ДОПЕТРОВСКАЯ И ПЕТРОВСКАЯ РОССИЯ. ДУХОВНАЯ ЖИЗНЬ

5. ДОПЕТРОВСКАЯ И ПЕТРОВСКАЯ РОССИЯ. ДУХОВНАЯ ЖИЗНЬ

До сих пор ещё принято изображать XVII век в противоположении Петровской эпохе, как «время дореформенное», как темный фон великих преобразований» столетие стоячее и застойное. В такой характеристике правды очень немного. Ибо XVII век уже был веком преобразований... Совсем неверно говорить о Московской замкнутости в XVII веке. Напротив, это был век встреч и столкновений, с Западом и Востоком. Историческая ткань русской жизни становится в это время как-то особенно запутанной и пестрой.

Протоиерей Георгий Флоровский. Пути русского богословия

5.1. БЫЛ ЛИ РЕНЕССАНС НА МОСКОВСКОЙ РУСИ?

 О месте Московской Руси в Европе . В критической статье о фильме Павла Лунгина «Царь» консервативный публицист Егор Холмогоров возмущается подачей Московской Руси в современном искусстве. Холмогоров пишет по поводу фильма, но подразумевает общее отношение российской «интеллектуальной элиты» к допетровской России:

Из каждого кадра на нас смотрит бедная, бледная, ободранная, нищая, грубая, мнимо «посконно-исконная» Русь. Елена Глинская говорит с интонациями сватьи бабы Боборихи, бояре ведут себя как кулаки-мироеды в русской деревне 1920-х. Всюду нищета, грубость, примитивность слов, мыслей и чувств. Ничего, кроме презрения, у нормального человека такая Русь не вызовет и никакой «"любовью к отечественным гробам" это презрение не перешибешь... И бороться с этой чудовищной "традицией" современного российского кино и литературы, проецирующих местечковое невежество авторов на элиту крупнейшего государства Ренессансной Европы, надо публичным осмеянием, штрафами да публичными порками».

Призыв Холмогорова к публичной порке Лунгина и прочих «клеветников России» — ненужная грубость, хотя он во многом прав, критикуя «Царя». Интересно причисление им Московской Руси XVI в. к государствам «Ренессансной Европы». Знаток древнерусской литературы Д.С. Лихачёв писал осторожнее, он полагал, что в конце XIV — начале XV в. на Руси проявились ренессансные явления — «Предвозрождение», но «они не получили в дальнейшем должного развития». Как таковой «единой эпохи Возрождения в России не было. Было «замедленное Возрождение». По мнению Лихачёва, «XVII век в России принял на себя функции эпохи Возрождения, но принял в особых условиях и в сложных обстоятельствах, а потому и сам был "особым", неузнанным в своем значении». С Лихачёвым не согласны М.Т. Петров и А. А. Арутюнов, отрицающие как «Предвозрождение», так и «неузнанное» Возрождение XVII в. Наконец, П.А. Киле считает, что Ренессанс в России имел место, но в XVIII в., и возник благодаря преобразовательной деятельности Петра I.

Спор о Возрождении (Ренессансе) в России далеко не однозначен. Большинство историков и искусствоведов считают Ренессанс явлением сугубо европейским, характерным для католических и протестантских стран XIV — XVI вв., тогда как Н.И. Конрад (его взгляды отчасти разделяли А. Тойнби и Д.С. Лихачёв) трактовал Ренессанс как явление универсальное, встречавшееся у культурных народов Евразии с VIII по XVII в. Спор этот прямо связан с выяснением места России в Европе. Ведь по сей день нет согласия, была ли Московская Русь европейской страной, отставшей от Запада из-за окраинного положения, сурового климата и нашествий кочевников, либо представляла особую цивилизацию, несводимую к европейским образцам. В этой же плоскости лежит вопрос, насколько реформы Петра изменили направление духовного развития России. Ответ на него повлияет на оценку допетровской и петровской России и мифологии, созданной вокруг этих периодов. Рассмотрение следует начать с дел церковных, ибо основной формой духовной жизни русских XVII в. была религия.

