Книга первая над законом глава 1 Глава 2 Глава 3 Глава 4 Глава 5
жүктеу/скачать 3.05 Mb.
|
Глава 1324 марта 1988 года испуганный Айвен Боски прибыл в Ломпокский федеральный лагерь-тюрьму[95] в Южной Калифорнии для отбывания своего трехлетнего срока. Это учреждение общего режима едва ли можно назвать «загородным клубом», но на его территории есть теннисные корты и патио – внутренние дворики. Боски сам выбрал его в качестве своего местопребывания; условия сделки о признании вины давали ему такую привилегию. Теперь, когда Боски находился в тюрьме, а Малхирн – в психиатрической лечебнице, в расследовании наступило тревожное затишье. Гэри Линч из КЦББ все больше беспокоился. Он и его подчиненные были в свое время отстранены от следствия по делу Фримена и после фиаско федеральной прокуратуры, прекратившей производство по обвинительному акту, радовались своей непричастности. Но даже при таких обстоятельствах они подвергались сильнейшему давлению со стороны самой Комиссии, наблюдательных комитетов конгресса, общественности и Drexel. Еще не оправившись от дурного паблисити в связи с заключением сделки с Боски, они стремились продемонстрировать ценность сотрудничества с ним, напирая на свои главные «мишени» – Drexel и Милкена. Однако к концу весны 1988 года их расследование застопорилось. Drexel ожесточенно сопротивлялась. Адвокаты Drexel утверждали, что предъявление документов, затребованных повесткой, – задача крайне сложная, но Линч считал, что они просто тянут время. Комиссии пришлось неоднократно угрожать фирме принудительным обеспечением соблюдения требований повестки. Изначальное недоверие КЦББ к Drexel усиливалось из-за потока резкой критики со стороны пресс-бюро последней. В КЦББ полагали, что служащие Drexel заинтересованы прежде всего в защите Милкена. Многие из них отказывались отвечать на вопросы, ссылаясь на Пятую поправку, а некоторые, в частности, Питер Гардинер, даже лжесвидетельствовали. Рыжеволосый и уже лысеющий в свои 30 лет, Гардинер был сейлсменом, заменившим Кэри Молташа, когда тот в 1985 году перевелся в Нью-Йорк. Он работал на Алана Розентала, одного из ближайших сторонников Милкена, в отделении конвертируемых ценных бумаг. В результате следствия, ранее начатого управлением по надзору чикагского отделения КЦББ, Комиссия нацелилась на подозрительные сделки с акциями Viacom, крупной компании кабельного телевидения со штаб-квартирой в Нью-Йорке. В 1986 году руководство Viacom решило пригласить Милкена и Drexel для финансирования предполагаемого выкупа с использованием финансового рычага; Милкен лично имел дело с главным управляющим фирмы. В то время, когда Милкен узнал, что Viacom, возможно, начнет процедуру вынужденного выкупа, Drexel, аналитики которой были абсолютно уверены, что акции Viacom упадут в цене, имела в ней короткую позицию примерно в 300 000 акций. Почти сразу же после беседы Милкена с главным управляющим Viacom Drexel закрыла короткую позицию и открыла длинную. Для КЦББ было очевидно, что на базе внутренней информации Милкена в Drexel пришли к твердому убеждению, что цена акций Viacom будет расти, так и случилось: всего шесть дней спустя, когда было объявлено о предложении выкупа, она только за один день подскочила более чем на 5 долларов. Это выглядело, как классический пример инсайдерской торговли. Гардинер был тем самым трейдером в Беверли-Хиллз, который в тот день якобы проводил сделки с акциями Viacom, и КЦББ, естественно, вызвала его на допрос. Приведенный к присяге, Гардинер сначала сообщил, что не помнит каких-то особых сделок с акциями Viacom и охарактеризовал свои действия, как обычное хеджирование позиции. Когда КЦББ, подняв учетные записи, установила, что на самом деле Drexel закрывала короткую позицию и открывала длинную, Гардинер изменил свои показания. Он признал изменение позиции, но сказал, что осуществлял его по собственной инициативе, ничего не знал ни о каком предполагаемом вынужденном выкупе и не говорил об этом с Милкеном. Потом КЦББ узнала, что во время осуществления сделок Гардинера даже не было в Беверли-Хиллз. В тот день он улетел в Англию, чтобы