Медиавирус Рашкофф Дуглас Как поп-культура тайно воздействует на ваше сознание

"Но Лиза полностью „отморожена" окружающими ее со всех сторон медиа, - предупреждает Джин. - Наши сценаристы сочувствуют ей больше, чем кто-либо из персонажей мультика. Ее реакция на возросший уровень тревожности ее жизни скорее интеллектуальна. Когда Гомер вбивает себе в голову, что может умереть от сердечного приступа, он говорит детям: „У меня для вас ужасные новости". Лиза отвечает: „О, мы готовы принять что угодно. Мы - поколение MTV. У нас не бывает ни хороших, ни плохих эмоций". Гомер спрашивает, как это так, на что это похоже, и она не может ответить ничего, кроме „э-э". Вот что я имею в виду".

То, как на свою культурную отчужденность реагирует Барт, гораздо больше похоже на лекцию по "иксеровской" стратегии. Барт - десятилетний медиа-стратег (или, как минимум, инстинктивно действующий медиа-манипулятор), и его подвиги выявляют сложность современных поп-медиа, выворачивая их наизнанку. В серии, принесшей Райссу и Джину номинацию на "Эмми", Гомер видит по телевизору рекламу приспособления, из которого, как он чувствует, выйдет отличный подарок ко дню рождения Барта: микрофон, с помощью которого можно с большого расстояния передавать сигнал специальному радио (пародия на игрушку под названием "Мистер Микрофон"). Поначалу игрушка кажется Барту скучной, и он играет вместо нее с другим подарком - машинкой для изготовления текстовых наклеек. Барт веселится, переименовывая вещи на свой лад и оставляя на всех предметах в доме послания типа "собственность Барта Симпсона"; одна такая наклейка - на банке пива в холодильнике - убеждает Гомера в том, что пива ему не попить. Ясно, что радости Барта - это медиа… и подрывная дезинформация.

Гомер, в свою очередь, принимается играть с радио, пытаясь заинтересовать им Барта, но тот знает, что игрушка на самом деле не отправляет посланий в медиа-пространство; сигнал попадает в одно-единственное маленькое радио. Барт заинтересовывается игрушкой, когда осознает ее подрывной потенциал. Устроив для начала несколько незначительных розыгрышей, он случайно роняет радио в колодец и разрабатывает гениальный план. Пародируя реальное историческое медиа-событие, когда маленькая девочка боролась за свою жизнь на дне колодца, спасатели пытались ее вызволить, а весь мир следил за процессом по радио, Барт использует свое игрушечное радио, чтобы одурачить мир и запустить свой собственный медиа-вирус. Он придумывает маленького мальчика по имени Тимми О'Тул, якобы упавшего в колодец и зовущего на помощь. Когда выясняется, что полицейские и спасатели слишком толсты, чтобы влезть в колодец и вытащить мальчика, разворачивается потрясающее медиа-событие. Когда радиожурналисты берут у Тимми интервью, Барт отыгрывается на своем злобном школьном директоре, инстинктивно используя собственный медиа-вирус в личных интересах. Голосом Тимми он рассказывает репортерам о том, как его угораздило свалиться в колодец: он - сирота, недавно приехавший в город; директор местной школы отказался допустить его до занятий, так как он был одет в лохмотья. На следующий день на первых страницах газет появляются статьи, призывающие уволить директора. В конце концов вирус разрастается настолько, что Стинг, музыкант из реального мира, и клоун Красти, телевизионный персонаж из мира "Симпсонов", записывают песню поддержки под названием "С любовью смотрим мы на дно колодца" и снимают на нее видеоклип, чтобы организовать сбор денег в помощь Тимми О'Тулу. Песня становится хитом номер один.

Таким образом Барт, интуитивно используя бытовую медиа-игрушку для запуска вирусов, устанавливает обратную связь с культурным мейнстримом. Он выступает здесь одновременно как персонаж, живущий в Спрингфилде, США, и как медиа-кумир нашей инфосферы, пародирующий благотворительную деятельность реального Стинга. Барт-персонаж мстит директору своей школы и наслаждается грандиозным розыгрышем. Барт-медиа-кумир дает урок продвинутого медиа-активизма. Но Барт дает сценаристам "Симпсонов" возможность высказать свои собственные, более продуманные наблюдения над СМИ. В финале истории Барт вспоминает, что наклеил ярлык на свою игрушку, пометив ее как "собственность Барта Симпсона". Пытаясь достать радио со дна колодца, Барт сам падает туда. Как только в колодце оказывается реальный ребенок - притом ребенок, пытавшийся разыграть медиа - все дружно теряют интерес к трагедии. Вирус "лопнул". Песня Стинга стремительно покидает "чарты", и телевизионные съемочные группы пакуются и уезжают. Мамочке и папочке приходится вручную вытаскивать Барта. В нашем отражающем самое себя медиа-пространстве, по мнению сценаристов "Симпсонов", искусственно сконструированный вирус может вызвать куда более сильный резонанс, чем реальное событие, особенно если его подоплека перестает быть тайной.

