ОТ МЕДЕЛЬИНА ДО КУБЫ (1485–1518)
Детские годы
Происхождение Кортеса окутано тайной. Эрнан родился, по всей вероятности, около 1485 года в Медельине, в Эстремадуре, в самом сердце иберийской Месеты. Точная дата его рождения неизвестна, и сам Кортес всегда ее скрывал, причем по только ему известным мотивам. Даже его официальный биограф падре Франсиско Лопес де Гомара, ставший в последние годы жизни Кортеса его капелланом и духовником, был вынужден довольствоваться в своей «Истории покорения Мехико» всего лишь указанием года рождения – 1485.2 Эта лаконичность первых биографов, единодушно поддержавших версию Гомары, была нарушена всего лишь раз в анонимном тексте на двадцати страницах, который сохранился только в копии XVIII века.3 Неизвестный автор приводит краткую биографию Кортеса, которая обрывается 18 февраля 1519 года. В ней говорится, что конкистадор «родился в 1485 г. в конце июля месяца».4 Эта неопределенность в уточнении также вызывает удивление. Но есть и другие предположения.
По францисканскому преданию конца XVI века, Кортес родился в 14835 году. И нетрудно догадаться почему: это год рождения Лютера. Мексиканские францисканцы видели в этом совпадении своего рода знак Божий: Кортес явился на землю Новой Испании ради обращения в лоно истинной Церкви индейцев и восполнения ими рядов католиков, поредевших после Реформации! Уже с первого дня жизнь этого человека стала легендой. Если добавить, что в Медельине (Вадахосе) на месте его родного дома установлена стела с надписью, что здесь «стоял дом, в котором в 1484 году родился Эрнандо Кортес»,6 станет ясно, что никаких догм в этом вопросе не существует. Даже если придерживаться версии, предложенной самим Кортесом своим близким (то есть 1485 год), то нельзя до конца исключать, что эта «истина» выдает за действительное желаемое, пусть и по непонятной причине.
Генеалогическое древо
Кортес не любил говорить о своей родословной. С его подачи в историографии получила широкое распространение версия о происхождении Кортеса из семьи мелких дворян, благородных, но бедных. Отсюда якобы и его тяга к деньгам, которых ему не хватало, и жажда почестей, как следствие зависти мелкопоместного идальго к испанским грандам. По этой гипотезе Кортес становится конкистадором среди таких же конкистадоров, другими словами, заурядным продуктом своего времени и класса. Но был ли он действительно таковым?
По документам Фернандо Кортес де Монрой был единственным сыном Мартина Кортеса де Монрой и Каталины Писарро Альтамирано. При крещении в церкви Святого Мартина в Медельине он получил имя деда по отцовской линии. Фернандо, Эрнандо и Эрнан были в то время одним и тем же именем, для которого в Испании существовало три разных написания, поэтому нет ничего удивительного, что они используются в текстах на равных правах. По свидетельству Берналя Диаса дель Кастильо,7 конкистадор требовал от своих подчиненных и друзей обращаться к нему коротко, без титулов, что создавало далеко не такую уж и малозначимую проблему протокола. Испанские дворяне и лица, занимающие государственные должности, имели право на приставку «дон », происходившую от латинского «доминус » – господин. Кортес всегда отказывался именоваться доном Фернандо или доном Эрнандо, и многие из его окружения были этим недовольны. Он считал, что авторитет нельзя получить вместе с титулом или унаследовать по праву рождения. Даже за такими деталями уже просматривается неординарная личность с критическим взглядом на устоявшиеся правила.
