ПАВИЛЬОН ЦУЙПИНГЭ НА ЗАПАДНОМ УТЕСЕ

с чаркой один на один.

Своими глазами видел осенний

вид Хэшаньских вершин.

Знаю — красоты здешних мест

словами трудно изобразить.

Рад — беззаботно брожу по горам,

сам себе господин.

Орлы слетают с высоких скал,

клекочут весь день.

В глубокой пади на водопое

вечерами трубит олень.

Живущий свободно, как сердцу угодно,

радость найдет в пути.

Жизнь просидевший в богатом доме

подобен узнику взаперти.

горлиц слышу вдали.

Проростки риса торчат из воды —

полей неоглядна гладь.

Не раз бывал на краю земли,

отсюда в тысячах ли.

А ныне сам у сельчан учусь

вешнюю землю пахать.

тени дерев наискосок.

В темных кустах шорох, возня;

не спит семейство сорок.

Старый ученый, ныне учусь

у несмышленых детей —

Пытаюсь поймать жука-светляка —

халат от росы намок.

в светильне фитиль погас.

Жаль, темно, не могу разобрать

последних несколько фраз.

Разве не глупо всю жизнь

потратить лишь на бумагу!

Засмеялся; окно распахнул, сижу,

с луны не свожу глаз.

шапку надел — велика.

На юге, в долине Янцзы,— весна,

а мы всё тепла ждем.

Грущу,— в пустынном краю герой

стал немощней старика.

Вижу — цветы, воспетые всеми,

обрывает ветер с дождем.

Удобно лежу в подушках; вдыхаю

цветочный дух у окна.

Стыдно выйти — так разрослись

дикие травы в саду.

Книги расставил; читаю письмо;

отставил чарку вина.

Печальные вести — много несчастий

случилось в этом году.

чиновничья служба томит.

В пыли казенных бумаг задыхаюсь;

лицо со стыда горит.

Но кое-чем похвалиться и я

перед другими могу:

В окно присутствия горы видны —

прекрасный заречный вид.

уйти от чиновных дел?

Годы идут; на моей голове

волос уже поседел.

Только отдамся душевной беседе —

высокого гостя встречай.

Только что видел светлые сны —

вставай, бубенец прозвенел.

Уйти бы в горы под облака —

век бы на них глядел.

Дружил бы с овчаром и с дровосеком

за трапезой вместе сидел.

Стихи записал — пора бы теперь

в сердце смирить гнев:

Птице в неволе крыло подрезают,

что делать — таков удел.

Болею, болею,— вовсе я стал старик.

Сяо-сяо —       тени бамбука в окне.

Чжэ-чжэ —       птичий в заречье крик.

Зря выбивали       ратный налог батогом.

Пыль, дым,—       страна под варварским сапогом.

Спать не могу:       печалюсь не о себе —

Плачу о нынешних временах,       и ни о чем другом.

В низинах, где есть вода,       сажаю рис.

До самой кости       буйвол протер шею.

Пашем и ночью —       кричу: давай, не ленись!

Из сил последних       сеем, сажаем, пашем.

Страда не вечна —       день отдыха недалек.

Но кто дубасит       с утра по воротам нашим?

Уездный чиновник       пришел собирать налог.

К уездной управе       меня ведут под охраной.

Днем и ночью       жестоко порют плетьми.

Кто же из смертных       не трусит смерти нежданной?

Думал, умру, не простясь       ни с родителями, ни с детьми.

Домой вернулся,       хотел обо всем поведать.

Не стал вестями тревожить       родительский слух.

Лишь бы отцу и матери       было чем отобедать.

А дети с женой —       все равно, что лебяжий пух.

стала седой голова.

Снадобья пью — тем и живу;

одолело меня нездоровье.

В дымке луна; в невысоких горах,

слышу, кричит сова.

Свет из окна; на высоких деревьях,

вижу, воронье гнездовье.

Силу мою подорвали несчастья,

ложь, наветы, злословье.

