АМЕРИКАНСКОГО ПОСЛА ПРОСЯТ НЕ ВОЗВРАЩАТЬСЯ

АМЕРИКАНСКОГО ПОСЛА ПРОСЯТ НЕ ВОЗВРАЩАТЬСЯ

Летом в соседнем Египте произошли события, имевшие далекоидущие последствия для всего региона. Молодые офицеры подняли восстание против королевского режима.

В январе пятьдесят второго года в Каире проходили выборы руководства офицерского клуба. Избрали офицеров, которые призывали покончить с коррупцией в государственном аппарате. Король Фарук остался недоволен выборами. Он наложил арест на кассу клуба, а потом распорядился вообще его закрыть. Это возмутило офицеров, которые подняли мятеж.

Они немедленно связались с посольствами Соединенных Штатов, Англии и Франции. Впоследствии они уверяли, что боялись вмешательства британских войск, которые стояли в зоне Суэцкого канала. Они попросили англичан помешать египетской танковой части, верной королю, двинуться на Каир. Англичане не стали вмешиваться.

Двадцать шестого июля пятьдесят второго года король Египта Фарук отрекся от престола и был выслан из страны.

В Израиле положительно оценили свержение короля, рассчитывая, что с новыми руководителями можно будет поладить и установить мир.

Десятого августа премьер-министр Давид Бен-Гурион, выступая в кнессете, одобрительно отозвался о новом египетском правительстве и сказал, что у еврейского государства нет причин для споров с Египтом: «Сотрудничество между Израилем и Египтом помогло бы Египту преодолеть политические и социальные трудности, с которыми он борется».

Буквально через неделю, восемнадцатого августа, Бен-Гурион благожелательно высказался в адрес одного из руководителей египетской революции генерал-майора Мохаммада Нагиба и заметил: «Прежде не было и сейчас нет оснований для политического, экономического или территориального конфликта между нашими странами.

Это было очевидным приглашением к диалогу, тайному или явному».

Генерал Нагиб возложил на себя обязанности премьер-министра Египта. Гамаль Абд-аль Насер получил пост заместителя премьер-министра и министра внутренних дел. В ноябре пятьдесят четвертого он сменил Нагиба, стал главой правительства и исполняющим обязанности президента. В пятьдесят шестом его утвердили президентом и главнокомандующим вооруженными силами. Должность премьер-министра ликвидировали. Всю власть сконцентрировал в своих руках Насер, и он ни с кем не хотел делиться. В шестьдесят четвертом году, почувствовав себя увереннее, он вновь создал пост главы правительства.

Двадцать шестого августа в советском представительстве при ООН Яков Малик принял Гидеона Рафаэля, своего коллегу из израильского представительства.

— Арабы подняли страшный шум в связи с переводом министерства иностранных дел в Иерусалим, — пренебрежительно заметил Малик. — Но кто на них обращает внимание? Непонятно только, почему ваши американские друзья вмешиваются в ваши внутренние дела и выступают против перевода вашего МИД в Иерусалим?.. — Малик сказал израильтянину: — С нашей точки зрения, только правительство Израиля вправе решать, где будет находиться то или иное его министерство. Ни ООН, ни правительства других стран не вправе вмешиваться в это.

Рафаэль переспросил:

— Итак, мы можем считать, что вы не будете настаивать на обсуждении проблемы Иерусалима на наступающей сессии?

— Именно так, — ответил Малик. — Мы не заинтересованы в обсуждении ни палестинской, ни иерусалимской проблем…

Советского представителя интересовало отношение Израиля к новому египетскому правительству.

— В чем смысл обращения вашего премьер-министра с трибуны кнессета к Нагибу? — спросил Малик. — Вы что, серьезно надеетесь договориться с этим военным диктатором?

— Я не могу ответить, есть ли шансы, что призыв премьер-министра увенчается успехом, — дипломатично ответил Рафаэль. — Пока ждем ответа египтян. Мы не считаем, что у нас есть право выбора режимов, с которыми мы должны быть готовы жить в мире…

После этого израильский представитель перешел к суэцкой проблеме. Египет по-прежнему не пропускал суда с грузами для Израиля, несмотря на резолюцию Совета Безопасности от первого сентября. Малик прервал Рафаэля:

— Что, действительно никакого продвижения? И вы не нашли никаких щелей для доставки грузов в Израиль?