Кортес был идальго8 по меньшей мере в двух поколениях. «Его отец и мать были благородного происхождения, – пишет Гомара. – Семьи Кортесов, Монроев, Писарро и Альтамирано древние, славные и уважаемые».9 В другом документе уточняется, что речь идет о «древних родах Эстремадуры, кои происходят из города Трухильо».10 Некоторые льстецы11 умудрились даже отнести происхождение Кортесов к древнему ломбардскому королю Кортезио Нарнесу, семья которого переселилась в Арагон! И напротив, доминиканец Бартоломе де Лас Касас, не скрывавший своего недоброжелательства к Кортесу, выдвинул уничижительную версию, представив конкистадора «сыном мелкого дворянчика, которого я знавал лично, очень бедного и очень скромного, но доброго христианина и, как утверждала молва, идальго».12 Кортес сам уверил Лопеса де Гомару в незавидном благосостоянии своей семьи. Хронист нашел элегантную формулировку: «Они были богаты не имением, но честью».13 В 1940 году местный историк занялся исследованием рентабельности асьенды Кортесов в Медельине, и его оценки подтвердили, что доходы семьи были скромны.14 Однако этот подсчет скирд и бортей вместе с арендной платой за сдаваемое жилье (5 тысяч мараведи), явившийся реконструкцией на основе таких же реконструкций, выглядит неубедительно. Объективный метод предполагает абсолютный учет всего, не только урожаев, но и покупаемых товаров, уровня жизни. Поэтому выполненный подсчет целиком относится к области теории, и нет уверенности, что сегодня мы располагаем сведениями о всей собственности, принадлежавшей Кортесам. Нет никакой необходимости повторять то, что уже было сказано о бедности Эрнана Кортеса. Тем более что есть основания утверждать обратное.
Нам известно из юридических актов и показаний, данных под присягой,15 что Диего Альтамирано, дед Эрнана по материнской линии, женатый на Леоноре Санчес Писарро, был мажордомом Беатрисы Пачеко, графини Медельинской. Он входил в число городских советников и стал бургомистром (алькальдом). Мартин Кортес де Монрой, отец Эрнана, в течение всей жизни занимал государственные должности, в частности, был эшевеном (регидором), затем генеральным прокурором городского совета Медельина. В условиях средневековой испанской системы эти должности могли занимать только идальго, и, поскольку они были связаны с немалыми затратами, выбор падал на лиц с большим состоянием. Этим не только поддерживался престиж, но и достигалась гарантированная защита от взяточничества.
Кроме того, Диего Алонсо Альтамирано фигурирует во многих текстах как «секретарь королевского суда и придворный нотариус».16 Значит, он был юристом и, по всей вероятности, изучал право в университете Саламанки. Семья Альтамирано, также известная под именем д'Орельяна,17 была одним из двух господствующих в Трухильо кланов. Вторыми были Писарро. Гербы этих фамилий можно встретить почти на всех домах Трухильо, относящихся к XIV, XV и XVI векам. Кортес был кровно связан с обоими самыми могущественными родами этого города. Медельин в некотором роде являлся продолжением Трухильо, пригородом или даже подобием дачного поселка.
О семье Монроев, к которой Эрнан принадлежал по линии отца, известно много. Несмотря на французское имя, это был весьма древний род из Кантабрии. Именно с севера Испании, где на горных вершинах Астурии в течение всего арабского господства укрывались христиане, и началось движение Реконкисты, ставшее необратимым после битвы при Лас Навас де Толос в 1212 году. Монрои, «старые христиане», вступили в борьбу с мусульманским засильем и приняли активное участие в возвращении Эстремадуры, получившей свое название в XIII веке, когда здесь пролегал «крайний предел», граница владений королевства Кастилии и Леона. В ходе этого Крестового похода сформировалось испанское рыцарство: ордена Сантьяго, Калатравы и Алькантары. В феодальной среде эти могущественные ордена, верные союзники короны, получили немалую военную, религиозную и экономическую власть.18 Вместе с другими союзными или соперничающими кланами Монрои контролировали в XV веке орден Алькантары. В 1475 году при обстоятельствах, к которым мы еще вернемся, Алонсо де Монрой стал его Великим магистром.
