялся на эту тему. Казалось бы, ну как можно любить такое бесчувственное божество? Можно!.. Ты любила ритмичную электронную музыку, другой не воспринимала. Художественная литература была для тебя всего лишь необходима в рамках образования. Ты совершенно не чувствовала живопись. Разве что изящная скульптура могла привлечь твой взор на некоторое время. Как изящная одежда, или как изящная по дизайну конструкция. Разве можно было любить такое божественное однообразие? А я просто сходил с ума. Прости, что я был навязан тебе научной программой. Лучше бы моё, а не твоё существование оборвалось в нашей экспедиции жизни. Буду помнить тебя всегда!.. (Делает глоток.)
ВЕРЖИЛИЙ, глядя на него, осушает весь бокал.
ОЛИВИЯ. Прости мня, мой капитан. Мне надлежало погибнуть вместе с тобой. Я отказалась, ты полетел с ними. Прости… Я ревновала тебя к этим двум бедным девушкам, потому что они были моложе… Я никогда не говорила тебе о своей скрытой ревности. Ты сам её чувствовал, и тебе она нравилась. Ты веселился от того, как я наблюдаю за ними, когда они делают доклад, либо просто беседуют со своим капитаном. Нам было очень хорошо с тобой. Люди, достигшие такой взаимности, вряд ли мечтают о большем. Мне нравилось, как ты треплешь меня вот здесь…(Чешет затылок.) Я готова была заскулить от блаженства… Я прижималась и чувствовала, как у тебя внутри наступает успокоение. Что может быть выше такого счастья? Разговоров о детях ты избегал. Ты не хотел. Говорил, вот прилетим, вот обоснуемся, обживёмся, войдем в ритм рабочих исследований, и, может быть, тогда!.. Ты словно предчувствовал что-то… Мне следовало взять инициативу в свои руки. У меня осталось бы твоё продолжение. Теперь его нет. Тебе постоянно не сиделось на месте. Путешественник, ограниченный камерой корабля и отсеками на станции. Человеку всегда мало происходящего. Ему хочется убежать от времени, он постоянно должен что-то делать, делать, делать!.. Нестись куда-то к чёртовой матери!..

ВЕРЖИЛИЙ. К чёртовой матери, это верно. Где-то в этом районе мы и находимся.

ФРЕДЕРИК. Неужели кара небесная? За то, что человек пересёк все божеские и дьявольские границы?

ВЕРЖИЛИЙ. Человек всего лишь микро-микро-микро… вот такусенькая частичка!.. Которая набралась наглости и пытается из своего прыща, из своей бородавки, которая называется Солнечная система… Которая выскочила у Создателя где-то… Ну, скажем, подмышкой… И вот эта частичка захотела узнать какой же он есть Создатель? Насколько он огромен и бесконечен? Фанатичное стремление постичь границы бесконечности. Где же конец всему? Наглость беспредельная, согласитесь. И поэтому создатель вправе остановить движение этих вирусов, изолировать в безопасное место, где, пожалуйста, постигайте, сидите и думайте, пока не наступит ваш естественный конец. Вам не сиделось там? Сидите здесь. Потому что таковы условия Создателя. Разум должен сидеть в тюрьме жизни. Вселенский разум свободен, он вольно плывёт в реке времени. Или безвременья, потому что его путь бесконечен. А человеческий разум обречёно барахтается, пытается грести против течения, потому что не знает, на каком повороте реки его путешествие заканчивается.

ФРЕДЕРИК. Ну ты задвинул!

ОЛИВИЯ. Вержилий, как ты можешь поминать близкого человека какими-то философскими бреднями?

ВЕРЖИЛИЙ. Сам удивляюсь. (Пауза.) Мы сейчас пытаемся ответить на вопрос, как и почему произошло случившееся, чтобы как можно дольше не подходить к главному вопросу. Что делать дальше?

ФРЕДЕРИК. Понадеемся на чудо. В истории не мало примеров, когда люди обращались к высшим силам и чудеса происходили.

ВЕРЖИЛИЙ. Всё зависит от того, насколько истово человек верит. Прошу, давайте станем на колени. Я согласен покаяться. Я виноват перед погибшей. Я виноват перед Всевышним, что припёрся, куда меня не просили. Чувство вины не будет давать мне покоя. И это хорошо, это проявление жизни. Но молиться я не смогу. Кого молить о чуде? На Земле молятся, глядя куда-то сюда. Но мы-то здесь. Куда обращать взоры? Даже планета, на орбите которой мы зависли навечно, тёмная. Не отражает никакого света. Как изначалие. Поздравляю, здесь начинается наша с вами цивилизация. А ты, Фредерик, молись. Истово молись. Вдруг чудо произойдёт, и к нам заглянут инопланетяне. Привет, ребята, ну вы и обнаглели. А скорее всего Создатель почешет своим корявым пальцем, где у него зачесалось, и раздавит нательное насекомое, то есть нашу станцию.
Пауза.
ОЛИВИЯ. Почему только семьдесят лет?