Рафаэль пояснил, что Египет не отменил инструкции, запрещающие израильским судам проход по каналу…

Малик сказал, что Советский Союз против любой морской блокады и не согласен с такой блокадой в районе Суэцкого канала…

Гидеон Рафаэль напомнил о прошлогодней дискуссии в Совете Безопасности и упомянул имя заместителя Малика — Семена Царапкина. Яков Малик прервал израильтянина ироническим замечанием:

— Бедняга Царапкин, как ему жить без палестинской проблемы? Он ведь в ней чувствовал себя как рыба в воде.

Через два дня пришло сообщение, что Царапкин переведен на другую работу и не вернется в ООН.

Девятнадцатого октября пятьдесят второго года временный поверенный в делах СССР в Израиле Александр Абрамов писал в Москву:

Не лучше ли было бы повременить с приездом посланника на некоторое время и, тем более, преобразовывать миссию в посольство, как об этом формально просит МИД Израиля?..»

Его брата, Самуила Евзоровича Вейцмана, который в двадцатых годах был заместителем председателя центрального правления Общества земельного устройства еврейских трудящихся, в тридцать девятом году расстреляли как английского шпиона.

В сорок девятом чекисты арестовали Василия Михайловича Савицкого, мужа его сестры Марии Вейцман. Савицкий работал инженером во всесоюзной конторе «Союзшахтоосушение» министерства угольной промышленности.

Несчастья вообще преследовали его семью. Сын Хаима Вейцмана служил в британских военно-воздушных силах и погиб во время войны. Вейцман тяжело переживал его смерть…

Уже после того, как Хаим Вейцман ушел в мир иной, десятого февраля пятьдесят третьего, в Москве арестовали его сестру, врача Госстраха.

Мария Вейцман еще до Первой мировой войны окончила университет в Швейцарии, вернулась в Россию и всю войну была врачом в эпидемиологическом отряде на Юго-Западном фронте. В двадцать шестом году она съездила на несколько месяцев в Палестину — повидать родных (особенно мать просила ее приехать) — и, вернувшись, продолжала работать рядовым врачом; трудилась и после выхода на пенсию.

Рассекреченные документы госбезопасности показывают, что за сестрой Вейцмана следили несколько лет. В квартире установили аппаратуру прослушивания и окружили агентурой, о чем министерство госбезопасности седьмого января доложило Маленкову. Из документов следует, что сестра покойного израильского президента была страшно далека от политики. Тем не менее, Маленков дал санкцию на ее арест.

В постановлении на арест, утвержденном заместителем министра госбезопасности Огольцовым, называлось ее главное преступление: «Вейцман вынашивает план изменить Родине путем переезда в Израиль». В реальности у нее была полная возможность еще до войны, когда она ездила к родным, остаться в Палестине, но она вернулась на родину. Наступил момент, когда любовь к России ей дорого обошлась.

На допросах Мария Вейцман созналась в своих преступлениях: слушала иностранное радио и симпатизировала еврейскому государству. От нее требовали дать показания о враждебной деятельности советских евреев, желавших смерти Сталину. Сестра Вейцмана должна была засвидетельствовать, что они действовали по указанию Израиля.

Переменами в советской политике были довольны только в столицах арабских государств.

Осенью пятьдесят второго года арабские дипломаты в Москве с удовлетворением говорили о «трезвой позиции» советской прессы в отношении Израиля.

Двадцатого ноября в Праге начался судебный процесс по делу бывшего генерального секретаря ЦК компартии Чехословакии Рудольфа Сланского, носивший откровенно антисемитский характер. Сланский в годы войны руководил Чехословацким штабом партизанского движения, в сорок четвертом был одним из тех, кто поднял восстание в Словакии.

Из четырнадцати подсудимых одиннадцать были евреями. Один из обвиняемых, бывший заместитель министра иностранных дел Чехословакии Артур Лондон вспоминал, что во время допроса следователь требовал при упоминании каждого нового лица указать, еврей это или нет. Переписывая протокол, следователь вместо слова «еврей» ставил — «сионист»:

— Мы служим в аппарате госбезопасности демократической республики. Слово «жид» (так по-чешски произносится слово «еврей») оскорбительно. Поэтом пишем «сионист».

Артур Лондон объяснил малограмотному следователю, что «сионист» — термин политический, а не этнический. Следователь ответил, что это неправда:

— Мне так сказали писать. В Советском Союзе слово «жид» тоже запрещено. Там пишут «сионист»…

Сионизм был одним из главных обвинений на процессе. Главный обвинитель на процессе говорил:

— Сионизм превратился в верного прислужника наиболее реакционных воинственных и человеконенавистнических кругов мирового империализма. Причастность к сионизму следует рассматривать как одно из тягчайших преступлений против человечества.

