"Я чувствую себя Иисусом"
Фелиситас Багулей
Я живу в Берлине. Хочу рассказать вам о своем восьмилетнем сыне Давиде. Сегодня я спросила, не будет ли он против, если я расскажу несколько историй о нем авторам новой книги о Детях Индиго. Он сказал, что готов помочь. И добавил, правда, что припоминает только одну историю. "Какую же?" - спросила я. "Да ничего особенного, - признался он, - Ну, о том, что я последователь [наследник] Иисуса".
Он сказал это впервые уже давно, еще когда ему было пять лет. В ту пору он горькими слезами оплакивал смерть Иисуса. История о том, как Иисуса прибили гвоздями к распятию (мы рассказывали ему об этом перед Пасхой), вызвала у него бурный всплеск эмоций. Давид рыдал так, словно Иисус был ему родным. Так скорбят о гибели самых близких людей. Давид сказал: "Я - наследник Иисуса. Я чувствую себя Иисусом".
Вот еще одна история, которая случилась, когда ему было три или четыре года: я взяла его с собой на работу, а работаю я в детском саду. Один мальчик начал его задирать, но Давид просто улыбнулся ему с искренней любовью - и тот мальчишка сразу отстал.
Несколько необычным было даже его появление на свет. Во время родов у меня вдруг появилось такое чувство, что я не справлюсь, что у меня уже больше нет сил тужиться. Мне казалось, я вот-вот умру. И я крикнула: "Давид, ну помоги же мне". И в тот же миг он выскользнул из меня! Открыв глаза, я увидела, что роды принимали два врача и две медсестры, тогда как обычно достаточно одного акушера и ассистентки. У нас - я имею в виду, у нас с Давидом - действительно были трудные роды, потому и понадобилось больше врачей.
Когда все закончилось, персонал больницы на какое-то время "забыл" о нас, что стало чудесной возможностью без помех побыть наедине друг с другом. Давид очень пристально рассматривал меня несколько минут подряд! Обычно сразу после рождения новорожденные держат глаза закрытыми. Но Давид смотрел, причем смотрел именно на меня - он заглядывал мне прямо в душу! Мы оба очень внимательно глядели друг другу в глаза. Конечно, когда мы вернулись домой, у нас уже было достаточно времени, чтобы быть рядом и вволю насмотреться друг на друга. И уже потом я поняла, что Давид - очень древняя и очень мудрая душа. Намного мудрее меня.
* * *
Пока дети еще маленькие, родители обычно не торопятся внушать им те или иные религиозные воззрения. Дети еще просто "не знают", как "должны" относиться к Иисусу и вопросу о прошлых жизнях. В эту пору малыши просто чувствуют то, что чувствуют, и откликаются на окружающую их любовь и энергетику.
Многие из них отчетливо сознают, кем были, прежде чем "оказались здесь". Иногда это лишь общие представления, но иногда дети называют и точные имена. В том, что "было раньше", они видят нечто очень значительное, порой даже самих ангелов. Еще раз напомним, что их сострадательное отношение - явление принципиально новое. Первые годы жизни человеческого существа определяются инстинктами выживания и освоением примитивных эмоций. Большинство из нас не испытывало никакого сочувствия к окружающим вплоть до двенадцати-тринадцатилетнего возраста. Остается лишь гадать, откуда это сострадание у юных крошек. Кто внушил Давиду идею о том, что следует "подставлять другую щеку"? Ответ один: она уже была заложена в его душе. Он не просто чувствовал себя похожим на Иисуса, Учителя безграничной любви, но и воплощал заветы Христа на деле - и это в четырехлетнем, детсадовском возрасте!
Кое-кто скажет, что дети могут усваивать историю жизни Христа в очень раннем возрасте, ведь христианство - господствующая вера в Америке. В конце концов, все мы вновь и вновь слышим истории об Иисусе на Рождество и Пасху.
А как насчет индийского гуру?
