Классики зарубежной психологии

Опасность мировоззренческой слабости для нас не меньшая, чем для экзотических народов. Недооценка психологического фактора жестоко мстит за себя. Было бы поэтому своевременно преодолеть отсталость в этом отношении. Поначалу это может остаться благим пожеланием, поскольку следующее из него требование самопознания крайне непопулярно. Оно кажется досадным идеализмом, отдает морализаторством, да еще имеет дело с той психологической Тенью, которая всячески отрицается. По крайней мере никто охотно о ней не говорит. Задача, стоящая перед нашим временем, является невероятно сложной. Она ставит высшим требованием responsabilité* , если только последняя не окажется вновь traison des clercs** . Ответственность касается прежде всего людей влиятельных, руководящих другими, располагающих необходимым интеллектом для понимания ситуации нашего мира. От них можно было бы ожидать совестливого приведения мира в порядок. Но как раз потому, что речь здесь должна идти не об одном интеллекте, но также о морали, у нас нет повода для оптимизма. Природа не настолько расточительна в своих дарах, чтобы наделять одновременно и высоким интеллектом и дарами сердца. Где есть одно, обычно отсутствует другое, а совершенствование одной способности происходит за счет другой. Особенно болезненным является поэтому расхождение интеллекта и чувства, они плохо переносят друг друга, о чем говорит нам опыт.

 

==157

Нет смысла формулировать как моральные требования те задачи, которые принудительно ставят наше время и наш мир. Так мы в Лучшем случае способны прояснить психологическое положение мира для близоруких и разъяснить его словами, доступными даже для тугодумов. Но и в этом есть свой смысл: нужно надеяться на людей доброй воли, а потому неустанно проговаривать необходимые мысли. Вдруг да получит распространение истина, а не одна популярная ложь.

Ужас, распространяемый в последнее время диктаторскими государствами, – это вершина всех тех мерзостей, за которые несут вину наши близкие и дальние предки. В этом главная трудность для нас, европейцев. Начав жестокостей и кровавых бань среди христианских народов – всем этим изобиловала наша история, – европеец должен нести ответ и за все то, что он принес своими колониями, вломившись в мир экзотических народов. Тут возникает образ чернее черного. Человеческое зло столь велико, что чуть ли не эвфемизмом кажутся речи о peccatum originale* , о наследственном грехе, имея в виду сравнительно невинные промахи Адама. Наш случай является куда более тяжелым.

Согласно общему мнению, человек есть то, что знает о нем его сознание. Поэтому он полагает себя безобидным, добавляя к собственному злу еще и глупость. Невозможно отрицать свершавшиеся и свершающиеся поныне чудовищные преступления, но они всякий раз перекладываются на других. Если же они принадлежат недавнему или тем более давнему прошлому, то они быстро и благопристойно тонут в море забвения, чтобы вернуться к сновидениям, именуемым «нормальным состоянием». Этому противостоит ужасающий факт: ничто не исчезает бесследно, ничто нельзя переделать заново. Зло, виновность, глубокий страх совести и мрачные предчувствия стоят перед глазами тех кто хочет видеть. Все совершенное было сделано людьми; я человек, соучастник человеческой природы, а потому я совиновен по сущности своей, ибо неизменно наделен способностью и стремлением совершить нечто подобное. Юридически мы не были сообщниками, нас там не было, но мы все же являемся потенциальными преступниками по нашей .человеческой сущности. Нам не хватало лишь подходящего случая, нас не захватывал адский водоворот. Ни одному из нас не выйти за границы той

 

==158

 черной коллективной тени, которую отбрасывает человечество. Совершено ли злодеяние много поколений назад или сегодня, оно остается симптомом всегда и повсюду наличной предрасположенности. Поэтому неплохо было бы обладать «воображением зла», так как лишь глупец способен долго упускать из виду предпосылки собственной натуры. Так легче всего стать инструментом зла. Носителю бацилл холеры и его окружению ничуть не помогает незнание заразности болезни, а нам не помогут безобидность и наивность. Наоборот, они даже ведут к искушению проецировать невидимое зло на других. Вместе с такой проекцией противостояние с другими усиливается, растет и трансформируется страх. Мы непроизвольно и тайно ощущали его по поводу нашего собственного зла, а теперь он переносится на противника, многократно умножая весомость угрозы с его стороны. Утрата видения собственного зла лишает нас даже способности как-то с ним обходиться. Здесь мы сталкиваемся с. принципиальным предрассудком христианской традиции, завлекающим нас в политические затруднения. А именно будто зла следует избегать, по возможности не касаться, не упоминать. Это неблагоприятно, это табу, это страшно. Благородная поза и обхождение зла стороной. (пусть лишь кажущееся) соответствуют естественному стремлению уже первобытного человека: избегать зла, не воспринимать его, а по возможности прогонять куда-нибудь за границу, как то происходило с ветхозаветным козлом отпущения, уносившим зло в пустыню.

