Конец формы Эрнест Хемингуэй. Прощай, оружие!

Глава двадцать восьмая

Когда мы выезжали из Гориции, город в темноте под дождем был пустой,

только колонны войск и орудий проходили по главной улице. Еще было много

грузовиков и повозок, все это ехало по другим улицам и соединялось на шоссе.

Миновав дубильни, мы выехали на шоссе, где войска, грузовики, повозки,

запряженные лошадьми, и орудия шли одной широкой, медленно движущейся

колонной. Мы медленно, но неуклонно двигались под дождем, почти упираясь

радиатором в задний борт нагруженного с верхом грузовика, покрытого мокрым

брезентом. Вдруг грузовик остановился. Остановилась вся колонна. Потом она

снова тронулась, мы проехали еще немного и снова остановились. Я вылез и

пошел вперед, пробираясь между грузовиками и повозками и под мокрыми мордами

лошадей. Затор был где-то впереди. Я свернул с дороги, перебрался через

канаву по дощатым мосткам и пошел по полю, начинавшемуся сразу же за

канавой. Удаляясь от дороги, я все время видел между деревьями неподвижную

под дождем колонну. Я прошел около мили. Колонна стояла на месте, хотя за

неподвижным транспортом мне видно было, что войска идут. Я вернулся к

машинам. Могло случиться, что затор образовался под самым Удине. Пиани спал

за рулем. Я уселся рядом с ним и тоже заснул. Спустя несколько часов я

услышал скрежет передачи на грузовике впереди нас. Я разбудил Пиани, и мы

поехали, то подвигаясь вперед на несколько ярдов, то останавливаясь, то

снова трогаясь. Дождь все еще шел.

Ночью колонна снова стала и не двигалась с места. Я вылез и пошел

назад, проведать Бонелло и Аймо. В машине Бонелло с ним рядом сидели два

сержанта инженерной части. Когда я подошел, они вытянулись и замерли.

- Их оставили чинить какой-то мост, - сказал Бонелло. - Они не могут

найти свою часть, так я согласился их подвезти.

- Если господин лейтенант разрешит.

- Разрешаю, - сказал я.

- Наш лейтенант американец, - сказал Бонелло. - Он кого хочешь

подвезет.

Один из сержантов улыбнулся. Другой спросил у Бонелло, из

североамериканских я итальянцев или из южноамериканских.

- Он не итальянец. Он англичанин из Северной Америки.

Сержанты вежливо выслушали, но не поверили. Я оставил их и пошел к

Аймо. Рядом с ним в машине сидели две девушки, и он курил, откинувшись в

угол.

- Поговорите с ними, tenente, - сказал он. - Я их не понимаю. Эй! - Он

положил руку на бедро одной из девушек и дружески сжал его. Девушка плотнее

закуталась в шаль и оттолкнула его руку. - Эй! - сказал он. - Скажите

tenente, как вас зовут и что вы тут делаете.

Девушка свирепо поглядела на меня. Вторая девушка сидела потупившись.

Та, которая смотрела на меня, сказала что-то на диалекте, но я ни слова не

понял. Она была смуглая, лет шестнадцати на вид.

- Sorella? (1) - спросил я, указывая на вторую девушку.

Она кивнула головой и улыбнулась.

- Так, - сказал я и потрепал ее по колену. Я почувствовал, как она

съежилась, когда я прикоснулся к ней. Сестра по-прежнему не поднимала глаз.

Ей можно было дать годом меньше. Снова Аймо положил руку старшей на бедро, и

она оттолкнула ее. Он засмеялся.

- Хороший человек. - Он указал на самого себя. - Хороший человек. - Он

указал на меня. - Не надо бояться.

Девушка смотрела на него свирепо. Они были похожи на двух диких птиц.

- Зачем же она со мной поехала, если я ей не нравлюсь? - спросил Аймо.

- Я их только поманил, а они сейчас же влезли в машину. - Он обернулся к

девушке. - Не бойся, - сказал он. - Никто тебя не... - Он употребил грубое

слово. - Тут негде... - Я видел, что она поняла слово, но больше ничего. В

се глазах, смотревших на него, был смертельный испуг. Она еще плотнее

закуталась в свою шаль. - Машина полна, - сказал Аймо. - Никто тебя не...