Задача состояла в том, чтобы убедить страну: Израиль как слепое орудие Соединенных Штатов представляет новую, страшную опасность, поскольку его агентура, евреи, проникли повсюду.

В Израиле с ужасом и возмущением реагировали на пражский процесс. Сионизм — это идея возвращения евреев в Палестину. Значит, желание еврея жить в еврейском государстве — «тягчайшее преступление против человечества»?

Министерство иностранных дел Израиля двадцать третьего декабря инструктировало свои загранпредставительства: «Следует воздерживаться от бесед с представителями Чехословакии, не выходя при этом за рамки элементарных правил вежливости».

Одиннадцать подсудимых были приговорены к смертной казни, трое — к пожизненному тюремному заключению. Третьего декабря пятьдесят второго приговор был приведен в исполнение. Трупы казненных сожгли. Советники — офицеры из советского министерства госбезопасности — собрали пепел в мешок из-под картофеля, выехали из Праги и высыпали его прямо на дорогу.

Президент страны Клемент Готвальд публично заявил:

— В ходе следствия и во время процесса антигосударственного заговорщического центра был вскрыт новый канал, по которому предательство и шпионаж проникают в коммунистическую партию. Это — сионизм.

Отныне под словом сионизм вовсе не имелось в виду стремление евреев уехать в Палестину. Сионизм обозначал совсем другое — то, что нацисты называли «мировым еврейством». Слова руководителя социалистической Чехословакии означали, что любой еврей может быть назван сионистом и, следовательно, предателем и шпионом.

Эти слова прозвучали особенно зловеще, потому что за день до этого практически то же самое и в тех же выражениях говорил Сталин на заседании президиума ЦК. Это была его политика, осуществление которой возлагалось на все социалистические страны.

Еще во время Великой Отечественной войны Милована Джиласа, одного из соратников югославского лидера Йосипа Броз Тито, в знак особого доверия повезли к Сталину на дачу, где ужинало политбюро.

Джиласа многое смутило на сталинской даче. И то, что всех заставляли много пить, и полное отсутствие воспитания у советского руководства. В своих воспоминаниях Джилас не без брезгливости написал, как на сталинской даче они с Молотовым одновременно прошли в уборную. И уже на ходу Молотов стал расстегивать брюки, комментируя свои действия:

— Это мы называем разгрузкой перед нагрузкой!

Джилас был родом из деревни, участвовал в партизанском движении, словом, воспитывался не на дворцовом паркете, но такая простота нравов его сильно смутила.

Во время ужина Сталин встал, подтянул брюки, как бы готовясь к борьбе или к кулачному спору, и почти в упоении воскликнул:

— Война скоро кончится, через пятнадцать-двадцать лет мы оправимся, а затем — снова!

Сталинская пропаганда имела успех.
«Сила нашего духа создавалась под влиянием патриотической идеологии, сложившейся в результате победы советского народа в Великой Отечественной войне и успешно проводившегося руководством страны курса на борьбу с космополитизмом, — вспоминает генерал-лейтенант Василий Иванович Макаров, тогда он был курсантом военного училища, а дослужился до должности начальника одного из управлений генштаба. — Мы были довольно воинственно настроены. Недаром наши сокровенные внутренние желания выражались через формулу: „Нам нужна малая победоносная война“.
Рассекреченные материалы советской разведки показывают, что спецслужбы работали на идею приближающейся войны.

Председатель Комитета информации при министерстве иностранных дел Валериан Зорин докладывал Сталину восьмого февраля пятьдесят второго года: «Стремясь ускорить подготовку к войне против Советского Союза и форсировать в связи с этим перевод экономики западноевропейских стран на военные рельсы, а также создание вооруженных сил агрессивного блока, Соединенные Штаты добились коренной реорганизации руководящих органов Северо-атлантического союза.

Эта реорганизация обеспечила создание постоянно действующих органов, занимающихся практическим осуществлением планов подготовки к войне…»

Такие сообщения можно было бы назвать преднамеренной дезинформацией. Но она осуществлялась не по личной инициативе разведчиков. Так оценивал обстановку вождь, и аналитики Комитета информации подтверждали «фактами» его идеи.

Пятого июня Зорин отправил Сталину еще одно такое же сообщение Комитета информации:
«В целях укрепления антисоветского плацдарма на Средиземном море руководящие круги США пытаются в настоящее время создать, наряду со средневосточным командованием, военно-политический блок в составе Югославии, Греции и Турции, в котором могли бы также принять участие Италия, другие средиземноморские страны и Австрия…»
В июне пятьдесят второго в Москву приехал новый посол — Джордж Ф. Кеннан. Трумэн считал, что сделал идеальный выбор — Кеннан говорит по-русски, уже бывал в Советском Союзе.

