9. ФЛАГМАН СОЮЗНОЙ ИНТЕРВЕНЦИИ.
«Большевизм – это утонченный яд, (который) требует
кровопролитного пути революции и разрушения»
Д.Л.Уркварт
Лесли Уркварту не терпелось вернуть политическую стабильность, не смотря на общественные заявления и статьи с обратным смыслом, он не желал спекулировать своими предприятиями на врожденном консерватизме той немалой части русских рабочих, которая была временно сломлена событиями 1917 года. Он понимал, что для улучшения дел в Петрограде и Москве необходимы союзники для переоценки их военной стратегии, которую, казалось, Россия извлекла из войны. Когда с целью координирования деятельности между министерством иностранных дел и военным министерством Британии создается Российский комитет, на четвертый день его существования, 11 января, Уркварт вступает в него, предлагая свою помощь и многочисленные связи в России.
Комитет предложил Уркварту рассмотреть принятый 12 января 1918 года большевистский указ о конфискации (национализации) Кыштымского имущества, которое, как было объявлено, является собственностью русских на основании того, что администрация отказалась признать его управление рабочим комитетом. В телеграмме, отправленной Уркварту Романовым, также говорилось об изъятии золотых слитков из офиса в Кыштыме и совершении налета на офис в Петрограде. Стало известно о подписании официальной большевистской делегацией 3 марта договора, в соответствии с которым Россия перестает быть вовлеченной в военные действия, передает четверть территории своей европейской части Союзу центральных держав и отказывается от иностранных долгов с конфискацией иностранного имущества. На что Л.Уркварт составляет иск Кыштымской компании против нового режима, где уточняет стоимость собственности и активов, а также предусматривает возмещение ущерба и потери прибыли в 25241325 фунтов стерлингов. Три месяца спустя он предъявляет иск для Иртыша (в том числе и Риддера) в размере 27500000 и для Таналыка в размере 3993000 фунтов стерлингов. Кроме этого он созывает совещание банкиров и фирм, попавших под влияние большевистского указа о международной национализации, и обращается к силовым ведомствам Британии с просьбой о проведении военной миссии во Владивосток для предоставления помощи самопровозглашенной Федеральной Республике Сибирь. Основную интервенционистскую идею он выражал тенденциозным заявлением: «Безусловное уважение к иностранным представителям и молчаливое признание их превосходства очень глубоко проникло в подсознание русского народа. Русский народ зачастую за время своего существования следовал и подчинялся правилам иностранцев. Я убежден, что в настоящий момент именно это отражает их настрой и характер.» (128).
Уркварт предложил вести объединенную деятельность Владивостока с британскими, американскими и японскими войсками для постепенного контроля Транссибирской железной дороги и объединения сил с контрреволюционными группами по всей Сибири.
В составе, так называемой, Экономической Делегации Л.Уркварт официально посещает Мурманск, Архангельск, Вологду, Москву. Его многочисленные письменные работы и записи подтверждают факт, что в задание входило не только обсуждение способов ведения торговли между торгпредствами России и Британии, но и тривиальный сбор шпионских сведений, возможности вмешательства в банковские операции на территории России, особенно в деятельность Сибирского банка, членом совета которого был Уркварт.
В июне 1918 года в Семипалатинске происходит контрреволюционный переворот, по всему региону, в том числе и в Риддере восстанавливаются старые порядки: вернулась концессионная администрация, земская управа, были упразднены совдеп и все рабочие комитеты. Начались работы по оживлению производства. Инженер Тарасов рапортовал в горнорудное управление в Барнаул: «Риддерское горнопромышленное общество, узнав по телефону 14 июня, что после падения советской власти в городе Усть-Каменогорске комиссаром уезда издан приказ, которым все декреты советской власти отменяются, стало принимать меры к восстановлению некоторых работ и приемке уволенных служащих»(129). Приоритетное направление было отдано добыче свинца, часть которого напрямую шла Колчаку, «производились опыты получения свинца из руд, опыты получения дроби, опыты извлечения золота цианированием, извлечения металлов электрическим путем» (130).
Оккупация Архангельского порта вооруженными союзническими силами 2 августа 1918 года считается началом военных операций, а 13 августа британская интервенция уже была в полном разгаре. Вернувшийся в Англию воинствующий безнесмен предложил свою безоговорочную поддержку контрреволюционному движению, предоставив ему ресурсы своих компаний. Втечение последующих пятнадцати месяцев он сыграл решающую роль в разрушительной гражданской войне, захватившей всю Россию.
Между тем, к концу осени 1918 года белогвардейские армии были в состоянии претендовать практически на всю Сибирь. Под их контролем находилась Транссибирская железная дорога, а большинство боев происходило вдоль магистральных линий, так как обе армии (Красная и Белая) зависели от поставок продовольствия и вооружения, но сельское хозяйство и промышленность были нарушены. Красная Армия зависела от поставок из Москвы, а Белая – от поставок из Владивостока. Значительные ресурсы европейской части России, большое население и сложная сеть железных дорог дали большевикам ряд военных преимуществ, поэтому, вплоть до Екатеринбурга железные дороги находились под управлением их войск. Большая же часть Сибири, напротив, была заселена негусто, с довольно суровыми условиями, не позволяющими содержать большое войско и создающими значительные транспортные и коммуникационные трудности. В подобных обстоятельствах, обеспечение военных поставок из Кыштымского региона играло для Белых очень важную роль.
В эпицентре боевых операций находились и два старших сотрудника Уркварта. Преемник Иванова на посту главного управляющего в Кыштыме, Вогулкин был назначен полномочным представителем Уральского Временного Правительства, созданного в июле 1918 года в Екатеринбурге. Уже в следующем месяце он открыл цеха Кыштымской фабрики, постепенно разгоняя местные рабочие и большевистские комитеты (131). В Верхнем Кыштыме была перезапущена одна доменная печь. Другая установка была передана для производства золота и серебра из имеющего сырья и шламов. Заводы по производству серной кислоты и динамита были запущены на полную мощность. Главный управляющий Иртышской компании Феодосьев также сыграл важную роль в обеспечении поставок угля для железных дорог Белой Армии, он был основным источником сведений для Уркварта по событиям в Сибири.
В ноябре 1918 года вице-адмирал Колчак А.В., являвшийся военным министром Омского правительства, путем государственного переворота захватил власть и объявил себя Верховным правителем России. На следующий день Феодосьев телеграфировал Уркварту, что «согласился содействовать главе государства в финансовых вопросах, а также выступать в роли президента нового Чрезвычайного финансового комитета, временно прекратив выполнять свои должностные обязанности во всех наших компаниях» (132). Уркварт согласился на работу Феодосьева министром финансов при Колчаке, что дало повод отдельным политическим деятелям и представителям прессы обвинить бизнесмена в личных консультациях «Верховного» по финансовым вопросам, хотя сам он неоднократно и публично отрицал эти обвинения. А в Омске собрались представители правления «Иртышской корпорации». М.М.Федоров вызывает из Риддера Лессига.
Призывы Уркварта к прямому удару по Петрограду и Москве, наконец, возымели действие – армия Колчака начала наступательные операции. В течение марта-апреля 1919 года белогвардейские отряды продвинулись в западном направлении, вновь захватив Екатеринбург, Пермь и Уфу, угрожая Казани и Самаре.
Из письма Лессига Колчаку: «Создавшаяся политическая обстановка не дает возможности обществу (концессионному) использовать предоставленное царским договором право…Так, крестьяне Риддерской волости рубят самовольно леса, незаконно пользуются казенными землями, не платят податей и всякий, кто решится сослаться на законы, подвергается насилиям. При таких условиях геологические партии общества подвергаются нападениям со стороны крестьян, считающих местность, предоставленную концессии, «народной» землей и даже строят самовольно на отводах избы.» Подобные рапорты и жалобы с просьбой защиты интересов концессии от самоуправства риддерского населения возымели свое действие. По требованию Уркварта и главы военной британской миссии при штабе Колчака генерала Альфреда Нокса, по приказу белоказачьего атамана Б.В.Анненкова в Риддер прибыла специальная карательная экспедиция (так называемые «черные гусары», М.Н.) под командованием есаула Карамышева. По поселку и окрестным селениям начались аресты, допросы, порки. С особым старанием искали бежавшего 30 июня из Усть-Каменогорской тюрьмы местного большевистского активиста Степана Шишкина.
15 июля по всей Алтайской губернии вводится военное положение. Вызвано это было началом повсеместного организованного сопротивления алтайского населения белогвардейскому движению, сопровождавшегося тяжелыми, кровопролитными боями. Особо успешно сражались партизанские отряды соединения «Красные орлы».
Несмотря на успех, достигнутый в начале 1919 года, контрреволюционное движение никогда не отличалось сплоченностью. Интересы его лидеров имели многие различия (133) и, несмотря на некоторый энтузиазм, Белое движение быстро пошло на убыль. Как только Красная Армия собралась с силами, армия Колчака смешалась и отступила.10 декабря советская власть вернулась в Риддер, вновь организуется Риддерский волостной ревком, в состав которого входят Шишкин, Ополько и Пименов. Незадолго до этого события, очевидно сознавая, что много сил и средств было напрасно вложено в восстановление, реконструкцию и разработку Риддерского горно-промышленного комплекса, специалисты концессионного управления демонтировали наиболее дорогостоящую из завезенного оборудования - гидротурбину Быструшинской ГЭС и погрузили в эшелон, следующий в Иркутск (несколько позднее этот вагон был обнаружен в Экибастузе и возвращен в Риддер). Оставшиеся без водоотлива, не работающие шахты заполнились грунтовыми водами без помощи со стороны.
Когда всего 12 верст отделяли Кыштым от грозной линии фронта и наступающих частей Красной Армии, Вогулкин приказал рабочим разобрать оборудование и остановить деятельность заводов по изготовлению боеприпасов, а так же работу близлежащих угольных шахт. Главные детали, такие как электрогенераторы, паровые турбины, а также чертежи и спецификации на единственном имевшимся в наличии исправном локомотиве были отправлены на восток. Несмотря на это, один из старших механиков заметил: “из-за плохой организации железных дорог многое будет утеряно при перевозке... и вряд ли возможно будет восставновить что-либо после прихода большевиков”.
Работа персонала была временно прекращена, когда отступающие, деморализованные белогвардейцы начали воровать все, что попадалось им под руку: от провианта до материалов. Год назад пришедшие к власти большевики уничтожили всю документацию горно-рудного предприятия и захватили 448 тысяч рублей наличными и металла на 4.500.000 рублей. Позже, при Вогулкине предприятие внесло большой вклад в поддержку Белого движения выпустив 105 тонн динамита, 32 тонны пирокесилина и 160 тонн глицерина. В литейной производились оболочки для бомб и другие, необходимые для армии изделия., а в угольных шахтах добывался уголь, применявшийся в качестве горючего для курсирующих по Транссибирской магистрали белогвардейских поездов. Вокулкин лично секвестировал и сопроводил во Владивосток 13.166 унций золота и 130.000 унций серебра извлеченных из шламов ранее добытой кыштымской руды. К концу июля 1919 года некогда крупнейшее предприятие основной металлургии империи превратилось в страшный скелет с не подлежащим восстановлению заводом, затопленными медными копями и разбежавшимся персоналом. (134).
Техническая команда Уркварта, состоящая из Джонса, Стикни, Гаррисона и Джилла через Владивосток прибыла в Экибастуз для подготовки программы 1919-1920 гг по перекачке, плавке и проходке стволов, целью которых был вывод Риддерских и Степных медеплавильных заводов на полную мощность.(135). Через Сибирскую компанию по МТО Феодосьев получал необходимые материалы для оснащения рудников и рабочей силы.
