Тумурцерен Ж. Монгольские сказания о Гесере. С. 87, 139 и др.).
33
Для чего на одежду нашивались кожаные наколенники
(Магван Ринчэн, Ишгэн, 08.08.2010).
34
Пурэвжав, Даваадорж, 29.07.2011; Цэрэн-Ойдов, 31.07.2011;
Санжаасурэн, 11.08.2010; Жигмид, 11.08.2010.
83
«С
ОЛНЕЧНЫЙ
ХАОС
»
И
ЕГО
ПРЕОДОЛЕНИЕ
такого нет, конечно, это чтобы привлечь больше вни-
мания. Не каждый может это делать, надо уметь дви-
гаться как волк, чуть ли не чувствовать себя как волк
(Товог, 12.08.2010).
Однако наряду с волком, охотником par excellence,
идеальным охотником, и дублирующей его лисой (про
которую ничего специального не говорится), маской мо-
жет оказываться заяц — почти в таком же количестве
интервью.
Костюм имитирует зайчика или какое-то другое без-
обидное животное (Мажигсурэн, 11.08.2010). В прин-
ципе можно [нарядиться] и зайчиком… (Санжаасурэн,
11.08.2010). Белую шапочку с ушками зайца и сзади хво-
стик (Жигмид, 11.08.2010). Охотники на тарбагана наде-
вали обручи с ушами зайца, веточку с белой бахромой,
белую одежду (Магван Ринчэн, Ишгэн, 08.08.2010).
В любом случае речь, естественно, идет о провока-
ции, которая вообще свойственна промысловой магии
(охотник путем различных трюков провоцирует зверя
на желательное для себя поведение), но направленность
этой провокации в приведенных стратегиях является
полярно противоположной: в одном случае тарбагана
надлежит «успокоить» («чтобы тарбаган не думал, что
это хищник за ним пришел» [Мажигсурэн, 11.08.2010]),
в другом, напротив, «удивить и разозлить».
Чтобы позлить тарбагана, чтобы странное что-то
он увидел и не спрятался (Пурэвжав, Даваадорж,
29.07.2011), чтобы он сразу тебя заметил. Тарбаган
не любит лису, волка, он злится на них, сразу встает,
кричит (Цэрэн-Ойдов, 31.07.2011), тарбаган начина-
ет злиться (Сурэн, 13.08.2010), он высовывается, разо-
зленный, что волк пришел, и тут его — хвать! (Санжа-
асурэн, 11.08.2010).
Таким образом, присутствуют две противополож-
ных трактовки зооморфной маски: «прототипиче-
ский» хищник — волк и столь же «прототипически»
84
II.
МИФОЛОГИЧЕСКИЕ ПРЕДСТАВЛЕНИЯ И ТЕКСТЫ
безобидное создание — заяц
35
. При этом если предпо-
лагаемые в рамках такого сценария отношения тарба-
гана с зайцем, видимо, надо просто обозначить как «ну-
левой конфликт», то моделируемая реакция сурка на
появление хищника (выскакивает на поверхность, вста-
ет и начинает кричать — вместо того чтобы убежать и
спрятаться в нору) выглядит парадоксальной, если не
абсурдной (что очевидно для охотника, знающего по-
вадки зверька, который, как считается, крайне любопы-
тен). В любом случае сценарий построен казуистически:
привлечь внимание жертвы, вместо того чтобы скрытно
подобраться к ней, приписать тарбагану реакцию край-
него раздражения при появлении врага, да еще с поте-
рей самоконтроля — вместо естественного испуга и по-
пытки спастись. Характерно, наконец, что расхождение
трактовок ритуального промыслового маскарада никак
не связано со спецификой региональной дистрибуции,
приведенные материалы не обладают какими-либо ди-
алектными особенностями.
При достаточной устойчивости самого сценария
этот разнобой интерпретаций может быть объяснен
только их поздним характером. Общим является лишь
то, что маскирующийся охотник изображает имен-
но животное как таковое, в некотором смысле любое,
главное — в нем ни в коем случае не должен опозна-
ваться человек, а в его оружии — лук (пусть это будет
ружье, лучше кремнёвое, впрочем, тоже скрываемое,
еще лучше — капкан или собаки), т.е. предельную кон-
центрацию «запрещаемого» олицетворяет человек с
луком, для которого охота на тарбагана, как мы зна-
ем, категорически исключена. Такая семантическая
35
Вспомним, однако, что и волк и заяц относятся к числу то-
темических животных у тюрко-монгольских народов. Согласно
«Сокровенному сказанию» (§ 1) и «Сборнику летописей» Рашид
ад-Дина (Рашид ад-Дин. Сборник летописей. Т. I. Ч. 1. М.; Л.:
Изд-во АН СССР, 1952. С. 153–154), они, в частности, являются
эпонимами мифических родоначальников Борте-Чино (монг.
