ГЛАВА 16 Лия лишается трона

По прибытии в Тунис Кроули и Лия поселились в отеле «Эймон», но, поскольку в соседней с ними комнате ока­зались шумные жильцы, перебрались в более дешёвую гостиницу «Суфльде Зефир», расположенную в Ла-Мар-се, одном из нынешних северных пригородов Туниса. По­началу Кроули надеялся, что их пребывание здесь будет временным, что приказ о выезде из Италии будет отме­нён и они с Лией смогут вернуться. Однако, по мере того как шло время, он понял, что этого не произойдёт. Осо­знав реальное положение дел, Кроули подумал о том, не сможет л и он основать новое аббатство на острове Джерба, расположенном в заливе Габес. Он планировал уста­новить в этом аббатстве более строгие монастырские правила. На Чефалу, по его мнению, царила чересчур рас­слабленная атмосфера. В новое аббатство он собирался приглашать только тех, кто был способен к самоотдаче, обладал магическими способностями, а также физиче­ской красотой, кто разбирался бы в финансовых делах и, разумеется, располагал определёнными денежными средствами.

Финансовые соображения были тогда главной темой в размышлениях Кроули. Ему нужно было не только запла­тить за отель в Тунисе, но на его содержании осталась вся община на Сицилии, где между тем стало одним ртом больше. 19 мая Нинетт родила дочь, Изабеллу. Её отцом был не Кроули, а барон Ла Кальче. Кроули относился к барону неприязненно. Через две недели после рожде­ния ребёнка он записал в дневнике: «Мне необходимо но­вое слово — нелюбовь звучит слишком фамильярно, пре­зрение — чересчур толерантно — и это слово я хочу упо­требить в отношении Карло Л а Кальче!!!!!» Немного позже в этот же день Кроули добавил, что, должно быть, он под­сознательно ревнует к барону, ведь по поводу того, кто отец ребёнка Нинетт, не было никаких сомнений. В тот момент, когда он был зачат, Кроули находился в Лондоне. Что касается самой новорождённой девочки, то Кроули проверил её гороскоп и сделал следующее заключение: «Определить будущее этого ребёнка несложно. Наиболее вероятно, она вырастет в довольно заурядную маленькую шлюху».

Хотя Изабелла и не была дочерью Кроули, но за дол­гие годы у него, должно быть, родилось определённое количество внебрачных детей. Точное их число может на* всегда остаться неизвестным. Он редко участвовал в их-воспитании деньгами и ещё реже как-либо контактировал с ними или их матерями. Он был так же расточителен со своей спермой, как самая распутная рок-звезда. Он ни­когда не пользовался никакими средствами предохране­ния, и, если любовница объявляла ему о том, что бере­менна, он не соглашался на аборт. Он считал, что аборт равносилен убийству, и презирал общество, которое ми­рится с абортами, хотя и объявило их вне закона. Он счи­тал , что женщина должна иметь право сама решать судь­бу своего плода, однако он не сомневался, что ни одна женщина, если только её сознание не ограничено требованиями общественных приличий, не пойдёт на преры­вание беременности. При всём своём женоненавистни­честве Кроули во многом придерживался феминистских взглядов и считал, что современная ему законодатель­ная система плохо обслуживает, а то и вовсе притесняет женщин.

В Тунисе Кроули проводил время за чтением «Книги Закона» в надежде, что она даст ему совет, как выйти из его текущего бедственного положения. В конце концов его перспективы на будущее свелись к двум вариантам. Первый заключался в том, чтобы не предпринимать ника­ких решительных действий и позволить Лии собраться с её магическими способностями; второй предполагал ожидание богатого человека с запада, о прибытии кото­рого пророчила «Книга Закона».

Кроме того, Кроули терзался мыслями о своём здоро­вье, поэтому он решил сходить к врачу, Томасу Домеле, с которым познакомился в 1920 году, ожидая в Тунисе при­езда Джейн Вульф. В прошлый приезд его беспокоила бо­родавка: теперь это было возобновившееся заболевание ног, «странные волдыри на ногах, которые появились у меня в Монтаук и с тех пор время от времени давали о себе знать, вдруг начали стремительно увеличиваться в количестве». Поначалу Домела лечил волдыри мазью с содержанием цинка, что помогало отчасти, но потом прижёг их йодом. В результате исчезли те волдыри, которые подверглись непосредственному лечению, однако немедленно высыпа­ли новые. Иммунная система Кроули была сильно подо­рвана постоянным употреблением наркотиков.

Общее ослабление организма подавляло Кроули, и он начал терять уверенность в себе. Его дневниковая запись за 28 мая гласит: «Я начал сомневаться, являюсь ли я на самом деле таким уж великим магом». Неделей позже он записал, что на него нашло «состояние глубочайшей, но совершенно беспричинной подавленности», однако через несколько часов он добавил, что «собрался с ду­хом, но ощущение сильной усталости и смутной подав­ленности осталось». Ещё через пять дней, всё ещё нахо­дясь в состоянии душевного возбуждения, он заявил в дневнике: «Может быть, я и чёрный маг, но потрясающе великий». В нормальных обстоятельствах Кроули не стал бы делать таких самоочерняющих заявлений. В это время он также обдумывал несколько странных планов, в том чис­ле поездку в Каир совместно с Дж.-Ф.-К. Фуллером с це­лью изъять (такой эвфемизм применял Кроули для слова «украсть») стелу Анкх-ф-н-Кхонсу из каирского музея. А как человек, привыкший вести переписку, Кроули написал так­же королю Георгу V с предложением организовать кресто­вый поход и Троцкому с прямо противоположной идеей возглавить международное антихристианское движение.

Помимо неприятностей, связанных с отсутствием де­нег и пошатнувшимся здоровьем, Кроули был всерьёз обеспокоен своей наркотической зависимостью. Он знал, что глубоко увяз в своём пристрастии к наркотикам, и пы­тался постепенно уменьшать ежедневную дозу героина, поддерживая себя при помощи эфира. Но ему не удава­лось долго соблюдать такой режим. Его воля, которой он придавал такое большое значение, отказывала, и он возвращался к прежним высоким дозам. Это обстоятельство вместе с физическими недомоганиями, спровоци­рованными употреблением героина, беспокоили его больше всего. Вся философия Кроули основывалась на укреплении Истинной Воли: его же собственная воля была разъедена наркотиками, украдена у него, а сам он остался при этом в ужасающем состоянии. Такие вещи не могут происходить с богами, однако с Кроули они произошли, и это обстоятельство порождало сомнения в его всемогуществе.