5.2. РУССКАЯ ЦЕРКОВЬ ПЕРЕД РАСКОЛОМ

 Православное Царство . В 1448 г. собор русских епископов объявил решения Флорентийской унии еретическими и посвятил в митрополиты епископа Иова без согласия Константинопольского патриарха. Так Московская церковь обрела независимость — автокефалию. Великий князь, духовенство и народ убедились в своей правоте, когда в 1453 г. пал Константинополь, захваченный турками. Ещё раньше турки покорили православные Балканские страны, и Московское великое княжество стало единственным Православным Царством²⁴⁶, а его государь — единственным Православным Царем. К началу XVI в. старец Спиридон обосновал происхождение великих князей московских «от рода римъскаго Августа царя», а старец Филофей объявил, что вместо Второго Рима, Византии, явился Третий Рим, который есть последнее всемирное Царство.

«...Смута была не только политическим кризисом, и не только социальной катастрофой. Это было ещё и душевное потрясение, или нравственный перелом. В Смуте перерождается сама народная психея. Из Смуты народ выходит изменившимся, встревоженным и очень взволнованным, по-новому впечатлительным, очень недоверчивым, даже подозрительным. Это была недоверчивость от неуверенности. И эта душевная неуверенность или неустойчивость народа была много опаснее всех тех социальных и экономических трудностей, в которых сразу растерялось правительство первых Романовых...»

Ударом по идее Православного Царства было явление ложных царей — чего раньше не ведали. Ведь Симеон Бекбулатович не был царем ложным. Все знали, что на царство его возвёл Иван Васильевич. Не умалял Симеон и царского имени. Потомок ордынских ханов, по местническим понятиям он превосходил всех, кроме «корени царского». Не случайно целование креста царю Борису сопровождалось клятвой «царя Симеона Бекбулатовича и его детей и иного никого на Московское царство не хотети видети, ни думати, ни мыслити...» Годунов был уже царь неправильный — не царского корени. Бориса сменил «розстрига» — «предтеча богоборного Антихрист», после его убийства престол незаконно захватил Шуйский, прозванный «шубником». Явился и второй самозванец. С отчаяния москвичи присягнули Владиславу. Приглашение государя из иноверной страны нанесло сильнейший удар по идее Православного Царства.

В Смутное время московские люди встретились с тысячами литвинов и поляков. Для московитян, особенно женщин, многое в них казалось прельстительным — нарядная одежда, бравая осанка, обходительность, ловкость в танцах, лихость. Множество жён и девиц попало в лагеря тушинцев, «и когда мужья и отцы выкупали их, то они сами бежали и вешались на шеи любовников: "Ох!" — кричали они, по словам современника, — "вы — свет-благодетели!"» — «Были оне, — говорит он, — очарованы волшебством и оттого изгарали сердца их». Поддались и донские казаки — многие служили «батьке» Лисовскому. Если людей попроще прельщал блеск поляков, то бояр привлекали права польских магнатов, а иных, пусть немногих, образованность. Князь Иван Хворостинин утверждал, что «на Москве людей нет, всё люд глупый... московские люди сеют землю рожью, а живут все ложью» и промышлял отъехать в Литву. «Иван Дукс»²⁴⁷, как он звал себя, был одним из первых русских западников.

Польское вторжение породило и другую крайность — неприязнь к полякам, всему католическому и даже ко всему иноземному. Московское духовенство перешло к практике приёма католиков и протестантов в православие через перекрещивание. Перекрещивать стали и православных «белорусцев» и «черкасов»: на соборе 1620 г. было решено крестить их вновь, как «недокрещённых обливанцев». Среди духовенства укрепилось мнение, что излишняя учёность может повредить вере. Обучение грамоте и богословию сопровождалось поучениями против книжной премудрости. В школьной прописи 1643 г. приведены слова старца Филофея от 1521 г., не устаревшие для ревнителей чистоты православия и в середине XVII в.:

«Братие, не высокоумствуйте, но в смирении пребывайте. Аще же кто речет: веси ли всю философию? И ты ему рцы: еллинских борзостей не текох, ни риторских астроном не читах, ни с мудрыми философы не бывах... учуся книгам благодатного закона как бы можно было мою грешную душу очистить от грехов».