провести там отпуск. На это Гардинер заявил, что по пути в Лондон он остановился в Нью-Йорке и осуществил сделки там. Он, однако, не сумел предъявить никакого документального подтверждения своего пребывания в Нью-Йорке (билета, магазинного чека и т п.) и назвать хоть кого-нибудь из нью-йоркского офиса Drexel, кто мог бы подтвердить его слова. Объяснить свое внезапное решение о переходе от короткой позиции к длинной он также не смог. Сотрудники КЦББ считали, что Гардинер нагло врет. Они были убеждены, что сделки с акциями Viacom провел или сам Милкен, или кто-то другой, действуя по указанию Милкена, но не Гардинер. Как бы то ни было, для Комиссии Гардинер был бесполезен. Он явно не желал помогать ей в следствии по делу Drexel и Милкена, а пробудить в нем готовность к сотрудничеству своими силами она была не в состоянии. Не имея права предоставлять судебный иммунитет, КЦББ могла лишь передать дело Гардинера в федеральную прокуратуру, способную привлечь его к суду за лжесвидетельство. Но даже при таком развитии событий любые последующие показания Гардинера, даже правдивые, были бы до такой степени дискредитированы его явным лжесвидетельством в КЦББ, что внушали бы очень мало доверия. Несмотря на чинимые препятствия, Линч считал, что государственное обвинение, располагая показаниями Боски, имеет все основные предпосылки, чтобы выиграть дело против Drexel и Милкена. Линч хотел подать жалобу в федеральный суд, с тем чтобы федеральный судья следил за ходом следствия и мог обеспечить выполнение требований повесток правовой санкцией, пригрозив обвинением в неподчинении распоряжению суда в случае их дальнейшего игнорирования. Линч приступил к осуществлению своего намерения еще в январе того, 1988, года, дав адвокатам Drexel и Милкена возможность сделать так называемое «представление Уэллса» – официальную попытку убедить КЦББ не заявлять об обвинениях. Командам Drexel и Милкена, сделавшим объемистое представление, удалось убедить КЦББ прекратить расследование предполагаемых правонарушений в связи с вынужденным выкупом Safeway Stores – одной из сделок KKR, в значительной степени профинансированной Drexel. Следствие по многим другим обвинениям, включая все те, что имели отношение к Боски, было продолжено. К сильнейшему раздражению служащих КЦББ, Drexel продолжала настаивать на том, что 5,3 млн. долларов являются вознаграждением за инвестиционно-банковские услуги, а Боски – отъявленный лжец. Линча по-прежнему озадачивало отчаянное сопротивление Drexel. Представление Уэллса зачастую является сигналом к началу серьезных переговоров об урегулировании. Пока обвинения не были выдвинуты, Drexel могла утверждать – что она и делала – что сообщения о ее причастности к махинациям – не более чем беспочвенные слухи, основанные на утечках информации о ходе расследования, которое, по всей вероятности, закончится ничем. Но фактическое выдвижение обвинений означало бы, что расследование завершено и что авторитетный регулятивный орган их изучил и счел достойными дальнейшего рассмотрения. Большинство фирм не остановилось бы ни перед чем, дабы избежать такого развития событий, но Drexel была не из их числа и готовности к подлинному сотрудничеству с КЦББ пока не проявляла. В одном из своих энергичных радиообращений к сотрудникам фирмы Джозеф, не признавшись ни в каких переговорах, заявил, что Drexel ни в коем случае не может договариваться с КЦББ о денежной компенсации со своей стороны. Это, сказал он, было бы равносильно признанию вины. Приверженцы Милкена воспрянули духом. Выбор был невелик, и 1 июня Линч представил 160-страничную жалобу на рассмотрение членов Комиссии, которые единогласно проголосовали за выдвижение обвинений. КЦББ, однако, сделала беспрецедентный шаг: она, вопреки своей обычной практике, решила не заявлять жалобу немедленно, а придержать ее на неопределенное время. Эту деталь Комиссия не предала огласке, но реакция Drexel была предсказуемой: та вновь заявила о своей невиновности и обвинила в лжесвидетельстве Боски, осужденного уголовника и общепризнанного лгуна». Фирма тревожно ждала публичного выдвижения обвинений, которое, как