Тут негде...

Каждый раз, когда он произносил это слово, девушка съеживалась. Потом,

вся съежившись и по-прежнему глядя на него, она заплакала. Я увидел, как у

нее затряслись губы и слезы покатились по ее круглым щекам. Сестра, не

поднимая глаз, взяла ее за руку, и так они сидели рядом. Старшая, такая

свирепая раньше, теперь громко всхлипывала.
---------------------------------------

(1) Сестра? (итал.)

Он вытащил свой мешок и отрезал два куска сыру. - Вот тебе, - сказал

он. - Не плачь.

Старшая девушка покачала головой и продолжала плакать, но младшая взяла

сыр и стала есть. Немного погодя младшая дала сестре второй кусок сыру, и

они обе ели молча. Старшая все еще изредка всхлипывала.

- Ничего, скоро успокоится, - сказал Аймо.

Ему пришла в голову мысль.

- Девушка? - спросил он ту, которая сидела с ним рядом. Она усердно

закивала головой. - Тоже девушка? - Он указал на сестру. Обе закивали, и

старшая сказала что-то на диалекте.

- Ну, ну, ладно, - сказал Бартоломео. - Ладно.

Обе как будто приободрились.

Я оставил их в машине с Аймо, который сидел, откинувшись в угол, а сам

вернулся к Пиани. Колонна транспорта стояла неподвижно, но мимо нее все

время шли войска. Дождь все еще лил, и я подумал, что остановки в движении

колонны иногда происходят из-за того, что у машин намокает проводка. Скорее,

впрочем, от того, что лошади или люди засыпают на ходу. Но ведь случаются

заторы и в городах, когда никто не засыпает на ходу. Все дело в том, что тут

и автотранспорт и гужевой вместе. От такой комбинации толку мало. От

крестьянских повозок вообще мало толку. Славные эти девушки у Барто.

Невинным девушкам не место в отступающей армии. Две невинные девушки. Еще и

религиозные, наверно. Не будь войны, мы бы, наверно, все сейчас лежали в

постели. В постель свою ложусь опять. Кэтрин сейчас в постели, у нее две

простыни, одна под ней, другая сверху. На каком боку она спит? Может быть,

она не спит. Может быть, она лежит сейчас и думает обо мне. Вей, западный

ветер, вей. Вот он и повеял, и не дождиком, а сильным дождем туча пролилась.

Всю ночь льет дождь. Ты знал, что всю ночь будет лить дождь, которым туча

пролилась. Смотри, как он льет. Когда бы милая моя со мной в постели здесь

была. Когда бы милая моя Кэтрин. Когда бы милая моя с попутной тучей

принеслась. Принеси ко мне мою Кэтрин, ветер. Что ж, вот и мы попались. Все

на свете попались, и дождику не потушить огня. - Спокойной ночи, Кэтрин, -

сказал я громко. - Спи крепко. Если тебе очень неудобно, дорогая, ляг на

другой бок, - сказал я. - Я принесу тебе холодной воды. Скоро наступит утро,

и тебе будет легче. Меня огорчает, что тебе из-за него так неудобно.

Постарайся уснуть, моя хорошая.

Я все время спала, сказала она. Ты разговаривал во сне. Ты нездоров?

Ты правда здесь?

Ну конечно, я здесь. И никуда не уйду. Это все для нас с тобой не имеет

значения.

Ты такая красивая и хорошая. Ты от меня не уйдешь ночью?

Ну конечно, я не уйду. Я всегда здесь. Я с тобой, когда бы ты меня ни

позвал.

- Ах ты,......! - сказал Пиани. - Поехали!

перегнулся через сиденье, чтобы достать бутылку барбера.

- Вы разговаривали во сне, - сказал Пиани.