Однако, Белая Армия продолжала отступать, экономический хаос сводил на нет все усилия по восстановлению нормальной денятельности. Сдача Омска 15 ноября возвестила о конце антибольшевистского сопротивления в Сибири. Кроме того, сильное воздействие на сторонников белого движения оказало заявление премьер-министра Великобритании Ллойда Джорджа, сделанное им в начале ноября 1919 года о том, что необходимо рассмотреть “другие способы” достижения согласия в России.
С приходом большевиков к власти Уркварт осознал, что ему следует умерить свои нападки на их режим и дистанцировать себя от Белого движения. В связи с этим он ограничивает свои заявления вопросами, касающимися непосредственно исков Русско-Азиатского объединения против российского правительства, воздерживаясь от более широких политических замечаний. Но уничтожить свидетельства причастности к поддержке Колчака Уркварту было нелегкой задачей. Его заявление о том, что максимум на что он решался была надежда на вооруженные силы союзников, с трудом вязалась с воинственной позицией, которой он придерживался последние два года. В конце сентября 1919 года газета“Дейли геральд” в открытую заявила: “Адмирал Колчак – личный друг господина Уркварта, а по словам близких – марионетка в его руках” (136). Полгода спустя знаменитого бизнесмена назвали “сибирским концессионером, непосперственно связанным с авантюрой Колчака”. В январе 1921 года в ответ на утверждение Уркварта о том, что он “никогда не являлся финансовым советником Колчака” было опубликовано заявление, что положение Феодосьева“ четко указывает на очень близкую связь между Колчаком и Урквартом” (137). В архивах британского правительства за тот период, как и в личных бумагах Лесли Андреевича отсутствуют какие-либо документальные свидетельства его связи с котрреволюционным движением.
И тем не менее, все переживания по поводу собственных дел и российской политики к рождеству 1919 года начали сказываться на состоянии здоровья Лесли Уркварта. Выглядел он много старше своего возраста, сильно поседел, щеки впали, подбородок заострился. Он был очень вспыльчивым человеком, но никогда не терял самообладания, много курил. Его часто можно было увидеть в библиотеке или в гостиничном номере размышляющим над финансовыми и деловыми вопросами, или в Британо-Российском клубе в Лондоне, президентом которого он являлся, или в роли вице-президента Российского отделения Торговой Палаты, обсуждающим достигнутые результаты и стоящим планы на будущее.
Уркварт не был удовлетворен своей личной жизнью и не проводил должного времени в кругу семьи в Брэйстеде. После рождения их пятого ребенка, дочери Джины, которое он очень ждал, Берил значительно отдалилась, стала уделять мужу меньше внимания. Тридцатиоднолетняя красавица, она проживала свою жизнь рядом с ним, заложником собственного бизнеса и чувства долга перед своими акционерами. Вряд ли Берил могла полностью ощутить все то давление, которое на него оказывали его дела или известие о смерти отца... Все это усиливало отчаяние Лесли Андреевича и в который раз убеждало его в том, что он был одиноким эмигрантом не только в своей любимой России, но и в собственнои доме.
10. В ПОИСКАХ УТРАЧЕННОГО.
«Я всеми силами борюсь за здравомыслие и
честность, и буду продолжать это делать дальше.»
Д.Л.Уркварт
К началу 1920 года Белое движение в России потерпело поражение. Считавшийся явным прагматиком Джордж Ллойд, заранее предвидевший это, объявил о введении новой Союзнической политики восстановления экономических отношений с советской Россией посредством установления коммерческих связей с российскими кооперативными сообществами. (138). Когда в январе 1920 года Верховный Совет Союза Держав объявил о снятии блокады и начале торговых переговоров с Центросоюзом, мнение британской общественности относительно новой политики разделилось. Успех дела зависел от реакции Ленина, который стремился всячески прекратить гонения своего правительства Союзом Держав. Будущее молодой советской страны зависело от двух внешних факторов: торговли и кредитования, а юридическое признание будет лишь способствовать узакониванию существующего в стране режима. Ленин поддержал проведение переговоров для чего была создана делегация, которую возглавил Народный комиссар по Внешней Торговле Леонид Борисович Красин. В конце мая делегация прибыла в Лондон.
Часто упоминаемый в прессе в качестве крупнейшего специалиста по коммерческой жизни России, Уркварт составляет письмо с подробнейшим перечнем совместных капиталов «Русско-Азиатской компании» на территории политически обновленной республики. Список насчитывал около 2.500. 000 акров земли; двенадцать разработанных металлических рудников с разведанными запасами, превышающими семь миллионов тонн руды и доходом, оцененным в 20 миллионов фунтов стерлингов; два медеплавильных завода; завод электрического аффинажа; свинцовый завод; частично построенный цинкоплавильный завод; угледробильные и коксохимические заводы; мельницы для дробления золотой и цианистой руды с ежегодным объемом переработки 70.000 тонн; два завода по аффинажу шламов и слитков; сталеплавильный завод; металлопрокатные и сталелитейные заводы; заводы по производству серной кислоты и взрывчатых веществ; двадцать лесопилок; железнодорожные пути общей протяженностью 250 миль; речной флот из восьми пароходов и 24 барж и четыре города (Кыштым, Таналык, Риддер, Экибастуз, М.Н.)(139). Кроме того, в списке указывалось, что большевиками было конфисковано большое количество металлов общей стоимостью более двух миллионов фунтов стерлингов золотом и серебром; из банков изъята денежная сумма, равная 500.000 фунтов стерлингов, а в Петроградских бюро присвоен огромный запас ценных металлов. Обращая внимание на отсутствие в России налаженной транспортной системы и избытка сельскохозяйственной продукции для торговли, Лесли Уркварт утверждал, что за импорт Советское правительство вынуждено будет рассчитываться золотом, серебром и основными металлами, конфискованными у зарубежных предпринимателей.
Представлявшая интересы Российской компании Эвелин Хаббарт сообщила, что для возобновления торговых отношений необходимо предварительное выполнение следующих условий:
-
Российское правительство должно признать и полностью выполнить обязательства, связанные с международным долгом в отношении самой России, от которых они отказывались на протяжении очень долгого времени.
-
Все движимое и недвижимое имущество, конфискованное или «национализированное» советским правительством, должно быть возвращено владельцам. В случае, если возврат имущества невозможен, положена выплата полной денежной компенсации в размере его стоимости (140).
Вскоре Уркварт снова акцентирует внимание членов Британского правительства: «Наша основная обязанность заключается в защите интересов 10.000 держателей акций «Русско-Азиатской компании», от лица которых мы должны напомнить, что советской властью было конфисковано около 120.000 унций золота и 1.000.000 унций серебра, в связи с этим мы обращаемся к правительству с просьбой потребовать у советской власти возврата этих золотых и серебряных слитков компании до заключения каких-либо сделок по золоту и серебру в этой стране или странах-союзницах.»(141).
В конце июня переговоры были прекращены, Красин вернулся в Москву для получения политической консультации.
Тем временем хозяйственная разруха на предприятиях Риддера усугублялась из-за того, что последние два-три года их оборудование и механизмы практически не ремонтировались, не заменялись, не реконструировались: работали с большими перебоями, остановками, неравномерной нагрузкой – отсюда и повышенная степень изношенности – свыше 50%. И не смотря на это, все 1178 рабочих Риддера были полны решимости победить разруху: «От рабочих Риддерского рудника, 10 мая 1920 года. Г. Усть-Каменогорск. Москва, Совнарком. Трудящиеся Риддерского рудника приветствуют освободительницу от засилья буржуазии, атаманов-нагайщиков доблестную Красную Армию, вождя мировой революции Ленина. Победив врага на фронтах, все как один обещаем бороться с хозяйственной разрухой, всеми способами будем поддерживать советскую власть – защитницу трудящихся мира. Не пойдем на согласие с капиталом, которому объявляем войну. Да здравствует советская власть! Да здравствует создательница власти – рабочая партия коммунистов. Профсоюз.»
Летом 1920 года решался трудный вопрос о сохранении Риддерских предприятий для их последующего пуска. Немалую проблему создавали то и дело разгоравшиеся распри между Змеиногорским уревкомом и Семипалатинским губревкомом по поводу того, кому должен быть подчинен Риддер – Киркраю или Сибири:
«В Усть-Каменогорский усовнархоз, Риддерскому волостному ревкому. Ввиду попыток Усть-Каменогорского ревкома реквизировать Риддерское золотопромышленное предприятие, Змеиногорский уревком уведомляет вас, что в Змеиногорском уезде распоряжается Змеиногорский уревком. И никакие реквизиции иноуездной власти без согласия Змеиногорского уревкома не допустимы и противозаконны… Вам предлагается немедленно взять Риддерское предприятие на учет и до приезда представителя Змеиногорского уревкома… никого и ничего не выдавать… 25 января 1920 года». Судя по дате на депеше у Риддерского золотопромышленного предприятия был уже новый управляющий, бывший заведующий делами концессионного начальства К.Д.Комитуполло, который оперативно, очень аккуратно и грамотно, составляет «Общее описание оборудования Риддерских рудников, заводов и железной дороги». Этот документ сохранился в фондах Центрального Государственного Исторического Архива (г.Санкт-Петербург) и свидетельствует в пользу того, что, покидая Риддер, концессионеры не вывезли с собой ни одной единицы оборудования. На своем месте находилась и возвращенная из Экибастуза шведская турбина фирмы «Бовинг и К». В перечне значилось пятнадцать локомобилей, шестнадцать электродвигателей, четырнадцать токарных станков различного предназначения, поинвентарно представлено все оборудование рудообогатительной фабрики и пр. Особо учтено железнодорожное хозяйство (более подробно см. Приложение №.5).
Как бы предвосхищая события, связанные с разграничением бюрократического влияния на производство, в Семипалатинск летит коллективная просьба риддерцев: «Председателю губсовнархоза… Риддерский рудник всегда тяготел по близости расстояния и удобству сообщения к Усть-Каменогорску (железная дорога, телефон)… Поэтому, в интересах устранения волокиты, развития горпромышленности этот рудник необходимо подчинить Семипалатинскому губсовнархозу. 6 февраля 1920 года».
Архивные документы Семипалатинского губсовнархоза свидетельствуют о содействии заведующего его металлургической секцией Н.К.Лессига изъятию с Риддерских предприятий части технологического оборудования вплоть до лабораторной посуды. Пользуясь своим высоким положением, он способствует вывозу со складов Риддера запасов буровой стали, серной кислоты, чугуна. Усть-Каменогорский уревком был не властен противодействовать губернскому руководству, а Змеиногорск был занят своими проблемами, да и, стоит признаться, не владел в полном объеме информацией о состоянии дел в отдаленном горняцком поселке.
Вскоре из Омска была получена телеграмма следующего содержания : «Семгубревкому, копия совнархозу. 26 февраля 1920 года. Военная. Вывоз оборудования, материалов Риддерского рудника категорически запрещается без разрешения Уралсибревкома, неисполнение ведет преданию ревтребуналу».
Первым шагом к наведению порядка в соподчиненности целого ряда местных ведомств и подотделов стало принятие Сибирским совнархозом 12 мая 1920 года постановления о создании правления «Киргосцинк» для управления предприятиями Риддера и Экибастуза, производящими свинец и цинк. Правление «Киргосцинка» было создано при горном отделе Сибирского совнархоза.
Наконец, 26 августа 1920 года ВЦИК и Совнарком издают декрет «Об образовании Автономной Киргизской Советской Социалистической республики, как части РСФСР». В состав административно-территориального новообразования включалась и Семипалатинская губерния (позднее - область) с поселком Риддером.