Каким бы активистским это шоу не выглядело, его создатели настаивают, что не вкладывают в него никаких особых директив. Райсс говорит, что не пропагандирует никакой точки зрения ни по какому вопросу. Фактически он утверждает, что выбирает сюжеты и мишени для критики почти наугад: "Шоу пожирает столько материала, что мы просто, так сказать, непрерывно подбрасываем дрова в топку, пародируя огромное количество кинофильмов и телепрограмм. К тому же сейчас очень многие из наших сценаристов сами являются детьми телесценаристов. Уже сформировалось второе поколение людей, не просто смотревших ТВ, но смотревших его тоннами. И это - наша массовая культура. Раньше хорошим тоном считалось знать катехизис, теперь эти люди знают содержание всех серий „Сумеречной зоны", этой общей для нас системы отсчета".

Несерьезность Райсса обманчива. Хотя он и другие сценаристы заявляют, что не вкладывают в свое шоу никаких особых директив (что спорно), они охотно признают, что служат медиа-машине как целому. Они воспринимают написание сценариев как "скармливание" прожорливому шоу корма, состоящего из разнообразных медиа-отсылок. Как будто шоу - живое существо, потребляющее медиа-культуру, переваривающее ее и выплевывающее обратно в виде "медиа второго поколения". В иронически остраненном виде. Даже Барт понимает это. В одной из серий Гомер попадает в больницу, и семья собирается у его больничной койки и принимается перебирать разные случаи из прошлого, пародируя тем самым прием "воспоминаний", применяемый в других шоу для создания новой серии из самых "хитовых" сцен предыдущих серий. Барт упоминает предыдущую серию "Симпсонов", и мама спрашивает его: "Почему ты про это вспомнил?"

"Это был забавный эпизод… - говорит Барт, покосившись на камеру, и быстро добавляет: -…нашей жизни". Барт знает, что является героем телесериала, и знает трюки, к которым его сценаристы прибегают, чтобы заполнить время. В этом смысле "Симпсоны" учат нас "разрывности" современных медиа. Барт проносится сквозь каждую серию, демонстрируя ироничную отстраненность, необходимую для преодоления все более дезориентирующих монтажных стыков. "Это же анимация, - объясняет Джин, - действие очень раздроблено, так что мы просто вводим новые элементы там, где нужно. Если вы посмотрите какую-нибудь старую серию „Я люблю Люси", вам она покажется вымученной, настолько медленно создатели этого сериала выстраивают действие. Лозунг „Симпсонов" - нигилизм. Стоит только допустить, что организованные структуры и учреждения задались целью „поиметь" вас, и вы перестаете во что-либо верить".

"Верно, - присоединяется Райсс, наконец, признавая, что скрытые директивы в шоу все же имеются, - общая концепция заключается в том, что медиа - тупая манипулирующая машина, телевидение - наркотик, а все крупные организации погрязли в коррупции и зле". Эти сценаристы вкладывают свои директивы как в сюжеты отдельных серий, так и в сам "коллажный" стиль шоу. Деконструируя и помещая в новый контекст образы наших медиа, они поощряют нас воспринимать их более объективно или по крайней мере более иронично и отстраненно. Они побуждают нас критически относиться к имиджу институционных сил, создаваемому для нас медиа, и понимать неустойчивый характер наших ответных реакций. Превращение телевизионных фигур в персонажей мультфильма позволяет не только заострить какие-либо из их черт, но полностью изменить контекст, в котором они существуют. Это не просто карикатуры, но образчики поп-культуры, неожиданные сочетания которых выявляют тот способ, которым они воздействуют на нас.