Теперь, в Тунисе, он осознал, что настало время прини­мать серьёзные меры. 7 июня он посетил клинику доктора

Домелы. Было решено, что Кроули попытается бросить свою дурную привычку, «"завязать" с героином». (Любо­пытно отметить, что этот термин начал употребляться для обозначения прекращения приёма наркотиков с середи­ны 1920-х.) У Кроули немедленно проявились все симп­томы ломки — рвота, сильнейшая диарея, судороги, мы­шечные спазмы, галлюцинации, — но на этот раз ему уда­лось собрать волю в кулак. Через три дня он «проснулся свежим, сильным и здоровым». Но это продлилось недо­лго. Ещё через два дня он снова принял героин, записав в дневнике все возможные оправдания, к которым прибе­гают в таких случаях страдающие наркотической зависи­мостью люди. 3 сентября он написал, что дал клятву: как только в его распоряжении окажется 3 тысячи фунтов, он отправится на лечение в санаторий. Однако у этой клятвы была заведомо ложная посылка: шансы на то, что у Кроу­ли в руках окажется такая сумма, были бесконечно малы. Однако беспокойство Кроули было вызвано не только героином. Если опиумсодержащие вещества вызывали у него физиологическую зависимость, то от кокаина он зависел психологически.

Почему происходит так [писал он 17 сентября], что человек принимает кокаин (причём этого нельзя ска­зать ни о каком другом наркотике) жадно, дозу за дозой, в общем-то не ощущая в этом никакой нужды и не надеясь что-то получить от очередной дозы? Я уста­новил, что 3 дозы, принятые с умом, за один раз удовлетворяют все желания. Но если ты располагаешь определённым количеством наркотика, остановиться практически невозможно. Успешно противостоять это­му можно (в лучшем случае) несколько дней, потом человек ни с того ни с сего втягивается в «неконтро­лируемую» гонку. Человек может продолжать прини­мать кокаин, одновременно проклиная себя за это безумие... Зачем принимать тридцать доз (или шесть­десят? У меня нет ни малейшего представления об истинном их числе), чтобы прийти в состояние, в ко­тором нет ничего приятного и которое не привлека­тельно ни в каких других смыслах, но являет собой средоточие волнений, угрызений совести, презрения к себе, беспокойства, неловкости и раздражения, при­чём в голове у тебя постоянно присутствует мысль: «Чёрт возьми! Надо продлить действие наркотика»; и одновременно ты чётко осознаёшь, что трёх доз до­статочно, чтобы добиться всего желаемого без всяких побочных эффектов.

Среди новых проблем, которые принесло Кроули зло­употребление наркотиками, оказались бессонница и им­потенция. Большую часть дня Кроули проводил в посте­ли, время от времени принимая какой-нибудь наркотик, предавался туманным размышлениям и поднимался да­леко за полдень. У него был плохой аппетит. Ночью он то и дело просыпался и нюхал эфир, чтобы успокоить нервы. Он засыпал лишь на несколько часов, перед самым рас­светом, но утром просыпался опять. Что касается секса, то, казалось, он потерял к нему всякое влечение. В его , дневниках того времени отсутствуют какие-либо упоминания о сексуальной магии с Лией, однако он пишет о «не- . давно появившихся проблемах определённого свойства», касающихся их сексуальных отношений. Он пытался при­мириться с этими новыми трудностями и рассуждал о своей сексуальной жизни так: «Мой гомосексуальный инстинкт зиждется на идее эстетического впечатления. Если мужчина занимается любовью с женщиной, он испы­тывает перед ней эстетическое восхищение... Когда дру­гой мужчина занимается любовью со мной, я хочу знать, что он делает это, потому что я красив». На самом деле он бессознательно искал оправданий своей утраченной способности к сексуальному возбуждению: своё времен­ное целомудрие он пытался объяснить отсутствием эсте­тически привлекательных партнёров.

В этот период, отмеченный безразличием и подав­ленностью, Кроули тем не менее делал одно очень кон­кретное дело. Изо дня в день он писал автобиографию («автохагиографию»), точнее, она писалась под его дик­товку. Начало этому было положено прошлой осенью, в Чефалу, где Кроули диктовал по очереди то Лии, то Джейн Вульф, которые затем перепечатывали текст на машинке. Теперь эта обязанность целиком легла на плечи Лии. Не­смотря на то что Уильям Коллинз отказался издавать автобиографию, Кроули решил тем не менее запечатлеть свой жизненный путь на бумаге. Таким образом, как ему казалось, он смог бы оправдать себя, объяснить свои цели и свою позицию, а также в какой-то степени проти­востоять той лжи, которой обросло его имя благодаря Бивербруку, Боттомли и всему английскому обществу, с которыми Кроули в два счёта разделался в своей книге: «Нет смысла осуждать и проклинать человечество — "все вы стоите не больше, чем колода карт"». В книге не долж­но было быть ничего выдуманного: по замыслу Кроули, она должна была рассказывать правду, только правду и ничего, кроме правды. Правда, эта установка не исключа­ла присутствия в книге тщеславных преувеличений, но это не очень умаляет её информативность, если читатель не забывает о присущей Кроули самовлюблённости. Главным его сожалением, которое он выразил на страницах авто­биографии, была его убеждённость в том, что он так мало сделал в своей жизни и так много ещё должен совершить. Когда «автохагиография» под названием «Исповедь Алистера Кроули» была завершена, она насчитывала 500 ты­сяч слов и представляла собой самую длинную и самую удачную в литературном отношении книгу Кроули: его литературные способности, так деградировавшие за последнее время, возродились. Со временем этой книге предстояло укрепить международную известность Кроули и как писателя, и как человека, сведущего в оккультизме. Но в 1923 году всё это было делом далёкого будущего.

За день до того, как Кроули был изгнан с Сицилии, в Аббатство Телемы приехал Норман Мадд. Кроули, уез­жая, поручил ему отвечать за общину.

Завершив обучение в Кембридже, Мадд постоянно возвращался к мыслям о Кроули. Он отправился в Южную Африку и в 1911 году был принят на должность руководи­теля Отделения прикладной математики в университете Грея в Блумфонтейне. Это была преподавательская рабо­та, о которой Мадд едва ли мечтал и которая не предо­ставляла возможностей для карьеры учёного. В 1915 году, заразившись гонореей, Мадд ослеп на один глаз, что толь­ко усугубило его неприязнь к Южной Африке и разочаро­вание в собственной работе. В течение нескольких лет Мадд пытался как-то связаться с Кроули, посылая ему письма на те адреса, где его можно было застать, но либо ответа не приходило, либо письмо возвращалось к от­правителю нераспечатанным.

В 1920 году Мадд получил годичный отпуск. Он вер­нулся в Британию, чтобы разыскать Кроули, но ему сказали, что тот уехал в Америку; тогда Мадд вознамерился пересечь Атлантику. Дальше произошло, видимо, следующее. Мадд познакомился с Чарлзом Стэнсфелдом Джоунсом, который принял его в ОТО, дав ему имя Frater Omnia Pro Veritate(OPV), и сказал, что Кроули живёт на Сицилии. Мадд переписывался с Кроули вплоть до 1923 года, когда он решил, что его призвание — это не преподавание матема­тики, а проповедь Закона Телемы. Он ушёл с работы и пре­доставил себя в распоряжение Кроули. Кроули сразу же пригласил его в Чефалу. Мадд с готовностью согласился и, приехав, привёз с собой все накопленные за жизнь сбе­режения, которые и передал своему новому учителю.