Феод Монроев находился в Белвисе, в долине Таги, в сотне километров к северо востоку от Трухильо; внушительный родовой замок сохранился и по сей день. Но Монрои занимали также господствующее положение и в городе Пласенсия, где их просторный дом с башнями по бокам возвышался с XIII века рядом с собором. Владели они и домом в Саламанке, где с ними даже связана одна из городских легенд: где то в середине XV века два брата Монроя были убиты братьями Манзано, которые уступили первым в игре в мяч и пришли от проигрыша в ярость. Вместо того чтобы лить слезы, мать погибших, знаменитая в будущем Мария ла Брава, надела доспехи и вместе с друзьями детей погналась за убийцами, скрывшимися в Португалии. Она настигла их в Визеу и отрубила им головы, которые прихватила с собой, насадив на копья. Мария ла Брава въехала в Саламанку верхом на коне впереди жутковатой процессии и бросила головы убийц в церкви, где были погребены ее сыновья. Алонсо де Монрой, неукротимый магистр ордена Алькантары и дед Эрнана, также нашел место среди героев, воспетых трубадурами. В том, что этот человек огромного роста и недюжинной силы вдохновил менестрелей на создание образа легендарного непобедимого рыцаря, нет ничего удивительного: всю свою жизнь он провел в сражениях и походах.
Родословная Кортеса не только богата яркими персонажами, но и говорит о великолепной сбалансированности его рода: военные и «люди умственного труда» поддерживали и дополняли друг друга; городские дома сочетались с обширными сельскими угодьями; брачные союзы рассчитывались настолько тщательно, что вся Эстремадура была охвачена сетью семейных уз, породнившей Монроев, Портокарреро, Писарро, Орельяна, Овандо, Варилласов, Сотомайор и Карвахалов. Денег хватало, так как время от времени эти дворяне позволяли себе разорительные междоусобные войны из за дележа наследства или споров о принадлежности замка. В сущности, абсолютно средневековая картина.
Хотя Кортес гордился тем, что никогда не был богатым наследником и папенькиным сынком и всем, чего он добился, обязан только себе, тем не менее на начальном этапе Эрнан пользовался поддержкой привилегированной семейной среды. Отец был надежной эстафетой в делах сына и всегда задействовал свои связи при дворе Карла V, пользуясь расположением и доверием высокопоставленных лиц.
Отчий дом в Медельине
Кортес, по видимому, не питал особо нежных чувств к своей матери Каталине. Он в духе того времени, несомненно, выказывал ей сыновью почтительность, но не более того. Портрет, который с его слов передает Лопес де Гомара, крайне жесток и сух: «recia у escasa », сурова и скаредна. Хронист использовал перифразу, лишь отчасти смягчившую этот образ: «Каталина не уступала ни одной другой женщине своего времени в порядочности, скромности и семейной любви».19 Когда она овдовела в 1528 году, Кортес взял ее с собой в Мексику в 1530 году, где она умерла несколько месяцев спустя. Ее смерть не ввергла его в безграничную печаль.
Зато Кортес обожал своего отца Мартина, и, поскольку нежность и проявление любви не были приняты в то время, их связывали доверие и общие интересы. Эрнан всегда чувствовал, что отец понимал его, поэтому никогда не стеснялся попросить о помощи. Так, например, в марте 1520 года, когда положение Эрнана в Мексике было еще неустойчивым, дон Мартин Кортес де Монрой обратился в Королевский совет с жалобой на преследования его сына со стороны губернатора Кубы. «Диего Веласкес, не имея на то причины, преисполнился ненавистью к сыну моему и делает все, что во власти его, дабы чинить ему обиды… Я прошу Ваше Величество дать указания надлежащие, дабы прекратить сей скандал остановить».20 Таков был отец, осмелившийся обращаться с требованиями к Карлу V и добившийся своего: беспрецедентной свободы действий для сына.