Итак, ещё в первой половине XVII столетия в русском обществе наметились признаки раскола, пока не религиозного, в отношении к иноземному влиянию, пусть греческому, но опасному для московской обособленности.
Книжная «справа». Сомнения в своей праведности, столь новые для московских людей, сказались в таком важном деле, как правка богослужебных книг для печати, известная как «книжная справа». XVII в. стал для России веком печатания духовных книг. До начала Смуты в Московском государстве было напечатано 8 книг²⁴⁸. В Смутное время — 3 книги. В 1611 г., во время пожара Москвы, сожженной поляками, сгорел Печатный двор. В 1613 г. Печатный двор был восстановлен и выпустил 5 книг. Запросы в религиозной литературе нарастали, но всё упиралось в выбор текстов для печати. Их приходилось выбирать из множества греческих и церковнославянских списков. Сличение списков и первопечатных изданий выявляли не только описки и опечатки, но смысловые расхождения. Нужна была «книжная справа», требующая знание греческого языка, редкое у московского духовенства.

Нехватка печатных книг привела к появлению в России с конца XVI в. богословских и школьных книг «литовской печати», отпечатанных в украинских и белорусских типографиях. Их привозили западнорусские купцы и монахи и московские люди, ездившие за «литовский» рубеж. Приезжали и «литовские» печатные мастера, находившие себе работу на московском Печатном дворе. Приезжих богословов стали привлекать к «книжной справе», но их участие, а ещё больше привозимые ими сочинения вызвали резкое противодействие патриарха Филарета. В 1627 г. по его указанию было сожжено «Учительское Евангелие» украинского архимандрита Кирилла Транквиллиона «за слог еретический и составы, обличавшиеся в книге». В 1628 г. патриаршим указом велено было отобрать у всех церквей и монастырей «литовские» книги и заменить их московскими. Опасения вызывали и греческие книги «новых переводов», напечатанные в Венеции и Риме. Было сильное подозрение, что переводы эти порченные. Сами греки, предупреждали, что «имеют де папежи и люторы греческую печать, и печатают повседневно богословные книги святых отец, и в тех книгах вмещают лютое зелье, поганую свою ересь».

Большинство боголюбцев допускали справу богослужебных книг по старым образцам, полностью исключив новые греческие и западнорусские издания. По-иному думали немногочисленные, но влиятельные московские «ревнители « во главе со Стефаном Вонифатьевым и царём Алексеем. Поклонники греческой и киевской учености, они считали необходимым тесное единение Русской церкви с Вселенскою греческою. Образцом православия должна быть греческая церковь, сохранившая древнюю чистоту обрядов и церковного чина. Если русские обряды, чин и книги в чем-либо несходны с греческими, то это потому, что у русских они подверглись порче. Московские боголюбцы любили греческие обряды и церковный чин и первым среди них царь — большой ценитель красоты церковных обрядов и пения.

Подготовка преобразований началась с выпуска в 1648 г. по инициативе Стефана «Книги о вере». Впервые за много лет греков защищали от обвинений, что их вера «испроказилась» — и «в неволе турецкой християне веру православную целу соблюдают... да заградятся всякая уста глаголющих неправду... на смиренных греков». В том же году были изданы несколько церковных книг, исправленных но греческим и южнорусским книгам. В1649 г. из Киева приехали учёные монахи — Арсений Сатановский и Епифаний Славинецкий, а на следующий год — Дамаскин Птицкий. Их вызвали для книжной справы, переводов с греческого и обучения школяров языкам и наукам. С той же целью Ф.М. Ртищев в 1649 г. приглашает с Украины в Андреевский монастырь учёных монахов, а также 12 певчих для пения киевским распевом и обучения русских певчих.