Если держаться противоположной точки зрения, согласно которой зло сидит в самой природе человека независимо от его выбора, то оно выходит на психологическую сцену как прирожденный противник добра. Эта точка зрения прямо ведет к психологическому дуализму, хотя он предшествует всякому видению, он преформирован политическим расколом мира и еще более бессознательным расщеплением современного человека. Дуализм приходит не с этой точкой зрения, мы преднаходим его в расколотости. Невыносимой кажется мысль, что мы сами несем ответственность за подобную вину. Поэтому стремятся локализировать зло вокруг отдельных преступников или групп, а самим в невинности умывать руки. Но долго в позе безобидности не удержишься. Опыт показывает, что исток зла лежит в человеке, пока мы обходимся без метафизического принципа зла в соответствии с христианским мировоззрением. Этот постулат имеет то

 

==159

 огромное преимущество, что слишком тяжкая ответственность сваливается с человеческой совести и возлагается на дьявола. Психологически это верная оценка того факта, что человек является скорее жертвой своей психической конституции, нежели ее своевольным изобретателем. Если вспомнить все беды и мучения человечества, то неизбежно возникает вопрос: откуда все это, почему одновременно со всеми благодеяниями прогресса в юриспруденции, медицине и технике, при всех заботах о жизни и здоровье были изобретены неслыханные средства разрушения, которые с легкостью могут уничтожить человечество? Из того, что усилиями современных физиков произросли такие цветы человеческой изобретательности, как водородная бомба, вряд ли следует, что все они преступники. Огромная духовная работа, востребованная ядерной физикой, была осуществлена людьми, способными на такое напряжение сил и самопожертвование ради осуществления этой задачи, что сточки зрения моральных усилий они заслуживают не меньшего восхищения, чем если бы они потрудились ради изобретения чего-нибудь полезного и доброго для человечества. Даже там, где путь к великому открытию пролагается сознательным волевым решением, важную роль играет спонтанность интуиции. И здесь свою роль играет бессознательное, зачастую именно оно вносит решающий вклад. За результат несут ответственность не только сознательные усилия, к ним внезапно примешивается бессознательное со своими загадочными целями и намерениями. Достаточно вложить оружие в руки, чтобы тут же был наведен прицел. Познание истины – это благороднейшее стремление науки, и там, где в тяге к свету истины она обнаруживает опасные ее последствия, возникает впечатление не преднамеренности, а фатальности. Сегодняшний человек не более зол, чем, скажем, человек античности или дикарь. Только под рукой у него несравненно более действенные средства осуществления зла. Расширение и дифференциация его сознания сопровождались отставанием от них его морали. В этом огромная проблема современности: одного разума уже недостаточно.

Отказ от проведения таких адских экспериментов, как расщепление атомного ядра, был в пределах досягаемости человеческого разума в силу их опасности. Но страх того зла, которого он не видит в себе, но охотно передоверяет другому, всякий раз вяжет разуму руки, хотя известно, что применение такого оружия означало бы конец человеческого мира. Страх всеобщего разрушения

 

К оглавлению

==160

 спасает нас от наихудшего, но возможность его будет висеть над нами как темное облако до тех пор, пока не будут наведены мосты через душевную и всемирно-политическую пропасть не менее надежные, чем водородная бомба. Мы можем вмешаться и изменить положение только с осознанием того, что все пропасти происходят из раскола души. Пока самые личностные движения души остаются бессознательными и неведомыми, они скучиваются и производят отношения власти и массовые движения, которые выходят из-под контроля разума и уже никем не могут быть направлены к какой бы то ни было благой цели. Всякие прямые воздействия представляют собой обман, тогда как гладиаторы этого очковтирательства сами одержимы иллюзиями.

У человека пока нет ответа на эту раздвоенность; бездна неожиданно разверзлась перед ним вместе с новейшими событиями мировой истории. Это случилось после многих столетий жизни в духовном состоянии, когда само собой разумеющимся считалось творение человека Богом по образу и подобию своему как единицы мироздания. Мы утратили представление о том, что кирпичиком в структуре мировой политики является индивид, а потому он изначально вовлечен во все ее конфликты. Он осознает себя, с одной стороны, как малозначимую частицу и выступает как жертва неконтролируемых им сил. С другой – он отбрасывает страшную тень, имеет противника в себе самом. Этот невидимый помощник в темных делах вовлекает его в политический кошмар: к самой сущности политического организма принадлежит то, что зло всегда обнаруживается у других. Почти неискоренимой страстью индивида является перекладывание на другого всего того груза, о котором он не знает и знать не желает, пока речь идет о нем самом.