Душу мою истомила нужда —

сердце бьется едва.

Юные годы вспомню — и вправду,

будто прошли века.

Не о себе говорю — о государстве

мысли мои и слова.

озерная скрылась коса.

Дождь нежданный все поглотил —

горы и небеса.

Природе чуждо великолепье —

ее красота в простоте.

Луна в облаках провожает домой

рыбачьей ладьи паруса.

думает в наши дни.

По этой причине

столько несчастий вокруг.

Тот, кто не делит мир

на «я» и «они»,

Тот в этом мире

мой друг.

думы все об одном.

Совсем обнищал,— голодная смерть

теперь угрожает мне.

В доме холод; шумит, шумит

дождевая вода за окном.

Тысячу ли нынче прошел

ночью в тревожном сне.

Там — речные ракушки в полях;

ветер в горах, гром.

В приморских селеньях половину домов

затопила речная вода.

Вчера поздравлял соседа сосед

с изобильем осенних нив.

Надежды прахом — вместо еды

досталась людям беда.

среди людей проживу.

Вальков стукотня, звуки рожка

грустью тревожат слух.

Снова с войском иду на врага —

в сновидении, как наяву.

Ныне тот же юный во мне,

неукротимый дух.

На дальней заставе, помню, дивился

небу цвета реки.

Все остальное забыл за годами —

поседели давно виски.

Тело умрет, но никогда

я в стихах не умру.

Кто же с первого взгляда по строчке одной

не признает моей руки?!

Пастушья сумка всюду зацветает.

На борозды распаханного поля

Ворон крикливых опустилась стая.

Я стар и сед, а в сердце чувства зреют.

Кому и как их изольешь весною?

В лучах заката вывеска трактира.

Там, верно, отпускают в долг хмельное.

Живу в тиши,

Природой наслаждаюсь,

И в праздности

Проходят дни за днями.

Вот скотный двор. Кунжут и шелковица

У западной стены сплелись ветвями.

В зеленой юбке, в кофте белоснежной

Выходит незнакомка за ограду.

Она спешит родителей проведать

Теперь, когда окрепли шелкопряды.

Повсюду кур и уток гомон слышен.

Как разрослись тутовник с коноплею —

Их ветки возвышаются над крышей.

Тот счастлив, кто довольствуется малым,

Ему всегда завидую невольно.

В конце концов что требовать от жизни?

Наелся вдоволь — и с тебя довольно.

Я вижу

Молодую поросль ивы,

Уже не те, что были.

Вот здесь когда-то ручеек струился,

Теперь его теченье изменили.

Когда на свет рождается ребенок,

Здесь чуда от него не ждут большого

И говорят: «Вот и невеста Юям!»

Или: «А вот и зять для дома Чжоу!»

На трудности не сетовал в беседе.

Вина есть доу, есть к вину цыпленок —

И можно приглашать к себе соседей!

Что для него история династий?

И Цзинь и Сун — тщета больного века!

Фу-си считал он образцом для смертных

И был иного мира человеком.

Тысячелетье

В вечность отлетело,

А все живут

Бессмертные творенья!

И каждый знак, написанный поэтом,

В себе содержит ясное значенье.

Я размышляю: если б и поныне

Все здравствовали Се и жили Ваны —

Все их дела не стоили бы больше,

Чем прах с полей священного Чайсана!

Но на глазах слеза блеснет порою.

Нам много ль надо? Только б чашку риса,

А слава — дело для мужей второе!

Лазурь воды слилась с лазурью неба,

Их только разделяет кромка леса.

Вдруг опустилась туча дождевая

К подножию горы сплошной завесой.

Как в старину,

Так и теперь разлука

Вселяет в сердце

Горечь и досаду.

Затем ли, чтоб узнать и скорбь и радость,

Нам расставаться и встречаться надо?

Поднимется ли шторм в пути — не знаю,

Да и гадать не стоит понапрасну.

Одно я знаю, что дорога жизни

Трудна для человека и опасна!