Кеннан рассчитывал на встречу со Сталиным. Но быстро убедился, что к нему относятся как к представителю враждебного государства.

Он нашел Москву серой и унылой. Еще меньше ему нравилось то, что за ним повсюду следовали сотрудники госбезопасности. В середине сентября он полетел в Лондон, где собирался Совет НАТО. В западноберлинском аэропорту один из журналистов поинтересовался, как ему живется в Москве.

— Во время войны я был интернирован в нацистской Германии, — откровенно ответил Кеннан. — В Москве к нам относятся примерно так же, как немцы относились к интернированным. Разница лишь в том, что в Москве мы можем выходить из дома и ходить по улицам под охраной.

Его слова не остались незамеченными. В «Правде» появилась резкая отповедь. Второго октября американского временного поверенного в делах вызвали в министерство иностранных дел и сообщили, что посол объявлен персоной нон грата. Ему даже не разрешили вернуться, чтобы забрать семью.

В американском посольстве почти не осталось дипломатов. Советский посол Панюшкин тоже вернулся в Москву. Ожидали полного разрыва дипломатических отношений.

В Москве готовились предъявить Соединенным Штатам серьезные обвинения. Не только во вмешательстве во внутренние дела Советского Союза, но и в подготовке террористических актов против Сталина и других руководителей страны.

Отстраненный от должности и арестованный генерал-лейтенант Николай Сидорович Власик, бывший начальник охраны Сталина, обвинялся в связях с людьми, которые именовались американскими шпионами.

Сталин читал сводки министерства госбезопасности, потому что хотел знать, что в реальности думают люди. Он знал, что с окончанием войны люди связывали огромные надежды: жаждали сытной жизни, либерализации и спокойствия. Крестьяне надеялись, что распустят колхозы. Эти слухи распространялись по всей стране.

Ожидания не оправдались, возникли настроения разочарования. В аппарате госбезопасности выяснили, кто же недоволен положением в стране. Получалось, что это те, кто побывал на Западе и хотя бы краем глаза увидел западную жизнь, — то есть бывшие солдаты и офицеры Красной армии и бывшие военнопленные, те, кого немцы увезли на принудительные работы.

В конце сорок шестого начался голод. Шестнадцатого сентября сорок шестого из-за засухи и неурожая были подняты цены на товары, которые продавались по карточкам. Это вызвало возмущение. Многие подумали, что страна готовится к новой войне. Двадцать седьмого сентября вышло новое постановление «Об экономии в расходовании хлеба» — оно уменьшало категории граждан, которые получали карточки на продовольствие. Вот это уже было сильным ударом для тех, кого лишили карточек.

Цены на продовольствие выросли в два—два с половиной раза. Но об этом не говорили. Зато писали и рассказывали о снижении цен на некоторые второстепенные товары. Это производило колоссальное впечатление. И через много десятилетий люди ностальгически вспоминали, что были времена, когда цены снижались (подробнее см. сборник «Сталинское десятилетие холодной войны»).

Атмосфера холодной войны помогла сбить волну недовольства, критики власти. Как только людям сказали, что придется ждать новой войны, настроения изменились. Ради сохранения мира люди были готовы на новые жертвы. Понятно, что понадобились и «внутрение враги», которых надо было разоблачить и обезвредить.

ВЗРЫВ В ТЕЛЬ-АВИВЕ

Четвертого декабря пятьдесят второго на президиуме ЦК заместитель министра госбезопасности Гоглидзе сделал подробное сообщение «О положении в МГБ и о вредительстве во врачебном деле».

Министр госбезопасности Игнатьев, чиновник, случайно оказавшийся на Лубянке, попал в такую мясорубку, что не выдержал и свалился с инфарктом. Его заменял генерал-полковник Сергей Арсентьевич Гоглидзе, бывший нарком внутренних дел Грузии, бериевский человек с большим чекистским опытом. В ноябре Гоглидзе был назначен первым заместителем министра и руководил всем аппаратом госбезопасности.

На заседании Сталин раздраженно говорил о «неблагополучии» в госбезопасности: «лень и разложение глубоко коснулись МГБ» и у чекистов «притупилась бдительность».

Решили министерство госбезопасности реорганизовать. Все оперативные подразделения собрали в единое главное разведывательное управление, как когда-то создали главное управление государственной безопасности НКВД.

Сталин инстинктивно повторял те же приемы, которые когда-то придумал. В главке первое управление занималось внешней разведкой, второе управление — контрразведкой. В его структуре образовали отдел «по борьбе с сионизмом».

