Конец формы Эрнест Хемингуэй. Прощай, оружие!

Глава двадцать девятая

В полдень мы увязли на топкой дороге, по нашим расчетам километрах в

десяти от Удине. Дождь перестал еще утром, и уже три раза мы слышали

приближение самолетов, видели, как они пролетали в небе над нами, следили,

как они забирали далеко влево, и слышали грохот бомбежки на главном шоссе.

Мы путались в сети проселочных дорог и не раз попадали на такие, которые

кончались тупиком, но неизменно, возвращаясь назад и находя другие дороги,

приближались к Удине. Но вот машина Аймо, давая задний ход, чтоб выбраться

из тупика, застряла в рыхлой земле у обочины, и колеса, буксуя, зарывались

все глубже и глубже до тех пор, пока машина не уперлась в землю

дифференциалом. Теперь нужно было подкопаться под колеса спереди, подложить

прутья, чтобы могли работать цепи, и толкать сзади до тех пор, пока машина

не выберется на дорогу. Мы все стояли на дороге вокруг машины. Оба сержанта

подошли к машине и осмотрели колеса. Потом они повернулись и пошли по

дороге, не говоря ни слова. Я пошел за ними.

- Эй, вы! - сказал я. - Наломайте-ка прутьев.

- Нам нужно идти, - сказал один.

- Ну, живо, - сказал я. - Наломайте прутьев.

- Нам нужно идти, - сказал один. Другой не говорил ничего. Они

торопились уйти. Они не смотрели на меня.

- Я вам приказываю вернуться к машине и наломать прутьев, - сказал я.

Первый сержант обернулся.

- Нам нужно идти. Через час вы будете отрезаны. Вы не имеете права

приказывать нам. Вы нам не начальство.

- Я вам приказываю наломать прутьев, - сказал я. Они повернулись и

пошли по дороге.

- Стой! - сказал я. Они продолжали идти по топкой дороге с изгородью по

сторонам. - Стой, говорю! - крикнул я. Они прибавили шагу. Я расстегнул

кобуру, вынул пистолет, прицелился в того, который больше разговаривал, и

спустил курок. Я промахнулся, и они оба бросились бежать. Я выстрелил еще

три раза, и один упал. Другой пролез сквозь изгородь и скрылся из виду. Я

выстрелил в него сквозь изгородь, когда он побежал по полю. Пистолет дал

осечку, и я вставил новую обойму. Я увидел, что второй сержант уже так

далеко, что стрелять в него бессмысленно. Он был на другом конце поля и

бежал, низко пригнув голову. Я стал заряжать пустую обойму. Подошел Бонелло.

- Дайте я его прикончу, - сказал он. Я передал ему пистолет, и он пошел

туда, где поперек дороги лежал ничком сержант инженерной части. Бонелло

наклонился, приставил дуло к его голове и нажал спуск. Выстрела не было.

- Надо оттянуть затвор, - сказал я. Он оттянул затвор и выстрелил

дважды. Он взял сержанта за ноги и оттащил его на край дороги, так что он

лежал теперь у самой изгороди. Он вернулся и отдал мне пистолет.

- Сволочь! - сказал он. Он смотрел на сержанта. - Вы видели, как я его

застрелил, tenente?

- Нужно скорей наломать прутьев, - сказал я. - А что, в другого я так и

не попал?

- Вероятно, нет, - сказал Аймо. - Так далеко из пистолета не попасть.

- Скотина! - сказал Пиани. Мы ломали прутья и ветки. Из машины все

выгрузили. Бонелло копал перед колесами. Когда все было готово, Аймо завел

мотор и включил передачу. Колеса стали буксовать, разбрасывая грязь и

прутья. Бонелло и я толкали изо всех сил, пока у нас не затрещали суставы.

Машина не двигалась с места.

- Раскачайте ее, Барто, - сказал я.

Он дал задний ход, потом снова передний. Колеса только глубже

зарывались. Потом машина опять уперлась дифференциалом, и колеса свободно

вертелись в вырытых ими ямах. Я выпрямился.

- Попробуем веревкой, - сказал я.

- Я думаю, ничего не выйдет, tenente. Здесь не встать на одной линии.

- Нужно попробовать, - сказал я. - Иначе ее не вытащишь.

Машины Пиани и Бонелло могли встать на одной линии только по длине

узкой дороги. Мы привязали одну машину к другой и стали тянуть. Колеса

только вертелись на месте в колее.

- Ничего не получается, - закричал я. - Бросьте. Пиани и Бонелло вышли

из своих машин и вернулись к нам. Аймо вылез. Девушки сидели на камне, ярдах

в двадцати от нас.

- Что вы скажете, tenente? - спросил Бонелло.

- Попробуем еще раз с прутьями, - сказал я. Я смотрел на дорогу. Вина

была моя. Я завел их сюда. Солнце почти совсем вышло из-за туч, и тело

сержанта лежало у изгороди.

- Подстелим его френч и плащ, - сказал я. Бонелло пошел за ними. Я

ломал прутья, а Пиани и Аймо копали впереди и между колес. Я надрезал плащ,

потом разорвал его надвое и разложил в грязи под колесами, потом навалил

прутьев. Мы приготовились, и Аймо взобрался на сиденье и включил мотор.

