Книга за год покорила сердца миллионов читателей, собрала огромное количество литературных премий, переводится на 36 языков и по ней уже снимается фильм



бет28/39
Дата28.06.2016
өлшемі1.65 Mb.
#163407
түріКнига
1   ...   24   25   26   27   28   29   30   31   ...   39

11


Она не спала всю ночь. Кружила по комнате, изводила себя, пугалась призраков, приняла ванну, встала поздно, поставила под душ Полетту, кое-как причесала ее, и они отправились на прогулку на улицу Гренель. Зашли в кафе позавтракать, но ей кусок не лез в горло.

– Ты сегодня нервная…

– У меня важное свидание.

– С кем?


– С собой.

– Ты идешь к доктору? – всполошилась старая дама.

После обеда Полетта, как обычно, задремала. Камилла забрала у нее вязанье, укрыла пледом и на цыпочках удалилась.

Она закрылась у себя, раз сто переставила табурет и придирчиво осмотрела кисти и краски. Ее тошнило.

Франк только что вернулся и отправился прямиком к стиральной машине. После истории с испорченным свитером он сам закладывал белье в машину, комментируя, как клуша-домохозяйка, изъяны сушки, растягивающей трикотаж и расслаивающей воротнички.

С ума сойти до чего увлекательно.

Дверь открыл Франк.

– Я к Камилле.

– В конце коридора…

Потом он закрылся у себя в комнате, и она была ему благодарна за проявленную в кои веки раз тактичность…

Оба они чувствовали себя неловко, но по разным причинам. Вранье. Причина была одна и та же: страх.

Ситуацию спас он:

– Ну что… Начнем? У тебя есть ширма? Хоть что-нибудь?

Она возблагодарила Небо.

– Видишь? Я натопила. Ты не замерзнешь…

– Потрясный камин!

– Черт, мне кажется, что я попал в кабинет врача, меня это нервирует. Я… Трусы тоже снимать?

– Если хочешь, можешь не снимать…

– Но, если сниму, будет лучше…

– Да. Но я в любом случае всегда начинаю со спины…

– Вот же непруха! Уверен, у меня там полно прыщей…

– Не беспокойся на этот счет; поработаешь голый по пояс на свежем воздухе, и они исчезнут – даже прежде, чем ты успеешь разгрузить первую машину навоза…

– Знаешь, из тебя бы вышел первоклассный косметолог.

– Может быть… Давай, выходи и садись вот сюда.

– Ты бы хоть у окна меня посадила, что ли… Все было бы развлечение…

– Не я решаю.

– А кто же ?

– Свет. И не жалуйся, потом тебе придется все время стоять…

– Долго?

– Пока не упадешь…

– Уверен, ты сдашься первой.

– Угу… – буркнула Камилла. Она хотела сказать: «Это вряд ли…»

Она начала с серии набросков, кружа вокруг него. Дурнота отступила, в руке появилась легкость.

А вот он чувствовал себя все скованнее.

Когда Камилла подходила слишком близко, закрывал глаза.

Были ли у него прыщи? Камилла не заметила. Она видела напряженные мышцы, усталые плечи, шейные позвонки, выступавшие под кожей, когда он наклонял голову, позвоночник, напоминающий изъязвленный временем горный кряж, его нервозность, выступающие челюсти и скулы. Синяки под глазами, форму черепа, впалую грудь, худые руки с темными точками – следами уколов. Прозрачная кожа, синие прожилки вен, следы, оставленные жизнью на его теле. Да. Именно это она подмечала в первую очередь: печать бездны, следы гусениц огромного невидимого танка и невозможную, немыслимую застенчивость.

Примерно через час он спросил, можно ли ему почитать.

– Да. Пока я тебя приручаю…

– А ты… ты разве еще не начала?

– Нет.


– Ладно. Ты ничего не имеешь против чтения вслух?

– Давай…


Он раскрыл книгу.

Я чувствую, что отец и мать реагируют на меня на уровне инстинкта (не разума!). Они не уверены, что хотят видеть меня у себя, – так человек сомневается, стоит ли пускать в дом собаку. Лапы вечно грязные, да и кудлат ужасно.

Он всем причинит неудобство. И лает слишком громко.

Одним словом, грязное животное.

Так-то оно так, но ведь у зверя человеческая история, у пса – пусть он всего лишь пес – человеческая душа. Тонкая душа, чувствующая, что думают о ней окружающие, тогда как обычная собака на это не способна.

Да ведь этот пес – сын нашего отца, но его так часто выпускали на улицу что он, сам того не желая, стал очень злым. Ну так что же! Отец давно забыл эту деталь, так зачем о ней говорить…

Он откашлялся.



Ес … Ох, извини… Естественно, пес сожалеет, что притащился сюда; на пустыре его одиночество было менее тяжким, чем в этом доме, несмотря на все их любезности. Животное явилось с визитом, дав слабину. Надеюсь, мне простят этот ложный шаг, я же, со своей стороны, постараюсь…

– Стоп,–скомандовала Камилла. – Довольно. Остановись, пожалуйста. Хватит.

– Тебе мешает?

– Да.


– Прости.

– Все. Теперь я тебя знаю…

Камилла захлопнула блокнот, и к горлу снова подступила тошнота. Она задрала подбородок и запрокинула голову назад.

– Все в порядке?

– …

– Так… Ты повернешься ко мне лицом, сядешь на стул, расставишь ноги и положишь руки вот так…



– Уверена, что мне стоит раздвигать ноги?

– Да. А руку… ты… Согни ее в запястье, а пальцы держи расслабленными… Подожди… Не шевелись…

Она порылась в своих вещах и показала ему репродукцию картины Энгра66.