Тринадцатого января пятьдесят третьего года «Правда» опубликовала сообщение ТАСС «Арест группы врачей-вредителей» и редакционную статью «Подлые шпионы и убийцы под маской профессоров-врачей».

Советские люди узнали, что органами госбезопасности «раскрыта террористическая группа врачей, ставившая своей целью путем вредительского лечения сократить жизнь активным деятелям СССР».

В сообщении перечислялись арестованные врачи — шесть еврейских фамилий, три русские.

«Большинство участников террористической группы, — говорилось в сообщении ТАСС, — были связаны с международной еврейской буржуазно-националистической организацией „Джойнт“, созданной американской разведкой…

Арестованный Вовси М. С. заявил следствию, что он получил директиву «об истреблении руководящих кадров СССР» из США от организации «Джойнт» через врача Шимелиовича и еврейского буржуазного националиста Михоэлса.

Другие участники террористической группы (Виноградов В. Н., Коган М. Б., Егоров П. И.) оказались давнишними агентами английской разведки».

Израильский посланник Шмуэль Эльяшив сообщил в Тель-Авив о «деле врачей».

На следующий день генеральный директор МИД Израиля инструктировал израильские представительства за рубежом: «Обратите внимание, что Израиль не упоминается в советском заявлении. Пока ни один израильский представитель не должен делать официальных заявлений на этот счет… Имейте в виду, что Израиль не заинтересован вступать в открытый конфликт с Советской Россией…»

Но молчать было невозможно.

Девятнадцатого января министр иностранных дел Моше Шаретт выступил в кнессете: «Государство Израиль не может молчать, когда какие-либо политические силы предпринимают попытку опозорить имя еврейского народа. Правительство Израиля всегда рассматривало дружеские отношения с Советским Союзом как одну из основ своего международного положения и высоко ценило их значение для всего еврейского народа. С глубоким сожалением и беспокойством наблюдает оно за официально развернутой в Советском Союзе антисемитской клеветнической кампанией…»

Двадцатого января Бен-Гурион отправил членам правительства письмо:
«Я решительно не приемлю большевистский режим. Это никакое не социалистические государство, а загон для рабов. Это строй, основанный на убийствах, лжи и подавлении человеческого духа, отрицании свободы рабочих и крестьян… Но против строя можно вести борьбу только средствами идеологической агитации; люди, верящие, что в России — социализм, а СССР — освободитель всего человечества, — не преступники, а всего лишь заблуждающиеся…

В тех же случаях, когда Россия совершает враждебные акции в отношении еврейского народа и возводит на него кровавые наветы, может быть, даже более грязные и опасные, чем кровавые наветы средневековья, тут дело обстоит иначе.

Мы не должны делать того, что может ухудшить положение евреев в России. Понимаю также, что против этого гиганта мы бессильны. И тем не менее молчать мы не можем и не должны…

Если бы России было абсолютно безразлично мировое общественное мнение, Советы не вступили бы в ООН. На самом деле СССР изо всех сил старается перетянуть общественное мнение в Азии, Африке, Америке, да и в Западной Европе на свою сторону…

В жизни нации бывают минуты, когда следует повиноваться моральным императивам, даже если это не приносит на первый взгляд никакой пользы. Сейчас нельзя молчать. Мы должны протестовать против кровавого навета и требовать (заранее понимая, что в практическом плане никакого ответа не будет) свободы репатриации: «Отпусти народ мой»…

Сталин не антисемит. Какое ему вообще дело до семитов? Просто для достижения определенных политических целей ему понадобилось сегодня возвести напраслину на евреев и еврейское государство…»

Двадцать второго января посланник Эльяшив сообщал в свое министерство иностранных дел:

В отличие от пражского процесса здесь все обвинения выдвигаются в адрес «сионизма», а не государства Израиль…

Возможно, что на самом деле идет подспудная борьба между группировками в структурах власти. На протяжении многих лет службы внутренней безопасности находились в руках Берии. До самого последнего времени его имя постоянно упоминалось аналитиками в одном контексте с именем Маленкова.

Но в последние месяцы Маленков, как известно, резко пошел вверх: вполне возможно, что именно он стоит за всеми последними событиями, желая окончательно отделаться от соперника, который еще может поднять голову.