Колеса буксовали, мы толкали изо всех сил. Но все было напрасно.

- Ну его к ...! - сказал я. - Есть тут у вас что-нибудь нужное, Барто?

Аймо влез в машину к Бонелло, захватив с собой сыр, две бутылки вина и плащ.

Бонелло, сидя за рулем, осматривал карманы френча сержанта.

- Выбросьте-ка этот френч, - сказал я. - А что будет с выводком Барто?

- Пусть садятся в кузов, - сказал Пиани. - Вряд ли мы далеко уедем.

Я отворил заднюю дверцу машины.

- Ну, - сказал я. - Садитесь.

Обе девушки влезли внутрь и уселись в уголке. Они как будто и не

слыхали выстрелов. Я оглянулся назад. Сержант лежал на дороге в грязной

фуфайке с длинными рукавами. Я сел рядом с Пиани, и мы тронулись. Мы хотели

проехать через поле. Когда машины свернули на поле, я слез и пошел вперед.

Если б нам удалось проехать через поле, мы бы выехали на дорогу. Нам не

удалось проехать. Земля была слишком рыхлая и топкая. Когда машины застряли

окончательно и безнадежно, наполовину уйдя колесами в грязь, мы бросили их

среди поля и пошли к Удине пешком.

Когда мы вышли на дорогу, которая вела назад, к главному шоссе, я

указал на нее девушкам.

- Идите туда, - сказал я. - Там люди.

Они смотрели на меня. Я вынул бумажник и дал каждой по десять лир.

- Идите туда, - сказал я, указывая пальцем. - Там друзья! Родные!

Они не поняли, но крепко зажали в руке деньги и пошли по дороге. Они

оглядывались, словно боясь, что я отниму у них деньги. Я смотрел, как они

шли по дороге, плотно закутавшись в шали, боязливо оглядываясь на нас. Все

три шофера смеялись.

- Сколько вы дадите мне, если я пойду в ту сторону, tenente? - спросил

Бонелло.

- Если уж они попадутся, так пусть лучше в толпе, чем одни, - сказал я.

- Дайте мне две сотни лир, и я пойду назад, прямо в Австрию, - сказал

Бонелло.

- Может быть, война кончится, - сказал Аймо.

Мы шли по дороге так быстро, как только могли. Солнце пробивалось

сквозь тучи. Вдоль дороги росли тутовые деревья. Из-за деревьев мне видны

были наши машины, точно два больших мебельных фургона, торчавшие среди поля.

Пиани тоже оглянулся.

- Придется построить дорогу, чтоб вытащить их оттуда, - сказал он.

- Эх, черт, были бы у нас велосипеды! - сказал Бонелло.

- В Америке ездят на велосипедах? - спросил Аймо.

- Прежде ездили.

- Хорошая вещь, - сказал Аймо. - Прекрасная вещь велосипед.

- Эх, черт, были бы у нас велосипеды! - сказал Еонелло. - Я плохой

ходок.

- Что это, стреляют? - спросил я. Мне показалось, что я слышу выстрелы

- Не знаю, - сказал Аймо. Он прислушался.

- Кажется, да, - сказал я.

- Раньше всего мы увидим кавалерию, - сказал Пиани.

- По-моему, у них нет кавалерии.

- Тем лучше, черт возьми, - сказал Бонелло. - Я вовсе не желаю, чтобы

какая-нибудь кавалерийская сволочь проткнула меня пикой.

- Ловко вы того сержанта прихлопнули, tenente, - сказал Пиани. Мы шли

очень быстро.

- Я его застрелил, - сказал Бонелло. - Я за эту войну еще никого не

застрелил, и я всю жизнь мечтал застрелить сержанта.

- Застрелил курицу на насесте, - сказал Пиани. - Не очень-то быстро он

летел, когда ты в него стрелял.

- Все равно. Я теперь всегда буду помнить об этом. Я убил эту сволочь,

сержанта.

- А что ты скажешь на исповеди? - спросил Аймо.

- Скажу так: благословите меня, отец мой, я убил сержанта.

Все трое засмеялись.

- Он анархист, - сказал Пиани. - Он не ходит в церковь.

- Пиани тоже анархист, - сказал Бонелло.

- Вы действительно анархисты? - спросил я.

- Нет, tenente. Мы социалисты. Мы все из Имолы.

- Вы там никогда не бывали?

- Нет.

войны, там есть что посмотреть.

- И там все социалисты?

- Все до единого.

- Это хороший город?

- Еще бы. Вы такого и не видели.

- Как вы стали социалистами?

- Мы все социалисты. Там все до единого - социалисты. Мы всегда были

социалистами.

- Приезжайте, tenente. Мы из вас тоже социалиста сделаем.

Впереди дорога сворачивала влево и взбиралась на невысокий холм мимо

фруктового сада, обнесенного каменной стеной. Когда дорога пошла в гору, они

перестали разговаривать. Мы шли все четверо в ряд, стараясь не замедлять

шага.