Книга К. С. Станиславского вызывает неподдельный интерес в течение многих десятилетий, о чем говорят и самые современные ее переиздания


Путь к вершинам артистического и режиссерского мастерства



бет3/4
Дата28.06.2023
өлшемі0.98 Mb.
#475433
түріКнига
1   2   3   4

2. Путь к вершинам артистического и режиссерского мастерства


Драматическая школа К.С. Станиславского состояла из очень своеобразных классов: класса Малого театра, спектакли в котором были его уроками; спектаклей знаменитых заезжих гастролеров уровня гениального мастера сцены Росси, которого Станиславский видел в ролях короля Лира, Ромео; истории с опереткой «Жавотта», доказавшей Станиславскому существование большой разницы между любительством и профессионализмом в театре; становления новой театральной школы под руководством ученицы М.С. Щепкина, «претворившего в себе взятое Россией от Запада, кто создал основы подлинного драматического русского искусства» [1, с. 57], великолепной русской актрисы Г.Н. Федотовой, сыгравшей, как и опыт любительских спектаклей, определенную роль в том, что К.С. Станиславский был принят в театральное училище.


Автор, отдавая должное тому, как мастерски обучали будущих актеров «играть вообще или в частности данную роль», отмечает, что «не учили нашему искусству», что имела место беспочвенность и бессистемность, а практические приемы не проверялись научным исследованием.
Лето 1884 года преподало еще один урок: под влиянием оперетт и феерий, устраиваемых М.В. Лентовским в саду «Эрмитаж», все в той же Любимовке через постановку «оперетки», по выражению Станиславского, комедии с пением в четырех действиях «Лили», привезенной сестрами из Парижа, был сделан вывод, что «оперетка и водевиль – хорошая школа для артистов».
Артистическим отрочеством называет К.С. Станиславский эпоху Алексеевского кружка, которым была в сущности семья будущего гения театра К.С. Станиславского, особенно отмечая большую и трудную постановку в городском театре-столовой японской оперетты «Микадо» под режиссерством брата В.С. Алексеева, с музыкой английского композитора Сюлливана и с декорациями К.А. Коровина, с участием цирковой японской группы. Премьера «Микадо», состоявшаяся 18 апреля 1887 года, стала последним спектаклем Алексеевского кружка, но роль принца Нанки-Пу, исполненная Константином Алексеевым, была отмечена в «Московском листке» в похвальной рецензии на спектакль Алексеевского кружка, первой за историю его существования.
На пути к вершинам актерского и режиссерского мастерства у К.С. Станиславского случилось и участие в постановках Мамонтовского кружка, конкурирующего с Алексеевским, давшего молодому актеру понимание значимости работы художников-декораторов в театре, закрепившего убеждение в абсолютной необходимости для театра режиссеров-профессионалов.
Одновременное увлечение оперой, балетом и любительскими драматическими спектаклями сам Станиславский называет «междуцарствием», в продолжение которого он работал с замечательными певцами (тенор Ф.П. Комиссаржевский), танцовщицами (Цуки), драматическими актерами (Г.Н. Федотова, О.С. Садовская), и которое предварило артистическую юность.
Московское Общество искусства и литературы, торжественное открытие которого состоялось в конце 1888 года, давая молодому актеру возможность играть в спектаклях, поставленных на гениальном материале (в первом сезоне, например, играли «Скупого рыцаря» А.С. Пушкина и «Жоржа Дандена» Ж-Б. Мольера), дало еще и шанс сделать выводы о том, что актеру всегда следует учиться слушать, понимать и любить жестокую правду о себе; знать тех, кто может эту правду актеру сказать; побольше говорить с такими людьми об искусстве, даже если они не приемлют актера на данный момент.
Для периода артистической юности важно было ощутить тот сдвиг с мертвой точки, который произошел благодаря Федотову и Соллогубу, после которого пришло понимание ошибки, состоящей в восприятии простой актерской эмоции как вспышки подлинного вдохновения. Новый путь еще не был найден, но пришло понимание необходимости сценической выдержки, проявившейся в исполнении роли крестьянина Анания Яковлева в спектакле по драме Писемского «Горькая судьбина»; после «Каменного гостя» и «Коварства и любви» пришло осознание, что нельзя браться за роли преждевременно («Самый сильный тормоз при художественном развитии артиста – торопливость, надрывание своих неокрепших сил, вечное желание играть первые роли, трагических героев» [1, с. 89]). Играя в пьесе Писемского «Самоуправцы» генерал-аншефа времен императора Павла 1, Станиславский заполучил, по его словам, новый багаж в свой актерский чемодан: когда играешь злого, ищи, где он добрый; когда играешь старика, ищи, где он молод; когда играешь молодого, ищи, где он стар, и т. д. Затем пришло понимание сущности характерности роли (Паратов в «Бесприданнице» Островского); важности внутреннего огня (молодого артистического запала, не хватившего для Петра в «Не так живи, как хочется» Островского и достаточного для успеха в роли Мегрио в водевиле «Тайна женщины»); ценности режиссерских приемов выявления духовной сущности произведения мейнингенцами и неприятия эстетики мейнингенского театра; содержания, плюсов и минусов актерского ремесленного опыта.
Первый режиссерский опыт в области драмы – постановка «Плодов просвещения» Л.Н. Толстого – научил Станиславского не только творческой («я нашел побочный ход к душе артиста – от внешнего к внутреннему, от тела к душе, от формы к содержанию. Кроме того, я научился делать мизансцену, в которой само собой вскрывалось внутреннее зерно пьесы» [1, с. 104]), но и административной стороне дела. Наконец, в «Селе Степанчикове» в 1891 году автор книги «Моя жизнь в искусстве» испытал состояние счастья: «Какое счастье хоть раз в жизни испытать то, что должен чувствовать и делать на сцене подлинный творец! Это состояние – рай для артиста, и я познал его в этой работе и, познав, не хотел уже мириться ни с чем иным в искусстве». Так пришли актерская зрелость и режиссерское будущее. Знакомство со Л.Н. Толстым словно предварило большую режиссерскую практику, в которой постановка «Акосты» с большими народными сценами привлекла внимание всей тогдашней театральной Москвы.
Увлечение режиссерскими задачами было настолько сильным, что неудачи только толкали к поиску: в трагедии, в комедии, в классике, в самых современных вещах… Станиславский учился верить своему успеху, по его словам, «постоянные тайные сомнения в себе самом и панический страх потерять веру в себя, без которой не хватит мужества выходить на подмостки и встречаться лицом к лицу с толпой, – вот что заставляло меня насильно верить своему успеху. Ведь большинство актеров боится правды не потому, что они ее не выносят, а потому, что она может разбить в них веру в себя» [1, с. 133].
станиславский артистический режиссерский искусство


Достарыңызбен бөлісу:
1   2   3   4




©dereksiz.org 2024
әкімшілігінің қараңыз

    Басты бет