Как сценаристы и продюсеры, Райсс и Джин служат почти что "каналами" для медиа, пропуская поступающую информацию сквозь свои личные оценочные фильтры. Хотя они и считают, что их единственная функция - "непрерывно подбрасывать дрова в топку", образы медиа, которые они решают препарировать, - это те образы, которые, с их точки зрения, необходимо вычленить и подвергнуть критике. Райсс признает: "Я думаю, что в этом смысле „Симпсоны" - ярчайший пример того, что вы называете „медиа-вирусом". Это слегка попахивает предательством, потому что у меня тоже есть дети! Именно многочисленность нашей детской аудитории делает наше шоу „хитовым", а нашу фирму - процветающим предприятием. Но мы скармливаем детям огромное количество идей и понятий, на которые они „ не подписывались". Они нас смотрят не ради этого. Мы все пришли на телевидение из той разновидности комедии, которая никогда не была такой уж популярной: это школа Дэвида Леттермена, „В субботу вечером", „Гарвардский Пересмешник", „Национальный Пересмешник". Там мы тоже успели поработать".

Райсс нашел в "Симпсонах" более прочную и надежную оболочку для своих "непочтительных" мемов: "Мы будто наконец обнаружили идеальный носитель для нашего мировоззрения, позволяющий нам воплощать этот особый юмор и особую позицию, но преподносить их в упаковке, способной соблазнить более широкую аудиторию. Полагаю, что если бы это был игровой сериал, он не стал бы „хитом".

Райсс совершенно прав. В нынешнем медиа-мейнстриме только детское ТВ выглядит достаточно безобидным, чтобы позволить себе такую непочтительность. Аудитория, которой интересен подрывной подтекст шоу, не настолько велика, чтобы оно могло выжить за ее счет. Но есть еще миллионы детишек, каждую неделю с нетерпением ждущих встречи с Бартом. Популярный детский анимационный сериал - идеальный вирус. Он распространяется благодаря своей привлекательной оболочке, а потом выпускает сильнодействующие мемы, коварно спрятанные внутри. "Симпсоны" являются подлинным медиа-вирусом, так как функционирование этого шоу зависит от его медиа-контекста. Оно отличается "самоподобием", так как его серии - это медиа, комментирующие медиа, и оно пропагандирует дух интерактивности, так как его главный персонаж - настоящий медиа-активист. До тех пор, пока его мемы используют прикрытие "детской" комедии, они не провоцируют реакцию культурной иммунной системы, и вирус может резвиться вовсю. Но когда провокации становятся слишком очевидными, головы летят с плеч.

"Рен и Cтимпи": Игры в чулане

"Рен и Стимпи" - тоже урок медиа-активизма, только дают этот урок не сами персонажи мультика, а их художник-аниматор Джон Крикфалузи, лично тестирующий способность своего медиума - телевидения - распространять контркультурные послания. Крикфалузи - порождение еще одной "взрослой" традиции в индустрии развлечений, основанной Ральфом Бакши, создателем "Кота Фрица", вышедшего в 1972 году полнометражного мультфильма категории "икс"[56 - Категория "икс" примерно соответствует нашей категории "только для взрослых". К категории "икс" относятся также порнографические книги и фильмы. -Прим. пер.]. Режиссерский дебют самого Крикфалузи состоялся в 1987 г., когда он принял участие в производстве субботнего утреннего мультсериала Бакши - осовремененной версии "Майти Мауса", которая (что совсем неудивительно) выходила на CBS в получасовом интервале после "Кукольного домика Пи-Ви".

"Новые приключения Майти Мауса" были гораздо более неприкрытой демонстрацией "взрослого" юмора и скрытых директив, чем "Кукольный домик Пи-Ви", и, соответственно, цензоры телевизионной сети испытывали по их поводу гораздо более сильную паранойю. В конце концов, уверившись, что в одной из серий Майти Маус нюхал кокаин (никто в точности не знает, что же он там на самом деле делал), они закрыли сериал. Крикфалузи был предоставлен самому себе и вскоре заинтересовал своими работами кабельный канал "Никелодеон" (принадлежавший MTV), которому были нужны альтернативные, "авторские" стили анимации, чтобы конкурировать с сетевыми, коммерческими анимационными программами. Купив Крикфалузи, они перевыполнили план. Его невероятный анимационный дуэт - пес Рен, тощий психованный чихуахуа (их в насмешку называют "гончая, страдающая астмой"), и Стимпи, толстый, милый, туповатый кот - воплощает множество психоделических, постмодернистских, гомосексуальных мемов, направленных против истеблишмента. Крикфалузи так упорно начинял свои мультики этими директивами, что в конце концов лишился работы и прав на свой материал. Руководство "Никелодеона" сочло сериал негодным для детской аудитории и решило продолжить "Рена и Стимпи" без их создателя. ("Никелодеон" заявляет, что Крикфалузи был уволен за то, что не укладывался в сроки производства, и нынешние продюсеры шоу, очевидно, желая удержать зрителей, помнящих его начало, до сих пор стараются наполнять серии провокационным, подрывным содержанием, не дотягивая, впрочем, до уровня, установленного отцом-основателем.)

