Люк де Клапье де Вовенарг (Luc de Clapiers de Vauvenargues) 1715-1747

Книга вторая О СТРАСТЯХ

ром появляются беспокойство и меланхолия. Страсти великих людей — сочетание того и другого.

Ларошфуко говорит, что в любви мы ищем лишь собственного на­слаждения. Но нужно различать самолюбие и себялюбие. Себялюбие позволяет любить себя вне личности (в женщине, в славе и в других вещах), а самолюбие ставит нас в центр вселенной. Гордыня — след­ствие самолюбия.

Честолюбие — результат стремления раздвигать пределы своей личности, оно может быть и добродетелью, и пороком.

Слава заглушает наши горести лучше всего остального, но это не добродетель и не заслуга, а лишь награда за них. Поэтому не надо то­ропиться осуждать стремление к славе. Страсть к славе жаждет внешнего величия, а страсть к наукам — величия изнутри. Искусства живописуют природу, науки — истину. Знания разумного человека не слишком обширны, зато доскональны. Их нужно прилагать к практике: знание правил танца не принесет пользы человеку, никогда не танцевавшему. Но любой талант надо воспитывать.

Скупость — детище нелепого недоверия к обстоятельствам жизни; страсть к игре, наоборот, рождена нелепой верой в случай.

Отцовская любовь ничем не отличается от любви к самому себе, ибо ребенок во всем зависит от родителей и связан с ними. Но у детей есть самолюбие, поэтому дети любят отцов меньше, чем отцы — детей.

Домашние животные ублажают наше самолюбие: мы вообража­ем, что попугай любит нас, ценит нашу ласку — и любим его за этот перевес над ним.

Дружескую приязнь рождает несовершенство нашей сущности, а несовершенство самой этой приязни ведет к ее охлаждению. Мы страдаем от одиночества, но и дружба не заполняет пустоты. В юнос­ти дружат нежней, в старости — крепче. Низок душою тот, кто сты­дится дружбой с запятнавшими себя людьми.

О любви. Вполне возможна и любовь, свободная от грубой чувст­венности, но ока нечаста. Человек влюбляется в созданный им образ, а не в реальную женщину. Вообще же в любви главное для нас — ка­чества внутренние, душа. Не надо путать любовь с дружбой, ибо дружбой правит разум, а любовью — чувства. Нельзя о человеке су­дить по его лицу, куда интересней смотреть, какие лица ему нравятся более других.

Сострадание — чувство, в котором печаль смешана с приязнью. Оно бескорыстно, разум над ним не властен.

О ненависти. Ненависть — глубокое уныние, которое отвращает

нас от того, чем оно вызвано — в это чувство входят и ревность, и зависть.

Человек уважает все, что любит, в том числе и себя.

Главнейшие чувства человека: желание, недовольство, надежда, со­жаление, робость, насмешка, замешательство, удивление. Но все они слабее любви, честолюбия и скупости.

Человек не может в общем управлять страстями. успокоить их нельзя, да и не нужно, потому что они — основа и суть нашей души. Но бороться с дурными привычками необходимо, а победим ли мы их — на все Господня воля.

Книга третья О ДОБРЕ И ЗЛЕ КАК НРАВСТВЕННЫХ ПОНЯТИЯХ

Добродетель — это предпочтение общего интереса интересу лич­ному; а корыстный интерес — источник любых пороков. Доброде­тель не приносит людям счастья потому, что они порочны, а пороки не приносят пользы.

Величие души — влечение совершать великие деяния, добрые или злые. Поэтому иные пороки не исключают великих достоинств, и на­оборот.

О мужестве. Есть много разновидностей мужества: мужество в борьбе с судьбой, терпение, храбрость, твердость и другие. Но они редко встречаются все сразу.

Чистосердечие — это верность, не ведающая подозрений и уло­вок. Умеренность говорит о душевном равновесии. Благоразумие есть здравая предусмотрительность. Деятельность — проявление беспо­койной силы, лень — спокойного бессилия. Суровость — ненависть к наслаждениям, строгость — ненависть к порокам. Мудрость — пони­мание сути добра и любовь к нему.

Добродетель — это добро и красота вместе; к примеру, лекарства хороши, но не красивы, и многое есть, что красиво, но не полезно.

Господин Круза говорит, что красота — это то, что наш разум воспринимает как сложное, но неразделимое целое, это многообразие в единстве.

А. В. Скобелкин

[727]

Размышления и максимы (Réflexions et Maximes) - Афоризмы (1747)

Наш разум скорее проницателен, чем последователен, и охватыва­ет больше, чем в силах постичь.

