Итак, прямым последствием первого процесса стали сомнения в партии по поводу допустимости репрессий направленных на коммунистов

22 августа застрелился Томский, оставив предсмертное письмо Сталину, в котором были и такие слова: «Вспомни наш разговор в 1928 году ночью. Не принимай всерьез того, что я тогда сболтнул — я глубоко в этом раскаивался всегда. Но переубедить тебя не мог, ибо ведь ты бы мне не по­верил. Если ты захочешь знать, кто те люди, которые толкали меня на путь правой оппозиции в мае 1928 го­да, — спроси мою жену лично, только тогда она их на­зовет».

Разговор 1928 г., о котором говорит Томский, известен - тогда, будучи пьян, Михаил Петрович «дальновидно» обещал пристрелить Сталина. Но вот кто «толкал его на путь правой оппозиции»? Допрос жены ясной картины не дал, но Ежов утверждал, что она показала на Ягоду (!). Однако, для нас интересно другое – Томский говорит о «правой оппозиции», в то время как все говорили пока о «троцкистско-зиновьевской». Характерно, что два других лидера бывшего «правого уклона» были абсолютно «не в теме».

Бухарин только закончил путешествие по Памиру и в страшном волнении отправил телеграмму: «Только что прочитал клеветнические показания мерзавцев. (Пишет он, видимо, про показания Рейнгольда - Л.Н.) Возмущён до глубины души. Вылетаю из Ташкента самолетом 25 утром». Следующим ударом для Бухарина и Рыкова стало сообщение о самоубийстве Томского, на которое они отреагировали сходным образом: "Дурак. Он положил и на нас пятно"⁸⁹ - сказал Рыков членам своей семьи.

В тот же день в Сочи ушла телеграмма:

«Тов. Сталину.

Сегодня утром застрелился Томский. Оставил письмо на Ваше имя, в котором пытается доказывать свою невиновность. Вчера же на собрании ОГИЗа в своей речи Томский признал ряд встреч с Зиновьевым и Каменевым, свое недовольство и свое брюзжание. У нас нет никаких сомнений, что Томский также как и Ломинадзе, зная, что теперь уже не скрыть своей связи с зиновьевско-троцкистской бандой, решил спрятать концы в воду путем самоубийства.

Думаем: 1) Похоронить там же в Болшеве. 2) Дать завтра в газете следующее извещение:

«ЦК ВКП(б) извещает о том, что кандидат в члены ЦК ВКП(б) М.П.Томский, запутавшись в своих связях с контрреволюционными троцкистско-зиновьевскими террористами, 22-го августа на своей даче в Болшеве покончил жизнь самоубийством».

Просим сообщить ваши указания.

Каганович, Ежов, Орджоникидзе».

6 сентября 1936 г. Сталин отправляет следующую телеграмму:

«Правда» в своих статьях о процессе зиновьевцев и троцкистов провалилась с треском. Ни одной статьи, марксистски объясняющей процесс падения этих мерзавцев, их социально-политическое лицо, их подлинную платформу – не дала «Правда». Она все свела к личному моменту, к тому, что есть люди злые, желающие захватить власть, и люди добрые, стоящие у власти, и этой мелкотравчатой мешаниной кормила публику.

Надо было сказать в статьях, что борьба против Сталина, Ворошилова, Молотова, Жданова, Косиора и других есть борьба против Советов, борьба против коллективизации, против индустриализации, борьба, стало быть, за восстановление капитализма в городах и деревнях СССР. Ибо Сталин и другие руководители не есть изолированные лица, – а олицетворение всех побед социализма в СССР, олицетворение коллективизации, индустриализации, подъема культуры в СССР, стало быть, олицетворение усилий рабочих, крестьян и трудовой интеллигенции за разгром капитализма и торжество социализма.

Надо было сказать, что кто борется против руководителей партии и правительства в СССР, тот стоит за разгром социализма и восстановление капитализма.

Надо было сказать, что разговоры об отсутствии платформы у зиновьевцев и троцкистов – есть обман со стороны этих мерзавцев и самообман наших товарищей. Платформа была у этих мерзавцев. Суть их платформы – разгром социализма в СССР и восстановление капитализма. Говорить этим мерзавцам открыто о такой платформе было невыгодно. Отсюда их версия об отсутствии платформы, принятая нашими головотяпами на веру.

Надо было, наконец, сказать, что падение этих мерзавцев до положения белогвардейцев и фашистов логически вытекает из их грехопадения, как оппозиционеров, в прошлом.

Ленин еще на Х съезде партии говорил, что фракция или фракции, если они в своей борьбе против партии будут настаивать на своих ошибках, обязательно должны докатиться при советском строе до белогвардейщины, до защиты капитализма, до борьбы против Советов, обязательно должны слиться с врагами Советской власти. Это положение Ленина получило теперь блестящее подтверждение. Но оно, к сожалению, не использовано «Правдой».

Вот в каком духе и в каком направлении надо было вести агитацию в печати. Все это, к сожалению, упущено.

Сталин».

Остановимся на этом тексте подробнее. Первое, что стоит отметить – перечень руководителей Партии и правительства: «Сталина, Ворошилова, Молотова, Жданова, Косиора и других», а где, собственно, Каганович?

Но главное – «борьба против Советов, борьба против коллективизации, против индустриализации, борьба, стало быть, за восстановление капитализма». Падение этих мерзавцев до положения белогвардейцев и фашистов».

В результате - «ни одной статьи, марксистски объясняющей процесс падения этих мерзавцев, их социально-политическое лицо, их подлинную платформу – не дала «Правда». Не лишне напомнить, что редактором «Правды» был Лев Мехлис. Конечно, он «не виноват». Не было раньше установки говорить об угрозе реставрации капитализма, он и не говорил.

Интересно, что повлияло на самого Сталина, почему он вдруг увидел «правую угрозу»? Из важных политических событий произошло только одно – самоубийство Томского и - главное – показания жены Томского на Ягоду. По законам политической игры того времени оно могло стать для Сталина подтверждением связи «правых» (Томского) и «террористов» (троцкистов). Так мы впервые получаем намек на идеологическую конструкцию, которая в дальнейшем ляжет в основу дела «право-троцкистского центра».