Из Туниса Кроули написал Мадду, приглашая его к себе. Тот очень обрадовался, что его позвали. Аббатство без Кроули опустело, все остававшиеся там члены общи­ны разъехались. Остались только Нинетт и дети, в том числе Ханси. Мадд приехал в Тунис 20 июня, а на следую­щий день Лия вернулась на Сицилию. Через несколько недель к Мадду и Кроули присоединился Эдмунд Саай-ман, южноафриканский студент Мадда, который получал стипендию Родса в оксфордском Нью-колледже и при­ехал в Тунис на летние каникулы. Он писал диссертацию о математических аспектах «Книги Закона» — тема, кото­рой одно время занимался Салливан, но бросил, не дове­дя дело до конца. Получившаяся в результате работа, судя по всему, не впечатлила университетских наставников молодого человека, поскольку ему была присвоена учё­ная степень лишь третьего класса. Что касается Кроули, то ему были приятны такие интересы молодого человека, кроме того, он надеялся получить от него немного денег. Однако Саайман был далеко не богат и, разочаровав Кроули, не только привёз с собой очень мало денег, но к тому же истратил их раньше, чем закончились каникулы. В ре­зультате молодой человек был вынужден просить взаймы у британского консула в Тунисе, поскольку его отец не от­ветил на просьбу сына прислать денег.

Со сбережениями Мадда в руках Кроули объявил, что собирается в очередной раз уединиться для занятий маги­ей. Поручив Мадду следить за корреспонденцией и ре­шать повседневные проблемы, Кроули 25 июля снял ком­нату в отеле «Тунисия Палас», самой дорогой в городе го­стинице. С ним вместе находился Мохаммедбен Брахим, мальчик-подросток, которого Кроули подобрал, гуляя по городу, и которого он тренировал на должность слуги как в магических, так и в повседневных делах. Другими сло­вами, это был его мальчик на побегушках. В его уеди­нении на сей раз оказалось не очень много магического.

Он ходил в кино на фильмы с Чарли Чаплином, создавал план площадки для гольфа, рисуя красочные наброски карт с обозначением всех отверстий для мячей, и играл в шах­маты. Кроме того, он стал лучше питаться и больше спать. Его сексуальные проблемы начали отступать. Через неко­торое время Кроули решил прервать своё магическое уединение, но продолжал жить в отеле до октября, когда перед ним встала проблема оплаты большого счёта. Не­обходимость оплатить этот счёт оказалась не единствен­ной неприятностью Кроули. Его начала искать полиция Туниса — возможно, по настоянию итальянских властей, — и потребовалось вмешательство главного британского консула, Филипа Сарелла, чтобы уладить дело.

Лия вернулась в Тунис из Чефалу в конце августа. Она поселиласьу Мадда и Сааймана, нередко навещая Кроули, чтобы писать под его диктовку, а возможно, чтобы зани­маться с ним сексом. Однако вскоре возникли некоторые сложности. В дешёвой гостинице в Ла-Марсе Мадд и Лия из-за нехватки денег жили в одной комнате и вступили в любовную связь. Кроули узнал об этом и выразил своё резкое недовольство, не потому, что ревновал, но потому, что их связь могла стать помехой Великому Труду. 28 сен­тября Кроули заставил Мадда дать клятву, в которой гово-. рилось, что, поскольку он влюблён в Лию, силы его разума ослаблены, по причине чего он неспособен сосредоточить­ся на требованиях Тайных Учителей. Когда клятва была дана, Мадд переехал в деревню неподалёку, чтобы там в уедине­нии заниматься магией. С собой он взял рукопись авто­биографии Кроули, чтобы читать и учиться.

Что касается Мадда, то с ним было связано ещё одно намерение Кроули, не имеющее отношения к Тайным Учи­телям. Он хотел, чтобы Мадд попытался исправить его репутацию. Мадд, которого Кроули в связи с этим назна­чил своим советником по связям с общественностью, на­чал писать во все печатные издания письма, либо сочиняя их самостоятельно, либо переписывая и подписывая сво­им именем то, что сочинял Кроули. Некоторые письма были адресованы конкретным людям, начиная от декана колледжа Малверн и заканчивая такими видными литера­турными именами, как Томас Харди и Джозеф Конрад. В письмах подчёркивалось, что Кроули был незаслужен­но оклеветан, после чего излагалась просьба о поддерж­ке, преимущественно финансового характера. Всё это вы­глядело печально: Кроули начал тратить свой талант пи­сателя на нищенские просьбы о подаянии.

Когда настало время покидать гостиницу «Тунисия Па­лас», Кроули объявил, что собирается снова посвятить не­которое время сосредоточенным занятиям магией. Вмес­те с Маддом, Лией и Мохаммедом бен Брахимом он на машине отправился в город Нефта, место паломничества мусульман, расположенное на краю безбрежной соляной пустыни Чот-эль-Джерид. Добравшись до города, они взя­ли напрокат верблюдов и углубились в пустыню, отдыхая в самые жаркие дневные часы, а по ночам продолжая путь. Кроули курил гашиш и занимался с мальчиком сексуаль­ной магией. Он намеревался провести в пустыне около месяца, но через три дня после начала путешествия Лия заболела, и вся компания вернулась в Нефту, где и посели­лась в «Отель де Джерид». Потом болезнь настигла Кроу­ли, и он больше не мог заниматься сексуальной магией. Как только Лия почувствовала себя немного лучше, забо­лел Мохаммед бен Брахим. В несколько подавленном со­стоянии все путешественники вернулись в Тунис.

Кроули начал всерьёз беспокоиться о здоровье Лии. Она стала бледной, слабой и ещё сильнее похудела. Хотя она больше не кашляла кровью, Кроули боялся, что она больна туберкулёзом. Незадолго до отъезда в Нефту он написал Альме Хирсиг, прося её как можно скорее вы­слать денег и приехать, чтобы заботиться о Лии, а также забрать Ханси из Чефалу и дать ему образование. Когда же через несколько месяцев Альме наконец удалось при­ехать на Сицилию, Кроули изменил свою позицию и велел Нинетт не позволять Альме приближаться ни к вилле, ни к Ханси.

1923 год, наполненный лишениями и болезнями, кру­шением надежд и всевозможными бедствиями, закончил­ся на печальной ноте.

Двадцать девятого декабря Кроули решил, что его ма­гическая энергия исчерпана и необходимо что-то пред­принять. Тогда он взял оставшиеся деньги и купил билет до Ниццы, оставив Мадда и Лию без гроша. Однако у Кроу­ли был план, который, по его убеждению, должен был по­ложить конец всем несчастьям.

Оказавшись в Ницце, Кроули случайно встретил Фрэн­ка Харриса. У того, судя по всему, тоже не было ни пенни, но он бурлил всевозможными идеями. Идея, которую он вознамерился воплотить вдвоём с Кроули, заключалась в том, чтобы раздобыть денег на покупку парижской газе­ты Evening Telegram и совместное руководство ею. Взяв на своё имя кредит в пятьсот франков, Харрис послал Кро­ули в Париж, куда тот прибыл 5 января и вновь поселился в «Отель де Блуа», несмотря на то, что уже задолжал хозя­евам гостиницы две тысячи франков за предыдущие визиты. Дело было в том, что владельцы гостиницы, мосье и мадам Бурсье, благоволили к Кроули и не возражали против отсрочки.