‘Сивый волк’) и Кияна (тюркск. ‘заяц’); соответственно, не ис-
ключено, что эти животные связаны с тарбаганом и какими-то
более глубокими отношениями.
85
«С
ОЛНЕЧНЫЙ
ХАОС
»
И
ЕГО
ПРЕОДОЛЕНИЕ
расшифровка обряда устанавливает его связь с мифом
об Эрхий-мэргэне, но не сюжетную, а парадигматиче-
скую. К тому же охота на тарбагана всегда происходит
на восходе и на закате солнца (Санжаасурэн, 11.08.2010;
Товог, 12.08.2010; Мажигсурэн, 11.08.2010), а тарбаганий
жир вытапливается только на солнце, но ни в коем слу-
чае не на огне (Магван Ринчэн, Ишгэн, 08.08.2010; Сан-
жаасурэн, 11.08.2010), что, казалось бы, дополнительно
подкрепляет связь «тарбагана» и «солнца», однако в ос-
нове подобных практик лежат вполне рациональные об-
стоятельства (суточной ритм жизнедеятельности сурка
и хозяйственные навыки тепловой обработки продукта
без потери его ценных свойств), что, впрочем, не пре-
пятствует их вторичной символизации.
Рассказов о ритуализованной охоте на тарбагана в
нашей коллекции немного, но это не потому, что интер-
вью проводились различным образом. Просто в опре-
деленном количестве случаев наши информанты при
упоминании об Эрхий-мэргэне сами переходили к дан-
ной теме, тогда как другие этого не делали; есть и не-
сколько «отрицательных» утверждений, которые цен-
ны именно тем, что не были ничем спровоцированы.
Наибольшее количество рассказов (ровно половина)
принадлежит проживающим в Монголии восточным
удзумчинам, есть одна баргутская запись, остальные
из Центральной Халхи. Такого количества сведений
совершенно недостаточно для серьезных выводов, но
по предварительному, «эскизному» впечатлению, рас-
смотренный охотничий ритуал практически совпадает
с границами распространения мифа об Эрхий-мэргэ-
не— там, где он сохраняет свои основные мотивы (борь-
ба с «солнечным хаосом», финальный промах, отреза-
ние пальца и этиология тарбагана, а также имя героя).
За пределами бытования этого мифа охота на тарбага-
на вполне может практиковаться, но без ее ритуализа-
ции и символизации
36
.
36
Ср.: «Буряты много охотились на тарбаганов, но охота с
костюмом — это у халха. С костюмом буряты не охотились»
(Болд, 14.08.2010 [хорин. бурят.]).
86
II.
МИФОЛОГИЧЕСКИЕ ПРЕДСТАВЛЕНИЯ И ТЕКСТЫ
ТЮРКСКИЕ ВЕРСИИ
В нашем распоряжении имеется 8 тюркских записей
на аналогичные сюжеты — 1 тувинская, 2 теленгитских
(все три происходят из областей, ближайших к монголь-
ской границе, и явно зависимы от монгольской версии)
и 3 казахских, а также 1 чувашская и 1 башкирская, тре-
бующие отдельного обсуждения. Впрочем, герой по име-
ни Эрхий-мэргэн у тюркских народов не засвидетельст-
вован, одноименный персонаж (Эрбэхтэй Бэргэн)
встречается только в якутском олонхо
37
— без какой бы
то ни было связи с рассматриваемым сюжетом, причем
само это имя, очевидно, является монголизмом
38
.
Казахские предания рассказывают об охотнике, ко-
торый истреблял огромное ко личество зверей и в на-
казание был превращен в сурка (Пот. Оч. II. С. 151),
однако солярный мотив в казахском фольклоре от-
сутствует. Ино гда речь идет о двух стрелках-велика-
нах, которые спасли людей в период бескормицы, что,
возможно, является семантическим эквивалентом
и с с у ш а ю щ е г о ж а р а [о т и з б ы т о ч н о г о
к о л и ч е с т в а с о л н ц], но когда она закончилась,
не прекратили охоту
39
. В некоторых версиях эти «ве-
ликаны»
40
носят имена Дуай-сохор и Дондугул-мэргэн
(Пот. Оч. II. С. 151), восходящие к древнемонгольской ге-
неалогической легенде (Дува-Сохор и Добун-Мэргэн)
41
,
37
Достарыңызбен бөлісу: |