Сразу же было изменено и направление работы НКВД. Дело в том, что следствие по делу Зиновьева-Каменева «с несомненностью установлено, что единственным мотивом организации троцкистско-зиновьевского блока явилось стремление, во что бы то ни стало, захватить власть». Следуя этой версии, Вышинский в обвинительной речи заявлял: "Без масс, против масс, но за власть, власть, во что бы то ни стало, жажда личной власти - вот вся идеология этой компании, сидящей на скамье подсудимых"⁹⁰. Иными словами, речь шла только о схватке за власть без всякой идейно-политической подоплеки.

Первоначально следователи так же готовили и второй московский процесс над т.н. «параллельным троцкистским центром» (Пятаков – Радек): «Однако эту установку, данную следователям, в один прекрасный день пришлось круто изменить. Руководство НКВД распорядилось прервать следствие впредь до получения новых инструкций. Следователи не знали, что и думать. … Спустя всего несколько дней следователи были созваны Молчановым на срочное совещание, где получили директиву, звучавшую бредом сумасшедшего: им было предписано добиваться от арестованных признаний, что они замышляли захватить власть с помощью двух иностранных держав - Германии и Японии - и реставрировать в СССР капитализм»⁹¹(выделено мной – Л.Н.).

14 сентября Каганович пишет Сталину:

«4) Несколько слов об очной ставке Сокольникова – Рыкова – Бухарина. Сокольников производит впечатление озлобленного уголовного бандита, выкладывающего без малейшего смущения план убийства и их работу в этом направлении.

Рыков держал себя довольно выдержанно и все допытывался у Сокольникова, знает ли он об участии Рыкова только со слов Томского или еще кого-то. Видимо, после того как он узнал, что Сокольников знает о связи Рыкова с Зиновьевым и Каменевым только от Томского, Каменева, он, Рыков, совсем успокоился и перешел в наступление. Но и Рыков, и Бухарин главный упор делали на последних годах, что касается 31–32–33 годов, они оба явно обходили. Хотя Рыков должен был признать, что уже в 1934 г. Томский его спрашивал, идти ли ему к Зиновьеву на дачу, т.е. в год убийства Кирова. Рыков ограничился только тем, что отсоветовал Томскому, но никому об этом не сказал.

Бухарин, тот больше спорил с Сокольниковым, хотя должен был признать, что в ответ на просьбу Сокольникова о напечатании его статьи в «Известиях» Бухарин ему ответил: «Пишите с подписью полной своей фамилии, вам надо бороться за свою легальность, я Рыкову это тоже говорю». В основном он, Бухарин, это подтвердил. Бухарин после ухода Сокольникова пустил слезу и вас просил ему верить. У меня осталось впечатление, что может быть они и не поддерживали прямой организационной связи с троцкистско-зиновьевским блоком, но в 32–33, а может быть и в последующих годах, они были осведомлены о троцкистских делах. Видимо, они, правые, имели свою собственную организацию, допуская единство действий снизу. Вот на днях мне транспортные органы ГПУ дали список арестованной троцкистской группы железнодорожников в Москве, но когда я посмотрел список, там порядочно крупных углановских бывших московских работников и я думаю, что это – троцкистско-правая организация железнодорожников. Во всяком случае, правую подпольную организацию надо искать, она есть. Я думаю, что роль Рыкова, Бухарина и Томского еще выявится. (Выделено мной - Л.Н.)

Пятаков пока показаний не дает. Очная ставка будет устроена и ему, и Радеку. Хорошо, что громим всех этих троцкистско-зиновьевских подлецов до конца».

Хочется обратить внимание на одно из первых появлений термина «троцкистско-правая организация». Пока (!) только железнодорожников. Честь открытия этого блока правых с троцкистами принадлежит Кагановичу и транспортным органам ГПУ – Шанину А.М.

Вечером 25 сентября 1936 года Сталин и Жданов отправили телеграмму:

«Москва, ЦК ВКП (б) т.т. Кагановичу, Молотову и другим членам Политбюро.

Первое. Считаем абсолютно необходимым и сроч­ным делом назначение т. Ежова на пост наркомвнудела. Ягода явным образом оказался не на высоте своей зада­чи в деле разоблачения троцкистско-зиновьевского блока. ОГПУ опоздал в этом деле на 4 года. Об этом го­ворят все партработники и большинство областных представителей НКВД (выделено мной – Л.Н.). Замом Ежова в наркомвнуделе можно оставить Агранова.

Второе. Считаем необходимым и срочным делом снять Рыкова с НКсвязи и назначить на пост НКсвязи Ягода. Мы думаем, что дело это не нуждается в мотиви­ровке, так как оно и так ясно…

Пятое. Ежов согласен с нашими предложениями.

Шестое. Само собой разумеется, что Ежов остается секретарем ЦК.

Сталин, Жданов».

Не может не возникнуть вопрос, где Сталин узнал мнение «всех партработников и большинства областных представителей НКВД»?

За «всех партработников» могли, конечно, сойти Каганович и Ежов. Именно они постоянно рассказывали про ошибки Ягоды. Кроме того, в качестве противников Ягоды выступали «северокавказцы» - Андреев, Евдокимов и др.

Сам Ягода говорил на следствии: «Я повторяю, что знал: Воро­шилов ненавидел меня. Такое же отношение было со стороны Молотова и Кагановича. Лазарь Моисеевич видел во мне почему-то кон­курента. А раньше, до Беломорканала, мы были партнерами»⁹².

Интересно, что Орлов пишет практически то же: «члены Политбюро и правительства ненавидели его (Ягоду – Л.Н.) лютой ненавистью. Они не могли смириться с тем, что Сталин доверил Ягоде, человеку без революционного прошлого, столь широкую власть, что Ягода получил даже право вмешиваться в дела наркоматов, подчинённых им, старым революционерам. Ворошилов отважился на затяжную борьбу со спецотделами НКВД, созданными Ягодой во всех воинских частях и занимавшимися неустанной слежкой в армии (видимо, имеются ввиду особые отделы, но создавал их, конечно, не Ягода, а Дзержинский – Л.Н.). Каганович, нарком путей сообщения, был раздражён вмешательством Транспортного управления НКВД в его работу. Члены Политбюро, руководившие промышленностью и торговлей (Молотов, Орджоникидзе, Микоян? – Л.Н.), были уязвлены тем, что Экономическое управление НКВД (Миронов – Л.Н.) регулярно вскрывало скандальные случаи коррупции, растрат и хищений на их предприятиях.