Не сохранилось сведений о том, что именно Кроули собирался предпринять в связи с планами покупки газе­ты, но, каковы бы ни были его намерения, они, судя по всему, остались неосуществлёнными. Его магические силы ослабели, и он много времени проводил в постели.

Кажется, у меня больше не осталось [писал он в днев­нике 13 января 1924 года] ни силы, ни энергии. Ничто не способно заинтересовать меня дольше чем на несколько минут. Я, в сущности, ни на что уже не на­деюсь, в чём и состоит главная проблема... Хотя каж­дый день и бывает несколько минут, когда я чувствую себя в форме. Меня возмущает необходимость оде­ваться и раздеваться. Я ложусь рано, а встаю позд­но. Я долго сплю, однако просыпаюсь утомлённым. Даже в час дня мне невероятно трудно встать с по­стели. Усилия, которые требуются, чтобы заказать себе в комнату завтрак, представляются мне сверхъ­естественными... Я мечтаю о смерти — просто для того, чтобы освободиться от тела, которое только тя­готит меня, вместо того чтобы, как колесница, нести меня по жизни.

Он просил Айвасса явиться и помочь ему, но всё было напрасно.

Кроули и Харрис переоценивали друг друга в одном довольно существенном вопросе. Каждый из них ошибоч­но полагал, что другой обладает достаточным напором, чтобы раздобыть денег на покупку газеты. Несмотря на это, Харрису всё же удалось достать необходимую сумму, и в марте газета была куплена. Однако он недолго оста­вался хозяином газеты. Не будучи в состоянии выплачи­вать проценты по кредиту, Харрис был вынужден отказать­ся от руководства газетой.

Упадок магических сил Кроули, так же как и тяготы его повседневной жизни, порой расценивался в оккультных кругах как наказание за его непомерную амбициозность и незаслуженное присвоение себе звания Ipsissimus. По мнению некоторых из принадлежавших к этим кругам людей, Кроули надоел Тайным Учителям и они, разочаровавшись, отвернулись от него. Кроули не был согласен с этой точкой зрения, хотя точно знал о своих проблемах в астральном плане и чувствовал, что они могут привести его к нервному срыву.

Однако проблемы Кроули были ничто в сравнении с теми несчастьями, которые обрушились на Мадда и Лию в Тунисе. Они очень бедствовали и отдали в залог всё, что у них было, втом числе магическое кольцо Кроули, за ко­торое им дали восемьдесят четыре франка. Они голода­ли и негодовали на то, что отчаянные письма с просьба­ми о помощи, которые они направляли Кроули, остава­лись без ответа. Имея восемьдесят четыре франка, Лия могла вернуться в Чефалу, но Мадд был привязан к месту. Несколько попыток заработать немного денег, которые Кроули предпринял в Париже, обращаясь к знакомым жур­налистам с вопросом, не согласятся ли они печатать его статьи, ни к чему не привели. Наконец 14 января Кроули улыбнулась удача, когда художник Леон Энджерс Кеннеди разом одолжил ему пятьсот франков. Получив такую сум­му, Кроули немедленно начал её расходовать, купив себе новую одежду, но часть денег он всё-таки послал Мадду через агентство Томаса Кука. Мадд тайком покинул Тунис, оставив за собой шлейф долгов, и через девять дней при­был в Париж.

В середине января Кроули снова побывал у врача, жа­луясь на постоянную рвоту и диарею. Врач по фамилии Дюкасс по ошибке поставил ему диагноз дизентерия. , Желая получить ещё одно, независимое заключение, Кроу­ли посетил доктора Джарвиса в Британской клинике в Париже, который верно определил, что проблемы Кроу­ли связаны с наркотиками. Затем в феврале Кроули пере­нёс две операции на носовой полости. Его носоглотка была в очень плохом состоянии как следствие многих лет вдыхания наркотических веществ. В качестве лечения ему в числе прочего была прописана смесь из героина, вис­мута и лактозы, которую следовало вводить в нос в каче­стве прижигания. Героин не оказал почти никакого воз­действия на общее состояние его организма, однако пре­кратил раздражение в носовых пазухах. Чтобы устранить проблемы с дыханием и почти не прекращающийся ка­шель, врач предложил Кроули инъекцию героина, но тот отказался. Он никогда не вводил героин при помощи уко­ла, но всегда вдыхал его, как кокаин, и опасался, что укол может усугубить его и без того сильную героиновую за­висимость. В это время Кроули в очередной раз пытался сократить количество принимаемых им наркотиков. По его дневниковым записям этого времени видно, как отча­янно он стремился избавиться от своей вредной привыч­ки, вновь и вновь безуспешно проходя через мучитель­ный периодломки.

Новости из Чефалу тоже были безрадостными. Нинетт, Лию и детей выселяли из дома, поскольку некому было платить за его аренду. Барон намеревался или продать дом, или найти для него новых съёмщиков. В результате перед Кроули встали сразу две проблемы: во-первых, ему необходимо было срочно достать денег, а во-вторых, он очень хотел успеть вывезти свою библиотеку, в том числе дневники и множество редких книг, прежде чем утратит все права на виллу. Мадд сразу же распорядился, чтобы книги были отправлены в Британию через American Express: это был необдуманный поступок, совершённый в величайшей спешке. На все книги и документы по при­бытии в Британию был наложен арест, поскольку на та­можне их содержание сочли непристойным, а впослед­ствии они были конфискованы. Мадд, как человек, от лица которого производилась их транспортировка, заявил полиции, что ничего не знал о содержании бумаг, и отка­зался от предъявления каких-либо прав на конфискован­ное имущество; если бы он догадался сделать попытку возразить против действий таможенников, он мог бы спа­сти некоторые из книг и документов Кроули. Позднее Кро­ули был письменно извещён о том, что все принадле­жащие ему книги и бумаги «были рассмотрены Высоким судом правосудия 24 марта 1926 года и уничтожены в соответствии с законом». Весьма вероятно, что вместе с ними были уничтожены также многие записи Кроули, касающиеся экспериментов с разными наркотиками. Со стороны официального органа это было бессердечным варварским актом, поскольку, хотя часть уничтоженных материалов и можно было счесть порнографическими, всё же большинство их таковыми не было.

Что же касается срочной нужды в деньгах, то опреде­лённую сумму Кроули раздобыл, заложив свои магиче­ские аксессуары (часть из них составляли полудрагоцен­ные камни) и всё ценное, что у него ещё оставалось, в том числе два револьвера, которые он годами возил с собой в своих многочисленных путешествиях. На эти деньги Кроули послал Мадда в Лондон с миссией привлечения новых денежных средств и новых последователей, снаб­див его рекомендательным письмом, в котором Мадд гордо именовался «полномочным представителем» Кро­ули. Сам Кроули, больной, остался в «Отель де Блуа», му­чаясь астмой, принимая героин и вдыхая эфир, чтобы как-то справиться с болезнью. Он кашлял целыми ночами и тщетно пытался найти средство, которое облегчило бы его состояние. В дневнике он кратко описал историю раз­вития своей наркотической зависимости, нехотя призна­вая, что непоправимо в ней увяз. Героин играл теперь едва ли не главную роль в поддержании его жизни. Подобно тем, кто уже оказывался в подобном положении до него, Томасу де Куинси и СэмюэлюТэйлору Колриджу, Кроули хотел предупредить других об опасностях этого положе­ния, чтобы впредь люди старались избегать подобного результата. «Мой опыт, — писал он, —должен послужить достаточно серьёзной причиной для кардинального пе­ресмотра существующих медицинских представлений о наркотиках, а также для реформирования законодатель­ства в отношении торговли героином и сходными с ним препаратами».