она понимала, было теперь почти свершившимся фактом. Вместе с тем высказывались предположения, что КЦББ пытается дать Drexel последний шанс пойти на урегулирование и сотрудничество. На самом же деле необычная задержка стала результатом серьезного раскола между КЦББ и Манхэттенской федеральной прокуратурой, который мог самым негативным образом отразиться на ходе следствия. Неудовлетворенность Линча ходом собственного расследования деятельности Drexel значительно уступала таковой в ведомстве Джулиани. После эйфории в связи с обнаружением пленок в Princeton-Newport энтузиазм сотрудников прокуратуры улетучивался по мере того, как одно направление расследования за другим заводило их в тупик. Сложности возникали практически постоянно: выяснялось, что следственные версии, прежде казавшиеся самостоятельными, пересекаются, и Бэрду приходилось пририсовывать на своей схеме новые линии, соединяющие различные дела. Теперь было ясно, что операции с акциями Яогег связывали Princeton-Newport с Фрименом и, что самое главное, – с Милкеном и Drexel через Джеймса Ригана, Брюса Ньюберга, Лайзу Джонс и Кэри Молташа. Все эти связи подтверждались пленками. В феврале «Уолл-стрит джорнэл» вынесла на первую полосу статью об итогах собственного расследования деятельности Фримена. Продвинувшись в нем, к немалому удивлению обвинителей, весьма далеко, репортеры «Джорнэл» обнаружили те же операции, что являлись объектами прокурорского расследования, и раскопали информацию, которой прокуратура не располагала. Так, в статье среди прочего описывалась сделка с Beatrice и то, как Фримен требовал от Сигела подтверждения изменения ее условий. «Когда однажды м-р Фримен позвонил м-ру Сигелу, – говорилось в статье, – м-р Сигел сказал м-ру Фримену: „У вашего кролика отличный нюх“». Пораженный Бэрд читал и перечитывал это место статьи. Сигел, несмотря на свою феноменальную память, ни разу про такой случай не рассказывал. По настоянию Бэрда Ракофф учинил Сигелу допрос. Сигел сказал, что именно этих слов он за собой не помнит. При этом он, однако, вспомнил о своем звонке в KKR, где подтвердили информацию «Кролика» Ласкера. Вскоре после этого ему вроде бы позвонил Фримен, который перед этим говорил с Ласкером, и Сигел думал, что тогда он, возможно, и сказал: «У вашего кролика отличный нюх». Это, очевидно, был еще один пример инсайдерской торговли. То, что положиться на память Сигела в данном случае было нельзя, Бэрда очень огорчало, но интуиция подсказывала ему, что написанное в «Джорнэл» – правда. Ему требовалось подтверждение из других источников. Тем не менее круговая оборона, которую держали адвокаты и сторонники Милкена и Фримена, казалась неодолимой. Обвинители вызвали Джеймса Ригана, главу Princeton-Newport, чтобы он сам прослушал пленки; Бэрд считал, что есть значительная вероятность того, что Риган, столкнувшись со столь дискредитирующим его доказательством, капитулирует и согласится сотрудничать. Бэрд, однако, просчитался. Риган явился в прокуратуру в повседневной одежде и бейсбольной кепке с залихватским девизом: «БЫВАЮТ В ЖИЗНИ ОГОРЧЕНЬЯ». Он прослушал записи и ушел, никак на них не отреагировав. Его адвокаты сказали обвинителям, чтобы те не мешкали и выдвигали обвинения. Бэрд пригрозил привлечь Princeton-Newport к суду на основании RICO[96] – Закона о борьбе с организованной уголовной деятельностью и коррупцией, направленного против организованной преступности и предусматривающего значительную компенсацию за убытки. Риган, казалось, не был обескуражен и заявил, что будет бороться до конца. Риган сказал коллегам, что он невиновен, что на него давят только из-за его знакомства с Милкеном и Фрименом и что его дело «слишком сложное» для понимания присяжных. Он был уверен, что его оправдают, и отверг возможность сотрудничества; он не собирался идти против Фримена, своего товарища по комнате в Дартмуте. На Балу хищников 1988 года Риган был второразрядной знаменитостью, обмениваясь рукопожатиями и принимая поздравления от сторонников Милкена, восхищавшихся его открытым неповиновением давлению со стороны обвинителей. Угрозу применить к