В 1648—1651 гг. боголюбцы вели борьбу за отмену «многоголосия» в церковной службе, когда священник, дьяк и дьячок одновременно читали и пели в два или три голоса. Стефан и другие ревнители начали заменять в своих церквах «многоголосие» на «единоголосие». Против «единоголосия» выступил патриарх Иосиф, собравший в 1649 г. церковный собор, который постановил сохранить «многоголосие». Уязвленный царь потребовал передать вопрос на рассмотрение константинопольского патриарха. Грек пошел навстречу царю и написал, что «единогласие» в церковной службе «не только подобает, но и непременно должно быть». В 1651 г. был созван новый церковный собор. Он отменил решение предыдущего собора и постановил «пети во святых божиих церквах... псалмы и псалтирь говорить в один голос, тихо и неспешно».

Отличия русских от греков возникли вовсе не из-за небреженья к обрядам и священным книгам и не в результате нововведений, напротив, русские с величайшей заботой относились к духовному багажу, полученному от греков и не меняли в нем ни буквы. Менялось не русское богослужение, а греческое. Восточные славяне приняли двуперстие во время Крещения Руси в 988 г. от православных византийцев, но византийцы (греки), начиная с XII — XIII вв., перешли на троеперстие, русские же остались незыблемы. Точно так же появились остальные отличия; иными словами, Русская церковь XVII в. сохраняла обряды, утраченные Восточными поместными Церквами.

Сторонников церковной реформы признать правоту греков побуждали внешние причины. Они сознавали одиночество Русской церкви, разошедшейся в обрядах с церквами патриаршеств Востока — Константинопольским, Иерусалимским, Антиохийскиг;, Александрийским, с Сербской церковью, то есть со всем православным миром. В монастырях Святого Афона русские церковные книги уже начали сжигать как еретические. Всё же Московское государство было могущественно, а Восточные патриархи слишком зависимы от щедрот царя, чтобы всерьез опасаться осуждения Русской церкви. Не угрозы кнута, а соблазны пряника стояли за грекофильством царя Алексея. Лукавые восточные патриархи уговаривали юного царя искать царьградский престол и освободить православных из агарянского рабства. Иерусалимский патриарх Паисий писал ему в 1649 г.:

«Пресвятая Троица... благополучно сподобит вас восприяти вам превысочайший престол великого царя Константина, прадеда вашего, да освободит народы благочестивых и православных христиан от нечестивых рук, от лютых зверей».

Паисий был не единственный греческий иерарх, убеждавший царя избавить православных от агарянского ига. В конце 1640-х — начале 1650-х гг. в Москве побывали все четыре Восточных патриарха, множество архиереев и настоятелей монастырей. Можно предположить, что сходные мысли высказывали не только греки, но воспитатель царя боярин Морозов и духовник царя Стефан Вонифатьев. Все это оказало глубокое влияние на Алексея Михайловича. В 1656 г. он говорил антиохийскому патриарху Макарию: «...моё сердце сокрушается о порабощении этих бедных людей [греков], которые находятся во власти врагов веры. Бог... взыщет с меня за них в день суда, ибо, имея возможность освободить их, я пренебрегаю этим... и я принял на себя обязательство, что, если Богу будет угодно, я принесу в жертву свое войско, казну и даже кровь свою для их избавления».

Царьградский мираж стал наследственной болезнью Романовых (ей переболел и Пётр, затеявший Прутский поход), закончившейся лишь в 1917 г. с падением династии. Более земным было стремление объединить земли православной Киевской Руси под рукою московского царя. С началом восстания Богдана Хмельницкого (1648) появились реальные возможности для этого предприятия. Поворот России на юго-запад всячески поддерживал иерусалимский патриарх Паисий. Во время поездки в Москву в 1649 г. он убеждал царя Алексея заключить союз с гетманом Хмельницким и волошскими воеводами для общих действий против турок.

Греческие и украинские дела определили новый вектор геополитических устремлений России — с Северо-Востока он сместился на Юго-Запад. Смена геополитического вектора стоила России раскола русского православия, ненужных войн за освобождение славян, Первой мировой войны, приведшей к гибели Российской империи, бесполезных жертв советских солдат в боях за Белград и Будапешт в 1944—1945 гг., потери Восточной Украины и Крыма в 1991 г. и в итоге возврата к границам Московского государства конца XVI в. Всё, чем ныне сильна Россия, она получила на Северо-Востоке.