- Мне снился сон по-английски, - сказал я. Дождь немного утих, и мы

двигались вперед. Перед рассветом мы опять остановились, и когда совсем

рассвело, оказалось, что мы стоим на небольшой возвышенности, и я увидел

весь путь отступления, простиравшийся далеко вперед, шоссе, забитое

неподвижным транспортом, сквозь который просеивалась только пехота. Мы

тронулись снова, но при дневном свете видно было, с какой скоростью мы

подвигаемся, и я понял, что если мы хотим когда-нибудь добраться до Удине,

нам придется свернуть с шоссе и ехать прямиком.

За ночь к колонне пристало много крестьян с проселочных дорог, и теперь

в колонне ехали повозки, нагруженные домашним скарбом; зеркала торчали между

матрацами, к задкам были привязаны куры и утки. Швейная машина стояла под

дождем на повозке, ехавшей впереди нас. Каждый спасал, что у него было

ценного. Кое-где женщины сидели на повозках, закутавшись, чтобы укрыться от

дождя, другие шли рядом, стараясь держаться как можно ближе. В колонне были

теперь и собаки, они бежали, прячась под днищами повозок. Шоссе было покрыто

грязью, в канавах доверху стояла вода, и земля в полях задеревьями,

окаймлявшими шоссе, казалась слишком мокрой и слишком вязкой, чтобы можно

было отважиться ехать прямиком. Я вышел из машины и прошел немного вперед,

отыскивая удобное место, чтобы осмотреться и выбрать поворот на проселок.

Проселочных дорог было много, но я опасался попасть на такую, которая никуда

не приведет. Я все их видел не раз, когда мы проезжали в машине по шоссе, но

ни одной не запомнил, потому что машина шла быстро, и все они были похожи

одна на другую. Я только знал, что от правильного выбора дороги будет

зависеть, доберемся ли мы до места. Неизвестно было, где теперь австрийцы и

как обстоят дела, но я был уверен, что, если дождь перестанет и над колонной

появятся самолеты, все пропало. Пусть хоть несколько машин останется без

водителей или несколько лошадей падет, - и движение на дороге окончательно

застопорится.

Дождь теперь лил не так сильно, и я подумал, что скоро может

проясниться. Я прошел еще немного вперед, и, дойдя до узкой дороги с живой

изгородью по сторонам, меж двух полей уходившей на север, решил, что по ней

мы и поедем, и поспешил назад, к машинам. Я сказал Пиани, где свернуть, и

пошел предупредить Аймо и Бонелло.

- Если она нас никуда не выведет, мы можем вернуться и снова примкнуть

к колонне, - сказал я.

- А что же мне с этими делать? - спросил Бонелло. Его сержанты

по-прежнему сидели рядом с ним. Они были небриты, но выглядели по-военному

даже в этот ранний утренний час.

- Пригодятся, если нужно будет подталкивать машину, - сказал я. Я

подошел к Аймо и сказал, что мы попытаемся проехать прямиком.

- А мне что делать с моим девичьим выводком? - спросил Аймо. Обе

девушки спали.

- От них мало пользы, - сказал я. - Лучше бы вам взять кого-нибудь на

подмогу, чтобы толкать машину.

- Они могут пересесть в кузов, - сказал Аймо. - В кузове есть место.

- Ну пожалуйста, если вам так хочется, - сказал я. - Но возьмите

кого-нибудь с широкими плечами на подмогу.

- Берсальера, - улыбнулся Аймо. - Самые широкие плечи у берсальеров. Им

измеряют плечи. Как вы себя чувствуете, tenente?

- Прекрасно. А вы?

- Прекрасно. Только очень есть хочется.

- Куда-нибудь мы доберемся этой дорогой, тогда остановимся и поедим.

- Как ваша нога, tenente?

- Прекрасно, - сказал я.

