ПРИМЕЧАНИЯ: Мысль и язык

В 3-е издание включены также статьи Потебни «Язык и народность» и заметка «О национализме», в 5-е — статья «Язык и народность». 4-е и 5-е издания представляли собой первые тома предполагаемого полного собрания сочинений Потебни, однако последующие тома так и не увидели свет. При подготовке 4-го и 5-го изданий в тексте были исправлены опечатки, имевшиеся в 1-м издании и воспроизведенные во 2-м и 3-м, частично сверены цитаты, а также введены подстрочные примечания, корректирующие отдельные лингвистические наблюдения Потебни. Кроме этого, редакторы перевели текст на специфическую орфографию, характерную для работ Потебни 1870—1880-х гг. Нами взят за основу текст 5-го издания при учете других изданий и соблюдении общих текстологических принципов, изложенных выше.

Книга «Мысль и язык» написана Потебней на основе курса лекций, которые читались им в Харьковском университете. «В начале 60-х годов XIX в. в русских университетах решено открыть новые кафедры сравнительного языкознания, которое к этому времени все более широко входит в систему подготовки филологов... Закономерным претендентом на руководство новой кафедры в Харьковском университете становится А. А. Потебня... Следовало доказать способности молодого ученого столичному начальству. Для этого А. А. Потебня по инициативе П. А. Лавровского обрабатывает курс своих лекций и публикует их в начале 1862 г. в «Журнале Министерства народного просвещения» под названием «Мысль и язык» (Франчук В. Ю. А. А. Потебня. М., 1986. С. 42).

Идеи, в концентрированном виде изложенные Потебней в «Мысли и языке», развивались и уточнялись им на протяжении всей жизни. Непосредственно примыкает к «Мысли и языку» теоретическое «Введение» к книге «Из записок по русской грамматике» [231, т. 1/2, с. 13—128]. В то же время «Мысль и язык»— единственное произведение, в котором в полном, развернутом виде изложена лингво-философская концепция Потебни. Этим обусловлено как непреходящее значение этого труда, так и его своеобразная судьба: настоящий резонанс он получил не в момент появления, а только начиная с 1890-х гг., когда идеи Потебни стали объектом заинтересованного обсуждения и полемики.

С. 17. * Творчество В. Гумбольдта занимает особое место в истории языкознания. Он подходил к языку не столько как лингвист, сколько как философ, и все последующие разработки философии языка, вплоть до наших дней, так или иначе соотнесены с его концепциями.

Влияние В. Гумбольдта испытали многие русские филологи (И. И. Срезневский, Ф. И. Буслаев, А. Н. Веселовский и др.). В 1858—1859 гг. в «Журнале Министерства народного просвещения» был опубликован в переводе П. Билярского основной языковедческий труд В. Гумбольдта «О различии организмов человеческого языка и о влиянии этого различия на умственное развитие человечества» (в современном переводе — «О различии строения человеческих языков и его влиянии на духовное развитие человечества»)

В «Мысли и языке» встречаются ссылки на три работы В. Гумбольдта: «О различии строения человеческих языков...», «О сравнительном изучении языков применительно к различным эпохам их развития», а также «Эстетические опыты. Первая часть. О «Германе и Доротее» Гете». Все они вошли в новейшее издание: Гумбольдт В. фон. 1. Избранные труды по языкознанию. М., 1984; 2. Язык и философия культуры М., 1985.

В русской традиции Потебня был, несомненно, наиболее ярким интерпретатором идей В, Гумбольдта. «Следует, однако, отметить, что в его книге «Мысль и язык» ... глава, посвященная В. Гумбольдту, представляет собой в основном всего лишь изложение некоторых положений учения В. Гумбольдта, которое сопровождается небольшими комментариями, а в других главах, затрагивающих эти положения, говорится главным образом о внутренней форме слова ... и притом не столько в понимании В. Гумбольдта, сколько следуя Г. Штейнталю. Влияние

B. Гумбольдта на А. А. Потебню так же, как и на Д. Н. Овсянико-Куликовского и его учеников ... ощущается в большей мере в тех работах, которые касаются общеэстетических и теоретико-литературоведческих проблем» (Звегинцев В. А. О научном наследии Вильгельма фон Гумбольдта // Гумбольдт В. фон. Избранные труды по языкознанию. C. 357).

С. 23. * То же, что флективный. Флективными называют языки, в которых словоизменение производится посредством флексии (окончания).