Настраивая Сталина против Ягоды, Каганович и некоторые другие члены Политбюро пытались внушить ему, что Ягода - это Фуше российской революции... Ягода знал, что Каганович прозвал его "Фуше", и был этим изрядно раздосадован. Он предпринимал немало попыток задобрить Кагановича и установить с ним дружеские отношения, но не преуспел в этом»⁹³. Заметим в скобках, что семантика образа «Фуше» абсолютно в духе традиции «термидора» и «бонапартизма». Т.е. вина Ягоды в том, что он «правый». Ежова, кстати, Сталин любил называть «Маратом» (т.е. «левым»)…

На февральско-мартовском пленуме 1937 года теории «правой угрозы» Сталиным была дана развернутая аргументация. Речь на пленуме шла:

- о разоблачении антисоветской группы правых Бухарина – Рыкова – Томского;

- о разоблачении вредительства в промышленности, на транспорте, в армии и НКВД. Доклады делали наркомы Молотов, Каганович, Ворошилов, Ежов. Речь шла о том, что в советском партийном и хозяйственном аппарате существуют сильные, законспирированные группы вредителей, которые, прикрываясь халатностью и разгильдяйством и использую бюрократизм, ведомственность и злоупотребления, действуют в контрреволюционном направлении;

- о подготовке к выборам в Верховный совет на основе прямого равного тайного голосования. В докладе Жданова говорилось о том, что в силу бюрократических тенденций партийный аппарат не готов к выборам, и, учитывая недовольство части граждан деятельностью бюрократии, выборы могут использовать антисоветские оппозиционные элементы.

Подводил итоги Сталин. Начал он, как всегда, за здравие: «Может быть, наши партийные кадры стали хуже, чем они были раньше. Может быть, они стали менее сознательными и дисциплинированными? Конечно, нет! Может быть, они стали перерождаться? Опять же нет!»⁹⁴.

Вместе с тем, основной смысл выступления вождя был совсем другой…

Сталин говорил о качественно новом типе вредительства: «Нынешние вредители и диверсанты – это большей частью люди партийные, с партийным билетом в кармане, - стало быть, люди формально не чужие… Их сила состоит в партийном билете, в обладании партийным билетом. Их сила состоит в том, что партийный билет дает им политическое доверие и открывает им доступ во все наши учреждения и организации⁹⁵».

Объективно вредителям помогает сложившаяся в партийно-государственном аппарате атмосфера: «благодушие, самодовольство, чрезмерная самоуверенность, зазнайство, хвастовство».⁹⁶ Кроме того, нарушены «большевистские принципы подбора кадров: «Чаще всего подбирают работников не по объективным признакам, а по признакам случайным, субъективным, обывательски-мещанским. Подбирают чаще всего так называемых знакомых, приятелей, земляков, лично преданных людей, мастеров по восхвалению своих шефов».⁹⁷

В результате вредители, действуя в союзе с империалистами,⁹⁸ работают для «реставрации капитализма, ликвидации колхозов и совхозов, восстановлении системы эксплуатации, за союз с фашистскими силами Германии и Японии...⁹⁹»

По сути, теперь любое разгильдяйство и любой бюрократизм приобретали политический характер и могли получить оценку «вредительство». Вождь полемизировал с потенциальными оппонентами из партийных кругов, которые думали: «Пустяки все это! Планы у нас перевыполняются, партия у нас неплохая, ЦК партии тоже неплохой, какого рожна еще нам нужно? Странные люди сидят там, в Москве, в ЦК: выдумывают какие-то вопросы, толкуют о каком-то вредительстве, сами не спят, другим спать не дают…»¹⁰⁰

Обозначив эту ситуацию, Сталин перешел к изложению противоположного тезиса: «Необходимо разбить и отбросить прочь гнилую теорию о том, что, что с каждым нашим продвижением вперед классовая борьба у нас будет все более и более затухать… Наоборот, чем больше будем продвигаться вперед, чем больше будем иметь успехов, тем больше будут озлобляться остатки эксплуататорских классов, тем скорее они будут идти на более острые формы борьбы»¹⁰¹.

А с кем борьба? Получается «с вредителями и шпионами, имеющими партийный билет в кармане».

Логическое завершение этой схеме дал Ежов на июньском пленуме 1937 г., когда заявил, что в стране действует заговор, и СССР на грани гражданской войны, и нужно было «до конца выкорчевать гнездо правотроцкистской оппозиции из партийного и советского аппарата»¹⁰².

Хочется отметить факт, на который до сих пор практически не обращали внимания исследователи. Сталинская идея глобального антисоветского «правотроцкистского» заговора, включающего в себя верхушку советского общества и ставящего целью реставрацию капитализма в союзе с буржуазными государствами, есть инверсия теории Троцкого о «термидоре» и «бонапартизме» как путях «буржуазного перерождения советской бюрократии», изложенной в «Преданной революции»: «Сталинский режим… представляет явную вариацию бонапартизма, нового, еще не виданного в истории типа»¹⁰³. Далее, Троцкий пишет о «термидорианском перерождении Советской власти»: «Советский термидор мы определили, как победу бюрократии над массами... Революционный авангард пролетариата оказался частью поглощен аппаратом управления и постепенно деморализован, частью уничтожен в гражданской войне, частью отброшен и раздавлен»¹⁰⁴. Термидор неизбежно вызывает социальное расслоение советского общества: «Подъем благосостояния командующих слоев начинает далеко обгонять подъем жизненного уровня масс. Рядом с повышением государственного богатства идет процесс нового социального расслоения»¹⁰⁵. Троцкий считает, что «такой социализм не может не казаться массам новой перелицовкой капитализма. И эта оценка не столь уже ошибочна»¹⁰⁶. По сути, Троцкий говорит об угрозе буржуазного перерождения СССР («буржуазного заговора?) и считает, что если этот процесс начнется, он встретит «немало готовых слуг среди нынешних бюрократов, администраторов, техников, директоров, партийных секретарей, вообще привилегированных верхов»¹⁰⁷.