Вся эта кампания имеет и еще одну цель — усилить полицейский контроль за населением, запугать его, установить режим, при котором невозможны никакие действия, могущие повредить властям…

Может быть, в государстве обнаружилось много слабых мест, требующих «твердой руки» во всех областях жизни…

Почему власти выбрали мишенью именно врачей? Трудно дать однозначный ответ. Некоторые говорят, что это продолжение кампании против интеллектуалов, начавшейся уже давно…

Пока государство Израиль не обвиняется открыто, нам как государству (и правительству, и кнессету, и миссии) следует воздержаться от какой-либо реакции. Возможно, здесь еще произойдет что-то, что вынудит нас к энергичному ответу. Возможно также, что в результате отношения будут разорваны или персонал миссий взаимно сокращен до минимума.

Но нам не следует подгонять такое развитие событий, следует воздержаться от действий, которые приведут здесь к прямому ущербу интересам государства Израиль».
Двадцать четвертого января руководители отдела стран Ближнего и Среднего Востока министерства иностранных дел доложили Вышинскому о реакции западной печати «на арест в СССР группы врачей-вредителей». Западные газеты, цитируя такие статьи, как «Сионистская агентура американской разведки» в журнале «Новое время», предсказывали, что Москва в скором времени разорвет отношения с Израилем.

Вышинскому доложили и о реакции руководителей Израиля: представитель Израиля в Организации Объединенных Наций Абба Эбан заявил, что поставил перед ООН «вопрос о процессе в Чехословакии и вопрос о последствиях антисемитизма и кампании, проводимой против Израиля в некоторых странах».

Двадцать второго января на обложке приложения к израильской газете «Давар» поместили пятилетней давности фотографии — советские люди приветстввуют Голду Меир перед московской синагогой в октябре сорок восьмого года.

Израильские дипломаты в Москве были просто испуганы: худшего времени для публикации этого снимка трудно было себе придумать. Двадцать восьмого января Эльяшив телеграфировал в МИД Израиля:

Зато Москва впервые проявила интерес к новым отношениям с арабскими государствами.

Двадцать девятого января советский посланник в Египте Семен Павлович Козырев нанес протокольный визит новому руководителю страны генералу Нагибу.

Козырев начинал трудовую деятельность рабочим Краснохолмской ткацкой фабрики, после окончания юридического института в Москве стал работать в аппарате Совнаркома. В тридцать девятом, когда Молотов проводил большую чистку наркомата иностранных дел, Козырев стал дипломатом. Через четыре года он уже был членом коллегии и генеральным секретарем наркомата. После войны Семен Павлович заведовал Первым европейским отделом в министерстве, а в пятьдесятом уехал посланником в Египет. Со временем он станет заместителем министра иностранных дел.

После беседы Козырев отправил в Москву телеграмму, составленную в достаточно скептических выражениях. Но в министерстве обратили внимание на один пассаж, которому советский посланник не придал значения.

Козырев говорил Нагибу о попытках Соединенных Штатов и Англии объединить страны региона в военный блок, что Москву никак не устраивало. Вдруг египетский премьер сказал: «Поставьте себя на мое место. Что в таком положении стали бы делать вы? Готова ли Россия продать Египту танки, самолеты и другое вооружение?»

Козырев ответил, что, как известно, самолеты и танки не являются предметом обычной торговли, и спросил, где теперь Египет покупает такие товары. То есть проявил нежелание продолжать разговор.

И промахнулся. Десятого февраля он получил указание Вышинского: «Если Нагиб вернется к вопросу о продаже вооружения, сказать Нагибу, что Советское правительство не заинтересовано в продаже оружия, но что этот вопрос можно было бы рассмотреть, если египетское правительство заинтересовано в этом».

Пришлось Козыреву каяться в том, что он допустил ошибку, и обещать исправиться.

Но эта попытка сблизиться с Египтом не удалась. Генерал Нагиб, который после провозглашения Египта республикой восемнадцатого июня пятьдесят третьего, стал президентом, сказал, что вопрос о покупке оружия он не поднимает…

Второго февраля министр иностранных дел Израиля Шаретт телеграфировал послу Израиля в Соединенных Штатах Эбану:
«Мои соображения по поводу враждебных действий Москвы.

Это не основная линия политического курса, а порождение общей тенденции укрепления режима, в том числе, возможно, в рамках подготовки к войне. Данная тенденция проявляется в кровавых акциях, ужесточении внутренней слежки, поисках «козла отпущения» и подготовке почвы к массовому уничтожению всех ненадежных…»

Девятого февраля советский посланник в Израиле Ершов отправил в Москву срочную шифротелеграмму:

Проверкой установлено, что диверсанты проникли на территорию миссии, перерезав ножницами проход в сетке, ограждающей территорию миссии.

Данный террористический и диверсионный акт против советской миссии в Израиле является результатом антисоветской кампании, которая ведется израильским правительством в последнее время.