ВЕРЖИЛИЙ. Плюс-минус пять. Вы же медик и прекрасно знаете об этом.

ОЛИВИЯ. Но я не согласна!

ВЕРЖИЛИЙ. Отлично. Вы ставите задачу продления жизни лет на десять? Хотите опровергнуть данные космической науки? Провести на себе эксперимент? Вы разработаете комплекс физических упражнений, систему диетического питания, регулярность принятия ванн из растворов, газов и лучей. Будете фиксировать изо дня в день свои физические ощущения все оставшиеся годы. А когда сюда явятся новые аргонафты, они найдут ваши труды и вы войдёте в историю. Достойно. Поздравляю, Оливия. У вас есть цель.

ОЛИВИЯ. А у вас её нет?

ФРЕДЕРИК. Почему вы стали обращаться на «вы»? Мы же были на «ты». (Короткая пауза.) Будем жить надеждой. Верой, что за нами прилетят. И мы вернёмся на Землю.

ВЕРЖИЛИЙ. В данный момент радостно, что ты возвращаешься в лоно церкви.

ОЛИВИЯ (взволнованно). Извините меня… Поминовение – дело сугубо личное… Каждый по-своему общается к ушедшим… Поэтому я вас покину. (Достает из бокса бутыль вина.)

ФРЕДЕРИК. Лучше таблетки, Оливия. Эффективнее.

ОЛИВИЯ. Мы остались жить, а не существовать. Я хочу естественных ощущений. Чтобы мучительно и больно. Винных запасов у нас достаточно?

ВЕРЖИЛИЙ. Более чем. Лет через двадцать у нас будут коньяки такой выдержки, что нам позавидуют живущие там. Это ведь тоже выход. Если нет сил трезво смотреть в глаза реальности, нужно преломить угол зрения.

ФРЕДЕРИК. Это позиция слабости!

ВЕРЖИЛИЙ. А ты сейчас не производишь впечатление сильного.
ОЛИВИЯ уходит.

ФРЕДЕРИК тоже достаёт бутыль и тоже уходит.

ВЕРЖИЛИЙ долго выбирает марку вина, берёт три образца и тоже уходит.
Затемнение.

Лютневая музыка.

Затем в полумраке появляется ОЛИВИЯ с горшочками цветов для украшения сцены. Ей помогает ФРЕДЕРИК.

ФРЕДЕРИК. Образ постоянно на экране. Так устроены наши индивидуальные компьютеры. (Стучит по голове.) С электроникой проще. Нажал кнопки, одна информация ушла с экрана, другая высветилась. А человеческий компьютер самостоятелен. Сколько ни нажимай… Даже не знаешь в каком месте нажимать… Ты концентрируешь свои мысли, силу воли, встряхиваешь себя, берёшь в руки, направляешь на конкретную работу, начинаешь что-то делать… А на экране один и тот же образ… Портрет, слова, ощущения…

ОЛИВИЯ (печально). Да. (Расставляет цветы.)

ФРЕДЕРИК. Разговор продолжается, продолжается. Наш спор не останавливается. Я задаю вопросы, она тут же отвечает. Даже порой быстрее, чем это происходило при жизни. Причём я слышу интонацию. Заинтересованный ответ, весёлый, безразличный, раздражённый. Если она говорит во мне не моими словами, а своими… Если во мне рождаются её мысли… Значит, жизнь её не кончилась?

ОЛИВИЯ. Да, да… (Переставляет цветы.)

ФРЕДЕРИК. Но самое ужасное… Или самое прекрасное?.. Во сне продолжается развитие отношений. Потому что включается подсознание, либидо… Это уже не спор, не словесный диалог… Я прикасаюсь к ней… И её тепло, её энергия меня пронзает… Я ощущаю пальцами, губами, всей кожей…

ОЛИВИЯ. Да, да!..

ФРЕДЕРИК. И я чувствую встречное желание!.. Вот-вот произойдёт!..

ОЛИВИЯ. И весь кошмар в том, что не наступает полного…

ФРЕДЕРИК. Броска в пучину!..