Если мысль нельзя выразить простыми словами, значит, она ни­чтожна и ее надо отбросить.

Вырази ложную мысль ясно, и она сама себя опровергнет.

Неизменная скупость в похвалах — верный признак поверхност­ного ума.

Пылкое честолюбие изгоняет из нашей жизни всякую радость — оно хочет править единовластно.

Лучшая опора в несчастье — не разум, а мужество.

Ни мудрость, ни свобода не совместны со слабостью.

Разуму не дано исправить то, что по самой своей природе несо­вершенно.

Нельзя быть справедливым, не будучи человечным.

Одно дело смягчать правила добродетели во имя ее торжества, другое — уравнивать ее с пороком ради того, чтобы свести на нет.

Мы не любим, когда нас жалеют за совершенные нами ошибки.

Молодые люди плохо знают, что такое красота: им знакома толь­ко страсть.

Стоит нам почувствовать, что человеку не за что нас уважать — и мы начинаем почти что ненавидеть его.

Наслаждение учит государя чувствовать себя просто человеком.

Тот, кто требует платы за свою честность, чаше всего продает свою честь.

Глупец всегда убежден, что никто ловчей его не проведет умного человека.

Несколько болванов, усевшись за стол, объявляют: «Где нет нас, там нет и хорошего общества». И все им верят.

Умные люди были бы совсем одиноки, если бы глупцы не причис­ляли к ним и себя.

Нелегко ценить человека так, как ему хочется.

Пусть человек, не имеющий больших талантов, утешается той же мыслью, что и человек, не имеющий больших чинов: сердцем можно быть выше и тех и других.

Наше суждение о других не так изменчиво, как о самих себе.

Заблуждается тот, кто считает, будто бедняки всегда выше бога­чей.

Люди лишь до тех пор охотно оказывают услуги, пока чувствуют, что это им по силам.

Кто не способен к великим свершениям, тот презирает великие замыслы.

Великий человек берется за великие дела, потому что сознает их величие, глупец — потому что не понимает, как они трудны.

Сила легко берет верх над хитроумием.

Чрезмерная осмотрительность не менее пагубна, чем ее противо­положность: мало проку от людей тому, кто вечно боится, как бы его не надули.

Дурных людей всегда потрясает открытие, что добропорядочные способны на остроумие.

Редко случается высказать здравую мысль тому, кто всегда тщится быть оригинальным.

Чужое остроумие быстро прискучивает.

Дурные советы куда влиятельнее, чем собственные наши прихоти.

Разум вводит нас в обман чаще, чем наше естество.

Великодушие не обязано давать отчет благоразумию о причинах своих действий.

Совесть умирающих клевещет на всю прожитую ими жизнь.

Мысль о смерти вероломна: захваченные ею, мы забываем жить.

Иногда думаешь: жизнь так коротка, что не стоит малейшего моего неудовольствия. Но когда приезжает докучный гость, я не спо­собен терпеливо поскучать каких-нибудь полчаса.

Если даже предусмотрительность не может сделать нашу жизнь счастливой, то что уже говорить о беспечности.

Как знать, может быть, именно страстям обязан разум самыми блистательными своими завоеваниями.

Если бы люди меньше ценили славу, у них не хватило бы ни ума, ни доблести ее. заслужить.

Люди обычно мучают своих ближних под тем предлогом, что же­лают им добра.

Карать без нужды — значит бросить вызов милосердию Господ­ню.

Никто не сострадает глупцу на том лишь основании, что он глуп, и это, пожалуй, резонно; но до чего же нелепо считать, что в своей глупости повинен он сам!

Всего отвратительнее, но и всего обычнее древняя как мир небла­годарность детей по отношению к родителям.

[729]

Порою наши слабости привязывают нас друг к другу ничуть не меньше, чем самые высокие добродетели.

Ненависть пересиливает дружбу, но пасует перед любовью.

Кто рожден покорствовать, тот и на троне будет покорным.

Обделенные силой ищут, кому бы им подчиниться, ибо нуждают­ся в защите.

Кто способен все претерпеть, тому дано на все дерзнуть.

Иные оскорбления лучше проглотить молча, дабы не покрыть себя бесчестием.

Нам хочется верить, что пресыщенность говорит о недостатках, о несовершенстве того, чем мы пресытились, меж тем как на деле она лишь следствие истощения наших чувств, свидетельство нашей не­мощи.

Человек мечтает о покое, но радость он обретает только в деятель­ности, только ею он и дорожит.

Ничтожный атом, именуемый человеком, способен одним взгля­дом охватить вселенную во всех ее нескончаемых переменах.