Единственной преградой этому служили «ленинские традиции большевиков»: «Противовесом бюрократии, с первых дней советского режима, служила партия. Если бюрократия управляла государством, то партия контролировала бюрократию. Зорко блюдя за тем, чтобы неравенство не переходило за пределы необходимости, партия всегда находилась в состоянии то открытой, то замаскированной борьбы с бюрократией»¹⁰⁸. Однако, признает Троцкий, в СССР эта сила почти отсутствует: «Историческая роль фракции Сталина состоит в том, что она уничтожила это раздвоение, подчинив партию ее собственному аппарату и слив этот последний с аппаратом государства. Так создался нынешний тоталитарный режим. Победа Сталина тем именно и была обеспечена, что он оказал бюрократии эту немаловажную услугу»¹⁰⁹.

Наконец, опасность для дела коммунизма усугубляется внешнеполитической ситуацией: «Можно ли, однако, ожидать, что из предстоящей великой войны Советский Союз выйдет без поражения? На прямо поставленный вопрос ответим столь же прямо: если б война осталась только войною, поражение Советского Союза было бы неизбежно. В техническом, экономическом и военном смысле империализм несравненно могущественнее. Если революция на Западе не парализует его, он сметет режим, вышедший из Октябрьской революции»¹¹⁰. Троцкий специально полемизирует с надеждами на возможность избежать антисоветского союза империалистических государств: «империалистские антагонисты всегда найдут компромисс, чтоб помешать военной победе Советского Союза»¹¹¹. Особенно очевидна эта перспектива стала после прихода к власти Гитлера¹¹². Поэтому Троцкий убежден, что «основной задачей внешней политики Сталина является достижение соглашения с Гитлером»¹¹³.

Суммируем: оба лидера мирового рабочего движения говорят об одном:

- часть партийной и советской бюрократии «разложилась», разорвала с идеалами социализма и стремится к защите своих привилегий, следствием этого может стать реставрация капитализма;

- эта социально-политическая группа пытается вступить в тактический сговор с империалистами Германии;

- противостоять этим тенденциям может только ленинская партия.

Разница только в том, кто стоит в центре «реставраторов» - Сталин или Троцкий, и кто настоящие ленинцы – троцкисты или сталинисты.

Трудно сказать, что здесь - заимствование или схожие пути размышления. «Преданная революция» была закончена Троцким 5 августа 1936, Сталин ее получил, видимо, где-то в начале 1937. С другой стороны о «термидоре», «буржуазном перерождении» и «бонапартизме» Троцкий говорил постоянно и ничего особенно нового он не придумал – можно было и домыслить.

Но мне кажется более вероятным, что мы имеем дело с общей реакцией марксистского сознания на возникшие проблемы. А они таковы:

- строительство социализма в СССР в основном закончилось, но в результате у власти оказалась привилегированная бюрократическая группа;

- партия переживает кризис ценностей;

- в обществе зреет глухое недовольство в связи с несоответствием между провозглашенными идеалами и реальностью;

- СССР находится в буржуазном окружении, более того, с момента прихода фашистов к власти в Германии, создалась угроза единого антисоветского лагеря.

Сознание, воспитанное в духе «классового подхода» неизбежно должно было искать всему происходящему классовую оценку. И она была дана – «буржуазный контрреволюционный заговор части правящего слоя».
НАЧАЛО "ОПРИЧНОГО ДВОРА"
Как уже говорилось истоки формирования нового курса можно искать в событиях. 1 декабря 1934 – убийство С.М.Кирова. «Какие были сделаны оргвыводы» по тем событиям? С точки зрения поставленной проблемы, интерес представляет следующее заявление Ежова: «Будучи в Ленинграде в момент расследования дела об убийстве Кирова, я видел, как чекисты хотели замять дело. По приезде в Москву я написал обстоятельный до­клад по этому вопросу на имя Сталина, который немед­ленно после этого собрал совещание. При проверке партдокументов (! – выделено мной – Л.Н.) по линии КПК и ЦК ВКП (б) мы много выявили врагов и шпионов разных мастей и разведок. Об этом мы сообщили в ЧК, но там почему-то не произ­водили арестов. Тогда я доложил Сталину, который вы­звал к себе Ягоду, приказал ему немедленно заняться этими делами. Ягода этим был очень недоволен, но вы­нужден был производить аресты лиц, на которых мы дали материал.

Сразу же после этого я перешел к разоблачению конкретных лиц. Первого я разоблачил Сосновского — польского шпиона»¹¹⁴. Речь идет о поручике польского генштаба Игнатии Добржинском. Иными словами, Ежов всеми силами «разоблачал врагов» в органах еще в 1935 г. Естественно, это не могло понравиться Ягоде, и на этой почве возник конфликт. Надо заметить, что у Сталина давно были сомнения в надежности чекистов. В октябре 1935 г. из-под стражи сбежал известный оппозиционер Г.Гай. Это «прокол» вызвал резкую критику в адрес руководства наркомата. Вождь был убежден, что причина бегства – помощь оппозиционеров в НКВД и пишет Молотову, Кагановичу и Ягоде: «Я думаю, что чекистская часть НКВД страдает серьезной болезнью. Пора заняться нам ее лечением»¹¹⁵. Интересно, что Ежова в списке адресатов нет. Видимо Сталин тогда еще верил в способность Ягоды к «самолечению».

Кроме того, Ежову было поручено курирование первого московского процесса. Об этом конфликте пишет Орлов: «Ягоду уязвило до глубины души то, что Сталин поручил Ежову контролировать подготовку судебного процесса... Ягода не мог допустить, чтобы слава победителя досталась Ежову. В глазах Сталина он, Ягода, должен был оставаться незаменимым наркомом внутренних дел»¹¹⁶. Вместе с тем Ежов – направлен партией контролировать органы - получалось, что Ягода нарушает принцип партийности.

Об этом постоянно говорили на февральско-мартовском пленуме 1937. Так Агранов говорил: «Аппарат органов государственной безопасности воспитывал­ся старым руководством НКВД в лице т. Ягоды в духе узковедомственного патриотизма. Под предлогом исключительной секретности чекистской ра­боты чекистам в завуалированной форме настойчиво внушалась антипар­тийная мысль о том, что обращаться в партийную организацию с указани­ем на недостатки, имеющиеся в органах НКВД, безусловно, зазорно, что это является грубейшим нарушением чекистской дисциплины и чекистской тай­ны и наносит ущерб ведомственной «чести»¹¹⁷.