Прошу вашего разрешения завтра посетить Шаретта и заявить ему самый строгий и решительный протест. Считаю, что в связи с этим случаем было бы целесообразным разорвать дипломатические отношения с данным правительством Израиля.

Ответ прошу телеграфировать немедленно».
Работавший в посольстве представитель ВОКС Михаил Павлович Попов вспоминал, что террористы прорезали дыру в металлической сетке, отделявшей территорию миссии от двора соседнего дома, и подложили бомбу под мраморную садовую скамейку. Жене завхоза, которая в момент взрыва проходила мимо, раздробило стопы обеих ног, из кожи врачам пришлось извлечь множество мелких осколков мраморной скамейки. Она пострадала больше всех.

Водителю миссии, который вышел во двор, кусочком мрамора рассекло губу, и он лишился зуба.

Жена посланника находилась возле окна на втором этаже, осколками стекла ей рассекло лицо.

Израильские власти в тот же день опубликовали заявление, начинавшееся так:

Председатель кнессета сделал заявление. Президент страны Ицхак Бен-Цви прислал в советскую миссию письмо. Десятого февраля министерство иностранных дел выразило глубокое сожаление и принесло извинения советской миссии.

Но это уже ничего не могло изменить. Взрыв был удачным поводом для того, чтобы выразить свое недовольство еврейским государством. Одиннадцатого февраля этот вопрос был решен на самом верху. Сотрудникам министерства иностранных дел оставалось только составить текст ноты.

Двенадцатого февраля в час ночи Андрей Януарьевич Вышинский принял в Москве израильского посланника Эльяшива. Министр иностранных дел зачитал и вручил ему ноту советского правительства в связи с терактом, совершенным против советской миссии в Израиле. Прием длился семь минут. Короче было невозможно.

В ноте говорилось:
«9 февраля на территории Миссии СССР в Израиле злоумышленниками при явном попустительстве полиции был произведен взрыв бомбы, в результате чего были тяжело ранены жена Посланника К. В. Ершова, жена сотрудника Миссии А. П. Сысоева и сотрудник Миссии И. Г. Гришин. Взрывом было повреждено здание Миссии СССР…

В свете общеизвестных, неоспоримых фактов участия представителей Правительства Израиля в систематическом разжигании ненависти и вражды к Советскому Союзу и подстрекательства к враждебным против Советского Союза действиям, совершенно очевидно, что заявления и извинения Правительства Израиля по поводу террористического акта 9 февраля на территории Советской Миссии являются фальшивой игрой, преследующей цель замести следы совершенного против Советского Союза преступления и уйти от лежащей на Правительстве Израиля ответственности за это злодеяние…

Советское Правительство отзывает Посланника Советского Союза и состав Советской Миссии в Израиле и прекращает отношения с Правительством Израиля.

Советское Правительство вместе с тем заявляет о невозможности дальнейшего пребывания в Москве Миссии Израиля и требует, чтобы персонал Миссии незамедлительно покинул пределы Советского Союза».

Скажем, будущий генерал КГБ Иван Иванович Зайцев работал в Израиле, выдавая себя за сотрудника Российского палестинского общества. Он приехал в Израиль в пятьдесят первом году, окончив разведывательный факультет Военной академии имени М. В. Фрунзе и поработав два года в центральном аппарате. Зайцев работал в Израиле до пятьдесят седьмого года.

Защиту интересов Советского Союзе в Израиле взяла на себя Болгария, защиту интересов Израиля в Советском Союзе — Нидерланды.

Другие соцстраны дисциплинированно сообщили в Москву, что тоже желают разорвать дипломатические отношения с Израилем. Москва ответила, что считает это нецелесообразным.

В Израиле были поражены разрывом дипломатических отношений. Сталин сохранил отношения с Югославией даже в тот момент, когда между двумя странами шла настоящая словесная война и советские газеты писали о «кровавой собаке Тито». Почему же с Израилем поступили иначе?

Сталин считал, что это он создал Израиль, и не воспринимал всерьез еврейское государство. Так же будут относиться к Израилю и его наследники.

Почему Сталин разочаровался в Израиле?

В определенном смысле он добился успеха, получил то, что хотел. Бегство из Палестины подорвало позиции Англии на Ближнем Востоке. Соединенные Штаты не заняли место Англии в качестве властителя региона. После появления Израиля образовался вакуум силы, что открывало для Советского Союза новые возможности. Не только Израиль, но и арабские страны увидели, что в новом раскладе мировых держав с позицией Москвы придется считаться.