К началу марта 1921 года, когда Л.Б.Красин вернулся в Лондон, им было объявлено почти в ультимативной форме о безотлагательном подписании англо-советсткого торгового соглашения, что и состоялось 16-го числа. Реакция Лесли Уркварта оказалась предсказуемой, он сам находился на грани заключения соглашения с советским правительством для восстановления собственности «Русско-Азиатской компании». Детали переговоров Уркварта с Красиным далеко не ясны, как позже признал первый, существовало два фактора, повлиявших на его решение: декрет от 23 ноября 1920 года, кодифицирующий политику концессий по привлечению зарубежного капитала и технологий, и, второй, от 30 марта 1921 года, восстанавливавший свободу торговых отношений с Россией.
Учитывая статус Уркварта как главного претендента на компенсацию, советское правительство намеревалось, опубликовав проект соглашения, тем самым открыто провозгласить свою новую концессионную политику, в соответствии с которой прежним иностранным владельцам предоставлялась возможность долгосрочных концессий на конфискованное у них же имущество на условиях, которые бы включали отказ прежних владельцев от каких бы то ни было претензий на компенсацию национализированных предприятий. Таким образом, советское правительство не просто вело переговоры о подписании контракта с Лесли Урквартом, оно стремилось создать публичный прецедент.
Факт, что предварительное соглашение составлялось в течение двух месяцев после первой встречи Лесли Андреевича с Красиным, скорее был не результатом изменения отношения первого переговорщика к советским требованиям, а намерения второго привлечь на свою сторону внешнюю помощь, чтобы воскресить горнодобывающее производство страны. С самого начала Красин сделал ставку на Уркварта, выражая мысли языком инженеров и бизнесменов, с целенаправленностью и откровенностью, они установили общие принципы концессии, которые прозвучали в интервью Торговой Палате. Вынужденный признать, что Советы не могут отдать назад его собственность, что можно было бы рассматривать как признание ими частной собственности, Лесли Андреевич принял лизинговое соглашение сроком на 99 лет. Состоялось согласование положения о том, что налоги не будут выплачиваться, но Москва станет получать процент от прибыли: Красин предложил 33 процента; Уркварт согласился только на 25. Другие требования, заявленные им, включали «невмешательство со стороны советского правительства в управление его бизнесом, право на свободную торговлю, чтобы обеспечить свою рабочую силу, и кредит на сумму в 500.000 фунтов стерлингов в Лондоне для покрытия затрат на разработку рудников вместо конфискованных металлов. Красин противился условиям требований, шахтной технике безопасности, и политическому комиссару на площадке «чтобы защитить его от рабочих», который по мнению Уркварта «был настоящим политическим шпионом…».
Леонид Борисович передал предложения Ленину, который утвердил концессию. Впереди предстоял выезд на «земельные собственности для исследования условий и подготовительной программы» (142).
Несмотря на личную поддержку Ленина в отношении политики концессий, существовали и другие мотивы способствования британскому магнату горного дела. По просьбе Красина для председателя Совнаркома Уркварт предоставил информацию о возможности закупки продовольствия и зерна за границей, инвестирования в Россию и за ее пределами, приобретения сельхозоборудования и введения его в эксплуатацию.
Ленин подписывает официальное приглашение Л.Уркварту посетить Москву для обсуждения предстоящей концессии. Второй проект договора выявлял стратегию, которую задумали Красин и Уркварт: «Лесли Уркварт должен передать контракт Круппа Красину взамен на выплату 200.000 фунтов стерлингов с расчетом, что Уркварт и Крупп разместят обязательный заказ на оборудование, требуемое советским правительством» (143). В данном случае компания Уркварта являлась «подставным лицом» в торговых соглашениях между немецкими промышленниками и советским правительством, его офисы работали как клиринговые дома в замен на концессию горно-обогатительных работ в Сибири. Вот распоряжение, высказанное Лениным председателю госплановой комиссии Г.М.Кржижановскому: «У нас должна быть возможность приобретения необходимого (горного) оборудования у концессионеров для разработки наших собственных рудников»….Концессия Уркварта должна быть изучена «с точки зрения развития российских поставок меди и, в частности, ее электрификации»(144). Вероятно, переговоры Уркварта в Германии были частью хорошо продуманного и разработанного плана, рожденного Красиным.
В Москве переговоры о концессии приостановились. Застой произошел из-за условий договора об аренде, ответственности советской стороны за перемещение заводов, налогообложение, условий труда, составления арбитражной комиссии. В условия концессии были внесены изменения, что сделало невозможным подписание контракта. Резкую критику со стороны Уркварта вызвало решение советской стороны о назначении специальной комиссии под руководством Ивана Михайлова для выяснения размера нанесенного ущерба имуществу в Риддере, Кыштыме и других собственностях.
Проект контракта по концессии рассматривался собранием директоров и главных акционеров 22 сентября. Уркварт объяснил его условия пункт за пунктом, ясно указывая на финансовые и юридические причины безвыходного положения (145). При поддержке собрания он уведомил Красина, что пункт о платежах за пользование собственностью, облагаемый налогом в 10 процентов от продаж, сделает бизнес весьма не выгодным; что нейтральный арбитр непреклонен выслушивать доводы обеих сторон; что «Русско-Азиатская компания» была непоколебима в вопросе лизинга на 90 лет; что они купят назад договоренности, свидетельствовавшие против долгосрочного инвестирования и развития; и что дополнительные условия труда были оскорбительными, ограничивающими свободу рабочих (146).
В итоге 11 октября Уркварт написал Красину, что «мера несогласия между нами и советским правительством по жизненным вопросам проекта соглашения так велика, что отношения правительства в настоящих политических и экономических условиях в России невозможны, и мы не можем видеть пути развития дальнейших переговоров по поводу возвращения нашей собственности и предпочитаем оставаться истцами против России, каковыми мы являлись до сих пор в отношении ущерба, причиненного российским правительством, незаконно отобравшим нашу собственность и оборотный капитал». Выражая признательность Красину за «неизменную учтивость к моей персоне», он сожалел, что обещание Новой Экономической Политики не материализовалось.
А дела в далеком Риддере, тем временем не стояли на месте. Воодушевленные партийными и профсоюзными лидерами, рабочие занимались восстановительными работами: очистили водоводный канал Быструшинской ГЭС, отремонтировали узкоколейную железную дорогу и конной тягой возили лес к Иртышу. Усть-Каменогорский уревком оказывал помощь в очистке дороги от снежных заносов, направляя на работу группы «паразитического элемента», зарегистрированного в милиции, а так же местных крестьян с оплатой тридцать рублей в день.
Под руководством штейгера П.И.Соколова была организована добыча руды из верхних надводных подэтажей Сокольного рудника, параллельно шла откачка Риддерского рудника до уровня второго горизонта. По распоряжению заместителя управляющего Посоцкого и инженера Врублевского запустили обогатительную фабрику.
В начале 1921 года 27-летний военком Томской губернской военно-инженерной дистанции, один из председателей Томского губЧКа Елисей Фролович Домненко, не имея абсолютно никакого (не только горного) образования назначается председателем Сибпромбюро ВСНХ Г.И.Ломовым на должность «председателя коллегии и комиссара Риддерской металлургии, уполномоченным Сибревкома, Сибсовнархоза и ЦИКа Кирреспублики. От него требовалось общее политическое руководство предприятиями, мобилизация всех сил и средств на восстановление их производства и начало процесса добычи руды. «Технарей» достаточно на месте, а увлекать за собой с шашкой наголо и пистолетом в руке он умел блестяще.
В Риддере катастрофически не хватало продовольствия, одежды, обуви, не было средств для оплаты труда. Однако бывший начштаба Восточно-повстанческой партизанской армии на свое рабочее место не спешит. На расстоянии, из Омска и Усть-Каменогорска, он бомбардирует горняцкий поселок грозными телеграммами: (4 апреля 1921) «Четвертый раз приказываю приостановить всякое изъятие материалов, принадлежащих Риддерским рудникам… Неисполнение карается высшей мерой наказания! На днях выезжаю на рудники сам».
Почти каждый день на центральной рыночной площади поселка стали созываться революционные митинги «по разъяснению положений текущего момента». Политком ставил массу разноплановых задач, цель которых - восстановление процесса добычи руды и как следствие – «победа мировой революции». Он требовал неукоснительного выполнения своих приказов и, если слышал возражения, приходил в ярость, выхватывал огромный маузер, кричал с пеной на губах, случалось бился в эпилепсических припадках (следствие тяжелой контузии).
На въезде в Риддер плотники, по приказу Домненко, сколотили высоченные ворота, увенчанные красной жестяной звездой – пролетарскую триумфальную арку в ознаменование победного шествия советской власти по Рудному Алтаю. Столбы украсили пихтовым лапником, увили кумачевым полотнищем. А в это время профсоюз рабочих в заявлении в Сибсовнарохоз просил выделить по 12 аршин ткани в год на человека, так как «все рабочее население и их семьи совершенно оборвались и обносились». И именно тогда, Лесли Уркварт в качестве «жеста доброй воли», сделал личное, от всей души пожертвование Российскому Правительству в размере 120.000.000 рублей. Красин радушно принял деньги.
Стремясь наладить работы на предприятиях, Елисей Фролович объявляет одной из архиважных задач ремонт подвижного состава узкоколейной железной дороги. И это при том, что ни комплектующих запасных частей, ни даже просто металлопроката в мехмастерских Риддера не было. Быстро поднаторевшие рабочие тешили командирское самолюбие политкома дутыми цифрами и рапортами о не имевших основания достижениях. Домненко, в свою очередь, с пафосом информировал вышестоящие органы о «ходе» восстановительных и начале горных работ на рудниках…(147).
Можно согласиться с тем, что время было сложное, все обостренней становилась криминогенная обстановка в окрестностях Риддера: в районе Черной и Белопорожней Убы беспредельничала банда белогвардейца Чеснокова; другие недобитки из числа бывшего офицерья, кулацких элементов и просто отъявленных уголовников совершали набеги из соседней Ойротии (Горного Алтая) «Враг не дремал!». Против них риддерцы организовали два отряда ЧОН под командованием В.П.Лигер-Свирского и бывшего красного партизана Гуменникова… А тут еще отец горного инженера Н.В.Державина – купец второй гильдии, мучной мельницей владеет, «гидра контрреволюции», а техник В.А.Врублевский при концессионерах отличался, тоже «контра недобитая». Поселок небольшой, куда ни пойди – встретишь уркватовского специалиста. Очевидцы (экономист А.А.Дмитриев, металлист Г.О.Заозерский и другие) свидетельствовали, что Домненко не только размахивал огромным маузером перед носами запуганных «спецов», но и переходил к прямому рукоприкладству. По его личному указанию Поваров и Токарев стреляли на улице в инженера Корницкого…
Ему все не работалось по месту работы в Риддере, он разъезжал по городам и весям милой сердцу Сибири, и оттуда давал ценные указания и депешировал по любому поводу. Вот его послание риддерскому активу в конце августа 1921 года: «Тов. Шишкин, тов. Анельке и тов. Пименов. Дорогие друзья, передайте всем политкомам и всем действительным членам нашей коммунистической партии следующее: 1. Риддер вопреки всем желаниям Сибревкома и Сибсовнархоза переходит в ведение Киргизской республики, а следовательно и я, как только Риддер перейдет в Кирреспублику, должен буду уйти с Риддера.