Кто осыпает насмешками склонность к вещам серьезным, тот се­рьезно привержен к пустякам.

Своеобычное дарование — своеобычный вкус. Отнюдь не всегда один автор принижает другого только из зависти.

Несправедливо, когда Депрево ставят рядом с Расином: ведь пер­вый преуспел в комедии — низком жанре, второй же — в трагедии, высоком.

В рассуждениях примеры должны быть немногочисленными; надо не отвлекаться на побочные темы, а сразу изложить конечный вывод.

Знание поверхностное всегда бесплодно, а порою и вредно: оно понуждает тратить силы на пустяки и тешит лишь самолюбие глуп­цов.

Философы чернят человеческую природу; мы воображаем, будто мы сами настолько отличны от всего рода человеческого, что, клевеща на него, сами остаемся незапятнанными. Человек нынче в немилости у умствующих.

Великие люди, научив слабодушных размышлять, наставили их на путь размышлений.

Неверно, что равенство — закон природы. Подчинение и зависи­мость — вот ее верховный закон.

Подданные льстят государям куда как с большим пылом, чем те

эту лесть выслушивают. Жажда что-то добыть всегда острее, чем на­слаждение уже добытым.

Редкий человек способен, не дрогнув, стерпеть правду или сказать ее в глаза.

Пусть нас и корят за тщеславие, все равно нам порою просто не­обходимо услышать, как велики наши достоинства.

Люди редко примиряются с унижением: они попросту забывают о нем.

Чем скромней положение человека в свете, тем безнаказанней ос­таются его поступки и незаметней — заслуги.

Неизбежность облегчает даже такие беды, перед которыми бесси­лен разум.

Отчаяние довершает не только наши неудачи, но и нашу слабость.

Критиковать автора легко, трудно оценить.

Произведения могут нравиться, даже если кое-что в них неверно, ведь правильности нет в наших рассуждениях тоже, как и в рассуж­дениях автора. Вкус наш легче удовлетворить, нежели ум.

Легче захватить всю землю, чем присвоить себе наималейший та­лант.

Все вожди красноречивы, но вряд ли они преуспели бы в поэзии, ибо столь высокое искусство несовместно с суетой, которая необхо­дима в политике.

Нельзя долго обманывать людей там, где идет дело о выгоде. Можно обманывать весь народ, но надо быть честным с каждым лицом в отдельности. Ложь слаба по природе — поэтому ораторы искренни, хотя бы в деталях. Поэтому сама по себе истина выше и красноречивее любого искусства.

К сожалению, талантливый человек всегда хочет принизить другие таланты. Поэтому не стоит судить о поэзии по высказываниям фи­зика.

Хвалить человека нужно и при жизни, если он того заслуживает. Похвалить от души неопасно, опасно незаслуженно очернить.

Зависть не умеет таиться, она накидывается на самые неоспори­мые достоинства. Она слепа, неуемна, безумна, груба.

В природе нет противоречий.

Предполагается, что тот, кто служит добродетели, повинуясь рас­судку, способен променять ее на полезный порок. Да так оно и было бы, если бы порок мог быть полезен — на взгляд человека, умеющего рассуждать.

Если от себялюбия человека не страдают другие, оно полезно и ес­тественно.

[731]

Мы восприимчивы к дружбе, справедливости, человечности, со­страданию и разуму. Не это ли и есть добродетель?

Законы, обеспечивая народам покой, умаляют их свободу.

Никто не бывает честолюбив по велению разума и порочен по глупости.

Наши поступки менее добры и менее порочны, чем наши жела­ния.

Люди рассуждают: «Зачем знать, где истина, когда ты знаешь, где наслаждение ?»

Сила или слабость нашей веры зависит скорее от мужества, неже­ли от разума. Тот, кто смеется над приметами, не умнее того, кто верит им.

В чем только не убеждают человека страх и надежда!

Никакой неверующий не умрет спокойно, если подумает: «Я ты­сячи раз ошибался, значит, мог заблуждаться и насчет религии. А те­перь у меня нет ни сил, ни времени поразмыслить над этим — я умираю...»

Вера — отрада обездоленных и бич счастливцев.

Жизнь кратка, но это не может ни отвадить нас от ее радостей, ни утешить в ее горестях.

В мире полно холодных умов, которые, не будучи в силах что-ни­будь придумать сами, утешаются тем, что отвергают чужие мысли.

По слабости или по боязни навлечь на себя презрение люди скры­вают самые заветные, неискоренимые и подчас добродетельные свои наклонности.

Искусство нравиться — это умение обманывать.

Мы слишком невнимательны или слишком заняты собой, чтобы изучать друг друга.

А. В. Скобелкин