Этому, в общем-то, ведомственному и личному конфликту, Ежов пытался придать политический смысл: «Ягода и его приспешники каждое троцкистское дело на­зывали «липой», и под видом этой «липы» они кричали о благополучии, о притуплении классовой борьбы».¹¹⁸

Орлов пишет: «Ещё в октябре 1936 года сталинский фаворит Ежов был назначен наркомом внутренних дел вместо смещённого Ягоды. Те без малого три сотни "своих людей", что Ежов привёл за собой из ЦК, были назначены помощниками начальников управлений НКВД в Москве и на периферии. Приток новых кадров официально объяснялся желанием Политбюро "поднять работу НКВД на ещё более высокий (!) уровень". В действительности новые люди понадобились для того, чтобы в дальнейшем заменить прежних сотрудников НКВД, намеченных к ликвидации¹¹⁹.

Ежов утверждал на суде совсем другое: «Придя в органы НКВД, я первоначально был один. Помощника у меня не было»¹²⁰.

Кто прав? Видимо, оба. Анализ первых назначений показывает, что на руководящую работу в НКВД с Ежовым пришло всего несколько человек (см. ниже). Все они не имели опыта чекистской работы и были назначены на неоперативные должности. В этом смысле Ежов действительно был одинок.

Вместе с тем он рассказывал на пленуме о своих планах отчистить органы от бывших оппозиционеров:

«В начале ноябре 1936 г. в НКВД насчитывалось 699 человек... (Вопрос Эйхе: В центральном аппарате?) И по всей периферии. Из них работало в органах ГУГБ 329 человек, в органах милиции и войсках 159 человек и остальные в других хозяйственных и прочих отделах. За это время пришлось 238 человек арестовать, из них по ГУГБ 107 человек. Чтобы вас эта цифра не пугала, я должен здесь сказать, что мы подходили к бывшим оппозици­онерам, работавшим у нас, с особой, гораздо более строгой меркой. Одного факта было достаточно — того, что он скрыл от партии и от органов НКВД свою бывшую принадлежность к троцкистам, чтобы его арестовали. Мы рассматривали это как предательство, потому что внутренний закон наш требует под страхом уголовной ответственности заполнять все до­кументы правдиво, не утаивая ничего. Поэтому мы на основании наших внутренних законов таких людей арестовывали. Но это, конечно, не ис­ключает того, что из 238 человек арестованных, есть довольно порядочная группа активных троцкистов, которые вели свою подрывную работу»¹²¹. Вот для чего были нужны Ежову «свои люди». Действительно, может быть три сотни и мало. Однако, как покажет дальнейшее исследование только три-четыре человека из начальников отделов в центре и управлений в провинции, назначенных Ежовым в 1937-38 гг. пришли в органы осенью-зимой 1936 г. И все они стали начальниками отелов сразу. То есть если эти три сотни и пришло в НКВД, до руководства дорасти они не успели.

Кто эти три-четыре человека - «группа Ежова»?

ЖУКОВСКИЙ СЕМЕН БОРИСОВИЧ (родился в 1898 г., еврей, из семьи учителя, в партии с 1917, в НКВД с 1936). Как можно определить по биографии, пути Жуковского и Ежова пересекались в период работы их в КПК.

ЛИТВИН МИХАИЛ ИОСИФОВИЧ (родился в 1892 г., еврей, из семьи бедняка в партии с 1917, в НКВД с 1936). В 1932-33 был заместителем Ежова, когда тот руководил распределительным отделом ЦК.

ШАПИРО ИССАК ИЛЬИЧ (родился в 1895 г., еврей, в партии с 1918 г.) Невысокий скромный молчаливый человек, его все так и звали – секретарь Ежова.

ЦЕСАРСКИЙ ВЛАДИМИР ЕФИМОВИЧ (родился 1895 г. еврей, семья одесского приказчика, боротьбист с 1915, большевик с 1919). Как и другие приведенные Ежовым в НКВД партийцы, Цесарский практически не имел опыта работы в НКВД.

Заметим попутно, что приведенные Ежовым кадры ни образованием, ни социальным происхождением, ни национальностью, ни партийным опытом не отличались от людей Ягоды. Речь шла о замене, как потом говорилось, «ягодинского отребья» на «партийцев»¹²². Конечно, Ежов с трудом может считаться «русофилом», ненавидящим «инородцев», как писал в своих мемуарах Серго Берия (см. выше).

Какую задачу получили эти люди? «У меня было такое положение, - говорил потом Ежов перед расстрелом, я давал задание тому или иному начальнику отдела произве­сти допрос арестованного и в то же время сам думал: Ты сегодня допрашивал его, а завтра я арестую тебя». Кругом меня были враги народа, мои враги (выделено мной Л.Н.)». Не ясно, правда, когда он стал так думать, с самого начала или уже в ходе борьбы. Мысль: «я сегодня допрашивал тебя, а завтра меня арестуют» была широко распространена уже в 1936 на Лубянке,¹²³ и Ежов мог просто ее озвучивать задним числом.

«Несколько месяцев Ежов и руководящие кадры, оставшиеся после Ягоды, работали в кажущемся согласии, продолжает Орлов,- Ежову они всё ещё были необходимы - шла подготовка ко второму московскому процессу, требовалось обучать новых людей искусству ведения следствия»¹²⁴.

Рассмотрим конкретнее это «кажущееся согласие». Начнем анализ с изменений в руководстве НКВД после назначения Ежова наркомом.

- 26 сентября 1936 Ягоду заменили Ежовым.

- через 3 дня сняли Прокофьева, и он получил назначение замом Ягоды (теперь наркома связи). Вместо него заместителем нарком внутренних дел стал представитель «туркестанской группы» Матвей Берман.