Несмотря на увольнение Крикфалузи, "Рен и Стимпи" остаются, пожалуй, самой прямой атакой подрывного детского ТВ на медиа-мейнстрим, частью которого они являются. В отличие от "Симпсонов", пародирующих медиа путем заимствования их образов и приглашения гостей из их мира, "Рен и Стимпи" устраивают лобовую атаку на наши устоявшиеся представления о медиа. В этом мультике происходят настолько возмутительные события, и происходят настолько явственно, что зрителям буквально хочется ущипнуть себя, чтобы проснуться и спросить: "Неужели это и вправду показывают по телевизору?" Те особые способы, которыми "Рен и Стимпи" добиваются столь высокого шокового коэффициента, способны многое рассказать об иммунодефиците нашей современной культуры.

Главной причиной успеха "Рена и Стимпи" была способность Крикфалузи убедить целевую аудиторию в том, что его шоу рассчитано именно на нее. Для этого он применял такие очевидные остраняющие приемы, как пародийная реклама, прямое обращение к зрителям и шоу-внутри-шоу. Многие серии начинаются с ролика, рекламирующего "Бревно", игрушку от вымышленного фабриканта игрушек по имени Бламмо. "Бревно" полностью соответствует своему названию: это просто бревно. Текст рекламы мгновенно вызывает в памяти слоганы типа "Каждый хочет иметь „Слинки" или „Дайте еще одну ляпу-растяпу": „Что хорошо погрызть вполне и врежет точно по спине? Это бревно, бревно, бревно!" „Бревно" - это всего лишь деревянное бревно, но, как мы узнаем из других роликов, его можно использовать в самых разнообразных целях или даже купить одетым в один из многих десятков костюмов. Ролик взывает к особому мировосприятию, характерному для детства „иксеров", помнящих, как промышленные отходы вроде пружин, пластиковых колец или липкой резины превращались в приносящие миллионы долларов товары вроде „Слинки", „Хула-хупы" и „Силли Путти"[57 - Популярные американские игрушки в виде радужно раскрашенной большой пластмассовой пружины, обруча для верчения на бедрах и многоножки из липкой резины, которая забавно сползает вниз по любой поверхности. - Прим. ред.]. Но Крикфалузи воскрешает и пародирует образность не так цинично, как "Симпсоны". Взрослым "иксерам" нравится смотреть на реалии своей юности с иронической дистанции, но они их не отвергают. Да, "Слинки" и "Силли Путти" были нелепо дорогостоящей ерундой, но они приносили радость.

"Бревно" - нарочито дурацкая игрушка, и это дает зрителям-"иксерам" возможность не только посмеяться над желаниями, которые они или их родители-"бэби-бумеры" имели в детстве, но также вспомнить, иронически-отстраненно, как это было круто - расти в постмодернистской джанк-культуре[58 - Помимо сленгового значения "героин", слово "junk" также означает "отбросы", "отходы", "второсортный товар" и т.д. Джанк-культура, соответственно - это и культура наркоманов, и культурные отбросы. - Прим. ред.]. Такова интонация всего сериала. Детишки тем временем могут просто получать удовольствие от персонажей и дурацких песенок.

Той же цели привлечения более взрослой аудитории служит в "Рене и Стимпи" прием "шоу-внутри-шоу". Семейка Симпсонов смотрит "Итчи и Скрэтчи"; аналогично Стимпи является фанатом "Малли - Илистого Прыгуна", мультфильма о довольно жестокой маленькой рыбке. Отношение персонажей к этому мультику проясняет природу их собственной анимационной реальности. Рен, реалист, ругает Стимпи за то, что тот верит в существование Малли. "Мультяшные герои нереальны! - вопит Рен. - Они не состоят из плоти и крови, как мы!" Стимпи просто в замешательстве смотрит на нас сквозь камеру. Его фанатичная вера в Малли ничуть не хуже культа, сопровождающего самих "Рена и Стимпи". Осознав это, мы одновременно отчуждаемся от мультика и получаем награду за свое к нему отношение. Это - торжество этики "иксеров": мы свободны вновь погружаться в медиа нашего прошлого, покуда осознаем свое собственное легкомыслие.