Когда Лия в конце марта приехала из Чефалу, она, ра­зумеется, была в ярости. Она обвиняла Кроули в том, что он бросил её в беде, критиковала его магическую деятель­ность и вообще всячески ругала его. Мадд поддержал её «с такой язвительностью и сарказмом в мой адрес, каких мне ещё не доводилось на себе испытывать». Тем не менее Лия снова начала писать под диктовку Кроули, и кто-то из друзей одолжил им небольшую сумму денег, чтобы продержаться некоторое время. 1 мая судьба в оче­редной раз нанесла Кроули жестокий удар. Чета Бурсье продала свой отель, а новый владелец выгнал Кроули, после чего Кроули проклял гостиницу. Впоследствии она обанкротилась. В очередной раз лишившись жилья, Кроу­ли и Лия сняли комнату в гостинице в Шель, в пригород­ной местности к востоку от Парижа. Чем и как они будут платить за жильё, они не знали.

Наконец в середине мая им улыбнулась удача, когда их разыскал Джон Салливан в компании с богатым арген­тинцем по имени Александр Зул Золар, принеся с собой деньги и еду. Золар страстно хотел изучать магию под руководством Кроули, а тот, как и следовало ожидать, не­медленно взял его к себе в ученики. Вскоре после этого приехал Джордж Сесиль Джоунс, у которого Кроули уже несколько месяцев пытался достать денег.

За свою жизнь Кроули получал деньги из целого ря­да трастовых фондов. Некоторые из этих фондов были учреждены его друзьями или родственниками, которые не хотели, чтобы их подарки или наследство были растра-ченьгпо мелочам. Учредителями других фондов являлись оккультные или магические организации, с которыми Кроу­ли был так или иначе связан. Ни один из этих фондов не был достаточно крупным, но все они были вполне надёж­ными. Все они в конечном счёте существовали для того, чтобы защитить Кроули от самого себя. Джоунс остался теперь единственным доверенным лицом в трастовом фонде, который основал сам Кроули и откуда имел право получать определённый доход, однако лишь по решению доверенного лица. Кроули написал Джоунсу о своём за­труднительном положении и даже приложил заключения врачей, желая тем самым обосновать свой запрос. Одна­ко Джоунс, по мнению Кроули, обошёлся с ним не очень хорошо. Он оплатил счёт в «Отель деБлуа», но стал выда­вать Кроули лишь по два фунта в неделю на медицинские нужды. Приехав в Шель, Джоунс, к досаде Кроули, вместо денег привёз лишь советы о том, как с ними обращаться, которые Кроули выслушал очень неохотно.

Если ситуация Кроули несколько стабилизировалась, то положение Мадда, напротив, стало ещё хуже. Живя в Лондоне, он опустился до крайних пределов бедности: в самом деле, 27 ноября 1926 года Мадда внесли в город­ской список бездомных бедняков. В списке значилось, что Мадду тридцать пять лет, что у него русые волосы, голубые глаза, а рост — пять футов четыре дюйма; там сказано так же, что по профессии он является литературным агентом или помощником библиотекаря (надпись в бланке приём ного документа номер 10513 неразборчива). Тем не менее он по-прежнему активно участвовал в делах Кроули, дей­ствуя от его имени, и убеждал его подать в суд на Sunday Express. Кроули, всё ещё не располагая достаточными средствами, чтобы нанять адвоката, а также опасаясь вла­сти, которая была в руках Бивербрука, отказался от этого плана. Вместо этого Мадд опубликовал апологию в фор­ме брошюры под названием «Открытое письмо к Лорду Бивербруку», большая часть текста которой принадлежа ла перу Кроули. Текст апологии был по почте разослан каждому, на чью поддержку Кроули мог надеяться. Даже знаменитости, вплоть до Бертрана Рассела, получили по экземпляру. Один экземпляр попал даже в Скотленд-Ярд. Этот текст был встречен полным равнодушием и по боль­шому счёту остался незамеченным.

Закончилось лето 1924 года. Кроули занимался обу­чением Золара, хотя его новый ученик был почти абсолютно лишён магической энергии. Отношения с Лией были напряжёнными, однако она продолжала писать под его диктовку, а когда Кроули удавалось собраться с физиче­скими силами, занималась с ним сексом. В течение неко­торого времени ближайшее будущее если и не представ­лялось им в розовом свете, то, во всяком случае, выгля­дело спокойным. Однако этому суждено было продлиться недолго.

Дороти Олсен, тридцатидвухлетняя американка, со-иершая турне по Европе, заехала в Шель в порядке мис­тического паломничества, чтобы навестить Кроули, зна­менитого Мастера Териона. С собой у неё была опреде­лённая сумма денег. Кроули радушно принял её, проникся к ней симпатией и посвятил в А.-. А/., дав ей имя Астрид. Затем произошло неизбежное. Кроули объявил Лии, что Тайные Учителя приказывают ему отправиться в магиче­ское уединение в Северную Африку, взяв с собой Дороти. И никого, кроме Дороти. Лия обезумела от отчаяния, но ничего не могла сделать. Она лишилась своего статуса Алой Женщины. В конце сентября Кроули завершил свои занятия с Золаром, который впоследствии извлёк из них много пользы, написав книгу под названием «Энциклопе­дия древнего и тайного знания», и вместе с Дороти от­правился в Тунис проездом через Марсель.

Лия осталась одна в Париже. У неё не было ни денег, ни Сшизких людей. Кроме того, у неё было плохо со здоровь­ем и она страдала от наркотической зависимости. Когда i |ришла телеграмма от Нинетт, где говорилось, что Ал ьма объявилась в Чефалу и забрала Ханси, Лии показалось, что её мир рушится.

Жизнь Нинетт тоже была трудной и неопределённой. Она жила в Аббатстве в крайней бедности, поскольку хозяин виллы разрешил ей остаться (пока она будет вносить плату за аренду), в конце концов, он был отцом её третьего ребёнка. Его ухаживания начали принимать дес­потический характер, и Нинетт сама прекратила отноше­ния с ним, что только осложнило ситуацию. В доверше­ние всего она снова ждала ребёнка, на этот раз от моло­дого сицилийца из местных по имени Артуро Сабатини. Хелен, сестра Нинетт, присылала одежду для неё и Говар­да, и вместе с Альмой Хирсиг они, когда могли, присыла­ли Нинетт деньги. Брат Нинетт тоже присылал ей то, что мог, хотя и нерегулярно. Кроме того, она подрабатывала в качестве швеи, что тоже приносило несколько лир.