Princeton-Newport RICO «пиар»-агенты Милкена поспешили расценить как еще один акт творимого прокуратурой произвола. Ньюберг и Молташ продолжали ссылаться на Пятую поправку, отказываясь давать показания. Лайза Джонс тоже в конце концов сослалась на Пятую поправку, но перед этим она давала показания. Исходя из относительно малой ответственности Джонс за действия фирмы, обвинители сразу же предоставили ей судебный иммунитет, чтобы вынудить ее свидетельствовать. Они заверили ее, что до тех пор, пока она будет говорить правду, ее не привлекут к суду ни за какое другое преступление. Это врыла та же тактика, что столь успешно сработала с Биллом Хейлом. Джонс могла быть привлечена к суду только в случае лжесвидетельства. Однако, несмотря на обещания обвинителей и свое прошлое признание в парковках Дунану, она не желала даже слышать слово парковки» и обсуждать связанные с ними суммы вознаграждений и категорически отрицала сам факт проведения ряда сделок и регистрации припаркованных позиций. (Джонс не знала, что обвинение располагает пленками, где записаны ее телефонные разговоры с PrincetonNewport.) Во время одного из перерывов между допросами проводивший их сотрудник прокуратуры Марк Хэнсон предупредил ее адвоката, что его клиентка лжесвидетельствует. Случилось так, что адвокат работал в Cahill Gordon – фирме, которая представляла Drexel. В связи растущей озабоченностью прокуратуры ее показаниями Джозеф и адвокаты из Cahill настоятельно советовали ей не лгать. 23 февраля она получила письмо с предупреждением о возможности предъявления обвинения в лжесвидетельстве. После этого Drexel наняла ей другого адвоката. Слепо преданная Ньюбергу и Милкену, она, однако, по-прежнему не хотела признаваться в содеянном. Находясь под угрозой применения одного из мощнейших средств в арсенале прокуратуры, остальные допрашиваемые служащие Drexel тоже упорно не шли на сотрудничество. Отчасти это было показателем той необычайной преданности боссу, которую Милкен культивировал среди подчиненных. С другой стороны, в их поведении, по всей вероятности, крылся трезвый финансовый расчет. Когда в январе того года Милкен встречался с сотрудниками для обсуждения их денежного вознаграждения, потенциальные свидетели обнаружили, что в их доходах наметился резкий скачок вверх. Далу, к примеру, в 1986 году, ставшем для высокодоходного отдела гораздо более прибыльным, чем 1988, было обещано всего 10 млн. долларов; теперь же ему была назначена поразительная сумма – 35 млн. долларов. Несмотря на явное лжесвидетельство Джонс, ее не уволили из фирмы. Мало того, Drexel взяла на себя оплату всех ее судебных издержек и выделила ей большую премию. То обстоятельство, что премиальные потенциальным свидетелям из высокодоходного отдела за 1988 год могли быть восприняты как плата за поддержку Drexel и Милкена, обеспокоило даже Джозефа, но он счел, что Милкен, как и в предыдущие годы, распределил деньги в полном соответствии с принятой в Drexel системой материальной компенсации, и не стал вмешиваться. К середине 1988 года, как раз во время усиления давления на прокуратуру со всех сторон, следствие почти застопорилось. Джулиани изучал возможность выдвижения своей кандидатуры на политическую должность – вероятно, мэра Нью-Йорка, выборы которого должны были состояться в ноябре 1989 года, немногим более чем через год. Для начала предвыборной кампании ему было необходимо уйти в отставку с поста федерального прокурора самое позднее в конце 1988 или в начале 1989 года; заключение к этому времени сделок о признании вины с Фрименом, Уигтоном, Тейбором, Drexel и Милкеном или хотя бы вынесение против них беспроигрышных обвинительных актов явно увеличило бы его шансы на победу. Были проблемы и с сотрудничающими свидетелями. Поневоле находясь во Флориде, вынужденно безработный Сигел, которому оставалось лишь терзаться дурными предчувствиями относительно срока предстоящего тюремного заключения, просил назначить ему наказание, как это уже произошло с Боски. Но Бэрд отделывался обещаниями, что вот-вот будут предъявлены новые обвинения Фримену и что показания Сигела сослужат ему