"Рен и Стимпи" воскрешают опыт нашего детства, но это шоу настолько продвинуто стилистически и обладает таким богатым подтекстом, что взрослые получают возможность оценить нюансы и приемы, на которые в прошлом, возможно, и не обращали внимание. Такой подход к анализу этого сериала не выходит за рамки его замысла или опыта, который зрители приобретают в ходе его просмотра. Может, "Роки и его друзья" и "Побитая собака" снова входят в моду, но "Рен и Стимпи" пользуются таким необычайным успехом потому, что рассчитаны на зрителей, осознающих свое отношение к медиа. Это шоу дает нам в точности то, чего мы хотели, когда были детьми, и даже больше. Оно тестирует границы допустимой на телевидении вульгарности, странности и непочтительности.

Первые, созданные самим Крикфалузи серии шоу могли похвастать едва ли не самыми комически-отвратительными образами на телевидении. У Стимпи была коллекция "носовых домовых", которых он прилеплял ко дну сиденья стула; это были зеленые, говорящие комья засохших соплей. Также в изобилии наблюдались фантастически увеличенные образчики зубного кариеса, ушной серы, клещей, глазных вен и волос, растущих в носу и подмышками. Одна серия была посвящена сбору отрыгнутых Стимпи колтунов, в другой главным героем был наполнитель его туалета, который он вдобавок ест. Это пристрастие к гротеску является данью подавленным детским фиксациям. Дети обожают всякие мерзкие, скользкие штуки. Некоторые психологи даже считают, что повышенный интерес к слизи и интимным частям тела является одним из аспектов становления детской сексуальности и важной фазой в развитии полового влечения. Но детей за этот интерес обычно ругают, считая его проявлением отвратительных манер. Им говорят, что "вырасти" значит "научиться быть чистым", и поощряют их подавлять свои "грязные" импульсы. "Рен и Стимпи", предоставляя зрителям свободу наслаждаться всеми видами гротеска, какие только можно вынести, выражают протест против подобного подавления. Они приглашают нас вновь взглянуть на мир глазами ребенка, и, более того, отбросить социальные ограничения и произвольные барьеры, препятствующие самовыражению.

Первоначальная версия шоу также бесстрашно открывала двери других запретных чуланов нашей общественной психики. Гомосексуализм - возможно, самый мрачный жупел нашей культуры - был темой, принесшей шоу больше всего неприятностей. Рен и Стимпи - не обязательно "геи", но даже в нынешних сериях полно намеков на то, что они больше, чем просто друзья. Пес и кот живут вместе, спят в одной постели, вместе принимают ванну и вообще ведут себя, как муж и жена. Они живут типичной американской семейной жизнью, и их отношения часто изображаются как полная взаимозависимость. Как бы то ни было, отсутствие в шоу открытых упоминаний о сексуальной ориентации "мальчиков" дает нам понять, что их сексуальная ориентация является их личным делом и никого не касается. Но как мем, скрытый внутри культурного вируса шоу, тема их "голубизны" эксплуатировалась совершенно умышленно.

В самой первой, "пилотной" серии шоу Стимпи должен был появиться уже беременным от Рена и вынашивать дитя их любви. Это, как и многие другие прямые свидетельства их гомосексуальности, цензура вырезала, но Крикфалузи ухитрился тайком протащить другие, более косвенные намеки. В одной из серий Стимпи побеждает в конкурсе и уезжает из дома, чтобы стать телезвездой. Рен рыдает перед стоящей у кровати фотографией Стимпи - он с ним даже подрался, не желая отпускать - и так тоскует по своему приятелю, что его подушка превращается в Стимпи и обнимает его. В конце серии Стимпи отказывается от славы и 43 миллионов долларов, чтобы вернуться домой, к своей настоящей любви. В другой серии Стимпи рожает ребенка, который оказывается пуком по имени Станки ("Вонючка"). Рену кажутся отвратительными "растяжки" Стимпи, и еще больше он психует, когда Стимпи впадает в невероятную послеродовую депрессию. Когда Рен пытается поцеловать Стимпи под белой омелой[59 - Омелой в Америке декорируют свадебные церемонии. Белая омела на свадьбе - то же, что и флер-д-оранж, символ непорочности и чистой любви. - Прим. ред.], из его груди вылетают маленькие сердечки, и ресницы его удлиняются. В другой раз Рен целует Стимпи в лоб, из-за чего язык Стимпи медленно разворачивается и встает.