Небо спрашивать я ни о чем не желаю!

Одиноко

На башне высокой стою,

Без конца и без края.

В неурочный вы час повстречались со мной:

Сон меня одолел, сердце отдыха просит...

Вам бы лучше, пожалуй,

Вернуться домой,

Вам бы лучше, пожалуй,

Вернуться домой...

И пускай ветер западный

Осень приносит!

Пятнадцать ей лет от рожденья.

И с нею за шелковым пологом

Один только ласковый ветер.

Как рад я: ее не заметил

Никто, в ком живет вожделенье.

Я слышал: она очень робкая

И быстро приходит в смущенье.

Едва вас завидит, как личико

Зальется под пудрою краской.

На вас разве только украдкой

Задержит свой взгляд на мгновенье.

У озера прошлой ночью

Сгустились холодные тени,

Она в окруженье подружек

От дома вдали загулялась.

Цветком она слабым казалась

Иль ивой, поникшей в томленье.

Она еще так неумело

Гостям подает угощенья,

Вино наливает — и мнится:

Вот-вот его на пол расплещет...

Ей петь — и в прическе трепещет

Цветок, выдавая волненье.

Все — от начала до конца — ничтожны.

Вокруг надолго утвердилась осень,

И тишиною насладиться можно.

Не спится мне. И слух мой жадно ловит

Все шорохи и звуки поздней ночи.

Бурлит, шумит ручей неугомонный —

На что он вечно сердится и ропщет?

Серп месяца, и бледный и холодный,

Навеял грусть. И грусти нет предела.

Далеко где-то петухи проснулись —

Ко мне их перекличка долетела.

Здесь мир иной. Здесь слава и нажива

Еще собой не заслонили света.

Но почему так рано встали люди

И трудятся задолго до рассвета?

прекрасны земли на вид.

Вдоль дороги чиновничьей весь откос

бегониями увит.

Прошлогодние листья ветер метет,

поторапливает коня.

Еще усердней, чем человек,

весенний ветер спешит.

Здесь лежит великий герой.

Безлюдно. Только каменный лев

охраняет его покой.

Сановники, даже сам государь,

трусливо бежали на юг.

На севере разве что старики

о свободе вздохнут с тоской.

Однако давно убит Юэ Фэй —

нет печальным вздохам числа.

Захватили Север чужие войска,

и на Юге плохи дела.

Не стоит над озером Сиху

грустную песню петь —

Красота пленительных гор и рек

развеять скорбь не смогла.

Светит луна       над неровной горной грядой.

У дальнего берега       обратная лодка видна.

Слева и справа       утесы стоят над водой.

Является мысль       от мирских соблазнов уйти,

С дровосеками и рыбаками       дружбу отныне вести.

Обширное озеро,       синие горы вдали.

В эту страну,       увы, не знаю пути.

поправляю палочки в ней.

Птицы поют под самым окном,

становятся тени длинней.

Дождь прошумел в бирюзовых горах,

чист небесный простор.

Не шелохнутся ветви дерев,

к вечеру все холодней.

Молодость от человека ушла,

подходит старости срок.

Сновиденьям конец, начало стихам —

словно вступаю в поток.

Сегодня ни Цю, ни Ян не пришли

в мой позабытый дом.

Ворота закрыл, стихи записал,

на жесткое ложе лег.

последний растаял снег.

Тянется горная цепь на юг

синяя, словно волна.

Слышу флейты печальный напев,

но деревьями скрыт человек.

Лепестки усыпали маленький мост —

их не сочтешь вовек!

стою у открытых ворот.

Устремился за город,

в деревню на запад пошел.

Тревожусь о веке:

пережито немало невзгод,

Как изменился

некогда славный народ.

Не вижу деревьев,

ожиданьям своим вопреки.

Развалины храма,—

сохранилась только стена.

На месте беседки

ныне растут сорняки,

Где стояли дома —

овощей молодые ростки.