службу при вынесении приговора. Бэрд не хотел терять средство воздействия на Сигела, которым обвинение пожертвовало, уступив Боски. Бэрд, помимо того, продолжал убеждать Линча, что время для решительных действий еще не настало. Он и Джулиани стремились удержать КЦББ от форсирования событий. Они опасались, что группы защиты Drexel и Милкена воспользуются судебным процессом, чтобы узнать, какими доказательствами располагает обвинение, и сразу же начнут искать способ дискредитации показаний Боски. Они считали, что преждевременное раскрытие карт может самым пагубным образом отразиться на ходе расследования. Бэрд и Джулиани сопротивлялись излишней, по их мнению, поспешности КЦББ. К тактике предложения судебного иммунитета верхушке окружения Милкена они решили пока не прибегать. Не получив сперва обещаний подлинного сотрудничества, они не хотели повторения ситуации с Лайзой Джонс. К тому же они боялись отрицательной реакции в случае опрометчивой защиты иммунитетом кого-то, кто впоследствии мог оказаться одним из главных преступников. Вместо этого они продолжали оказывать нажим на свидетелей, находившихся на нижних ступенях ведущей к Милкену иерархической лестницы. По мере того как Комиссия и конгресс усиливали давление на Линча, Бэрд и Джулиани раз за разом убеждали его ничего не предпринимать. Drexel продолжала напирать на то, что ей не дают возможности защищаться на суде. Парируя аргументы Джулиани, Линч говорил, что федеральный прокурор всегда может получить охранный судебный приказ о неразглашении определенных сведений и что задержки, очевидно, только усиливают сопротивляемость Drexel и ощущение отсутствия у обвинения убедительной версии. Кроме того, Линча злили непрекращающиеся интриги Лаймена. Его особенно выводили из себя получаемые не из первых рук сообщения о том, что Лаймен, дабы заблокировать жалобу КЦББ, «обрабатывает» Джулиани, заявляя, что Линч и Старк «распоясались» и нуждаются в сдерживании извне. Тем не менее Линч каждый раз шел на попятный, соглашаясь дать Джулиани и Бэрду еще один месяц. Месяц проходил без видимых результатов, и споры возобновлялись. В итоге, в конце июля 1988 года, Линч позвонил Джулиани и заявил, что КЦББ решила двигаться дальше без согласия федерального прокурора, и все правительственное расследование оказалось на грани самоуничтожения. «Вы не вправе так поступать», – гневно закричал Джулиани в телефонную трубку. «Мы это сделаем», – ответил Линч. Джулиани не выносил открытого неповиновения, и в нем возобладала безрассудная запальчивость. «Если вы выдвинете обвинения, мы встанем на сторону обвиняемых, – пригрозил Джулиани. – Мы поддержим ходатайство об отклонении вашей жалобы». Линч не верил своим ушам. Неужели Джулиани действительно хочет примкнуть к Drexel и Милкену, ходатайствуя в суде об отказе в удовлетворении жалобы КЦББ? Линч в свое время отдал в руки Джулиани Ливайна и Боски и взял на себя заключение с Боски урегулирующего соглашения и его негативные последствия, в то время как за Джулиани закрепилась репутация борца с беззаконием на Уолл-стрит. И теперь Джулиани ополчится против него? Линч швырнул трубку. Перед лицом столь серьезной угрозы КЦББ решила отказаться от своего намерения и дать Джулиани еще один месяц. Юристы Комиссии сочли, что они не вправе делать ничего, что может спровоцировать Джулиани на причинение ущерба их делу против Drexel и Милкена. Джулиани успокоился и принес Линчу своего рода извинение. Он сказал, что Линч его не так понял и что у него и в мыслях не было принимать сторону лагеря Милкена и бороться с КЦББ. Отношения между сотрудниками прокуратуры и КЦББ вскоре наладились, но Линч никогда не забывал об угрозе Джулиани. Правительственное расследование двигалось с трудом, и Милкен перешел в контрнаступление. В марте 1988 года он, последовав совету Артура Лаймена, нанял Robinson, Lake, Lerer&Montgomery – молодую и агрессивную фирму, специализирующуюся на «паблик рилэйшнз». Линда Госден-Робинсон, глава фирмы, стала олицетворением «паблик рилэйшнз» восьмидесятых. Когда она, родившаяся в Южной Калифорнии дочь Фримена Госдена, актера, сыгравшего