В этот день и произошло, вроде бы то событие, которое сейчас известно всем по роману М.Булгакова¹²⁵: «Когда он (Ягода – Л.Н.) был снят с должности наркома внутренних дел, - рассказывал на суде 8 марта 1938 г Буланов, - он предпринял уже прямое отравление кабинета и той части комнат, которые примыкают к кабинету, здания НКВД, там, где должен был работать Николай Иванович Ежов. Он дал мне лично прямое распоряжение подготовить яд, а именно взять ртуть и растворить ее кислотой. Я ни в химии, ни в медицине ничего не понимаю, может быть, путаюсь в названиях, но помню, что он предупреждал против серной кислоты против ожогов, запаха и что-то в этом духе. Это было 28 сентября 1936 года. Это поручение Ягоды я выполнил, раствор сделал. Опрыскивание кабинета, в котором должен был сидеть Ежов, и прилегающих к нему комнат, дорожек, ковров и портьер было произведено Саволайненом в присутствии меня и Ягоды. Это было 29 сентября. Ягода сказал мне, что это опрыскивание нужно делать 5-6-7 раз, что и было сделано. Я два или три раза приготовлял большие флаконы этого раствора и передавал их Саволайнену. Распрыскивал тот из пульверизатора. Помню, что это был большой металлический баллон с большой грушей. Я знаю этот пульверизатор, он был в уборной комнате у Ягоды, заграничный пульверизатор. Второй и третий раз разбрызгивание производил Саволайнен в моем присутствии, остальные разы без меня. Обо всем он говорил и мне, и докладывал Ягоде. Должен еще добавить, что 28 сентября, когда был этот разговор, Ягода вынул из своего шкафчика, где у него находилось много каких-то вещей, в частности, пузырьков, и передал мне две ампулы, по внешнему виду нерусского производства, сказав мне при этом: это - яды, которые нужно разбрызгивать одновременно с ртутным раствором. Что это было, как это называлось, я не знаю. Я это передал Саволайнену, и тот разбрызгал вместе с ртутным раствором. Вот все, что мною сделано в части покушения на жизнь Николая Ивановича Ежова».¹²⁶ На следствии потом Ежов признает, что это все выдумка, но на суде перед смертью снова будет говорить, что верит в «ртутный заговор».

О возможности возвращения в наркомат Ягода осенью 1936 говорил много. В протоколе допроса С.Пузицкого есть интересный эпизод: «10 октября 1936 года, когда ЯГОДА выехал в отпуск, я выехал также в отпуск в Кисловодск. Через некоторое время ЯГОДА приехал в Кисловодск, остановился на даче «Кабот» Как только ЯГОДА приехал в Кисловодск, я немедленно пришел к нему. … Видя мое подавленное состояние, ЯГОДА мне заявил, в ободряющем тоне, что им приняты меры, обеспечивающие его возвращение в НКВД. На мой вопрос, какие меры и насколько они реальны, он ответил, что они вполне реальны и что ЕЖОВА в НКВД не будет, чего бы этого не стоило, что Наркомом внутренних дел будет он – ЯГОДА ¹²⁷»¹²⁸.

Через 3 недели после назначения Ежова наркомом (15.10.36) Островский снят с нач. АХУ и направлен на Украину, вместо него назначен Жуковский.

В тот же день Вейншток («северокавказец» ?) переведен с отдела кадров, стал начальником тюремного отдела. Вместо него был назначен Литвин.

- через день (16.10.36) – лидер «северокавказский чекистов в Москве» Михаил Фриновский стал зам Ежова.

- через 6 недель 09.11.36 «туркестанский чекист» Лев Бельский стал замом наркома. Сбылась его мечта, о которой говорил Агабеков.

Таким образом, «москвичи» потеряли двух руководителей, не считая Ягоды, и Ежов привел с собой партийных работников, не связанных с НКВД. Смысл перемен был понятен всем – усиление партийного контроля над органами. Но новые руководители не имели чекистского опыта работы и на роль заместителей были выдвинуты руководители, которые раньше не играли первых ролей в центральном аппарате. Замами Ежова стали два «туркестанских чекиста» и один «северокавказский».

Новый виток перемещений пришелся на конец ноября

- через 3 месяца 28 ноября 1936 с поста секретаря НКВД снят Буланов, вместо него назначен «северокавказец» Дейч.

В тот же день Молчанов снят с поста начальника СПО и переведен наркомом в Белоруссию. Вместо него назначен «северокавказец» Курский (переведен с поста нач. НКВД Западной Сибири).

В тот же день Гай снят с поста начальника особого отдела и переведен руководить НКВД Восточно-Сибирского края. Вместо него Леплевский был переведен из Белоруссии в Москву начальником особого отдела.

Правда, тогда был создан контрразведывательный отдел (Миронов) из ЭКО и части ОО (т.е. полномочия Леплевского были уменьшены).

В тот же день Генкин снят с учетно-статистического отдела и назначен замом нач. тюремного отдела, вместо него был назначен еще один «партиец», бывший подчиненный Ежова по работе в ЦК, Цесарский.

В тот же день был реорганизован оперативный отдел, из его состава выделили отдел охраны и оставили его за Паукером, а начальником оперотдела был назначен еще один «северокавказский чекист» НИКОЛАЕВ-ЖУРИД НИКОЛАЙ ГАЛАКТИОНОВИЧ (1897 г.р., украинец, из семьи домовладельца в партии с 1920 (с поста зам. нач. НКВД Ленинградской обл.). Редкая фигура, которая встречала только отрицательные оценки: «офицером царской армии, подлецом», называл его Шрейдер. Николаев не был офицером царской армии, а окончил школу прапорщиков после Февраля 1917, что касается «подлеца»… Конечно, Шрейдер из конкурирующего клана, но вот характеристика самого Ежова: «О Николаеве я докладывал в ЦК, что он продажная шкура и его надо понукать»¹²⁹. Жуковский вспоминал на следствии, что «Николаев и Агас особенно интересовались своими материальными делами и так как это дело находилось в моих руках, то они, особенно Николаев, еще в бытность его начальником второго отдела, часто бывал у меня по таким делам, требуя у меня то лучшую дачу, то помещения жены в особо хороший санаторий, то предоставления лучшей машины и т.д.»¹³⁰

Таким образом, к началу зимы позиции «северокавказской группы» в центральном аппарате НКВД существенно укрепились, во-первых, за счет повышения статуса Фриновского, а во-вторых, за счет появления новых людей – Курский и Николаев-Журид. Кроме того, появился еще один украинский чекист - Леплевский.

Из старой «московской группы» оставались Агранов, Миронов, Слуцкий, Бокий, Паукер.

Перемещения в центре вызвали перемещения и на периферии. Когда Курского перевели в Москву из Зап. Сибири, вместо него из Днепропетровска перевели «северокавказца» МИРОНОВА (КОРОЛЬ) СЕРГЕЯ НАУМОВИЧА (1894 г.р., еврей, из семьи ремесленника, в партии с 1925, в ВЧК с 1920).