С. 36. * Имеется в виду следующее высказывание М. В. Ломоносова: «Кто отчасу далее в нем (в русском языке.— А. Т.) углубляется, употребляя предводителем общее философское понятие о человеческом слове, тот увидит безмерно широкое поле или, лучше сказать, пределы имеющее море» [68а, с. 7—8].

С. 38. * С комментариями Г. Штейнталя к трудам В. Гумбольдта связывается начало их психологического толкования (см. комментарий к с. 17 и 97). Термин «антиномия» в данном контексте обозначает «гносеологический коррелят понятия объективного диалектического противоречия» (Постовалова В. И. Язык как деятельность: Опыт интерпретации концепции В. Гумбольдта. М., 1982. С. 91). Представление об антиномической природе языка позднее развивалось в лингвистической концепции П. А. Флоренского, см. Флоренский П. А. Антиномия языка // Вопросы языкознания. 1988. №6. С. 88—125. П. А. Флоренский внимательно знакомился с трудами Потебни и его учеников. См. комментарий к с. 182.

С. 43. * Калькированный термин «неделимое» соответствует немецкому (из латинского) Individuum; в современных переводах передается заимствованным «индивид». «Неделимое» — буквальный перевод латинского in-dividuus — «неразделенный, нерасщепленный» (ср. in-dividuит — «атом»). В новейших европейских языках слово приобрело значение «индивид, (отдельная) личность».

С. 48. * Современный перевод: «В том, источник чего, по сути дела, тождествен мне, понятия субъекта и объекта, зависимости и независимости переходят друг в друга. Язык принадлежит мне, ибо каким я его вызываю к жизни, таким он и становится для меня; а поскольку весь он прочно укоренился в речи наших современников и в речи прошлых поколений —в той мере, в какой он непрерывно передавался от одного поколения к другому,— постольку сам же язык накладывает на меня при этом ограничение. Но то, что в нем ограничивает и определяет меня, пришло к нему от человеческой, интимно близкой мне природы, и потому чужеродное в языке чуждо только моей преходящей, индивидуальной, но не моей изначальной природе» (Гумбольдт В. фон. Избранные труды по языкознанию. С. 83).

С. 50—51. * Понятие духа (Geist) в концепции В. Гумбольдта является одним из наиболее сложных и допускает различные толкования. Потебня лишает это понятие многозначности, давая ему вполне материалистическое толкование.

С. 93. * Прилагательное интеръекционный образовано от лат. interjectio — междометие.

С. 97. * Понятие внутренней формы слова является основополагающим для концепции Потебни. Оно восходит к В. Гумбольдту и в то же время содержит существенную трансформацию идей немецкого лингвиста-философа. В. Гумбольдт говорит о «внутренней форме языка» (innere Sprachform), и в сведении ее к «внутренней форме слова», намеченном еще в комментариях Г. Штейнталя к гумбольдтовским текстам, сказался новый психологизированный подход к явлениям языка (Рамишвили Г. В. Вильгельм фон Гумбольдт — основоположник теоретического языкознания // Гумбольдт В. фон. Избранные труды по языкознанию. С. 19—21).

Понятие внутренней формы имеет истоки в античной философии; первоначально оно возникает в «Эстетических опытах» В. Гумбольдта и лишь впоследствии распространяется им на язык. «Рационализированное ... понятие внутренней формы ... может быть возведено к Платону. Оно легко может быть истолковано как одно из значений платоновского эйдоса, именно в смысле «прообраза», «нормы» или «правила». В эстетике Плотина ... мы встречаем уже не только понятие, но и самый термин «внутренняя форма»... Соответственное применение термина «внутренняя форма» мы встречаем у энтузиастического неоплатоника Возрождения Дж. Бруно... Английский платонизм XVII века также не чуждался этого понятия, а потому появление термина у Шефтсбери не должно казаться неожиданным. На Шефтсбери же мы вправе смотреть как на связующее звено между плотиновскои и возрожденской эстетикою ... и немецким идеализмом... Гумбольдт пользуется термином «внутренняя форма» первоначально также в контексте эстетическом... Рассуждение Гумбольдта... делает понятным перенесение понятия «внутренней формы» в область языка вообще, особенно если вспомнить собственное Гумбольдта сопоставление языка с искусством» (Шпет Г. Внутренняя форма слова (Этюды и вариации на темы Гумбольдта). М., 1927. С. 54-58).