В июле 1926 года Нинетт написала Кроули письмо, прося его подать заявление на оформление паспортов для Говарда и Лулу. Она хотела отправить сына в Америку, к родственникам, чтобы он получил там образование. Денег у Нинетт был о мало, но Хелен через американского консула в Палермо передала ей сумму, необходимую на то, чтобы мальчик добрался до Соединённых Штатов. В других письмах, написанных примерно в это же время, Нинетт сообщает Джейн Вульф и Дороти Олсен, что, хотя она и прожила в Чефалу шесть лет, она не чувствует виллу своим домом и страстно желает оттуда уехать. О Кроуш она писала: «Я действительно пытаюсь опереться на него, просто потому, что я не могу заботиться о своей семье в одиночку! У меня просто голова кругом идёт оттого гру­за ответственности, который я так легкомысленно на себя взвалила!» Этот груз заключался не столько в повседнев­ных, связанных с детьми заботах, сколько в тех планах и надеждах, которые она вынашивала относительно их будущего.

Её собственные перспективы тоже волновали Нинетт. «Я не принадлежу ни к какому государству, — писала она Джейн Вульф, — и я не могу уехать из Чефалу, потому что у меня нет паспорта, причём ни один консул паспорта мне не выдаст, и нет никого, кто мог бы помочь мне или что-то посоветовать!» Она очень хотела поехать во Францию, куда Кроули обещал забрать её вместе с детьми. Она про­сила его подыскать для неё маленький дом с большим садом, где она могла бы начать новую жизнь, но Кроули так ничего и не сделал. В марте следующего года Нинетт овладело состояние безысходности, и она написала Джейн Вульф: «Я навсегда прощаюсь с тобой и со Зве­рем». Дальше в этом же письме она описала, как провела семь лет в Чефалу, наполняя жизнь исключительно чув­ственными наслаждениями, не щадя своего тела и пота­кая любым своим желаниям, за что теперь ей пришлось расплачиваться. «Я стремительно теряю рассудок, лишь ценой больших усилий мне удаётся сохранять здравое отношение к людям — скоро моё умственное расстрой­ство станет заметным, и тогда меня могут отлучить от де­тей». Следующим шагом, который она собиралась пред­принять, было, по её словам, обращение к властям Сици­лии с просьбой поручить детей заботам Кроули в случае, если она окончательно лишится рассудка. «Я оставляю их Зверю, если он соизволит их взять. Я знаю, что этим бед­ным овечкам придётся пострадать за мои преступления: сердце разрывается при одной мысли об их страданиях... Моя же перспектива ужасна. Я с содроганием смотрю в будущее! Боги оставили меня». В постскриптуме, при­писанном на следующий день, она добавляла, что поста­рается продержаться, пока Кроули не пришлёт какую-нибудь помощь. В конце концов он прислал ей по почте пятьсот франков, полагая при этом, что неверно распо­ряжается такой значительной суммой, поскольку лучше всего было бы вывезти Нинетт и детей с территории Си­цилии. Он считал, что следует заставить семью Нинетт спасти её, говоря при этом: «любой, у кого есть автомо­биль, мог бы увезти её».

Точно не известно, что произошло с Нинетт и детьми впоследствии. Известно только, что она вернулась во Францию, где неподалёку от леса Фонтенбло жила её мать, и устроилась работать швеёй к женщине по имени Полин Ролан, которая жила в Париже по адресу улица Фессар, 35. В 1929 году Кроули, не прерывавший пере­писки с Нинетт, начал предлагать по закону оформить своё отцовство по отношению к Лулу, с которой он тоже обме­нивался письмами, пока девочка училась в школе во Фран­ции. Он добился разрешения отбританской иммиграци­онной службы на приезд девочки в Англию, при условии, что он будет всюду её сопровождать, но Кроули опоздал. Нинетт, страдая от болезни, которую она сама называла церебральной анемией, умерла в начале 1930-х. Письма, посылаемые на её адрес, возвращались к отправителю. След Лулу был потерян.

Предпринимая тщетные попытки забрать своего сына у сестры, Лия обратилась в американское посольство в Париже. Но там отказались ей помочь. Вернувшись до­мой, она обнаружила все свои вещи выброшенными на улицу: хозяин квартиры выселил её. Она всерьёз думала о самоубийстве, но как-то справилась с собой. Её вера в Кроули как в мужчину, без сомнения, пошатнулась, но как маг он по-прежнему что-то значил для неё. Она верила в «Книгу Закона», в Закон Телемы и в необходимость труда по распространению их идей.

Когда Мадд вернулся из Лондона без гроша в карма­не, он нашёл Лию в лохмотьях. Они представляли собой жалкое зрелище, когда вдвоём бродили по улицам Пари­жа. Как и любой на их месте, они мечтали о том, чтобы основать где-нибудь новое Аббатство Телемы, и о том, как продолжить дело, которому оба они посвятили свою жизнь. Мадд утверждал, что необходимо продолжать дей­ствовать, стараться вернуть Кроули доброе имя и подго­товить машинописный текст его биографии. Примеча­тельна преданность, с которой Мадд и Лия относились к человеку, столь ужасно с ними поступившему. Лия во всём старалась видеть магический смысл и была убежде­на, что их с Маддом бедность имеет особое символиче­ское значение и смысл. Подумав, она пришла к выводу, что от них требовалось начать всё сначала, а именно за­ключить магический брак, несмотря на возражения, кото­рые в своё время выразил Кроули. Мадд, который всё ещё был влюблён в Лию, согласился. Они отправились в ресторан, заказали «магический ужин», состоявший из блюд разных цветов, что имело символическое значе­ние, а затем пришли в бедную комнатушку Лии, чтобы довести дело до конца. Тем временем Кроули слал им из Туниса указания о проведении ритуалов, — но ничего, кроме этого.

Уже давно идут споры о мотивах такого поведения Кроули в это время. Многие хотят понять, почему он от­верг двоих самых верных своих последователей. Прежняя красота Лии начала убывать по мере того, как усилива­лась её наркотическая зависимость, оказывая разруши­тельное воздействие на её внешность. Она по-прежнему любила Кроули, и как человека, и как мага, но любви ему было недостаточно. Он был всё таким же беспокойным, эгоистичным человеком, со склонностью использовать других людей, которые казались ему уступчивыми, подат­ливыми или безответными. О том, что Лия, возможно, лучше всехдругихженщинКроули подходила на роль Алой Женщины, говорит её готовность делать для него букваль­но всё (сохраняя при этом хорошее отношение к нему). Кроули, вероятно, забыл, что для него она соглашалась на лю'бые сексуальные извращения и не отказывалась встать на четвереньки перед козлом. Для него она была человеком, который уже сослужил свою службу. Тем не менее следует добавить, что Кроули долгое время любил её, или делал вид, что любит, или думал, что любит её, по-своему. Она давала ему всё, чего он хотел от женщины: она потакала его тщеславию, была готова подвергаться насилию и унижениям, обладала физической привлека­тельностью (пока не вмешались наркотики) и была отлич­ным партнёром и товарищем, как в магических, так и в повседневных делах. В своей преданности она не отка­зывала ему ни в чём. И тем не менее он бросил её самым жестоким образом. Ей он, должно быть, казался прекрас­ным божеством, а вёл себя при этом всего лишь как недо­стойный человек.