Отца и сына связывали не только взаимные доверие и уважение, но и некоторая близость характеров. Эрнан унаследовал от Мартина своеобразную набожность, которая выражалась не в слепом следовании обрядам, а в принятии судьбы, находящейся в руках Божьих. Правда, признавая волю Всевышнего, они оба без особого уважения относились к его наместникам на земле. В отличие от придворных шаркунов Мартин всегда ясно и просто выражал свои убеждения. Мартин Кортес де Монрой не признавал господином никого кроме Бога. Попытки Католических королей Фердинанда Арагонского и Изабеллы Кастильской объединить Испанию, захватив дворянские уделы, не могли найти у него поддержки. С оружием в руках Мартин участвовал в гражданской войне 1475–1479 годов в чине капитана легкой кавалерии. Он встал на сторону Алонсо де Монроя, «эль Клаверо», рассорившегося с королевой Изабеллой.21 Бросать вызов королевской власти было в духе времени, к тому же свою роль сыграла и семейная солидарность. Дерзость испанских грандов, не склонившихся перед королем, не вызывает удивления. В конце XV века еще существовал пиренейский феодальный мир, где было принято проявлять храбрость, отстаивая сословные привилегии, а неподчинение нарождающейся политической власти почиталось за доблесть. Закалка, полученная Мартином в эти годы, разовьется в Эрнане в настоящую черту характера и превратит его в прирожденного фрондёра.
Единственный сын наверняка баловавших его родителей, маленький Эрнандо рос в семейном доме в Медельине под присмотром кормилицы.22 Скоро по традиции дворянских семей им занялись гувернер и учитель фехтования. Почему так часто Кортеса изображали болезненным, хилым ребенком, подверженным простудам и прочим недугам? Не из простого ли желания указать на животворное воздействие молитв его кормилицы и благословение святых, в частности апостола Петра? Эта агиография, по которой чахлое создание стало избранником Божьим, а посему получило защиту и покровительство, дабы могло свершить предначертанное, легко разбивается в пух и прах. Кортес обладал природными силой и здоровьем и, несомненно, в детстве также был крепким и здоровым карапузом, иначе просто не выжил бы в тот век, когда человек боролся с болезнью один на один.
До четырнадцати лет Кортес прожил в маленьком эстремадурском городке с населением всего в несколько тысяч человек. Медельин, прилепившийся к подножию внушительного замка, что красиво расположился на вершине холма, господствующего над широкой долиной рио Гуадиана, всегда держал под контролем все перемещения в этом крае. Городок находился на пересечении дороги с севера на юг, из Севильи в Саламанку, и дороги с востока на запад через долину Гуадианы, связующей Кастилию с Португалией. Здесь всегда была крепость. Сначала кельтская,23 затем греческая, потом с 74 года до нашей эры – римская: тогда консул Квинт Цецилий Метелл сражался с мятежным Серторием за Лузитанию. Именно в честь победителя город был назван Метеллинумом, от которого и пошел кастильский Медельин. Римляне построили каменный мост, необходимый для сообщения, крепость, чтобы защищать этот стратегический мост, и при них целый город с форумом, театром и храмами. В 715 году Медельин был захвачен арабами и пять веков находился во владении мусульман, от чего ничуть не пострадал: замок поддерживался в полном порядке и реконструировался, пахотные земли обрабатывались. Затем рыцари ордена Алькантары повели Реконкисту и захватили крепость в 123424 году. С этого момента расположенный на границе двух соперничавших держав Медельин оказался в эпицентре бесконечной территориальной распри Португалии и Кастилии. Позиционная война прекратилась только в 1479 году с подписанием договора в Алькасовасе.
Юный Эрнан родился в относительно спокойное время, хотя еще продолжали тлеть угли противостояния двух враждующих сторон, разделявшего дворянские фамилии и жителей Медельина. Однако было очень далеко до той идиллической картины, которую слишком часто рисуют биографы Кортеса: травля зайцев борзыми, купание в Гуадиане и бесцельная скачка по бескрайним полям и лугам. В конце XV века Медельин, хотя и зажатый в кольце поместий орденов Алькантары и Сантьяго, тем не менее оставался активным и процветающим городом с зажиточной буржуазией и богатой еврейской общиной. Так, когда королева Изабелла объявила мобилизацию средств на борьбу с Гранадой, вклад Медельина поставил его на десятое место в списке городов, выплативших военный налог.25
Поэтому деревенского паренька из Кортеса получиться не могло, но вырос он на больших просторах. Ему было достаточно взобраться по склону холма к замковой стене, присесть на камни полукруга древнего римского театра, чтобы его взору открылись бескрайние дали Эстремадуры, волновавшие мечты, а быть может, и звавшие к приключениям.
Достарыңызбен бөлісу: |