Стоя на подножке и глядя вперед, я видел, как машина Пиани отделилась

от колонны и свернула на узкий проселок, мелькая в просветах голых ветвей

изгороди. Бонелло повернул вслед за ним, а потом и Аймо сделал то же, и мы

поехали за двумя передними машинами узкой проселочной дорогой с изгородью по

сторонам. Дорога вела к ферме. Мы застали машины Пиани и Бонелло уже во

дворе фермы. Дом был низкий и длинный, с увитым виноградом навесом над

дверью. Во дворе был колодец, и Пиани уже доставал воду, чтобы наполнить

свой радиатор. От долгой езды с небольшой скоростью вода вся выкипела. Ферма

была брошена. Я оглянулся на дорогу. Ферма стояла на пригорке, и оттуда

видно было далеко кругом, и мы увидели дорогу, изгородь, поля и ряд деревьев

вдоль шоссе, по которому шло отступление. Сержанты шарили в доме. Девушки

проснулись и разглядывали дом, колодец, два больших санитарных автомобиля

перед домом и трех шоферов у колодца. Один из сержантов вышел из дома со

стенными часами в руках.

- Отнесите на место, - сказал я. Он посмотрел на меня, вошел в дом и

вернулся без часов.

- Где ваш товарищ? - спросил я.

- Пошел в отхожее место. - Он взобрался на сиденье машины. Он боялся,

что мы не возьмем его с собой.

- Как быть с завтраком, tenente? - спросил Бонелло. - Может, поедим

чего-нибудь? Это не займет много времени.

- Как вы думаете, дорога, которая идет в ту сторону, приведет нас

куда-нибудь?

- Понятно, приведет.

- Хорошо. Давайте поедим.

Пиани и Бонелло вошли в дом.

- Идем, - сказал Аймо девушкам. Он протянул руку, чтоб помочь им

вылезть. Старшая из сестер покачала головой. Они не станут входить в пустой

брошенный дом. Они смотрели нам вслед.

- Упрямые, - сказал Аймо.

Мы вместе вошли в дом. В нем было темно и просторно и чувствовалась

покинутость. Бонелло и Пиани были на кухне.

- Есть тут особенно нечего, - сказал Пиани. - Все подобрали дочиста.

Бонелло резал большой белый сыр на кухонном столе.

- Откуда сыр?

- Из погреба. Пиани нашел еще вино и яблоки.

- Что ж, вот и завтрак.

Пиани вытащил деревянную затычку из большой, оплетенной соломой

бутылки. Он наклонил ее и наполнил медный ковшик.

- Пахнет недурно, - сказал он. - Поищи какой-нибудь посуды, Барто.

Вошли оба сержанта.

- Берите сыру, сержанты, - сказал Бонелло.

- Пора бы ехать, - сказал один из сержантов, прожевывая сыр и запивая

его вином.

- Поедем. Не беспокойтесь, - сказал Бонелло.

- Брюхо армии - ее ноги, - сказал я.

- Что? - спросил сержант.

- Поесть нужно.

- Да. Но время дорого.

- Наверно, сучьи дети, уже наелись, - сказал Пиани. Сержанты посмотрели

на него. Они нас всех ненавидели.

- Вы знаете дорогу? - спросил меня один из них.

- Нет, - сказал я. Они посмотрели друг на друга.

- Лучше всего, если мы тронемся сейчас же, - сказал первый.

- Мы сейчас и тронемся, - сказал я.

Я выпил еще чашку красного вина. Оно казалось очень вкусным после сыра

и яблок.

большой бутылью вина.

- Это слишком громоздко, - сказал я. Он посмотрел на вино с сожалением.

- Пожалуй, что так, - сказал он. - Дайте-ка мне фляги.

Он наполнил фляги, и немного вина пролилось на каменный пол. Потом он

поднял бутыль и поставил ее у самой двери.

- Австрийцам не нужно будет выламывать дверь, чтобы найти вино, -

сказал он.

- Надо двигать, - сказал я. - Мы с Пиани отправляемся вперед.

Оба сержанта уже сидели рядом с Бонелло. Девушки ели яблоки и сыр. Аймо

курил. Мы поехали по узкой дороге. Я оглянулся на две другие машины и на

фермерский дом. Это был хороший, низкий, прочный дом, и колодец был обнесен

красивыми железными перилами. Впереди была дорога, узкая и грязная, и по

сторонам ее шла высокая изгородь. Сзади, один за другим, следовали наши

автомобили.