Что касается Мадда, то к нему Кроули преисполнился величайшего презрения. Свои чувства к Мадду он описал в дневнике:

Он, в сущности, не обладает ни смелостью, ни волей, ни способностями. Он поистине самый заурядный и пошлый человек из всех, кого я когда-либо встре­чал ... И в то же время — сколько благородных качеств!.. Но лично мне он омерзителен... Сейчас я чувствую, что близкое общение с ним для меня невыносимо. Мне следует, я думаю, общаться с ним только через Лию — которой, кажется, всё равно. Ей нравится душевное разложение: она настоящая Алая Женщина. (Какое громадное отвращение она, должно быть, испытыва­ет к этому куску гнилого мяса!)

Возвращаясь к разговору о Мадде, он продолжает:

Позднее Кроули заявил, что лучшим поступком Мад­да в его положении было бы получить высокооплачивае­мую работу, застраховать свою жизнь на большую сумму, жениться на Лии, оформить её как получателя страховой суммы, а затем совершить самоубийство.

Неудивительно, что со временем Мадд начал более реалистично смотреть на Кроули. В конце концов он при­шёл к выводу, что его бывший учитель не кто иной, как мошенник, который предал не только его и своих после­дователей, но, что ещё хуже, Тайных Учителей. После рас­ставания с Лией Мадд начал думать, что это он, Норман Мадд, является истинным Учителем, прихода которого так долго ждал весь мир, но по мере того, как проходили годы, он разуверился и в этом. В письме к Джейн Вульф, по­сланном с острова Мэн в 1927 году, Мадд написал, что если ему когда-нибудь снова доведётся с ней встретить­ся, им придётся говорить о погоде, поскольку его боль­ше не-интересует ничего, хотя бы отдалённо связанное с магией. Мадд покончил жизнь самоубийством 16 мая 1934 года на острове Гернси. Он закрепил штанины своих брюк велосипедными зажимами, наполнил их камнями и зашёл в море. Когда полиция попыталась узнать что-то о его прошлом, оказалось, что когда-то он жил в Лондон­ском приюте для бедных по адресу Арлингтон-роуд, 220. Полиции не удалось разыскать ни друзей, ни родственни­ков Мадда, и он был похоронен как нищий, без надгроб­ного камня, на Новом кладбище острова Гернси.

В то время как Лия и Мадд отчаянно боролись за вы­живание в Париже и Лондоне, Кроули и Дороти были за­няты сексуальной магией и служением Гору в Тунисе. При­ехав в город, они поселились в отеле «Мажестик», откуда начали рассылать телеграммы с просьбами прислать им денег. Некоторую сумму они действительно получили, хотя и неясно откуда. Вероятно, основным источником финан­сов была семья Дороти. Денег, полученных ими, было до­статочно для того, чтобы платить за проживание и еду, а также чтобы заказать ювелиру переделать камень из коль­ца Кроули, которое он забрал из ломбарда перед самым отъездом из Парижа, в подвеску, которую Дороти могла бы носить на лбу. Из Туниса они сначала переехали в рас­положенный неподалёку Карфаген, а затем в живописную приморскую деревню под названием Сиди Бу Сайд. Здесь Кроули написал и опубликовал маленькую книжку под на­званием «К человеку», в которой провозглашал себя един­ственным в своём роде духовным лидером, появления которого ждал весь мир. Отпечатанные экземпляры он отправил Мадду, чтобы тот занялся их распространени­ем, а сам вместе с Дороти отправился сначала в Сфакс, а затем на запад Туниса, в Нефту, проездом через Гафеу и Тозёр. В очередной раз Кроули взял напрокат верблю­дов и пустился в путь вдоль северного края Большого во-. сточного Эрга, двигаясь в юго-западном направлении.

Это был тот путь, который он намеревался проделать вместе с Лией, Маддом и Мохаммедом бен Брахимом. Перед ними расстилался обыкновенный пустынный пей­заж с выжженными солнцем дюнами и голыми камнями. В этих местах не было ни населённых пунктов, ни воды. По дороге они подверглись тому, что Кроули назвал «ма­гическим нападением насекомых», и повстречали мест­ного шейха, который, по словам Кроули, узнал в нём од­ного из Тайных Учителей и устроил в честь него в своём шатре пир из восемнадцати блюд, где в числе прочего был подан целый жареный баран. Перейдя нынешнюю грани­цу между Тунисом и Алжиром, путешественники добра­лись наконец до Туггурта. Это было серьёзным достиже­нием, поскольку означало, что они преодолели 120 миль по пустыне. Кроули даже помолодел. Его здоровье улуч­шилось благодаря подвижной жизни, а настроение его поднялось от ощущения, что он снова в походе, а рядом с ним — его новая Алая Женщина. В сексуальных отноше­ниях с Дороти всё было гладко, а 6 ноября Кроули удалось совершить гомосексуальный акт с арабом, что в очеред­ной раз подтвердило возвращение прежних магических сил. Магическое уединение, которое больше напоминало магические каникулы, закончилось в Туггурте, где Кроули расплатился за верблюдов и где они с Дороти сели на поезд до Бискры.

Приключение заняло в общей сложности около трёх месяцев. Часть этого времени Дороти нездоровилось, но Кроули не очень беспокоился по этому поводу, хотя это несколько досаждало ему. Гораздо важнее было то, что за время, проведённое им в пустыне, уменьшилась его за­висимость от наркотиков, что давало ему надежду нако­нец-то избавиться хотя бы от героиновой зависимости. Однако стоило ему вернуться к цивилизованной жизни, как он снова начал стремительно накачивать себя нарко­тиками. Надежда рухнула.

Проведя зиму в Европе, преимущественно в Париже, Кроули и Дороти вернулись в Тунис весной 1925 года. У них было мало денег, поэтому свои занятия сексуаль­ной магией они направляли в основном на то, чтобы До­роти получила от своих родных очередную сумму, кото­рой воспользовался бы и Кроули. Кроме того, они рас­сылали письма членам семьи Дороти и её американским друзьям, прося их одолжить им денег, а также сообщая о своём намерении пожениться. Однажды вечером у Кроу­ли , который находился в состоянии транса, а точнее, под воздействием большой дозы героина или гашиша, слу­чилось видение. Придя в себя, он немедленно записал его, и через тринадцать лет этот текст вышел в виде тон­кой книжки под названием «Сердце мастера». В качестве автора значился Халед-Хан, также известный под именем Кроули.