Ничто не оказывает более отчуждающего и подавляющего воздействия на общество, чем эта моральная леность и безответственность; ничто так не взывает к взаимопониманию, чем эти проекции друг на друга, которые нужно оттянуть назад. Необходима самокритика – другому ведь не прикажешь, чтобы он осознал свои проекции. Как и мы сами, он о них не ведает. Предрассудки и иллюзии постижимы лишь в том случае, если на основе психологических познаний появляется готовность к сомнению в верности собственных предпосылок, к тщательной и добросовестной проверке их фактами. Слово «самокритика» является самым обычным в марксистски ориентированных государствах,

 

==161

 однако в противоположность нашему пониманию эта «самокритика» должна служить государству, а не истине и справедливости в межчеловеческих отношениях. Омассовление никак не ведет к взаимопониманию между людьми, скорее оно ведет к атомизации, т.е. к душевному обособлению индивидов. Чем меньше у индивида привязанностей, тем больше выигрывает государство, и наоборот.

В демократическом мире дистанция между людьми слишком велика, она куда больше того, что необходимо для благоденствия или даже душевных потребностей. Чтобы преодолеть слишком очевидные противоречия, в ход идут идеалистические потуги, взывания к идеализму, энтузиазму и к совести. При этом забывают о неизбежности самокритики, нет ответа на вопрос: кто, собственно, выдвигает идеалистические требования? Не тот ли, кто желает перепрыгнуть через собственную тень, кто жадно цепляется за идеалистическую программу, обещающую ему полное алиби по поводу его собственной тени? Респектабельность и поверхностная мораль прикрывают обманчивой мантией темноту внутреннего мира. Сначала нужно убедиться в том, что идеален сам рассуждающий об идеализме, чтобы совпадали слова и дела, причем не по одной видимости. Быть идеальным невозможно, и подобное требование повисает в воздухе как неисполнимый постулат. Все эти проповеди и демонстрации идеализма приемлемы лишь в том случае, если видна их изнанка. Без такого противовеса идеализм выходит за человеческие пределы и вырождается в благонамеренный блеф. Надувательство означает незаконную эксплуатацию других, подавление, а оно никогда не ведет к добру.

Признание собственной тени ведет к той скромности, которая требуется для осознания собственного несовершенства. Оно необходимо для установления человеческих отношений, поскольку они покоятся не на дифференциации, которая подчеркивает различия по степени совершенства и порождает противоречия, но на признании слабости, несовершенства, нужды в помощи и поддержке. Таковы мотивы и основания взаимной зависимости. Совершенному не нужны другие люди, а слабый ищет к кому прислониться и не противопоставляет себя партнеру. Противопоставление оттесняет его в подчиненное положение, унижает моральным превосходством другого. Это происходит там, где играют свою роль явно завышенные идеалы.

 

==162

Размышления такого рода не следует относить к избыточной сентиментальности. Вопрос о межчеловеческих отношениях и внутренней связности нашего общества важен уже в силу атомизации сбитых в массу людей, личностные отношения которых подточены ширящимся взаимным недоверием. Там, где нет правовой безопасности, где работают полицейская слежка и террор, обособление неизбежно. К тому же оно является целью диктатуры, которая заинтересована в приумножении бессильных социальных единиц. Чтобы противостоять такой опасности, свободному обществу нужны средства взаимосвязи, обладающие аффективной природой, т.е. некий принцип вроде Caritas, христианской любви к ближнему. Но такая любовь страдает как раз от взаимонепонимания, вызванного проекциями. Высший интерес свободного общества требует поэтому психологического понимания человеческих отношений – на них строится социальная связь, а тем самым и сила общества. Где убывает любовь, там приходит власть насилия и террора.

Эти размышления не являются призывом к идеализму, речь идет об осознании психологической ситуации нашего времени. Я не знаю даже, что сегодня слабее: идеализм или разум публики. Я понимаю, что для существенных перемен в душе требуется прежде всего время. Медлительный рассвет понимания кажется мне поэтому более действенным в длительной перспективе, чем блеснувший на миг недолговечный идеализм.