ОЛИВИЯ. Да, да!.. Хочется, чтобы захлестнуло с головой. Волна должна обрушиться и смыть тебя, унести. А она зависла и не обрушивается. Как замёрзла.

ФРЕДЕРИК. И дальше полное отчаяние. Потому что просыпаешься. Это было во сне. Но ведь могло случиться и наяву. Если бы…

ОЛИВИЯ. Если бы?..

ФРЕДЕРИК. Если бы в этот момент живое прикосновение.

ОЛИВИЯ (берёт его руку). То есть, почувствовать в это мгновение что?.. Руку, кожу, тепло?

ФРЕДЕРИК. Ну да. И всё. Больше ничего не нужно.

ОЛИВИЯ. Ощутить явное…

ФРЕДЕРИК. Мы подошли к главному, Оливия. Если мы одинаково чувствуем…

ОЛИВИЯ (словно очнувшись). Если мы одинаково чувствуем?..

ФРЕДЕРИК. Значит, возможно?.. Хоть немного буквального. А не иллюзий.

ВЕНРЖИЛИЙ. Это нечестно, Фредерик. Мы все равны перед обстоятельствами и временем. Здесь не игорный дом. Выигрыш сорвать можно, однако убежать с ним не получится.

ОЛИВИЯ. Я не понимаю, о чём идёт речь.

ВЕРЖИЛИЙ. Неужели?

ФРЕДЕРИК. Подслушивал ты, или нет… Тебе не понять, о чём мы говорили. Ты не любил. А мы любили. И продолжаем любить. Поэтому ты далёк от общения двух понимающих.

ОЛИВИЯ. Объяснитесь, пожалуйста.

ВЕРЖИЛИЙ. По-моему, всё предельно ясно.

ОЛИВИЯ. Ну так. Говорите.

ВЕРЖИЛИЙ. Ох, Оливия. Помимо вашей красоты, я ценю и вашу мудрость. И не хочу разочаровываться.

ФРЕДЕРИК. Ваше обращение на «вы» уже не раздражает, а возмущает!

ВЕРЖИЛИЙ. Оно возникло само собой.

ФРЕДЕРИК. Для меня это предвестие. Только не могу понять чего.

ВЕРЖИЛИЙ. Поэтому ты и начал активные действия?

ОЛИВИЯ. Прекратите!

ФРЕДЕРИК. Давайте, перенесём на завтра этот разговор? Или на послезавтра.

ВЕРЖИЛИЙ. За это время ничего не изменится.

ОЛИВИЯ. Ну, всё, хватит. Вы переоцениваете меня. Я действительно ничего не понимаю.

ВЕРЖИЛИЙ. И не догадываетесь?

ОЛИВИЯ. Догадываюсь. Но не желаю убеждаться до конца.

ВЕРЖИЛИЙ. Спасибо за честность.

ОЛИВИЯ. Да, обстоятельства сложились так, что мы обречены на совместное проживание. Двое здоровых мужчин, и я, женщина.

ВЕРЖИЛИЙ. Остались бы мы с ним вдвоём, всё бы выглядело иначе. Мы бы спорили, моделировали программы, считывали с экрана шедевры литературы…

ФРЕДИРИК. Уничтожали бы запасы спиртного…

ВЕРЖИЛИЙ. Но Господу Богу, в гости к которому мы пожаловали, захотелось оставить нас втроём. Ирония? Усмешка судьбы? Мы обречены жить вместе, а наша главная обречённость в нашей половой принадлежности. Извините, если грубо. Но честно.

ОЛИВИЯ. А сила воли? Куда подевались такие человеческие качества, как сила воли, мужество, твёрдость духа?

ВЕРЖИЛИЙ. Не знаю, куда они подевались. Фредерик, может быть, ты знаешь? Он тоже не знает.

ФРЕДЕРИК. Заткнись!

ВЕРЖИЛИЙ. Я прав, как видите.

ОЛИВИЯ. Я люблю капитана. И не перестану его любить.

ВЕРЖИЛИЙ. Вы любите капитана, а он любит её, свою безвременно ушедшую. Ваши чувства летают, летают… (Показывает, как летают чувства.) Один раз пролетели рядом… Второй раз чуть не столкнулись… И вполне могут приземлиться на поле стадиона жизни.

ФРЕДЕРИК. Ты всё высказал?

ОЛИВИЯ. Фредерик!.. (Преграждает ему дорогу.)

ВЕРЖИЛИЙ. Извините. Я скоро буду нести полную чушь. Хочу предупредить вас, как врача, заранее об этом. Но мне очень не хочется глупых объяснений.