В XX в. понятие внутренней формы становится основополагающим для ряда направлений лингвистики. При этом намечаются две ориентации в его интерпретации. В одном случае это понятие рассматривают в широком историко-философском контексте, в другом — пытаются сделать рабочим понятием лингвистики (Постовалова В. И. Язык как деятельность. С. 172). Для Потебни, по-видимому, характерен синтез обеих тенденций.

В «Мысли и языке» дается ряд определений внутренней формы слова. Их совокупность позволяет, в общем, «истолковать внутреннюю форму как присущий языку прием, порядок выражения и обозначения с помощью слова нового содержания или, иначе, как выработанную модель, языковую формулу ... по которой с участием предшествующих слов и их значений происходит формирование новых слов и значений. Это языковой механизм, всякий раз приходящий в движение, когда нужно представить, понять и закрепить в индивидуальном обозначении новое явление, то есть выразить словом новое содержание» (Гречко В, А. Семантическая терминология А. А. Потебни как система // Наукова спадщина О. О. Потебнi i сучасна фiлологiя. Киïв, 1985. С. 167—168).

Если в «Мысли и языке» внутренняя форма выступает как синоним понятий этимологического значения слова и представления (см. комментарий к с. 128), то в более поздних трудах Потебня разграничивает внутреннюю форму и представление. «Внутренняя форма обозначает ближайшее значение слова и выступает как совокупность нескольких значений, в то время как представление может исчезать ... Внутренняя форма выступает не только как центр образа; она в какой-то мере уже обобщает отдельные признаки предмета, создавая из них единство образа, давая значение этому единству. Таким образом, внутренняя форма—это не образ предмета, а «образ образа» [224, с. 77—78].

Иную, полемичную по отношению к Потебне интерпретацию внутренней формы дает Г. Шпет. См. особенно: Шпет Г. Внутренняя форма слова. С. 106.

С. 121. * Опоек — рус. диал. теленок.

С. 128. * Потебня наделяет слово «представление» специфическим смыслом: «Знак в слове есть необходимая (для быстроты мысли и для расширения сознания) замена соответствующего образа или понятия; он есть представитель того или другого в текущих делах мысли, а потому называется представлением. Этого значения слова представление ... не следует смешивать с другим, более известным и менее определенным, по которому представление есть то же, что восприятие или чувственный образ, во всяком случае — совокупность признаков» [231, т. 1/2, с. 18]. См. также наст, изд., с. 212, 444—445.

С. 130. * Потебня приводит первые и последние слова молитвы «Отче наш».

С. 130. ** Ряд положений, сходных с идеями Потебни, впоследствии высказал А. Н. Веселовский в «Трех главах из исторической поэтики» (глава третья «Язык поэзии и язык прозы»). Ср., в частности: «В сущности, каждое слово было когда-то метафорою, односторонне-образно выражавшей ту сторону или свойство объекта, которая казалась наиболее характерною, показательною для жизненности» (Веселовский А. Н. Историческая поэтика. М., 1989. С. 276—277). Близость некоторых идей А. А. Потебни и А. Н. Веселовского отмечена в комментариях к этому изданию.

С. 132. * Ср. современный перевод: «...для человека естественным является тотчас же воспроизвести понятое им в речи» (Гумбольдт В. фон. Избранные труды по языкознанию. С. 78). См. также наст, изд., с. 174.

С. 133. * Идеи об исторической эволюции типов предложения развиты Потебней в исследовании «Из записок по русской грамматике» [231].

С. 134. * Ср. современный перевод: «Понимая образование речи наиболее естественным образом, то есть как последовательный процесс, мы должны видеть за ним, как за всяким природным становлением, систему эволюции» (Гумбольдт В. фон. Избранные труды по языкознанию. С. 149).

С. 143. * Проблему происхождения качественных прилагательных, и в частности цветообоэначений, Потебня исследовал в своих трудах по грамматике [232, т. 3, с. 37—67].

С. 144. * Т. е. принимать переносные значения за буквальные.

С. 145. * Концепция понятия у Потебни существенно отличается от признанной ныне. Согласно Потебне, понятие — это совокупность актов мысли, а не одна мысль, оно выражается в виде известного количества суждений, а не отдельного слова или словосочетания [224, с. 74].