ЗНАЧИМОСТЬ САМОПОЗНАНИЯ

То, что в виде «тени» кажется сегодня примером неполноценности человеческой психики, содержит на деле не только негативное. Уже тот простой факт, что путем самопознания, т.е. исследования собственной души, человек натыкается на инстинкты с их образным миром, высвечивает те дремлющие в душе силы, которые редко себя обнаруживают, пока не нарушился порядок. Они содержат в себе возможность большей динамики. Все зависит от подготовленности и установок сознания: пойдет ли прорыв таких сил и связанных с ними образов к духовному росту либо обернется катастрофой. Только врачам сегодня известна по имеющемуся опыту вся недостаточность психологической подготовки сегодняшнего человека, поскольку лишь врач вынужден искать в природе индивида те вспомогательные силы

 

==163

 и представления, которые оказывают помощь на пути сквозь тьму и опасности. В требующей терпения работе он не может взывать к традиционным «ты должен, «ты обязан». Врач не может переложить все муки на плечи другого, а сам довольствоваться дешевой ролью увещевателя. Толку от проповедей мало, но общая беспомощность столь велика, требования столь суровы, что часто и врачи повторяют старые ошибки, не ломая долго голову над субъективными проблемами. Кроме того, он имеет дело с отдельным индивидом, а не с сотней тысяч. Ничего не совершится, пока не изменился индивид, но старания считаются оправданными лишь там, где речь идет о массах.

Воздействие на всех индивидов, которые нуждаются в духовном воспитании, недостижимо и в сотни лет. Духовные перемены происходят почти незаметно, малыми шагами на протяжении тысячелетий. Их не ускорить и не сдержать рациональными рассуждениями, не говоря уж об осуществлении чего бы то ни было в пределах одного поколения. Достижимо изменение индивидов, которые могут затем оказать влияние на широкий или узкий круг себе подобных. Я имею в виду не проповеди, но тот установленный на опыте факт, что индивид, нашедший доступ к бессознательному, незаметно воздействует на свое окружение. Углубление и расширение сознания производят то, что дикари называли словом «мана». Происходит непроизвольное воздействие на бессознательное других, индивид обретает какой-то неосознаваемый престиж среди других, сохраняющий эффективность до тех пор, пока им не начинают преднамеренно злоупотреблять.

Усилия на пути самопознания небезнадежны уже потому, что действует еще один незаметный фактор, идущий навстречу нашим ожиданиям. Это бессознательный дух времени, компенсирующий установки сознания. В форме предчувствий он улавливает грядущие перемены. Самым очевидным примером тут может служить современное искусство, которое под видом решения эстетических проблем занято психологическим воспитанием публики. А именно оно размывает и разрушает прежние эстетические воззрения с их понятиями прекрасного по форме и осмысленного по содержанию. Привлекательные художественные образы сменяются холодными абстракциями, которые кладут конец наивно-романтической любви к объекту. На весь мир провозглашается, что пророческий дух искусства переходит от прежней привязанности к объектам к темному хаосу субъективных

 

==164

 предпосылок. Но искусство пока что не открыло под покрывалом мрака того, что связует всех людей и способно выразить целостность их души. Для этого нужна рефлексия, а потому подобных открытий следует ожидать от другого опыта.

Великое искусство всегда оплодотворялось мифами, т.е. тем бессознательным символическим процессом, который идет сквозь Зоны. Как изначальное проявление человеческого духа, он является и корнем всех будущих творений. Развитие современного искусства с его по видимости нигилистическими тенденциями распада нужно понимать как симптом и символ характерных для нашей эпохи представлений о мировом закате и мирообновлении. Такое настроение заметно повсюду: в политике, общественной жизни, философии. Мы живем в период «смены божественных ликов» – в Кайрос, когда сменяются основополагающие принципы и символы. Такие устремления не являются делом нашего сознательного выбора, они выражают изменения внутреннего и бессознательного человека. Грядущие поколения должны будут отдать себе отчет об этих чреватых последствиями переменах, если человечество вообще желает спастись от саморазрушения, которое несет мощь науки и техники.

Как и в начале христианского Зона, сегодня мы вновь сталкиваемся с отставанием морали, которая неадекватна современному научному, техническому и социальному развитию. Слишком многое поставлено на карту, слишком многое зависит от психологических свойств человека. Дорос ли он до встречи с искушением – воспользоваться своей мощью для инсценировки мирового заката? Сознает ли он, на какой путь вступил, какие последствия должен вывести из положения мира и собственной  душевной ситуации? Знает ли, что он почти утратил жизнеутверждающий миф о внутреннем человеке, сохраненный для него христианством? Представляет ли, что его ожидает, когда на мир обрушатся катастрофы? Может ли вообще вообразить, каково значение такой катастрофы? И знает ли, наконец, индивид, что это он играет решающую роль?