Вспоминая Саи Бабу
Эвелин Битти
Добрый день. Хочу рассказать одну историю о своем внуке-Индиго. Его зовут Квиллан.
Когда ему было годика полтора, он едва только начал ходить и говорить и знал лишь полдюжины слов: "мама", "папа", "дай" и тому подобное. Как-то раз он схватил мою книгу о Саи Бабе (очень известный гуру, живущий в Индии). На обложке была фотография гуру. Квиллан улыбнулся, сложил указательные и большие пальцы так, что получился треугольник, поклонился и отчетливо произнес: "Саи Баба!"
Позднее, когда ему было уже два года, я сидела однажды в спальне, взяла в руки телефонную трубку, но поняла, что забыла номер телефона, по которому собиралась позвонить. Листок бумаги с номером лежал в гостиной, под крышкой бюро. Я отправилась в гостиную - и увидела, что листок лежит на стуле перед бюро. Подивившись, я спросила свою дочь, мать Квиллана, как листок попал на стул. Она сказала, что Квиллан ни с того ни с сего оторвался от игр, открыл бюро, вынул оттуда листок, положил на стул - и опять вернулся к своим кубикам!
Сейчас Квиллану уже три года, и он рисует людей с третьим глазом во лбу. Когда мы спросили, почему он пририсовывает им третий глаз, Квиллан ответил: "У всех есть третий глаз". Тогда мама спросила его, что же видят третьим глазом, и он пояснил: "Очень-очень много света... белого и серебристого".
Моя дочь очень терпелива, но Квиллан часто испытывает ее на прочность. С ним подчас бывает так трудно, что однажды она совсем уж рассердилась и неожиданно для самой себя уперлась руками в бока, свирепо уставилась на него и заявила: "Ты - не мой начальник!" И это в адрес трехлетнего малыша!
Разве они не чудесны, эти Индиго? И разве не чудо, что вы вдвоем поделились с нами рассказом о них? Наша семья вам бесконечно благодарна! С каким облегчением мы узнали, что наш драгоценный рыжик совершенно нормальный - и очень особенный. Спасибо!
* * *
Немалая доля писем в нашем почтовом ящике посвящена историям о детях, которые "вспоминают" о том, что было с ними до этой жизни. Вот несколько рассказов из числа тех, которые нам больше всего понравились.
"Разве ты не помнишь?"
Трейси Циснерос
Когда моей дочери Мише было шесть лет, мы всей семьей переехали в Эквадор. Три месяца спустя Миша сильно заболела - высокая температура и рвота. Я помчалась с ней в отделение скорой помощи, и только там поняла, что теперь за нее отвечают другие. Я - медсестра с двадцатилетним стажем. Я знала, что ей нужно поставить капельницу, чтобы предотвратить обезвоживание. Она весила всего-то килограммов десять, и обезвоживание так обессилило ее, что, когда я везла ее в больницу, Миша висела у меня на руках обмякшая, словно тряпка.
Когда ее положили на носилки, я глянула на это милое бледненькое личико, ужасно перепугалась за ее жизнь и кинулась объяснять, что медсестра вставит ей в руку иголочку, но болеть будет буквально секунду, когда иголку будут вставлять, а потом боль сразу пройдет. Я сказала, что она должна быть храброй девочкой: "Смотри в глаза мамочке - и ничего не бойся".
Так она и сделала. Когда медсестра ушла, я начала рассказывать своей малышке, что тоже была медсестрой и часто делала то же самое другим деткам и взрослым. Я сказала, что им я тоже все объясняла, как и ей, чтобы они не боялись.
Дочка поглядела на меня с глубоким пониманием и кивнула: "Я знаю, мама". Я озадаченно посмотрела на нее и спросила, откуда ей это известно, ведь я делала это задолго до того, как она появилась на свет.
Ее ответ был простым и искренним: "Разве ты не помнишь? Я часто смотрела на тебя, когда ты работала медсестрой. Я смотрела оттуда, с небес, вместе с другими ангелами".
Достарыңызбен бөлісу: |