Так слонялся без цели,

по дорогам окрестным пыля,—

Случайно услышал

крестьянина грустный рассказ:

«Рисовая рассада

не высажена в поля,

Зеленых побегов

никак не дождется земля.

Крестьян молодых

угнали, не внемля мольбе.

Назначили день,—

их чиновник в управе ждал.

Буйвола нет —

паши на самом себе...

Всего не расскажешь

о горькой нашей судьбе!»

На сердце печаль

навеяла грустная весть.

Чем же помочь

беднякам несчастным смогу?

Стар я, себя

не смогу к землепашцам причесть,—

Как же теперь

осмелюсь досыта есть?!

Аромат опавших цветов.

Близко, в кронах редких дерев,

иволги скорбный зов.

К мостику малому подошел.

Голубые тени весной.

Длинные ветви плакучих ив

залиты светлой водой.

ко мне на халат ползет.

Весенней водою наполнен пруд,

светел и чист небосвод.

Ни повозки, ни всадника в нашем краю

не встретишь за целый день.

Лишь случайное облачко порой

вслед журавлю проплывет.

Свет зари       воду тронул чуть-чуть.

Нежные-нежные       деревья видны вдалеке.

Поднимается дымка.       Плыву по Великой реке.

Доносится лай,       трижды пропел петух.

Бредут бараны,       на буйволе едет пастух.

Над камышовыми крышами       сизые вьются дымки.

На полях зеленеют       осеннего риса ростки.

Плодов урожая       крестьянин отведать не смог.

Чиновники всюду       спешно сбирают налог.

С дамбами вровень       встала речная вода.

На дорогах разбойники,—       не спрячешься никуда.

А в столице Чанъани       вельможных отцов сыны

Живут беспечально,       в конюшнях стоят скакуны.

Утром гарцуют,       вечером сбросят халат

В тысячу золотом,       новый наденут наряд.

На пяти базарах,       что ни день,— бои петухов.

Веселые песни       из высоких слышны теремов.

Яшмовые красотки       меняют бирки в игре.

Рядом другие       разносят вино в серебре.

Не знает богач,       что сейчас, когда ветер злей,

Крестьяне, стеная,       урожай убирают с полей.

О счастливой осени       мечтает, иззябнув, бедняк.

По колено в воде,       вечно голоден, наг.

Жены и дочери       ткут весь день напролет.

Мотыжат сыны,       проходит за годом год.

Спешит крестьянин       государству налог заплатить,

На могилах предков       должные жертвы свершить.

Чтобы дамбу построить,       как пленников, гнали мужчин.

Отнимают кормильца,       дома сиротствует сын.

Вымирают деревни,       некому сеять и ткать.

Из восточных земель       доносятся стоны опять.

От голода мрут —       не поднять иссохшей руки;

Гонят крестьян       вдоль Великой реки.

Река Хуанхэ       истоки берет в небесах.

Низвергается с шумом,       пенясь в крутых берегах.

В древности люди       наперед могли рассчитать.

Ныне не то,       мельчает людская стать.

О реке Хуанхэ       песня звучит моя.

Услышь, государь!       Внемлите, князья!

Ветер воет,       шелестит сухою травой.

Ветви колышет,       играет моей сединой.

мне удалось найти.

Подыскал удобный валун —

рыбу с него удить.

Дождь предрассветный —

влажный ивняк на пути.

Ветер полдневный —

рис кончает цвести.

Стараюсь не вспоминать

прежнюю службу мою.

Стараюсь не отвечать,

когда на службу вернусь.

Чиновничья шляпа

не понравится в здешнем краю.

Выучусь шить

и крестьянское платье сошью.

пенье флейты донес.

Одинокая лампа. Нити дождя.

Тихий речной плёс.

Прошу вас, не надо петь

о тяготах дальних дорог,—

В смутное время хватает и так

горя, печали, слез.

весна безмерно грустна.

От города к западу горная цепь

ясно вдали видна.

Жду друзей,— я с ними хочу

на высокое солнце глядеть.