Счастье и довольство, душевное равновесие и смысл принадлежат переживаниям индивида, а не государству. Оно является лишь конвенцией между самостоятельными индивидами, хотя грозит сделаться всемогущественным и подавить отдельного человека. Врач более других знает о душе, и от него многое зависит. Социальные и политические обстоятельства времени, конечно,

 

==165

 играют немалую роль, но безмерно переоцениваются в их важности для счастья или несчастья индивида, пока рассматриваются как единственно решающие факторы. Поэтому все планы страдают от одной и той же ошибки: игнорируется психология человека. Эти планы для него предназначены, но слишком часто они способствуют лишь порождению иллюзий.

Поэтому и врачу, который всю свою долгую жизнь занимался причинами и следствиями душевных нарушений, позволено высказать свое скромное мнение по поводу современной мировой ситуации. У меня нет ни избытка оптимизма, ни восторженности высоких идеалов. Меня просто заботит судьба, радости и горести конкретного человека – той бесконечно малой величины, от которой зависит весь мир, той индивидуальной сущности, в которой – если нами правильно понят смысл христианской благой вести – даже Бог ищет свою цель.

 

==166

 

00.htm - glava08

Три интервью  из книги «Юнг говорит...»*

 Юнг дал согласие возглавить Международное медицинское общество психиатрии, объединяющее национальные общества Дании, Германии, Великобритании, Голландии, Швеции и Швейцарии со штаб-квартирой в Цюрихе. Юнг как президент предоставил возможность вступить в Международное общество евреям и антинацистам, исключенным из членов Немецкого психиатрического общества. Несмотря на то что у Юнга в его деятельности на посту президента было много сторонников, он подвергался и нападкам за участие в обществе, имевшем связи с нацистской Германией. Споры вокруг этого вопроса не утихли до сих пор. Документальным свидетельством того времени является интервью, взятое у Юнга Адольфом Вайцзеккером, немецким нейрологом и психотерапевтом, ранее учившимся у Юнга. Оно было записано и передано по берлинскому радио 26 июня 1933 г. Тогда же Юнг провел семинар по сновидениям для группы берлинских психоаналитиков, который продолжался в течение пяти дней. Записи радиоинтервью и лекций, прочитанных Юнгом да семинаре, сохранились до настоящего времени в мимеографической форме.

 

Вайцзеккер: Сегодня мы с особенным удовольствием приветствуем в нашей студии наиболее прогрессивного психолога современности Карла Густава Юнга из Цюриха. В настоящее время доктор Юнг читает в Берлине курс лекций и любезно согласился ответить на ряд вопросов, связанных с современными

 

==167

 проблемами. Как вы увидите, существует современная школа психиатрии, конструктивная в своей основе. Ни для кого не секрет, что психология и анализ ради самих себя справедливо вызывают сомнения в наши дни. Нас утомили беспрестанное расследование и расчленение по всем интеллектуальным направлениям, и весьма удачно, что здесь присутствует психолог, который подходит к человеческой душе совершенно иным образом, чем другие хорошо известные психологи и психотерапевты, особенно фрейдистского толка. Доктор Юнг родился в семье протестантского пастора в Базеле. Это немаловажно, поскольку во многом определило его подход к человеку на иных, нежели у Фрейда и Адлера, основаниях. Решающим в его психологической теории является то, что доктор Юнг не рвет в клочья и не разрушает непосредственность нашей психической жизни, тот ее творческий элемент, который всегда играл существенную роль в истории немецкой мысли, но относится и нему с величайшим почтением и не обесценивает его, позволяя себе в практическом лечении конфликтов и неврозов руководствоваться конструктивными и позитивными силами, которые дремлют в бессознательной жизни каждого человека и которые могут быть разбужены. Поэтому его психология является не интеллектуальной, но скорее исполненной видения.; она стремится укрепить в человеке конструктивные силы и не останавливается с торжеством на разоблачении негативных элементов, поскольку в действительности это не привносит ничего нового в жизнь личности и общества. Позвольте мне теперь, доктор Юнг, предложить вам ряд вопросов, ответить на которые вы могли бы и как швейцарец, т. е. с определенной долей беспристрастности, и как психолог с огромным душевным опытом. Я хотел бы спросить вас сначала, существует ли, исходя из вашего опыта психолога, принципиальное различие между психической ситуацией в Германии и Западной Европе и в чем оно заключается? Дело в том, что мы в настоящее время окружены глубоким непониманием, и было бы интересно услышать, что, по вашему мнению, может быть причиной взаимных недоразумений.