«Вначале присматривался к работе, а затем уже начал свою работу с разгрома поль­ских шпионов, которые пролезли во все отделы органов ЧК, - вспоминал Ежов перед смертью. - После разгрома польского шпионажа я сразу же взялся за чистку контингента перебежчиков. Вот так я начал работу в органах НКВД. Мною лично разобла­чен Молчанов, а вместе с ним и другие враги народа, пролезшие в органы НКВД и занимавшие ответственные посты».¹³¹ Описание этих событий (разоблачение Сосновского и Молчанова) будет подробно рассмотрено ниже. Передвижки происходили и на периферии.

9 января «северокавказец» ПОПАШЕНКО ИВАН ПЕТРОВИЧ (1898 г.р., русский, из крестьян, в партии с 1918, в ВЧК с 1920) был переведен с поста заместителя начальника УНКВД в Ростове (Люшкова) начальником УНКВД Куйбышевской области¹³².

Через две недели 23 января Зеликман снят в поста наркома в Башкирии и переведен замом Райского, в Оренбург. Вместо него назначен Лупекин. Впервые «человек Заковского» оказался за пределами «своего региона». Тема регионального руководства особая Сталин, как мы помним, узнал в Сочи мнение «всех партработников и большинства областных представителей НКВД»? А как он узнал мнение последних?

А кто это конкретно? Из областных работников НКВД непосредственный выход на Вождя был, видимо, только у Реденса. А откуда узнать мнение остальных? Самая вероятная версия – ему их рассказал Жданов (как партработник). Ведь именно он был в это время в Сочи и подписал телеграмму вместе со Сталиным (тоже, кстати, характерная деталь). А мнение областных чекистов он донес до Сталина, опираясь на Заковского. Именно последний был настроен наиболее враждебно к Ягоде.

Выступление Заковского на февральско-мартовском 1937 года Пленуме отличалось рядом особенностей.

Во-первых, он только нападал. Формулировок типа «нам, чекистам, стыдно за то, что мы проглядели врага», присутствующих, например, в выступлении Реденса, в его речи практически не было.

Во-вторых, он критиковал Ягоду по всему спектру проблем: засоренность сомнительными кадрами («пусть немножко шпион, как Сосновский, подозрительный немножко, но свой человек, не выдаст»), плохое оперативное руководство и непартийные, не товарищеские отношения с периферийными кадрами - цитата про феодализм и непонимание контрреволюционной угрозы.

В-третьих, Заковский постоянно опирался на авторитет т.Жданова, который в отличие от Ягоды «изо дня в день направлял аппарат Ленинградского НКВД на троцкистско-зиновьевское подполье»

В-четвертых, он вспомнил конфликты начала 30-ых: «Как вы вышибали Евдокимова, Акулова?» В ответ на справедливое замечание Ягоды: «Это не я вышиб, его (кого именно? – Л.Н.) сняли по директиве ЦК». Заковский нахально заявил: «Вы очень часто в своих директивах ссылаетесь на директивы ЦК». Прав был, конечно, Ягода. Евдокимова сняли, как мы знаем, по распоряжению Сталина. Но, конечно, он не стал об этом напоминать. А Заковский пытался таким образом опереться на северокавказецев.

Но что особенно интересно, Заковский заявил, что вышел на след право-троцкистского блока в Ленинграде раньше всех. А Ягода тормозил ход следствия.

Наконец, он просто наносил личные оскорбления своему бывшему начальнику - «надо уметь хорошо работать головой» - чем сорвал возгласы одобрения.

Кроме того, за Заковским, как мы помним, стоял Эйхе. Враждебны Ягоде были и северокавказцы.

Анализируя сроки представления списков Сталину, можно сделать вывод, что в ряде регионов, списки появились раньше других,

19 марта 1937 года Сталину направлен список по Свердловской области¹³³. Через две недели, 1 апреля – еще один список¹³⁴.

27 марта списки из Запсибирского края¹³⁵ и Московской области¹³⁶.

1 апреля был направлен список из Ленинграда¹³⁷.

5 апреля был направлен список из Горького¹³⁸. Тогда же пришел список из Красноярска¹³⁹ и из Омска¹⁴⁰.

19 апреля снова из ЗСК¹⁴¹, 23 апреля из Ростова¹⁴², из Баку¹⁴³.

28 апреля появляется список из Орджоникидзевского края¹⁴⁴.

15 мая – Московской области¹⁴⁵.

31 мая направлен список из Грузии¹⁴⁶ и из Московской области с 19 фамилиями¹⁴⁷ по 1 категории.

Стоит сразу напомнить имена руководителей региональных органов НКВД, первыми отреагировавших на изменение курса:

Свердловская область – Дмитриев,

Московская область – Станислав Францевич Реденс,

Западно-Сибирский край (ЗСК) – Миронов,

Ленинградская область – Заковский,

Горьковская область – Дагин,

Красноярскская область – Залпетер,

Омская область – Салынь,

Грузия – Гоглидзе,

Азербайджан – Сумбатов,

Азово-Черноморский край (АЧК) – Люшков,

Северо-Кавказский край (CRR) – Буллах.

Новая расстановка сил в НКВД нашла отражение на февральско-мартовском 1937 г. пленуме ЦК ВКП (б).

Накануне пленума состоялось важное событие – в Минске был арестован Молчанов. Как мы помним, осенью 1936 его перевели туда с поста начальника СПО. Причина ареста в том, что Молчанов по глупости или преданности Ягоде не спешил перейти на сторону Ежова. Собственно эта версия и содержится в телеграмме Сталина. Ведь если НКВД прохлопало заговор, то это, в первую очередь, вина это, прежде всего, секретно-политического отдела, и его - начальника.

В книге Орлова содержится информация, которая позволяет дать еще одно объяснение вины Молчанова. Сознательно или бессознательно (Орлов убежден, что бессознательно) Молчанов дискредитировал первый процесс. Дело в том, что на процессе Гольцман говорил о том, что в 1932 г. он встречался с сыном Троцкого Л.Седовым в Копенгагене. Однако, датское правительство, опубликовало сообщение, что гостиница "Бристоль", где якобы в 1932 году происходила встреча Седова с Гольцманом, и откуда оба они, по свидетельству Гольцмана, направились на квартиру Троцкого, была в действительности закрыта в связи со сносом здания ещё в 1917 году.