К этому времени в Британию вернулся Мадд, который по-прежнему состоял в магическом браке с Лией. Сама Лия всю вторую половину 1924 года прожила в Париже, ведя жизнь обыкновенной проститутки. Она работала под именем миссис Э.-Дж. Лорд и однажды была вызвана в суд за приставание к мужчине на улице. Её занятия сек­сом с клиентами время от времени приобретали маги­ческую окраску, однако на самом деле выйти на панель её вынудили обстоятельства (и Кроули). Она по-прежнему переписывалась с ним, и у неё всё ещё хранились некото­рые его вещи: она знала, что должна, хотя это ей и не уда­валось, окончательно порвать с ним отношения. Не желая обременять его собой, она написала ему с просьбой не чувствовать себя материально ответственным за неё. Она разделила своё имущество на две части и в одном из пи­сем спрашивала у Кроули, что ей делать с его вещами. Теперь её письма к нему выглядели очень формально. Она. больше не давала ему ласковых наименований, возмож­ных между близкими людьми: «Дорогой Зверь» или «Большой красавец лев», но, как правило, просто исполь­зовала его инициалы. Её последнее письмо к Кроули, от­правленное в сентябре 1930 года, начинается словами «Дорогой сэр» и заканчивается словами «Искренне Ваша». В январе 1925 года Лия нашла работу посудомойки — ей предстояло выполнять самую чёрную работу на кухне одного из ресторанчиков на Монпарнасе, а также обслу­живать столики в качестве официантки. Рабочий день был долгим, работа — тяжёлой, а плата за работу — мизер­ной, однако это были деньги, которые позволяли ей хотя бы на время уйти с панели. В одном из писем к Джейн Вульф, с которой Лия продолжала поддерживать отно­шения, она писала: «Почувствовала себя в своей тарелке, за исключением первого впечатления от грязи этого квар­тала. Тот, кто страдал так долго, знает, что опустившийся занавес поднимется вновь». Было похоже на то, что, хотя её здоровье находилось всё ещё в плохом состоянии, ей всё-таки удалось справиться с собой и вернуться к жиз­ни. Однако в марте Лия всё-таки получила тяжёлый удар, который сама себе предсказывала. Удар этот был нанесён из её прошлого. Кроули захотел, чтобы Лия приехала в Тунис. Она поехала.

Дороти Олсен была беременна. Кроули хотел, чтобы Лия помогала ей во время вынашивания ребёнка. Он во­обще испытывал с Дороти определённые затруднения. Она, как это обычно и бывало с женщинами Кроули, уже пережила первоначальную эйфорию, вызванную роман­тикой и увлечением магией, и постепенно становилась обременительной для Кроули. Её здоровье и настроение оставляли желать много лучшего, что, несомненно, было следствием начинающейся наркомании. К моменту при­езда Лии душевное состояние Дороти, и без того неус­тойчивое благодаря постоянному участию в магических церемониях, а также общению с Кроули, пришло в окон­чательный упадок. Запись в магическом дневнике Кроу­ли, сделанная 24 апреля, даёт представление о ситуации: «Одного-единственного глотка рома (в конце дня, напол­ненного разнообразными волнениями) оказалось доста­точно» чтобы вызвать у До острый приступ маниакаль­ного состояния. Мы лежали в постели, крепко обнявшись. Я уже почти уснул, и вдруг она начала царапать мне лицо

|без всякого предупреждения, сопровождая свои дей­ствия потоком грязных бессвязных оскорблений, отно­сящихся ко мне и ко всем, кто имеет ко мне какое-либо отношение. В течение предшествующего дня и вечера мы были раздражены и сказали друг другу много резко­стей, причём Дороти один или два раза начинала свои обычные бредовые речи, однако никто не придал им зна­чения, и бред понемногу утих». Это физическое нападе­ние на Кроули могло быть местью, поскольку Кроули, бу­дучи раздосадованным, нередко позволял себе ударить Дороти.

Приезд Лии в Тунис оказался ненужным, потому что у Дороти случился выкидыш, и в конце мая они с Кроули уехали во Францию. Лия в очередной раз была брошена на произвол судьбы, но это её больше не волновало. Лия переживала своего рода катарсис. У неё не было ни денег, ни работы, но она отчаянно пыталась оторваться от Кроу­ли, а в Тунисе у неё были друзья. Одним из них был Жерар Омон, человек, переведший «Дневник наркомана» на фран­цузский, а другим — парижский знакомый Лии по имени Уильям Джордж Баррон, который увлекался магией и одно время был партнёром Лии по магическому сексу. Лия за­беременела от него и 4 декабря 1925 года в Лейпциге родила сына Александра. Лия написала Джейн Вульф с просьбой прислать ей «разумную практическую книгу о воспитании детей, современную, но не слишком зацик­ленную на гигиене». В этом же письме она рассказала Джейн, что в родильном отделении, где ей пришлось ро-. жать, она годилась в бабушки любому из остальных малы­шей: возраст других матерей составлял от пятнадцати до двадцати четырёх лет, Лии же в это время было уже за сорок. Поначалу она с тревогой относилась к рождению ребёнка, но вскоре так полюбила сына, что целиком по­святила себя его воспитанию.

По мере того как проходило время, Лия начала смот­реть на Кроули другими глазами. Прошло восхищение, которое она прежде испытывала перед его человечески­ми и магическими качествами. Свою любовь к нему она постепенно начала считать помрачением ума, болезнью, которую она называла «A. C.-itis» и от которой ей необхо­димо было найти лекарство. Главным средством лечения стало формальное отречение, которое она разослала из Швейцарии в декабре 1929 года. По одному экземпляру получил каждый из её знакомых, кто так или иначе был связан с Кроули. В отречении говорилось, что она отка­зывается от статуса Алой Женщины: это был важный эле­мент в переживаемом ею катарсисе, это было её оконча­тельное освобождение.

Оставив Лию в Тунисе, Кроули практически больше не упоминал о ней. С этих пор её имя уже не встречается в его дневниках. Некоторое время Лия и Мадд вместе жили в Германии, где они пользовались поддержкой чле­нов немецкого отделения ОТО, однако Кроули, узнав об этом, прислал из Парижа указ, осуждающий Лию и пред­писывающий ОТО прекратить всякие отношения с ней. Он также запретил кому бы то ни было разговаривать с ней о «Книге Закона» или о Законе Телемы, которые она всё ещё изучала и с чьими идеями всё ещё пыталась согласо­вать свою жизнь, считая, что они имеют самостоятельное и большее значение, чем её бывший наставник и любов­ник. В какой-то момент Кроули дал ей возможность во­зобновить отношения. Кроули полагал, что Мадд украл и продал несколько его книг. Если бы Лия присоедини­лась к его обвинениям в адрес Мадда, Кроули был бы со­гласен простить ей её грехи и проступки. Однако к этому времени Лия уже совсем иначе относилась к Кроули и от­казалась доносить на человека, который когда-то был её магическим мужем. Кроули пришёл в такую ярость, что выпустил специальный циркуляр, в котором официально отрекался от неё.

Точно не известно, как сложилась судьба Лии в даль­нейшем. Говорили, что она вернулась в Америку, обрати­лась в католицизм и, абсолютно покончив с какой бы то ни было магической деятельностью, вернулась к профессии учительницы и преподавала музыку в школе. Она умерла в 1951 году. Когда Джон Симондс работал над биогра­фией Кроули, с ним связалась одна из сестёр Лии и по­требовала, чтобы настоящая фамилия Лии не упомина­лась. Симондс повиновался, в результате чего самая из­вестная и многострадальная из Алых Женщин какое-то время была известна под именем Лии Фаэзи.