2. Буржуазия и риддерская клика инженеров доказывает на весь мир, что Риддер очень беден рудой, и что Риддер нет никакого смысла восстанавливать, и что риддерские рабочие и, главным образом, коммунисты ничего не делают и ничего не сделают. 3. Риддерская буржуазия и некоторые инженеры доказывают, что тов. Домненко ничего не сделал на Риддере и всех терроризировал и что Домненко их разгоняет с рудника, что против Домненко идут все рабочие Риддера... Я сейчас нахожусь в Новониколаевске, веду переговоры с Москвой и Кирреспубликой о сдаче Риддера в аренду Сибсовнархозу, ибо мы тогда будем иметь возможность продолжать нашу работу по восстановлению рудника. Вот, дорогие товарищи, соберитесь и обсудите это положение и скажите ваше веское рабочее и коммунистическое слово по всему вышеизложенному… Действуйте как можно быстрее ибо рудник замрет… Ваш друг Домненко». Вот таким он и был первый «красный» управляющий риддерскими предприятиями, самовлюбленным демагогом и очковтирателем.
В Москве каждый день Лесли Уркварт по 16 часов работал с различными комитетами, манипулировавшими концессией, он был рассержен их инертностью и принял решение прекратить этот фарс. С одной стороны, в начале октября комиссия Михайлова получила от Ленина мандат на определение потерь от концессионера, с другой стороны, - «договориться о производстве на Риддерском предприятии» (148), что стало еще одним доводом в пользу того, что Ленин не собирался восстанавливать собственность Уркварта концессией, а планировал задействовать ее в своих предприятиях. Были дела лично касавшиеся Уркварта, например, ощущение его присутствия в качестве удавки в инсинуациях Красина. И это, естественно, ранило гордость знаменитого бизнесмена. (149).
Все яснее становилась некоторая двойственность ленинского подхода к вопросу о концессиях. С одной стороны на заседании коммунистической фракции ВЦСПС 11 апреля 1921 года он говорил: «Нам не жалко дать иностранному капиталисту и 2000 процентов прибыли, лишь бы улучшить положение рабочих и крестьян,- и это нужно осуществить во что бы то ни стало!». С другой стороны, он предупреждает: «Нет сомнений в том, что каждая концессия будет новой, своего рода, войной в смысле войной экономической, перенесением войны в другую плоскость. Приспособиться к этому необходимо… Необходимо идти на передышку, на жертвы и лишения, иначе мы цели не достигнем…». С одной стороны, он наставляет председателя правления «Азнефти» А.П.Серебровского (письмо от 2 апреля 1921 года): «Архижелательны концессии. Нет ничего вреднее для коммунизма, как коммунистическое самохвальство – сами сладим…». С другой на его адрес летят телеграммы (наподобие риддерской), основной леймотив которых: «сами сладим, своими руками»… и не двигается с мертвой точки вопрос с урквартовскими предложениями.
31 мая 1921 года Британско-Русский Клуб стал спонсором объединения Ассоциации Британских кредиторов России (АВС), в котором Уркварт был членом Консультативного Совета, чтобы «принимать действенные меры в отношении признания наших прав (150). В ноябре он стал президентом АВС России.
В виду затянувшихся переговоров в Москве, после которых советское правительство отклонило предложение Верховного Совета Союза иностранной помощи взамен на признание долговых обязательств, стоимость акций «Русско-Азиатской компании» сократилось на половину. Здоровье Уркварта было подорвано, и ему прописали месяц отдыха. Почти одновременно появились предвестники благоприятного исхода дела. Советская иерархия разделилась во мнениях насчет концессионной политики: председатель ВСНХ П.А.Богданов присоединился к экономистам, ратовавшим за возобновление переговоров с Л.Урквартом и новым приглашением его в Москву.
11. КОМИССИЯ.
«Мы просили \только\ вернуть нашу законную
собственность в том виде, каком она была
национализирована…»
Л.Д.Уркварт
Участвуя в работе трудных, но ответственных экономических конференций в Генуе и Гааге Л.Уркварт продолжает верить, что компромисс можно достигнуть в том случае, если советское правительство согласится на «предоставление аренды земель, рудников их истинным владельцам на довольно большой срок, необходимый для того, чтобы обеспечить безопасность или даже пожизненное право собственности». Желая получить аренду на 99 лет, он готов направить капитал своей компании и инженеров обратно в Сибирь. (151). В подготовленном заявлении, опубликованном 13 сентября Уркварт выделяет основные условия, на которых возможно заключение нового концессионного договора: аренда на 99 лет, 20 миллионов рублей в качестве финансовой помощи, 150.000 фунтов стерлингов, выплаченных наличными, ограничение арендной платы и налогов до 8% от валовой стоимости продаж, свобода действий в выполнении работ, проведение дебатов в арбитражном суде по данному контракту. Он заявляет в интервью газете «Манчестер Гардиан», что «мы сближаем Россию с остальным миром и, что это начало новой фазы, которая, в конце концов, возобновит официальные отношения». Чиновникам из Департамента Внешней Торговли Великобритании, спустя два дня, он постатейно объясняет контракт, отмечая, что финансовая помощь является компенсацией за нанесенный ущерб во время революции и гражданской войны, по условиям пункта «арендная плата и налоги» его общий долг ежегодно будет составлять 100.000 фунтов стерлингов, в то время как платежи, производимые в свое время царскому правительству составляли 360.000 фунтов стерлингов ежегодно. Уркварт докладывал, что по поводу ратификации договора в Москве возникнет противостояние, но надежда на признание и желание сохранить общую политическую договоренность имеет для него большое значение.
«… моя игра намного крупнее, чем просто ратификация договора с целью вернуть предприятия «Русско-Азиатской компании». Я вижу в договоре основу, с помощью которой, можно достичь договоренности с англичанами, французами, бельгийцами и другими претендентами. Именно это я обсуждаю с Красиным, Чичериным, Литвиновым, Крестинским, Стоманиковым и другими. Я могу вам сказать, это информация сугубо конфиденциальная, что я знаю, что они поддерживают эту точку зрения, и поэтому идет отчаянная борьба за основные направления, представленные в договоре, в Москве.» (152).
Еще в начале сентября 1921 года Ленин получает письмо от председателя Сиббюро ВСНХ Г.И.Ломова, в котором последний информировал «об усложнившимся положении дел на Риддерских рудниках из-за передачи их в ведение Кирпромбюро». Ломов просил в связи с этим принять для беседы находившегося в Москве управляющего Риддерским предприятием Елисея Домненко. Председатель Сибпромбюро пояснял, что с переходом рудников в ведение Кирпромбюро дело начало разваливаться, поэтому он пришел к убеждению о необходимости сдачи рудников в концессию.
Беседа Ленина и Домненко состоялась между 12 и 17 сентября, и, судя по многочисленным замечаниям предсовнаркома, знакам «вопроса» и «минуса», которые усеяли странички блокнота с записью беседы, большой ясности она в суть проблемы не внесла. Сомнения вызывали и заявленные полмиллиона пудов руды, добытой за четыре месяца на практически еще не восстановленном предприятии. Вчитываясь в последующие документы той поры, сознаешь, что Домненко, мягко говоря, сильно приукрашивал состояние дел, считая это ложью во спасение. Да и как не хотеть в глазах вождя мировой революции выглядеть героем, поднявшим, воодушевившим рабочий класс на восстановление Риддера.
Что ж, Ленину понравился неподдельный энтузиазм молодого политкома, так как вскоре последний получает дополнительные полномочия ВСНХ. Но, едва вернувшись на Рудный Алтай, 3 октября, Домненко шлет лично председателю Совнаркома паническую телеграмму о том, что пока он был в Москве, все работы на рудниках распоряжением уполномоченного Киргпромбюро и Семипалатинского губсовнархоза инженера Иванова приостановлены, рабочие распущены, его ближайшие соратники от работ отстранены и арестованы. Вместо них назначены «явные и скрытые враги Советской власти, агенты капиталиста Уркварта. Среди рабочих ведется агитация, что советская власть восстановить рудники не может, что восстановит только англичанин Уркварт. Установлены факты посылки англичанином Урквартом писем, денег и одежды риддерским инженерам. Риддерские инженеры с большой радостью ждут возвращения англичанина Уркварта. Техническая комиссия по обследованию Риддера, Экибастуза и Зыряновска организована в Новониколаевске совместно с Сибпромбюро. На днях выезжаю на место работ по обследованию. Прошу дать распоряжение об освобождении содержащихся под стражей в Семипалатинске, дать Ваше распоряжение по этим вопросам. Уполномоченный ВСНХ Домненко». Некоторые места в телеграмме политкома Ленин подчеркнул дважды, а то и трижды (особая степень недовольства, М.Н,), отметил восклицательными и вопросительными знаками, потребовав незамедлительного расследования обстоятельств дела.
Следственный отдел ВЧК сообщил, что «политических соратников» Домненко арестовали за уголовные преступления. Выяснилось, что сам он полностью скомпрометировал себя, так как, не зная тонкостей горного дела и металлургии, со знающими людьми абсолютно не считался, всеместно притеснял и грубо терроризировал риддерских специалистов, прежде служивших концессионерам. И, что немаловажно, всячески старался, чтобы Риддер не попал в ведение Киркрая, считая, что только сибиряки способны поднять крупнейшее предприятие Рудного Алтая.
Из доклада представителя Кирпромбюро ВСНХ инженера Иванова 2 октября 1921 года «… Возможно ли дальнейшее пребывание т. Домненко (в должности управляющего Риддерскими предприятиями, М.Н.)? Домненко не инженер и даже не техник, а лишь партийный – может быть, незаурядный, но с несомненными признаками партизанщины 1918 года, - работник. Легкомысленно приняв на себя управление серьезным предприятием, наладить работу на последнем тов. Домненко, разумеется, не сумел, а лишь деморализовал и терроризировал технический персонал своими выходками, о которых при надобности могут сообщить местные органы, а также профорганизации, восстановив против себя все и вся. Потом поехал в Сиббюро ВСНХ и Москву, где в конце концов преступно ввел в заблуждение представителей ВСНХ и даже председателя Совнаркома. Вернувшись с серьезным мандатом, тов. Домненко и теперь не может успокоиться и шлет в Кремль телеграммы с жалобой на арест «политкомов» - я бы сказал «уголовных» работников – своих ставленников…».
Телеграмма. Москва. СНК. Тов. Ленину: «На номер 01210. Вопрос отставки Домненко поднят предсибревкома Смирновым лично во время посещения им Риддера. Домненко скомпрометирован в глазах Киргвластей, категорически протестующих против оставления его на руднике… Положение рудника обязывает немедленно дать человека, способного поднять его и приемлемого для Киргвластей. Зампредсиббюро ВСНХ ЛОМОВ….»
6 октября 1921 года Ленин отправляет по адресатам ЦИК Киргреспублики, Киргпромбюро, Сибревкому, Сибпромбюро и управлениям рудников Риддера, Экибастуза и Зыряновска: «В отмену предыдущих телеграмм постановлено: Первое. Риддерские, Зыряновские, Экибастузские и все мелкие рудники, расположенные в этих районах со всем оборудованием остаются в ведении Киргпромбюро. Второе. На председателя Киргпромбюро персонально возлагается ответственность за полную сохранность рудников, оборудования и архивов. До момента полной сдачи эта ответственность возлагается также и на председателя Сибпромбюро. Третье. Домненко от занимаемой должности освобождается и откомандировывается в распоряжение Сибпромбюро. Четвертое. Управляющим Риддерскими рудниками назначается товарищ Дрейман, которому надлежит немедленно принять все дела и отправиться в Риддер. Пятое. Назначение технического руководителя Риддера доверяется Дрейману. Шестое. Уполномоченный Киргпромбюро Иванов по вступлении Дреймана в должность откомандировывается в распоряжение Киргпромбюро. Седьмое. Работы на рудниках по ремонту подъездных путей, по ремонту приводной канавы на Риддере, по постройке Риддерского опытного электролитного завода и по приведению в порядок Риддерской обогатительной фабрики должны производиться в ударном порядке. Сибревкому и Сибпромбюро предлагаю оказывать всяческое содействие. Восьмое. Все указанные мероприятия провести немедленно по соглашению между Сибпромбюро и Киргпромбюро. Об исполнении сообщить в президиум ВСНХ телеграммой. Ленин, Москва. Кремль» (153).