Внутреннее расследование в НКВД показало, что все дело в технической ошибке молчановского, секретаря, который «перепечатывая полученный список гостиниц для своего шефа, …перепутал, какие из названных гостиниц находятся в Осло, а какие в Копенгагене. Так возникла ошибка, сыгравшая столь роковую роль на судебном процессе. Молчанов, как на грех, остановился на названии "Бристоль", действительном для Осло, но не существующем в Копенгагене»¹⁴⁸.

Слишком много «проколов» и «провалов», чтобы объяснять это все халатностью. Так или примерно так объясняет это Ежов: «Будучи в Ленинграде в момент расследования дела об убийстве Кирова, я видел, как чекисты хотели замять дело».

2 марта на пленуме ЦК Сталин спросил: «А как все-таки с Мол­чановым? Какая судьба его? Арестован он или нет? Да, - ответил Ежов - арестовали, т. Сталин, сидит. (Голоса с места. Правильно сделали. Не признается?) Он признается во всех безобразиях, - сказал Ежов - но в этих делах не признается, следствие сейчас ведется»¹⁴⁹.

Арестован Молчанов был за месяц до этого - 3 февраля 1937 г. Маловероятно, что Сталин этого не знал. Вместо него наркомом в Минске стал Борис Берман.

«Рассказывали, что допросы Молчанова по поручению Ежова вел особоуполномоченный НКВД СССР Владимир Фельдман, который лично избивал Молчанова, пытаясь выбить у него показания о правотроцкистской деятельно­сти Ягоды, работавшего пока еще наркомом связи», – рассказывал Шрейдер¹⁵⁰

Одним из вопросов февральско-мартовского пленума 1937 была борьба с вредителями в НКВД. Доклад дела новый нарком. В его докладе сообщалось ошибках Ягоды и о проделанной Ежовым работе по их устранению.

«Органы ЧК, органы нашей государственной безопасности в течение многих лет нашей революции воспитывались на своеобразных методах работы, т. е. в первые годы революции, в особенности при массовом применении контрреволюционных методов, применительно к этим массовым выступлениям строились и рабо­та, и методы работы, и воспитывались соответствующим образом ее рабо­тники. В годы ликвидации кулачества как класса эти методы массовой работы, массовой операции и сопутствующая этим методам вся организа­ционная, агентурная, следственная и другая работа — они тоже были довольно широки, т. е. органы Наркомвнудела в течение очень продол­жительного времени имели относительно широкий фронт врагов. Однако, по мере упрочения социализма, по мере роста наших успехов вражеский фронт изо дня в день суживался. Враг уже не мог выступать открыто, он должен был конспирироваться, он должен был уходить в подполье, он должен был маскировать свою двурушническую работу для того, чтобы иногда под советской фразеологией скрыть свою подлую работу»¹⁵¹.

Далее нарком резко критикует практику массовых арестов, дает совершенно исчерпы­вающий анализ, почему эта практика сейчас является вредной и главный упор ставит на то, что такая практика, по существу, бьет мимо цели, т. е. она не вскрывает действительного врага.

Остановился он и на работе тюрем, в частности критиковал политизоляторы за либерализм по отношению к политическим.

Но главное, конечно, кадры - «кадры решают все». Ежов основное внимание уделил засоренности кадров НКВД бывшими оппозиционерами и врагами (Молчанов и Сосновский).

В прениях выступали Ягода, Агранов, Заковский, Балицкий, Реденс, Евдокимов и др. Интересно, что ход обсуждения шел вокруг не тех вопросов, которые были поставлены в докладе Ежова.

Главную ошибку Ягоды выступающие видели в стремлении уменьшить партийный контроль за НКВД, в недостатке «партийности», в ведомственности. Об этом говорил Заковский, который в качестве положительно примера партийного руководства рассказывал том, как хорошо ему помогает Жданов. С этим тезисом выступали Агранов и Балицкий. Это было настолько общее место, что даже Ягода должен был признать: «В органах ОГПУ была некоторая замкнутость чекистов, они оторвались в некоторой мере от партийных организаций, и эта некоторая замкнутость чекистов, создавала положение, при котором мы варились в собственном соку. (Голос с ме­ста. Как это понять? Шум.) Эта замкнутость выражалась в том, что мы с трудом принимаем к себе новых работников. Больше, чем нужно, мы всегда держались за старые кадры, не учитывая того, что изменения методов нашей работы, а это можно было делать на базе новых сил. Старые кадры — блестящие кадры, но не все».¹⁵²

Приводились положительные примеры периферийных руководителей, которые несмотря ни на что помогали Ежову разоблачать троцкистов. В этом качестве упоминался Реденс. Наверное, он наиболее эмоционально выразил общее недовольство чекистского руководства бывшим наркомом: «А почему же вы нас, чекистов, всех подводите под удар. Почему вы такой паршивый руководитель?»¹⁵³ Действительно, свояк Сталина, видимо лучше других знал о планах Ежова.

По словам Орлова, Сталин «отобрал и пока что не трогал нескольких человек из числа высших руководителей НКВД, которых знал лично. В отобранную группу вошли: начальник ленинградского управления НКВД Леонид Заковский, начальник ГУЛАГа Матвей Берман и начальник управления погранвойск Михаил Фриновский. Сверх того, он пощадил начальника московского управления НКВД Реденса, женатого на сестре Надежды Аллилуевой.

Желая показать, что террор против чекистов их лично не коснётся, Сталин вручил им высокие государственные награды и сверх того назначил Фриновского, Заковского и Бермана заместителями нового наркома внутренних дел Ежова. Тот в свою очередь распорядился начать специальную пропагандистскую кампанию среди нового контингента сотрудников, в ходе которой все могли бы ознакомиться с заслугами его заместителей перед родиной. На партсобраниях в НКВД их восхваляли как сохранивших преданность Центральному комитету партии»¹⁵⁴.

Обратим внимание на список «чистильщиков»: Фриновский, Заковский, Берман, Реденс. В принципе состав победителей определен верно: «северокавказский» клан, «туркестанский» клан, группа Реденса и группа Заковского. Косвенно это подтверждается словами Ежова на следствии: «Везде я чистил чекистов. Не чистил их только лишь в Москве (Реденс – Л.Н.), Ленин­граде (Заковский – Л.Н.) и на Северном Кавказе (группа Фриновского – Л.Н.). Я считал их честными»¹⁵⁵