– Вот так…

– Кто этот толстяк?

– Луи-Франсуа Бертен.

– Кто он?

– Будда буржуазии – сытый, богатый, торжествующий… Это не моя характеристика – так написал о нем Мане… Изумительно точно, согласен?

– Хочешь, чтобы я принял такую же позу?

– Да.


– Ну… Ладно… Расставить так расставить…

– Эй… Оставь в покое своюпиписку… Вот так… Меня твой прибор не интересует… – успокоила его Камилла, листая свои наброски. – На, посмотри. Вот он какой…

– Ох!

Одним коротким словечком он выразил разочарование и растроганную нежность….



Камилла села, положила планшетку на колени, встала, подошла к мольберту… Ничего не получается… Она занервничала, обругала себя последними словами, прекрасно сознавая, что просто пытается оттолкнуть от себя пустоту, сделать шаг назад от края пропасти.

В конце концов она поставила лист вертикально и решила сесть на одном уровне со своим натурщиком.

Наконец решилась, набрала в грудь воздуху и тут же разочарованно крякнула: сангины в коробе не было. Графит, перо, сепия,

А модель ясно дала понять – только сангина.

Она оторвала локоть от стола. Рука повисла в пустоте. Пальцы дрожали.

– Главное – не двигайся. Сейчас вернусь.

Она кинулась на кухню, нашла бутылку джина и утопила свой страх. Постояла с закрытыми глазами, держась за край раковины. Так… Еще глоток… На дорожку…

Когда она вернулась, он поднял на нее глаза и улыбнулся.

Он знал.

Эти люди всегда узнают друг друга. Даже самые униженные и смирившиеся.

Это как зонд…. Или радар.

Деликатное участие, отпущение грехов…

– Тебе лучше?

– Да.


– Тогда вперед! Пора начинать!

Он держался очень прямо и слегка отчужденно – совсем как она. Заставив себя успокоиться, посмотрел прямо в лицо той, что унижала его, сама того не понимая.

Его взгляд был печальным и просветленным.

Больным.


Доверчивым.

– Сколько ты весишь, Венсан?

– Около шестидесяти…

Шестьдесят кило вызова здравому смыслу.

(Зададим себе неприятный, но интересный вопрос: Камилла Фок протянула этому парню руку, чтобы помочь ему, как думает он сам, или для того, чтобы усадить его, голым и беззащитным, на красный пластиковый стул в кухне и препарировать?

Что это было? Сочувствие? Любовь к человечеству? Да неужели?

А может, она все просчитала заранее?

Его водворение наверх, собачий корм, доверие, гнев Пьера Кесслера, уход с работы, тупик…

Все художники – чудовища.

Нет. Невозможно. Это было бы слишком неприятно… Истолкуем сомнения в ее пользу и помолчим.

Эту девушку понять не так-то просто, но хватка у нее бульдожья. А что, если ее врожденное благородство именно сейчас и проявляется? В этот самый момент, когда зрачки у нее сузились и взгляд стал совершенно безжалостным…)

Они не заметили, как стемнело. Камилла машинальным движением зажгла свет. Оба – художница и натурщик – одинаково взмокли от пота.

– Остановимся. У меня судороги. Все тело болит.

– Нет! – закричала она.

Ее жесткий тон удивил обоих.

– Прости… Не… Не шевелись, умоляю тебя…

– В брюках… в переднем кармане… Транксен… Она принесла ему воды.

– Потерпи еще немножко… Очень тебя прошу… Можешь прислониться к стене, если хочешь… Я… Я не умею работать по памяти… Если ты сейчас уйдешь, мой рисунок можно будет отправить в помойку… Извини меня, я… Я почти закончила.

– Все. Можешь одеваться.

– Это серьезно, доктор?

– Надеюсь… – прошептала она.

Он потянулся, погладил собаку, прошептал ей на ухо несколько ласковых слов. Закурил.

– Хочешь взглянуть?

– Нет.


– Да.

Он выглядел потрясенным.

– Черт… Это… Это круто. И жестоко…

– Нет. Это нежно…

– Почему ты остановилась на лодыжках?

– Хочешь, чтобы я сказала правду или мне что-нибудь придумать?

– Правду.

– Я не умею рисовать ноги!

– А еще почему?

– Да потому… Тебя ведь мало что держит на этой земле, так?

– А мой пес?

– Вот он. Я только что его нарисовала – вид из-за твоего плеча…

– Господи! Какой же он красивый! Какой красивый, какой красивый, какой красивый…

Она вырвала листок из блокнота.

– Вот так и живем, – пробурчала Камилла, изображая обиду, – стараешься, расшибаешься в лепешку, даришь им бессмертие, а их если что и волнует, так только портрет дворняги… Нет, клянусь честью…

– Довольна собой?

– Да.

– Хочешь, чтобы я пришел еще раз?



– Да… Попрощаться со мной и оставить свой адрес… Выпьешь?

– Нет. Пойду лягу, мне что-то худо…

Провожая его по коридору, Камилла хлопнула себя по лбу.

– Полетта! Я о ней забыла! Комната была пуста. Черррт…

– Проблема?

– Я потеряла бабку своего соседа…

– Смотри… На столе записка…

Не хотели тебе мешать. Она со мной. Приходи, как только сможешь.

P.S.: Псина твоего парня наложила кучу у входа.



Достарыңызбен бөлісу:
1   ...   24   25   26   27   28   29   30   31   ...   39




©dereksiz.org 2024
әкімшілігінің қараңыз

    Басты бет