Дальнейшая судьба первого «красного директора», политкома Риддеских предприятий Е.Ф.Домненко сложилась в общем-то несчастливо. Не проявив себя в должной мере ни на одной из многочисленных, занимаемых позднее должностей (последняя – директор фарфоровой фабрики), он 3 июня 1938 года скоропостижно скончался от инфаркта после жесткой критики его деятельности на заседании Красноярского крайкома ВКП\б\.(170).
Итак, новым директором Риддерских предприятий стал профессиональный революционер, бывший член Томского городского исполкома совета солдатских депутатов, бывший нарком путей сообщений молодой Латвийской республики, член правления одного из первых советских трестов «Ангараметалл» 34-летний Рудольф Ансович Дрейман. Ему-то и предстояло с самого начала организовывать работу опытнейших специалистов комиссии Совета Труда и Обороны по обследованию в Риддере состояния предприятий цветной металлургии. В ее состав вошли: И.К.Михайлов, член ЦК союза горнорабочих, председатель комиссии; члены комиссии: М.А.Шателен – инженер-электротехник, А.К.Вандербеллен – инженер-металлург, А.К.Шатров – специалист по цветным металлам, Н.К.Лессиг – заведующий секцией Семипалатинского губсовнархоза, А.Л.Чернов – инженер-горняк, В.И.Томилин – инженер-горняк, А.П.Фоняков – инженер-горняк, А.Г.Вечеслов – инженер-энергетик, А.Ф.Голуб – инженер-лесовод, А.А.Зернов – инженер-механик, П.В.Вдзенковский – секретарь комиссии.
Целью предстоящего обследования было отчетливое установление технического и экономического состояния предприятия на настоящий момент и видов на ближайшее будущее (на 1922 год), сбор исчерпывающего материала для выяснения вопроса о дальнейшей эксплуатации путем восстановления дела своими руками или сдачи в концессию. Какие организационные задачи и какие работы встанут перед руководителями при организации и восстановлении дела до полной производительности своими средствами. При работе комиссии на месте предлагалось использовать имеющиеся на месте документы и цифры. Составленная примерная программа относилась к Риддеру, но с соответствующими исправлениями могла быть использована и для Экибастуза.
«Программа» предусматривала краткий геологический очерк района месторождения, обсчет запасов руды, характеристика ее состава, качество для добычи и т.д. Состояние главных и второстепенных шахт, анализ состояния всего водоотливного оборудования: общего и каждой шахты в отдельности. Особо обращалось внимание на расчет производительности труда «до революции и с 1917 года в пудах руды на человека…при ручном и машинном бурении особо». Члены комиссии должны были изучить состояние строений и оборудования обогатительной фабрики, гидроэлектрической станции, механического цеха (всех его производственных подразделений) с указанием «достаточно ли инструмента для работы в том масштабе, как было при англичанах?». Не остались без внимания и вспомогательные цеха: лесопилки, столярная и плотницкая мастерские, кирпичный завод, мельница. Подлежал проверке «живой или мертвый инвентарь» конного двора хозцеха, материальный склад, жилой фонд и т.п.
Сразу же, после получения приказа о новом месте работы, Р.А.Дрейман с семьей отправился в дальний путь. Перед самым Риддером их взорам открылось странное сооружение – высокие нелепые деревянные ворота, на которых болтались лохмотья выцветшего кумача, пихтовые ветки с облетевшими желтыми иголками («пролетарская триумфальная арка товарища Домненко»), а за аркой – полупустой горняцкий поселок, остановившееся на предприятиях производство. Не имея специальных горно-технических знаний, Рудольф Ансович назначает техническими руководителями Риддерских предприятий бывших урквартовских служащих, инженеров В.А.Врублевского и Н.В.Державина, сам стремится овладеть основами металлургии, обогащения, горного дела у знающих специалистов, все у тех же, прежде служивших англичанам, инженеров и техников.
В Москве, узнав, что комиссия Михайлова еще не выехала в Риддер, 28 октября Ленин требует от Богданова наказания виновных в этой «чудовищной волоките и верхе безобразия». Через неделю, снабдив всю группу «предметами обмундирования» и продовольствием по требованию, Богданов добивается положительного решения вопроса и с ноября 1921 года по январь 1922 года комиссия Михайлова занималась обследованием предприятий Риддера и Кыштыма.
Небезынтересен факт, что на момент полной остановки производства, из всех предприятий урквартовтовских концессий только Риддер был сохранен от разрушения. Но, примерно, через шесть месяцев – год, у него истощился запас ресурсов и без поддержки государства он начал разрушаться и был подвергнут массовому грабежу местного населения… В Экибастузе шла добыча угля, но таким образом, что от притока воды месторождение каждый день подтоплялось… Кыштым, по словам очевидцев, находился на грани развала. Местные жители снимали со зданий производственных корпусов даже оконные рамы и кровельное железо, не обращая внимание на то, что этот материал принадлежит государству. Через год или два от каменных зданий Кыштыма остались только стены, а от деревянных домов только печки да трубы. (154). Позже Уркварт вспоминал в докладах про Таналык, содержавших нерадостные известия: «Действительно, ужасно осознавать беду и разорение Таналыка, во что вы вложили столько энергии и энтузиазма» (155).
Комиссия Михайлова возвратилась в Москву 8 января 1922 года. Ее отчет о работе газета «Правда» подвергла тщательному анализу, раскритиковав бездеятельность Семипалатинского губкома, соответствующих хозяйственных и партийных органов, не уделявших в должной мере внимания Риддерским предприятиям. Особо говорилось об управленческой неразберихе в связи с недавним переподчинением Риддера Киркраевым ведомствам. В отчете ясно прослеживалась мысль о не возможности «поднятия» производства на его рудниках и рудообогатительной фабрике без помощи иностранных инвесторов, склонение в сторону подписания договора о заявленной Лесли Урквартом концессии. Прочитав статью и ознакомившись с результатами работы экспедиции Михайлова, Ленин был крайне неудовлетворен и рассержен: «…не умеют отделить технику от экономики, выводы от условий!». Немедленно последовало подробное задание Н.П.Горбунову «принять тот час же разведочные меры, чтобы мы могли от всех членов комиссии Михайлова поодиночке и при наименьшей возможности им сговориться (важно дело устроить умненько: созвониться со всеми, в какие часы кто свободен, захватить самокатчиками) получить письменный и подписанный отзыв… Сначала ухитритесь (быстро) поймать всех членов комиссии порознь и получить от них письменный ответ…»
К 21 марта эта работа была закончена и вывод членов комиссии И.К.Михайлова, объединенный в заключительном документе был однозначный и единогласный – в разрушениях оборудования предприятий Кыштыма, Таналыка, Риддера и Экибастуза (Риддер очень мастерски был «притерт» к другим, реально разрушенным предприятиям бывшей концессии, М.Н.) и в затоплении рудников виноваты иностранные концессионеры. Все члены экспертной экспедиции высказались против предоставления аренды на указанные Л.Урквартом предприятия. Особо подчеркивалось желание рабочих своими силами восстановить разрушенное. (Как не вспомнить выше упомянутое ленинское наставление Серебровскому: «Всякий иной взгляд \на концессию, М.Н.\ сводится к вреднейшему «шапками закидаем», «сами сладим» и т.п. вздору…»).
Сведения, «добытые» Михайловым, для Ленина были удобны, так как их трудно было проигнорировать. Комиссия, как и ожидал председатель Совнаркома, обвинила концессионеров и белогвардейцев в разрушении предприятий Сибири и порекомендовала восстановить их и возобновить работу под государственным началом (156). Вне сомнения, Уркварт проигнорировал доклад Михайлова, так как его до этого проинформировали бывшие управляющие о том, что неисправность предприятий, главным образом, явилась причиной прихода Красной Армии в Сибирь и местном грабеже. Еще в сентябре 1922 года Н.К.Лессиг убеждал Уркварта попросить разрешение на отправку комиссии из его бывших сотрудников на места бывших концессий с целью выявления степени неисправности ранее эксплуатируемых предприятий и составления схемы и дальнейшей программы по работе с ними.
Однако, Уркварт знал, что существуют другие камни преткновения для возвращения его собственности и влияния на разработку месторождений полезных ископаемых в Сибири. Последние недели 1922 года дали ему возможность поразмыслить над событиями прошлых месяцев, сделать обзор бизнес-направлений и определить будущие стратегии.
12. ОТКАЗ
« У меня был успех в России. Боюсь, что
мое время для зарабатывания денег ушло»
Д.Л.Уркварт
Хронологически, советская политика в отношении иностранных концессий предшествовала ленинской Новой экономической политике (НЕП); однако к 1921 году оба этих фактора совместно оказывали влияние на осуществление советским правительством своей международной торговли. С самого начала эта политика означала широкомасштабный отход от всех его предыдущих экономических стратегий. Прежде всего, сдавая в концессию экономические предприятия, конфискованные (национализированные) у их бывших иностранных владельцев, Советы, по существу, передавали их под контроль и в распоряжение тех же бывших владельцев. Во-вторых, представление иностранным концессионерам права свободного экспорта и импорта было существенным исключением из советской монополии на внешнюю торговлю. В-третьих, концессии давали право иностранцам управлять советской рабочей силой и профсоюзами, что являлось экстраординарным исключением из общего права. В-четвертых, советское правительство смягчило многие из своих законов в отношении иностранных концессионеров и персонала, которые могли свободно въезжать на территорию Советской России и покидать ее; они освобождались от репрессивного налогообложения, пользовались неприкосновенностью в отношении реквизиции трудовых ресурсов и материалов и т.п. Наконец, советское правительство в перспективе было готово освободить иностранных концессионеров из-под юрисдикции советских судов в вопросах урегулирования споров по концессиям. Все эти соображения придавали концессионным соглашениям значительно более высокий статус, чем тот, который имели частные юридические контракты, заключенные в соответствии с общими советскими законами, и, фактически помещали их в особую категорию, умалявшую эти общие законы.(171)
По просьбе Ленина 16 марта 1922 года состоялось внеочередное заседание Президиума ВСНХ РСФСР, на котором был обсужден вопрос о восстановлении алтайских полиметаллических предприятий и в первую очередь – Риддера. В протокол постановления Президиума было записано: «Принимая во внимание, что в нашем распоряжении нет еще определенно разработанного метода обогащения в заводском масштабе сложных полиметаллических руд… без чего нельзя серьезно говорить о создании какого-либо дела на Риддере, считать необходимым в самом срочном порядке изучить заграничные методы определенного разрешения этого вопроса и лишь после … считать целесообразным приступить к разработке проекта создания крупных предприятий в соответствующих районах и месторождениях полиметаллических руд.» И ни слова о концессионных веяниях над уникальной сокровищницей Рудного Алтая, но суть документа как раз в обратном, в намерении развернуть полиметалличесную промышленность молодой советской станы «собственными руками»…
Страшно не любивший просиживать штаны в кабинете, Р.А.Дрейман радовался времени, когда в этом не было большой нужды. Искусный токарь-металлист, влюбленный в механизмы, он лично ознакомился со всей технической оснасткой предприятий и сам принимал решения о том, какую технику можно восстановить своими руками. Причем, ремонтом наиболее сложных узлов руководил лично.