Самая неприкрыто "голубая" серия и самая многозначительная, называлась "Свен Хоэк" и была посвящена визиту Реновского брата Свена. Рен, которого уже тошнит от тупости Стимпи, ждет не дождется приезда своего брата, который должен быть умным, как и он сам. Свен оказывается чуть ли не клоном Стимпи, и два придурка стремительно сходятся. Сперва они показывают друг другу свои мерзкие коллекции "носовых домовых" и засохших плевков. Потом, после игры в прятки, сладкая парочка уединяется в чулане и залезает в коробку Стимпи. Стимпи облегчается в наполнитель, и мы видим, как Свен расплывается в улыбке, осознав, что сидит в его моче. Будто понимая, что мы начинаем догадываться о его сексуальной ориентации, Стимпи поворачивается к нам и говорит: "Эй! Посторонним вход воспрещен!" - и закрывает дверь чулана. Далее в оригинальном сценарии сквозь закрытую дверь чулана звучали строчки (вырезанные "Никелодеоном") об игре в "цирк". Стимпи предлагал: "Чур, я - шпагоглотатель", - после чего раздавалось звучное чмоканье.

Если к этому моменту у кого-то оставались какие-то сомнения по поводу происходящего, их устраняла ревнивая реакция Рена, видящего по возвращению домой на стене гостиной надпись "Свен любит Стимпи". С Реном случается припадок ревности, и он решает помочиться на любимую настольную игру Стимпи и Свена "Не ссы на электрический забор". Когда он делает это, всех троих убивает электрическим током. Эта серия не только остроумно обыграла известную метафору, показав, как опасно "сидеть на заборе", если речь идет о выборе сексуальной ориентации, она также раз и навсегда прояснила, что намеки на сексуальную ориентацию Рена и Стимпи вводятся в сериал абсолютно умышленно.

Журнал "Esquire" понял, что происходит, и прокомментировал: "Дети даже не заподозрят, насколько были извращены их ценности, пока не пойдут в среднюю школу!" То, что "Esquire" счел извращением, другие, менее коммерческие медиа-источники превознесли как культурную прогрессивность. "Reactor", чикагский журнал об альтернативной музыке и клубной жизни, провел с Реном и Стимпи пародийное интервью о "выходе из чулана"[60 - Выражение "выйти из чулана" (to come out of the closet) означает "открыто признаться в своей гомосексуальности". - Прим. пер.], озаглавленное "Счастливы Счастливы Гомики Гомики!" Статья заканчивалась на юмористической ноте: "Итак, нет никаких сомнений, что в будущем нам предстоит стать свидетелями специально организованных свиданий, яростных отрицаний со стороны телевизионной сети, возможно, широко разрекламированной женитьбы одного из героев и, разумеется, зловещих предположений, распространяющихся каждый раз, когда кому-нибудь из мальчиков случится заболеть". Журналисты "Реактора", несомненно, понимают, как Рен и Стимпи функционируют в качестве медиа-организмов, и поэтому в своем пародийном анализе они говорят о способах, которыми "геи"-люди традиционно выстраивают свои жизни и преподносят их медиа.

Удивительно, что в сериале было оставлено такое количество гомосексуальных намеков, в то время как его на первый взгляд менее вирулентные политические мемы сплошь и рядом вырезались цензорами телевизионной сети. Может быть, все дело в том, что политическую сатиру легче распознать, и она не приводит в такое смущение. Крикфалузи умудрился обидеть одновременно и традиционалистов правого толка, и "политкорректных" либералов тем, что осмелился счесть весь этот стиль мышления устаревшим. Самая скандальная (и, естественно, запрещенная) серия, названная в честь ее протагониста-супергероя "Соленый Человек-Гренок", превращает Фрэнка Заппу (который сам по себе - скандально известный рок-н-ролльный медиа-активист) в Папу Римского, сующего в одной из сцен свое лицо глубоко в зад супергероя. Дальше в этой серии Соленый Человек-Гренок комкает то, что называет "пыльными старыми бумажками" - Конституцию и Билль о правах - и сжигает их в камине Овального Кабинета, чтобы выпечь зефир, каковая акция, по его словам, "освободит американских граждан от их конституционных прав". Добродетельные зрители пожаловались Федеральной комиссии по контролю над средствами связи, и серия была сдана в архив.