Но Сталина интересовали вовсе не дипломатические игры, укреплявшие престиж государства! Он хотел повторить в Израиле испанский опыт, когда интернациональные бригады, отправленные в республиканскую Испанию, вместе с советскими военными советниками и многочисленным представительством НКВД фактически управляли страной. Они определяли ход боевых действий, они навязывали правительству политические решения, они решали, кому жить, а кому умирать. Если бы в конце тридцатых республиканцы одержали победу, Испания превратилась бы в советскую республику.

Сталин разрешил отпустить в Израиль евреев из восточноевропейских стран и снабдил их оружием, считая, что выходцы из разных стран, говорящие на разных языках, объединятся в такие же интернациональные бригады и будут прислушиваться к голосу Москвы. Но добравшиеся до Палестины евреи из разных стран чувствовали себя иначе, чем русские, немцы и французы, приехавшие в тридцать шестом воевать в Испанию.

Интербригадовцы были гостями на испанской земле. Евреи в Палестине считали, что они вернулись домой — это их страна, которую они будут защищать до последней капли крови. Это сознание быстро объединило выходцев из разных стран, которые первоначально не знали, на каком языке разговаривать друг с другом.

Кроме того, израильтяне выиграли войну за независимость, одолев арабские армии, многократно превосходившие их в численности. Еврейское государство отчаянно нуждалось в человеческих ресурсах, инвестициях и оружии, но не в прямой военной помощи.

Разница между Испанией и Израилем состояла еще и в том, что еврейское государство с первых дней строилось на демократических принципах. Израильские политики не обсуждали вопрос, готовы ли евреи из разных стран к демократии и не стоит ли на время войн ввести чрезвычайное положение. Демократические основы оказались в воюющей стране самой надежной опорой. Каждый мог исповедовать и высказывать любые взгляды.

Через несколько месяцев после провозглашения Израиля прошли первые парламентские выборы. Люди с левыми убеждениями, коммунисты, ярые поклонники Советского Союза, которым не нравилась политика Бен-Гуриона, не могли назвать его узурпатором. Его партия получила большинство, а за них проголосовало меньшинство. Премьер-министра и министров можно критиковать, но нельзя отрицать их права проводить политику, на которую они получили мандат на выборах. За исключением военных дел, оборонной промышленности и разведки все открыто обсуждалось в кнессете.

Словом, в Палестине образовалось совсем другое государство, чем ожидал Сталин. Вполне самостоятельное. Израильтяне хотели покупать советское оружие, но не просили высадить на их территории дивизию-другую. В израильской экономике, особенно в сельском хозяйстве, было много социалистических черт, но строить реальный социализм они не собирались. Ожидания Сталина не оправдались.

Тогда вождь сделал то, чего прежде старательно избегал, — объединил Израиль и всех евреев. Прежде он, напротив, внушал советским евреям, что еврейское государство не имеет к ним никакого отношения. Теперь он дал понять, что евреи всего мира — враги Советского Союза.

Академик Андрей Дмитриевич Сахаров вспоминал, как однажды он обедал в столовой для руководителей атомного проекта. Рядом сидели академик Игорь Васильевич Курчатов и Николай Иванович Павлов, генерал госбезопасности, работавший в Первом главном управлении при Совете министров, которое занималось созданием ядерного оружия. В этот момент по радио передали, что в Тель-Авиве брошена бомба в советское посольство. «И тут я увидел, — писал Сахаров, — что красивое лицо Павлова вдруг осветилось каким-то торжеством.

«Вот какие они — евреи! — воскликнул он. — И здесь, и там нам вредят. Но теперь мы им покажем».

Но расчеты генерала оправдались не полностью — по обстоятельствам, от него не зависящим.

С начала пятьдесят третьего года Сталин плохо себя чувствовал. В последний раз он побывал в Кремле семнадцатого февраля, когда принимал индийского посла. Документы, которые присылали ему на дачу, не читал. Всеми текущими делами занимался член президиума ЦК, секретарь ЦК и заместитель председателя Совета министров Георгий Максимилианович Маленков.

Двадцать первого февраля утром заместитель министра иностранных дел Яков Малик доложил Маленкову, что израильская миссия пересекла финскую границу накануне в половине двенадцатого вечера. Две недели ушли у советских дипломатов на распродажу посольского имущества и всякие формальности.

Турецкий пароход «Кадеш» с советскими дипломатами вышел из Хайфы через пятнадцать минут после этого. Жену посланника приезли в порт на санитарной машине.

Разрыв дипломатических отношений казался предвестием трагических событий. В Израиле гадали, что теперь Сталин сделает со своими евреями.

Но когда советские дипломаты, покинувшие Израиль, добрались до Москвы, Сталин уже был мертв.