ФРЕДЕРИК. По-твоему, нам не избежать вызова друг друга на дуэль?

ВЕРЖИЛИЙ. Религия, дуэль… Мечтатель ты, Фредерик. Хочешь жить в придуманном мире, чтобы не видеть реального?

ОЛИВИЯ. То, о чём вы говорите, не произойдёт никогда.

ВЕРЖИЛИЙ. Неубедительно.

ФРЕДЕРИК. Согласен.

ОЛИВИЯ. Какой же ты после этого романтик?

ВЕРЖИЛИЙ. Именно поэтому и романтик.

ОЛИВИЯ. Мне отвратителен даже сам разговор.

ФРЕДЕРИК (разведя руками). Мне тоже.

ВЕРЖИЛИЙ. Можно до отказа напичкать голову установками. Но когда ваше тело будет проходить рядом с моим, то там, внутри, возникнет, родится, начнёт жить, пульсировать и маяться то, что мы называем страстями, слабостями, низменностями, возвышенностями, животностями… Как угодно называйте. Но ни одной теорией вы этого инстинкта подавить не сможете. Мы уйдём в работу по исследованию Тёмной планеты, но нас будет постоянно преследовать темнота нашей личной системы. Фредерик посоветует бороться постом и молитвой.

ФРЕДЕРИК. Или таблетками.

ВЕРЖИЛИЙ. Мы вполне добьёмся определённых успехов. Но из нашей темноты будет звучать один и тот же вопрос. Зачем, нужно ли так себя изводить?

ОЛИВИЯ. Мои доводы недоступны вашему пониманию?

ВЕРЖИЛИЙ. Всё понятно. В том-то и дело. Но если б вы просто подошли и поцеловали, то это было бы гуманнее доводов.

ОЛИВИЯ. Ну, знаете!.. (Хочет уйти.)

ВЕРЖИЛИЙ. Вот и рухнули все ваши доводы. Если б мы были тремя олигофренами, то вопрос был бы снят. Мы бы играли со своими погремушками и радовались.

ФРЕДЕРИК. Итак, мы осветили нашу тёмную реальность. Открыто и честно.

ОЛИВИЯ. Я должна принадлежать кому-то одному? Или сразу двоим? Если уж речь идёт о гуманности?
Пауза.

ОЛИВИЯ уходит.
ФРЕДЕРИК. Я хочу сам распоряжаться своей судьбой. Я сажусь на снотворные пряники. По две штуки в день. Проснулся, сделал работу, и дальше. Я не хочу быть рабом жизни.

ВЕРЖИЛИЙ. Рабом жизни нужно уметь быть. Дай сюда эту гадость. (Забирает у Фредерика упаковку с таблетками.) Где ключ от медицинского контейнера?

ФРЕДЕРИК. Вот уж нет. (Показывает ключ.) Это моё право.

ВЕРЖИЛИЙ. Отдай. Я закрою контейнер, а ключ вышвырну в космос.

ФРЕДЕРИК. Каждый имеет право на выход. О праве на вход обычно не спрашивают.

ВЕРЖИЛИЙ. Отдай ключ. Поверь, ситуация разрешится самым естественным образом.

ФРЕДЕРИК. Твой замысел глуп.

ВЕРЖИЛИЙ. А твой гениален? Стоило ли так долго путешествовать по жизни, чтобы так просто выходить из неё?

ФРЕДЕРИК. Кроме барбитуратов в медицинском контейнере находятся и другие медикаменты. Полезные и необходимые.

ВЕРЖИЛИЙ. Я предложу нашему доктору уничтожить все соединения барбитуратовой кислоты.

ФРЕДЕРИК. Имеются и более мощные пирожки. Ты просто не знаешь.

ВЕРЖИЛИЙ. Наркоман несчастный. Отдай ключ.

ФРЕДЕРИК. Дуэль возможна по принципу рулетки. Берём две капсулы… Нет, лучше два шприца. В одном нормальная доза снотворного, в другом на табун лошадей. Я наполню шприцы, а ты выберешь кому какой. Вкалываемся и засыпаем. И кто-то один не просыпается.

ВЕРЖИЛИЙ. Сходимся по команде, всаживаем иглы и давим на гашетки? Эффектная сцена. У такого спектакля должна быть публика.

ФРЕДЕРИК. Прорепетируем? Позовём её и понаблюдаем за реакцией.

ВЕРЖИЛИЙ. Ты хочешь знать, как она отнесётся?

ФРЕДЕРИК. А тебе разве не интересно? (Достает из контейнера шприцы, подаёт один Вержилию.) Вызывай нашего единственного зрителя.