Эймоса в «Эймосе и Энди», была еще совсем маленькой, ее качал на колене другой актер – Рональд Рейган. Привлекательная блондинка, работавшая в семидесятые иглотерапевтом, она в 1980 году поддержала предвыборную кампанию Рейгана, а затем работала на министра путей сообщения Дрю Льюиса. Когда Льюис, уйдя в отставку, устроился в Warner Amex Cable, Госден последовала за ним и сблизилась с директорами этого совместного предприятия – председателем правления American Express Джимом Робинсоном и председателем правления Warner Communications Стивом Россом. В конце концов она вышла замуж за Робинсона и перевела офис своей «пиар»-фирмы в здание нью-йоркской штаб-квартиры Warner. Росс, клиент Лаймена, познакомил ее с Лайменом, и тот лично увидел, как она работает, когда она представляла Texaco в ее затяжной схватке с Pennzoil, еще одним клиентом Лаймена. В свои тридцать пять лет она уже была силой, с которой приходилось считаться как из-за влиятельного окружения – ее мужа, Лаймена, Росса, – так и благодаря ее собственному положению. Робинсон привнесла в корпоративный «пиар» присущую республиканской партии агрессивную тактику создания негативного паблисити. Умная, смелая и несговорчивая, она является достойным соперником даже для самых лучших репортеров. Когда нужно, она без труда становится воплощением шарма, но ее противники, особенно если они ниже ее на социальной лестнице и по уровню влиятельности, находят ее человеком тяжелым, высокомерным и отталкивающим. Она завела себе двух секретарш, дабы те отслеживали насыщенные расписания ее светской и деловой жизни, отвечая среди прочего за согласование полетов четы Робинсонов на вертолете к их дому в Коннектикуте, регулярную доставку свежих цветов в их роскошную кооперативную квартиру в манхэттенском «Мьюзием тауэр», напоминание ей о днях рождения знаменитых друзей вроде Фрэнка Синатры и уход за ее тремя маленькими болонками (названными в честь персонажей «Эймоса и Энди») и многочисленными лошадьми. Зачастую она просто брала новейший каталог от Bergdorf Goodman, обводила кружком то, что хотела приобрести, и посылала одну из секретарш за покупками. Ее фирму отличала высокая текучесть кадров. Эдвард Беннетт Уильямс относился к подключению Робинсон или любого другого «пиар»-консультанта к делу Drexel и Милкена крайне отрицательно. Он не скрывал своего презрения к «щелкоперам», и такое отношение к «паблик рилэйшнз» прежде его не подводило. Контактов с прессой он обычно избегал. Он даже вел себя грубо, если не видел другого выхода. С репортерами он как от своего имени, так и от имени клиента общался редко. Но Лаймен оказывал на него давление, и в конце концов сам Милкен настоял на найме Робинсон. Робинсон прилетела в Вашингтон, чтобы встретиться с Уильямсом. Тот привел ее в один из конференц-залов офиса Williams&Connolly и усадил за короткую сторону длинного стола, а сам сел напротив. Уильямс прямо сказал ей, что считает «пиар» напрасной тратой времени и денег. Поначалу он думал, что было бы неплохо обсудить с гостьей вопросы, касающиеся бизнеса Милкена и Drexel, но затем, пересилив терзавшую его боль, сердито уставился на собеседницу и ткнул пальцем в ее сторону. «И близко не подходите к этому уголовному делу!» – рявкнул он. Робинсон что-то протестующе залопотала, но адвокат был непреклонен, и она ушла, явно шокированная неожиданным исходом встречи. На этом, однако, ее сотрудничество с Drexel не закончилось. Вскоре в Беверли-Хиллз прибыла рабочая группа из Robinson, Lake, возглавляемая Кеннетом Лерером, который ранее работал на Робинсон в Warner Amex. Целью визита была выработка стратегии. Прежде Робинсон работала только с респектабельными корпоративными клиентами. Лерер в свое время провел предвыборную кампанию баллотировавшейся в сенат бывшей «Мисс Америка» Бесс Майерсон, позднее оказавшейся вовлеченной в возбужденное муниципальными властями Нью-Йорка дело, которое назвали «неприятностью у Бесс» и по которому Майерсон была признана невиновной в неправомерной попытке повлиять на судью, разбиравшего дело о разводе ее любовника. жүктеу/скачать 3.05 Mb. Достарыңызбен бөлісу:
|