Вдохновленные доверием нового директора, инженеры Врублевский и Державин предложили несложный, но эффективный способ извлечения золота из рудничных отвалов прошлых лет – так появилась идея строительства небольшой золотоизвлекательной фабрики. Широко велись и работы по восстановлению подъездных путей, готовилась к пуску энергоустановка Быструшинской ГЭС. Из железного хлама выбирались годные в дело части механизмов, их подновляли и монтировали аппаратуру для рудообогатительной фабрики. Была построена даже небольшая печь для опытных работ по плавке свинца из старых рудных отвалов. Параллельно с этим Дрейман встречался с местным руководством, «выбивал» технические материалы, получал из скудных областных продовольственных запасов отпущенный минимум хлеба, крупы, соли, мануфактуры. На килограммы и штуки шел счет электроламп, керосину, гвоздям, топорам, лопатам и т.п.
Положение Риддера значительно улучшилось, когда по просьбе Рудольфа Ансовича ВСНХ отпустил для рабочих пятьсот ежемесячных продпайков, пятнадцать тысяч аршин мануфактуры, тысячу литров керосина, пять миллионов рублей деньгами.
Через год после утверждения, осенью 1922 года, Дреймана приглашают на специальное заседание Совнаркома. Момент был критический: истекал срок, отведенный для утверждения Москвой предварительного концессионного договора и слово управляющего, проработавшего год рядом с риддерцами, было особо весомым. На доклад ему выделили всего пять минут, потому что несколько ранее, 4 сентября, Дрейман направил в Главное управление горной промышленности докладную записку.
Указав на то, что с апреля (1922 года) риддерские предприятия переведены на положение технической охраны и сокращенная финансовая смета предусматривает содержание всего лишь ста рабочих и служащих, директор информировал ГУГП ВСНХ о возобновлении добычи золота из окисленных руд с 7 июня. До 12 августа специально приспособленная для промывки золота рудообогатительная фабрика была в действии 637 часов, обработала 17345 пудов окисленной руды, ранее добытой на Сокольном руднике и 8542 пуда кварцевой руды Риддерского рудника. При этом получено 19 фунтов 74 золотника золота и 3255 пудов концентрата. Средний процент извлечения золота составил 46,5 %. Дрейман сообщил, что запасы имевшейся на поверхности окисленной руды достигают шестидесяти тысяч пудов, запасы резервов кварцитов Риддерского рудника, доступных для добычи открытым способом - до двухсот тысяч пудов.
Готовясь к предстоящей зиме, управление рудником заблаговременно приступило к устройству близ Благовещенской шахты утепленного помещения для промывки золота в холода и морозы. С этой целью воспользовались материалом старой деревянной казармы, расположенной в полутораверстах от места постройки. Одновременно сооружалась небольшая шахтная печь для выплавки из концентрата до ста пудов свинца в сутки с попутным извлечением благородных металлов. Для обеспечения печи запасом древесного угля по реке Журавлихе было заготовлено двести кубических саженей дров.
Далее Рудольф Ансович докладывал членам ВСНХ, что в связи с переводом на техническую охрану, управление предприятием не предполагало возобновления движения по узкоколейной железной дороге после зимнего перерыва. Однако, ввиду обильных весенних паводков и летних ливневых дождей вышедшая из берегов Ульба размыла близ деревни Бутаково единственный для гужевого транспорта тракт. В связи с этим, заводоуправление возобновило движение поездов с середины июня, и за два месяца до середины августа между Усть-Каменогорском и Риддером было пропущено шестнадцать поездов, которые перевезли кроме грузов предприятий около двадцати тысяч пудов упродкомовских, кооперативных и прочих грузов. Для поддержания железнодорожного полотна в исправности было произведено четыреста кубических саженей земляных работ, заменено пять тысяч шпал. Движение поездов намечено поддерживать до установления санного пути.
Дрейман информировал и о деятельности мехмастерской, обслуживавшей золотоизвлекательную фабрику и железную дорогу… И о том, что для нужд населения в поселке была построена небольшая мукомольная мельница (пятьсот пудов муки в сутки). В докладной записке отмечалось, что управление предприятием поддержало научно-исследовательскую экспедицию Петроградского электротехнического института по изучению гидросистемы рек Ульбы, Быструхи и Громатухи с целью проведения ряда весьма ценных гидрометрических и нивелировочных работ, необходимых для предстоящей электрификации края.
Примечательно, что весь текст докладной изобиловал конкретными цифрами, интересными фактами, дельными предложениями. Дрейман не скрывал, что «восстановительные работы в Риддере в масштабе, соответствующем мощности месторождения, не могут быть начаты без существенной помощи со стороны государства. Только для проведения подготовительных работ к такому восстановлению он просил ассигнований на сумму один миллион золотом.
Судя по приведенным из доклада выдержкам, председатель Совнаркома был хорошо осведомлен о положении дел в бывшей урквартовской концессии на предприятиях Риддера, поэтому в предоставленную Дрейману пятиминутку, очевидно, вошли соображения элементарной целесообразности принятия условий концессии Лесли Уркварта.
А сам выше упомянутый соискатель права на долговременную повторную аренду своих бывших российских владений был в Берлине, когда в Совнаркоме работали с его договором. Стомаников лично уведомил его об этом решении, а спустя некоторое время заместитель наркома иностранных дел М.М. Литвинов вручил Уркварту текст резолюции. Было очевидным, что судьбоносный документ отказались ратифицировать не из-за его качества, как бизнес-контракта, а исключительно из-за политики, при чем из-за иностранной политики. «У русских появился шанс убедить Великобританию признать советское правительство или включить его представителей в предстоящую конференцию по вопросу пролива Дарданеллы…». С другой стороны, по мнению самого Уркварта, : «…нашим требованием русскому правительству была выплата в размере 56.000.000 фунтов стерлингов, что сразу же повлекло за собой отказ от ратификации договора…».
Свою лепту внесла и несостыковка сторон в вопросе об «арбитражной оговорке». Концессионное дело должны были рассматривать независимые арбитры, в количестве и качестве которых мнения переговорщиков разошлись…(172).
Наиболее вероятная причина, выдвинутая корреспондентами газеты «Таймз» и Британской коммерческой делегации, состояла в личной роли Ленина, который председательствовал на собрании: «Известно, что Ленин принял решение против ратификации. Говорят, что он заявил о том, что отход на уступки на 99 лет, повлечет за собой последующий переход к системе частной собственности». Ведь в оплату Уркварта входила ответственность советского правительства за убытки, причиненные его имуществу – это расценивалось как признание финансовой ответственности перед частным заявителем.
Отказ в ратификации договора был мотивирован и предупреждением возможного противостояния партийных фракций, лидерами которых были Каменев, Зиновьев и Бухарин. Особенно «каменевской» группировки.
Была попытка ратификации договора с поправками, согласно которым часть имущества Экибастуза (1\3 угольного бассейна) оставалась за государством, снижалась и финансовая компенсация, выплачиваемая Уркварту. Реакция его оказалась незамедлительной. Из письма к Красину: «Как для бизнесмена с большим опытом в коммерческих и промышленных делах, для меня было очень большим сюрпризом узнать об этих изменениях, Вам следовало бы хорошо обдумать, прежде чем выдвигать такие предложения…», (в которых) не было никакого компромисса, была только формула, «подтверждающая убытки для моей компании и для советского правительства» (157).
И, конечно же, все «за» ратификацию концессионного договора вполне мог нейтрализовать всего лишь один ярлык Увкварта, как главы и опоры всей иностранной интервенции военного лихолетья. «На днях в газетах обсуждался договор, предложенный англичанином Урквартом, который до настоящего времени был против нас во время Гражданской войны. Он говорил: «Мы достигнем нашей цели в Гражданской войне!» Он осмелился лишить нас всего. И после всего этого мы должны вступить с ним в переговоры» (из последнего общенародного выступления Ленина). «Он помог адмиралу Колчаку, и если люди совершают такие ошибки, они должны отвечать за них» - (из речи Литвинова на Генуэзской конференции).
Уркварт мог принять измененные условия Советского правительства, но это означало бы признать поражение и навредить своему будущему; мог уйти в отставку председателем «Русско-Азиатской компании» и заняться своей корпоративной деятельностью, сконцентрировавшись на личных инвестициях -но этот путь не привлекал его. Свои эгоцентрические амбиции он оставил для Риддера, Экибастуза и степей, для создания горной империи, претворяя тем самым свои мечты в реальность.
31 октября, 1,2 и 3 ноября 1922 года Ленин инициирует публикацию в «Правде» ряда статей дискуссионного характера по вопросу отклонения концессии Лесли Уркварта (две «за», и две «против»). 2 февраля возможность выступить с газетной трибуны предоставляется главному оппоненту предсовнаркома. Крупнейший концессионер Великобритании напомнил, что продолжает считать Риддер, Экибастуз, Кыштым и Таналык, вместе с Ленскими приисками своими предприятиями. «Ни для кого не секрет,- писал в своей статье Уркварт,- что иностранный капитал не имеет доверия к современной российской экономической системе…Наши обширные предприятия, процветавшие и быстро развивавшиеся в былое время, сейчас стоят заброшенные и в значительной мере разрушенные. Много лет потребуется работы на приведение всего этого в порядок, и много лет пройдет, пока предприятия не придут в свое прежнее состояние и в течение всего этого времени не только не придется рассчитывать на какие-либо прибыли, но и не исключена возможность потерь вложенного в дело капитала… Я должен сказать, обнаружившиеся затяжки в утверждении договора, вплоть до отказа в ратификации… в сильной мере усугубляют и без того серьезные на этом пути препятствия.»
Логический итог дискуссии подвела статья одного из экспертов комиссии Михайлова А.К.Вандербеллена, опубликованная в «Правде» за 18 марта, который авторитетно констатировал: «Ни одно из русских месторождений свинца и цинка в отношении прибыльности не может быть сравнимо с Риддером и в ближайший период развития русской промышленности Риддер является единственным месторождением, способным обеспечить коммерчески выгодное получение свинца и цинка в масштабе, отвечающим потребности страны»…
Советский специалист в области внешней торговли С.И.Либерман, работавший в то время вместе с Л.Б.Красиным в Лондоне (впоследствии остался на Западе) вспоминал, что как-то на заседании Совета Труда и Обороны председательствующий Ленин спросил:
- А что, собственно, стало с Урквартом? От него ни слуху, ни духу. А он, ведь, наговорил нам столько любезностей, что, казалось, вот-вот подаст заявление о вступлении в коммунистическую партию!(173).
…Новым направлением деятельности на тот период у одного из лидеров горно-промышленного дела мирового уровня становится Южная Африка, его специалисты обследуют медные предприятия Манитобы, Камеруна, Родезии. Но весь год (1924-й) он испытывает проблемы со здоровьем, нервное истощение и все меньше энтузиазма в его претензиях, выдвигаемых России, откуда приходят сообщения о снятии оборудования с предприятий Кыштыма: инженерно-технические комплектующие транспортировали из Соймоновской долины в Калату, где произвели несколько тонн меди по очень высокой цене, а динамитную установку передислоцировали в Екатеринбург. (158). Интересен факт, что ВСНХ, по рекомендации бывшего председателя экспертной комиссии Михайлова, рассматривал план-схему главы концессионного комитета Пятакова с целью самостоятельного восстановления предприятий «Русско-Азиатской компании» в качестве их альтернативы возвращению Уркварту.