Меж цветов абрикоса успел захмелеть:

хватило чаши вина.

грустно прощаюсь с весной.

Подушка странника холодна.

Слушаю дождь ночной.

Дождь, не спеши в мой родимый сад

и не сбивай лепестки —

И сбереги, пока не вернусь,

цветы хоть на ветке одной.

Тихо иду вдоль реки.

Из тумана доносится гул голосов,—

мимо рыбного рынка иду.

Слышу всплески весла с воды,

стремительны и легки.

Селезень спящий затрепетал.

Чуть шелестят ивняки.

Челнок проплыл — набежавшие волны

лижут полоску песка.

Кажется, где-то колеса скрипят...

Снова плещет весло...

Повозка путника по склону холма

катится издалека.

Женщины трудятся во дворах:

слышится шум станка.

Я бродяга и по природе своей

не желаю судьбы иной.

Случайно спустился в бренный мир —

наутро уеду прочь.

Вспоминать напрасно, где и когда

эти звуки слышаны мной...

На востоке едва забрезжил рассвет.

Просыпаюсь в лодке, хмельной.

Освещенный луной,       один сижу на крыльце.

Пустынно вокруг,—       монахи давно уже спят,

Я одинок.       мысли к дому летят.

Светлячки огоньками       в тумане кажутся мне.

Ветер в ветвях —       цикады умолкли давно.

Любуюсь природой       в глубокой ночной тишине...

Но ничто не сравню я       с садом в родной стороне.

Луна стоит в вышине.

Звонко разносятся над дворами

крики гусей в тишине.

Окутан туманом прибрежный храм,

колокол тихо звучит.

Давно причалили рыбаки,

пора бы домой и мне.

Холодный ветер свистит-свистит,

и вал холодный высок,

Жалею, что нет кувшина с вином,—

в лодке я одинок.

Сосед еще не ложился спать,—

наверное, ждет меня.

Тусклая лампа в желтой листве.

Жужжит на станке челнок.

свисают над гладью вод.

Никак не хочет криком петух

возвестить открытье ворот.

Слышу звук водяных часов

в башне сторожевой.

Вижу горный хребет вдали,

когда зарница блеснет.

заметны следы войны.

Однако же стали дороги вокруг

не так, как прежде, страшны.

В утлой лодке сижу один

и на огонь гляжу.

Горожанам не уподоблю себя,

спокойно смотрящим сны.

но опять впереди река.

Залюбовался цветами,

а дальше снова цветы.

С весенним ветром дорога

была легка.

Незаметно к вашему дому

явился издалека.

никак не ложится спать.

Темно и холодно в бедной лачуге,

дождь зарядил опять.

У тусклой лампы над колыбелью

шепчет: «Малыш, не плачь».

Тому, кто завтра отправится в путь,

еще еду собирать.

вдаль на реку смотрю.

В «карете лаковой» езжу весной —

дела забросил давно.

С дикой груши опали цветы -

праздник по календарю.

За то, что этой весной не грущу,—

птичьи песни благодарю!

боюсь себя обмануть.

Не показалась гора Синьшань,

знакомой пагоды нет.

Удостоился должностей и чинов —

не в них, очевидно, суть.

Родимый говор слышу опять —

к дому привел мой путь!

В дымке заката скрыт монастырь.

Ворон кричит в тишине.

Осенний поток. Пустынный мост.

Молодые утки летят.

Посылать домой письмо за письмом

больше не нужно мне.

Одежды парадные скоро сниму

здесь, в родной стороне.

Равнина пуста-пуста.

Обернулся и вижу: город вдали

не скрыла еще темнота.

Покинув семью — в первую ночь

начинает скучать человек.

Далекий колокол. Плеск весла.

Ночую возле моста.

Сплошной песок. В дымке луна.

Путник еще не спит.

Звуки песен из винной лавки.

Лампа в окне горит.

Отчего сегодня, отправившись в путь,

ночую у самых ворот?..

Все как тогда на реке Циньхуай:

лодка у темных ракит.