В то же время пришли известия об аресте сотрудниками ЧКа нескольких бывших специалистов «Русско-Азиатской компании» вместе с Н.К.Лессигом. Документы и письма, связанные с договором конфискуются. В июле юридический представитель российских офисов Уркварта Николай Тауба (находясь в Лондоне) в Москве обвиняется «в попытке экономического шпионажа во благо иностранцев и причинении вреда государству» и приговаривается к смертной казни с конфискацией имущества.
Тяжелым был для Уркварта и август 1924 года. Он дошел до отчаяния в связи с неудачей попытки найти новое предложение и добиться успеха в ведении переговоров с советскими чиновниками. «Я не вижу просвета. Я должен все еще платить дань за пришедший в упадок бизнес, перед тем как мне выбраться из этой ситуации… Я обдумываю все планы, как получить капитал… я собираюсь выяснить, что я смогу сделать и как можно быстрее» (159).
30 ноября умирает мать, на протяжении всей ее жизни он поддерживал с ней тесные контакты, вел переписку, которая временами оживлялась и приносила обоим адресатам много приятных минут. В феврале слегла от болезни Берил, она была недееспособной в течение трех месяцев. Вскоре сам Уркварт заболел брюшной язвой, последствием которой стало внутреннее кровоизлияние. Он подробно описывает об этом сыну Андрею: «Врачи установили, что я потерял практически 70% крови и поэтому меня невозможно оперировать. Единственная возможность спасти мою жизнь – это попытаться остановить кровоизлияние и позволить, чтобы мой организм выработал достаточно крови для операции. Меня положили на кровать, ноги выше головы, каждый час кололи морфий, чтобы остановить работу кишечника. В течение первой недели я ел только лед и холодную воду. На второй неделе только холодная вода и молоко, а в конце второй недели мой организм начал работать нормально. Я восстановил потерянные 70% крови, так нужные для операции. Меня прооперировали в воскресенье утром в конце июля… Слава Богу, все сделано с Божьей помощью.» (160).
Меж тем, поистине критическая ситуация сложилась на Риддерском комбинате именно в 1923 - 1924 годах, которые без преувеличения стали годами испытания на прочность слабого в техническом и экономическом отношении горно-рудного предприятия. Временем проверки на прочность всех черт характера Р.А.Дреймана, как руководителя. Основной причиной этого явилось отступление от выполнения практически всех позиций производственного плана в связи с полным отсутствием денежных средств на счете у предприятия.
Исчерпались запасы окисленных руд Сокольного месторождения, для извлечения золота из кварцевых руд Риддерского рудника необходимо было срочное строительство илового цианистого завода, над проектированием которого работали инженеры З.Я.Врублевский и Н.В.Мелузов. Они же проводили сложные исследования и лабораторные опыты по цианированию кварцитов с целью извлечения из них еще большего процента золота. Однако, наступила осенняя заготовка сельхозпродуктов и Госбанк, поддерживая принципиальную позицию Дреймана и его специалистов, пообещал профинансировать строительство завода лишь весной 1924 года. Впустую терялись поистине «золотые» месяцы.
Нужно отдать должное, Киргпромбюро в столичном Оренбурге утвердило Риддеру смету в 150 тысяч рублей и даже выдало 30 тысяч товарами, что несколько спасло горняков от полной ликвидации дела. Но где же взять деньги на строительство завода? И здесь Рудольф Ансович делает единственно верный ход – он не стал ждать «с моря погоды» (отпущенных центром средств), он, ни дня не медля, частично изыскивая на стороне любые суммы, беря их в долг под личную ответственность, приступает к форсированию работ по воплощению в жизнь своих замыслов. И пусть не к запланированному 1-му июля, а к 25-му октября, надежда и гордость Риддера – цианзавод «всеми своими мощными механизмами приступил к обработке и добыче золота» - по одному пуду в сутки.
Смалодушничай тогда директор, идея, ради которой все рабочие и служащие в течение минувшего года мирились с голодом и бедственным положением, многими лишениями, возможно бы и не осуществилась, так как обещание Оренбурга по поводу денежной поддержки так и осталось на бумаге. А положение дел в горняцком поселке позднее поправил все тот же Госбанк, который предоставил Риддерскому комбинату временную возвратную ссуду.
Так, задавшись одной целью: поднять производство на комбинате, Дрейман неуклонно продолжил намеченную программу, где еще одной из заслуженных побед стало строительство небольшого опытного завода по производству электролитного цинка. Под завод временно приспособили надшахтное здание Григорьевской шахты. Выплавленные в чугунных котлах несколько чушек катодного цинка были опробованы в лаборатории при ВСНХ. Первый электролитический цинк советской России, полученный в далеком Риддере, оказался высокой чистоты – 99,9%, что превосходило американский и европейский сорта!
После Риддера, январь 1926 года, Р.А.Дрейман избирается членом Казахской краевой Контрольной комиссии, затем работает в должности директора Карсакпайского медеплавильного комбината, назначается руководителем разведки цветных металлов и золота СССР. С 1932 года возглавляет строительство предприятия на Алмалыкском месторождении, по совместительству руководит научно-исследовательским институтом «Средазцветмет», а так же Киргизским рудоуправлением. Вследствие необоснованного доноса в октябре 1937 года Рудольф Ансович был репрессирован, дальнейшая его судьба неизвестна (175).
-
ЖЕМЧУЖИНА СИБИРИ.
«Всю мою жизнь я всегда старался
быть честным человеком…»
Д.Л.Уркварт
«Концессионная история» для Риддера имела весьма странное продолжение. Спустя три года после официального отказа Уркварту, ВСНХ СССР 14 ноября 1925 года подписывает договор о сдаче в аренду английскому акционерному обществу «Лена-Голдфилдз» Зыряновского, Белоусовского и Змеиногорского рудников сроком на 50 лет, при условии вложения в развитие их производств одного миллиона рублей золотом. Новоявленные концессионеры обязывались построить в Белоусовке медеплавильный, в Зыряновске – свинцовоцинковый заводы; кроме этого ежегодно отчислять в доход государства 6% от общего объема добываемых металлов.
В июле 1929 года предприятия Риддерского комбината посетил главный инженер прииртышских предприятий компании «Лена-Голдфилдз» мистер Дэви и его заместитель инженер Кузьмин-Караваев. Особенное восхищение у гостей вызвали гидроустановки Риддера и обогатительная фабрика (!, М.Н.), а Хариузовскую электростанцию они назвали одной из самых удачных по сравнению с европейскими. Уезжая, мистер Дэви отметил: « Нас поражает исключительный темп восстановительных и организационных работ на комбинате. Мы убеждены, что если этот темп будет выдержан и в дальнейшем, то Риддер в ближайшие годы станет одним из лучших предприятий этого рода не только в сравнении с европейской, но и американской горной промышленностью».
В то же время, расхваливая соседей, господа концессионеры к восстановлению Зыряновского рудника приступили только в 1928 году, к строительству Иртышского медеплавильного завода – в конце 1929 года, а Белоусовский рудник вообще не восстанавливался…
Где-то далеко, время от времени то вспыхивал, то вновь угасал огонек надежды на возможность урегулирования претензий Л.Уркварта по выплате ему компенсаций за утраченные в революционном вихре российские концессии. Казалось, что советское правительство все еще не решило окончательно этот вопрос. Определенным представлялось одно – Кыштым и Таналык остаются за государством и выплат компенсаций бывшим владельцам предприятий не будет. Все еще не решалась дальнейшая судьба Риддера и Экибастуза, но с середины 1926 года Лесли Андреевич увлекается уже новым «мировым» проектом. Все его ориентиры направляются на Австралийский континент, горно-рудное месторождение Маунт-Айза. Он получает удовольствие от замысловатых задач разработки плана выхода своего нового детища на установленный уровень производства в один миллион тонн руды в год. Он регулярно работает с утра до поздней ночи над спецификациями и вычислениями. Однако, все имеет цену – в седине августа врачи обнаруживают у него внутреннее кровоизлияние и ему приходится возвратиться в Англию для прохождения рентгеновского обследования и лечения… Но уже 2 декабря он вновь отправляется в Австралию, чтобы непосредственно осмотреть Маунт-Айза и обсудить детали с властями.
Две недели, проведенные на новом месторождении напомнили ему о «временах работы в России, разработке Таналыка, Риддера и других рудников», более того, пробудили желание возобновить переговоры с Пятаковым по возвращению Экибастуза и Риддера (который он назвал «жемчужиной Сибири») под гарантию минимального уровня производства; при условии, что Кыштым и Таналык уже переданы советскому правительству, что устраивало неутомимого бизнесмена, так как заводы здесь были растащены, запасы руд низкого качества, и «коммунистическое влияние» на рабочую силу огромно.
Результатом очередной серии концессионных переговоров стал внушительный по размерам документ для передачи их участнику от советской стороны, где перечислялись необходимые условия для успешного восстановления предполагаемых концессий, включая условия выплаты 2.000.000 фунтов стерлингов в счет конфискованных в 1918 году металлов. Документ также красноречиво свидетельствовал о том, что Уркварт поменял тактику: последние годы думал о том, как вернуть собственность в России, но теперь Маунт-Айза и другие предприятия отнимали у него большую часть энергии и времени. В самом деле, надеясь на то, что меморандум задействует, он констатировал то, что Москва ведет себя довольно уклончиво. И все равно, даже, казалось бы, наперекор здравому смыслу: «Покуда речь идет о русских, мы всегда готовы сотрудничать, и в особенности теперь, когда речь идет о новом соглашении. Но мы в довольно неудобном положении, если речь идет о переговорах с большевиками. Никогда нельзя быть уверенным в исходе.» (161).
Между Москвой и Урквартом не было конкретных соглашений – в рядах советского руководства шла внутрипартийная борьба, Сталин стремился получить абсолютную власть (162). Несмотря на предложение Лесли Андреевичу посетить советскую страну для осмотра предприятий на Иртыше (главное – Риддера), надежда на то, что он вернется в Сибирь угасла. «Самая большая трудность, помимо курса обмена валют, это нежелание большевиков покрывать расходы… В этом камень преткновения…» (163). Позже, когда Москва объявила о том, что работа в Риддере и Экибастузе будет возобновлена государственными силами, Уркварт публично объявил о своем подозрении, что его собственность ему так никогда и не вернут и никакой компенсации он не получит.
Неожиданно для себя осенью 1929 года Уркварт оказался вовлеченным в события, имевшие отношение к русским, которые тревожным эхом отзвались из прошлого и на протяжении всего 1930 года преследовали его. В то же самое время он обнаружил, что многие американские инженеры подписали контракты с советским правительством на восстановление имущества на Иртыше и не раскаиваются в своих действиях: «… любые американские инженеры, работающие на этих землях, или на любых других, отобранных советским правительством у их законных владельцев, будут трудоустроены откровенным вором, а их работа будет равносильна обогащению украденной собственности». (164).
А началась все с того, что в ночь с 31 августа на 1 сентября крупнейший пожар в Риддере уничтожил обогатительную фабрику, соединительную галерею конвейера, машинное отделение, компрессорную станцию, деревянный копер Григорьевской шахты, складированные запасы топлива свинцового завода. Сильно пострадал от огня серно-кислотный завод.
Выпущенная вода из противопожарных емкостей, обесточенное электропитание поселка свидетельствовали о преднамеренно совершенном преступлении, умышленном поджоге. В ходе следствия был изобличен непосредственный исполнитель, десятник Григорьевской шахты А.А.Башкирцев и организатор поджога инженер-геолог Ив. В списке вредителей значился и Н.К.Лессиг, как один из активных членов организации «Промышленная партия», который на протяжении ряда лет «использовал свое служебное положение для срыва восстановительных работ на Риддере»…Николай Карлович был арестован почти за год до диверсии с пожаром на обогатительной фабрике, 9декабря 1928 года, и обвинен в принадлежности к контрреволюционной организации и в шпионаже. Коллегией ОГПУ 23 августа 1929 года был приговорен к исключительной мере наказания, расстрелян 31 августа 1929 года. Похоронен в Москве, на Ваганьковском кладбище. Реабилитирован – 15 октября 1991 года…(176).
А «гнездом вредительства» и рассадником антисоветчины в алтайском регионе в 1929 году вполне официально были объявлены иностранные соседи, зыряновские концессионеры, В то время даже появилось устойчивое словосочетание – «англо-зыряновские шпионы-вредители». Но более всего на слуху у обывателя и в средствах массовой информации были фамилии Детердинга, Пуанкаре и Уркварта, «иностранных разбойников» и «агентов английской контрразведки». А в ходе судебного процесса по делу членов выше упомянутой «Промышленной партии» фамилия Уркварта называлась в одном ряду с обвиняемыми. На что последний заявил: «Это грязная ложь. Я никогда не имел отношения к кому-либо из России. Даже если речь идет об эмигрантах. Каждое заявление о моей причастности к сговору с русскими сфабриковано». На что по-своему реагировали западные газеты: «Эти отвратительные большевики очернили его (Уркварта) незапятнанную репутацию… Тем не менее, обстоятельства не оправдывают Уркварта в его непричастности к русским контрреволюционерам. В качестве активного члена «Ассоциации кредиторов России» он индуцировал разрыв англо-советских отношений и, в итоге, его имя появилось в списке саботажников, которые разрушали взятые на себя обязательства…» (165).
Да, в прошлом он интервент, ярый и открытый противник большевизма, воплощение иностранного капитализма, но нет ни малейшего намека ни в одном из его документов, нет ни одного свидетельства в пользу его участия в интригах с контрреволюционерами после 1921 года. «Можно было только позволить себе прочитать мрачный прогноз г-на Уркварта о скоропостижной кончине Пятилетнего плана. Это его ежегодная защита желания против мысли.» (166).
Опытный практик и теоретик бизнеса реально предвидел надвигающуюся угрозу финансового кризиса. К весне 1930 года Уркварту и его соратникам-управляющим стало ясно, что они оказались в сложном положении, так как весь мир все глубже уходил в депрессию. Словно специально на все их, пусть небольшие, победы в освоении нового бизнес-пространства, в разработке и воплощении концепции австралийского концерна «Майнинг Траст», ответной волной шли сообщения о явных недоработках, а то и досадных ошибках в тактике и стратегии ведения дела. После радостного известия о запуске в работу рудного производства на «Маунт Айза», завершении подготовки к пуску плавильного и дробильного производств, в конце лета приходит известие о неправильной организации процесса обработки руды на месторождении, малопродуктивности дробилки, не соответствии агломашины требованиям технологии, выработке продукции плавилки с примесями.. С одной стороны, он находил нужные суммы денег для вкладывания в «МайнингТраст», с другой стороны, постоянно находились причины, по которым требовались все новые вливания.
С мая по декабрь 1932 года здоровье Уркварта было неустойчивым. Он находился в напряжении, потому как вся его судьба была связана с «Майнинг Траст», чьи акции находились на твердом дне – новая горнодобывающая империя, которую он создавал с 1929 года, рушилась на глазах: часть предприятий становились забытым прошлом, часть ожидал демонтаж и продажа с аукциона, оставшиеся работали неэффективно и с малой производительностью. Он все еще надеялся, что этот год, год разочарований больше не повторится и решает в середине 1933 года посетить с проверкой «Маунт Айза». Но перед этим Уркварт совершил поездку в Париж, по возвращению в Лондон из которой по дороге простудился, заболел тяжелой формой пневмонии и, в результате разрыва кровеносных сосудов в легких, скончался 13 марта 1933 года, ровно за месяц до своего пятьдесят девятого дня рождения. Тело покойного кремировали, его прах хранится в церкви Брастед. 16 марта, за день до поминальной службы, «Файнэншл Таймс» опубликовала некролог, в котором, ссылаясь на личные качества Лесли Андреевича, такие как смелость, вера, здравый смысл, отмечала: «Оптимистичный мечтатель, он запряг свои мечты в колесницу усилий, секретом его личного обаяния был энтузиазм, в который он верил до конца». (167).
14. ПОСЛЕСЛОВИЕ.
«Не стоит говорить о людях за их спиной,
они вас могут услышать»
Очевидная истина
Без сомнений, Лесли Урквартом двигали амбиции. Несмотря на застенчивость, с ранних лет у него были высокие стремления. И в Баку, и в Кыштыме он с жаром преследовал свои цели, увеличивал навыки и умения, применяя их в горнопромышленном финансировании, отразившемся на деятельности предприятий в Таналыке и на Иртыше. Его планы по разработке хозяйственных земель в степи и организации горно-металлургического Банка и дочерних предприятий показывают широту его взглядов, и бесстрашие вызову судьбы. Результаты, достигнутые им в России, были феноменальными: «Руссо-Азиатик Консолидейтед Лимитед» до октябрьского переворота контролировала крупнейшие медные, цинковые и железно-рудные рудники на Урале и в Восточной Сибири, общей площадью свыше миллиона гектар, где также добывались серебро и свинец (их доля составляла 60% от общего производства этих металлов в России) (173). Если бы деятельность Л.Уркварта не была ограничена революцией, страна была бы обеспечена медью и свинцом к середине 1920 годов.
Более половины жизни Уркварт прожил в России: здесь он построил свою репутацию, здесь он достиг своих величайших успехов. Здесь же он пережил горечь неудач, череду несчастий, времена взлетов и падений. По иронии судьбы, человек, который гордился пониманием образа жизни России и ее людей, не смог понять внутренней политики страны – революционное волнение приводило в недоумение дисциплинированный ум инженера-бизнесмена.
До 1914 года Лесли Андреевич был аполитичен и гибок во взглядах, и, если полемизировал с кем-то из российских бизнесменов или банкиров, не вдавался в идеологию. Затянувшаяся Первая мировая война вовлекла его в политические события и дела, в которых он не очень хорошо разбирался: его надежды строились на том, что власть в России перейдет в руки к демократам, что большевизм – короткая неправильная фаза национального безумия. Он никак не мог примириться с его собственным положением и положением его сотрудников, что роль иностранного капиталиста могла не приниматься множеством рабочих в Риддере, Кыштыме или еще где-нибудь.
Будучи русофилом, он был готов помочь любому несоциалистическому движению, которое, восстановив порядок в России, начало бы процесс экономической реабилитации. Более гибкие бизнесмены отделили себя от общественной оппозиции Москве, но только не Уркварт, который наоборот усугубил ситуацию, направив свои силы на судебное преследование зарубежных требований и выплат компенсаций.
Естественно, победа большевиков изменила отношение Уркварта и на Россию и на свой бизнес в ней. Его настроение стало постоянно меняться, от оптимистического до состояния озлобленности, практически заставляя верить в преследование злым роком. Наконец, большая часть его личной удачи – воссоздать предприятие, схожее с Сибирскими рудниками (Риддер, Экибастуз) не принесла желаемого результата. Сравнивая миллионы фунтов, которые проходили через его руки в течение всей жизни – его личное имущество, действительно, оказалось скудным, достигая чуть более 300.000 фунтов стерлингов. Причем, большая часть состояния была представлена ценными бумагами Маунт Айза – это был его вклад в мировую горно-металлургическую промышленность (168).
Он очень подолгу жил за границей, устраивая себе столь редкие семейные каникулы. Дети, которых он бесконечно любил мало видели своего отца, они часто писали ему о состоянии своих дел и новостях. Очаровательная Берил, вероятнее всего, отказывалась принять тот факт, что групповой образ жизни мужа был всего лишь заменой его полноценного отдыха, отдыха неисправимого трудоголика. Умная, привлекательная, чрезвычайно способная женщина после смерти Лесли Уркварта была назначена на его место в правлении компании «Майнинг Траст».
В 1936 году британское правительство выделило советскому правительству кредит на сумму 10.000.000 фунтов стерлингов, тем не менее, минуло еще более двадцати лет, когда в октябре 1957 года было принято решение выставить предприятия «Русско-Азиатской корпорации» на продажу с целью выплаты долга иностранным кредиторам. Отчет судебного распорядителя был одобрен в сентябре 1963 года, рекомендуемый капитал для возврата акционерам составил всего лишь 0,3648 пенсов за акцию (169). Единственный доживший до этих дней представитель правления «Азируса» Дин Митчелл не присутствовал на заседании и за это решение не голосовал.
И только Маунт Айза в последние три десятилетья превратилась в одну из самых величайших горно-металлургических компаний мира. Не умаляя значимости имен множества выдающихся инженеров и управляющих, отметим, что личность Лесли Уркварта имела самое большое влияние на предприятие: он взялся за него, когда другие отвернулись, посчитав бесперспективным; он нашел средства и установил сроки разработки. Благодаря широте его взглядов здесь было развернуто производство, с использованием новейших технологий и методов горняцкого труда. Это никто иной, как Уркварт настаивал на объединении компании, на начале интенсивного бурения, с формулировкой долгосрочных программ и проведением лучших из имеющихся экспертиз; он лично обеспечивал содействие правительства основам фрахтовой концессии, а также изменениям в горном законодательстве. И это Уркварт для удобства рабочих компании создал целый город, что было новым для Австралии того времени.
Наиболее счастливая судьба, если можно так выразиться, сложилась у Риддерских предприятий концессии Уркварта. Правда, с трудом пережившее времена полной остановки производства (с 1918 –1921 гг.), но, тем не менее, в наиболее сохранившейся комплектности оборудование их (о чем красноречиво свидетельствует акт «Общего описания оборудования Риддерских рудников, заводов и железной дороги», составленный в январе 1921 года, (см. Приложение №5), впоследствии частично отремонтированное и обновленное, задействованное на полную мощь, оно позволило вновь созданному комбинату «Риддерцинк» к 1925 году стать самым передовым предприятием молодого Казахстана. В его составе действовали горный цех с двумя рудниками, золотоизвлекательная фабрика, опытный электролитный цинковый завод, электротехнический цех, химлаборатория, строилась обогатительная фабрика; в полном объеме функционировало вспомогательное производство. В результате за первый хозяйственный год (с 1 октября 1924 по 1 октября 1925 года) было добыто 3644 тонны руды, вдвое больше против прошлогоднего. 1 ноября 1927 года, с пуском, передислоцированного из Экибастуза свинцового завода, здесь был получен первый казахстанский свинец. В октябре 1928 года впервые в истории Риддера себестоимость добываемой руды не стала превышать средней годовой сметной себестоимости, и, наконец, в декабре 1929 года Риддерский горно-металлургический комбинат Государственного треста «Полиметалл» впервые перевыполнил годовое плановое задание (себестоимость руды была снижена на 41% против прошедшего года). В ходе успешной первой пятилетки и далее Риддер продолжал производство крупнотоннажного количества серебросодержащего свинца, а Экибастуз и степные хозяйства, до революции арендованные Лесли Урквартом, добычей угля и меди делали существенный вклад в экономику молодого советского государства.
Достарыңызбен бөлісу: |