** Потебня подчеркивает, что нем. vorstellung (представление) он в соответствии с принятой им терминологией называет «чувственным образом», а не «представлением».

С. 147. * Потебня пересказывает эпизод из Евангелия от Иоанна (1, 45-46).

С. 150. * Подробнее о метафорической связи между жизнью человека и дерева Потебня писал в статье «О связи некоторых представлений в языке» (наст, изд., с. 444—471).

С. 158. * Ср. у Ф. И. Буслаева: «Всякий предмет существует для человека только тогда, когда он им сознается, когда входит в его мысль и выражается словом. Мысль есть основная сущность вещи, потому в языках название вещи происходит от слов мыслить, вещать» (Буслаев Ф. И. О преподавании отечественного языка. Л., 1941. С. 173—174).

С. 159. * Материалы о народных запретах и повериях, связанных с речевой деятельностью, Потебня собирал в течение всей жизни. См. [228, с. 427—528].

С. 160. * См. комментарий к с. 97.

** Позднее Потебня писал о словах миловать и жаловать подробнее [228, с. 251—252].

С. 165. * Песня была записана Потебней от его тети П. Е. Потеб-ни в с. Перекоповка Романского у. Полтавской губ. в 1850-х гг. Воспроизведена по рукописи в [234, с. 24].

С. 167. * Позднее Потебня дал более подробный анализ этой загадки [226, ч. 3, с. 23; 232, с. 546-547].

С. 169. * Потебня имеет в виду формулировку В. Гумбольдта: «Идеалом мы называем изображение идеи в облике индивида» (Гумбольдт В. фон. Язык и философия культуры. С. 177).

С. 172. * В поздних записях Потебня рассматривал такие случаи обозначения как метонимические [228, с. 247].

** Сходные идеи высказывал ранее Ф. И. Буслаев: «В старину отвлеченные мысли выражались изобразительно. Как степень образованности наших предков, так и самый язык довольствовались живыми, наглядными представлениями; какое-либо общее понятие не иначе могло представиться в уме, как в неразрывной связи с живым впечатлением, свежесть которого сохранялась и в языке изобразительностью и картинностью» [24, т. 1, с. 217].

*** Т. е. отдельное слово в отличие от предложения.

С. 174. * О функции психофизиологического катарсиса, свойственного речевой деятельности, а также восприятию искусства, Потебня писал неоднократно. См., например [230, с. 207]. В этом смысле упреки в излишнем интеллектуализме, предъявлявшиеся теоретической концепции Потебни, не вполне справедливы.

С. 176. * Эти положения Потебни близки высказываниям В. Г. Белинского (см. Пресняков О. П. А. А. Потебня и русское литературоведение конца XIX —начала XX века. Саратов, 1978. С. 88). Позднее сходные идеи легли в основу «Психологии искусства» Л. С. Выготского.

** Имеются в виду известные автобиографические признания Н. В. Гоголя («Четыре письма к разным лицам по поводу «Мертвых душ»), в частности: «Я уже от многих своих гадостей избавился тем, что передал их своим героям, обсмеял в них и заставил других также над ними посмеяться» (Гоголь Н. В. Полн. собр. соч. Л., 1952. Т. 8. С. 296—297). Среди бумаг Потебни сохранились многочисленные выписки из сочинений и переписки Гоголя [228, с. 362—380].

С. 177. * В отечественной науке обоснование этих положений связано с работами Ф. И. Буслаева. Ср., в частности: «Начало поэтического творчества теряется в темной, доисторической глубине, когда созидался самый язык; и происхождение языка есть первая, самая решительная и блистательная попытка человеческого творчества. Слово — не условный знак для выражения мысли, но художественный образ, вызванный живейшим ощущением, которое природа и жизнь в человеке возбудили. Творчество народной фантазии непосредственно переходит от языка к поэзии. Религия есть та господствующая сила, которая дает самый решительный толчок этому творчеству, и древнейшие мифы, сопровождаемые обрядами, стоят на пути созидания языка и поэзии, объемлющей в себе все духовные интересы народа» [24, т. 1, с. 1—2].

С. 178. * Интересные размышления о судьбе народной музыкальной культуры содержатся в письме Потебни к И. Е. Беликову, его университетскому товарищу, отправленном из Берлина зимой 1862/1863 гг. (Халанский М. Материалы для биографии А. А. Потебни // Сборник Харьковского историко-филологического общества. 1909. Т. 18. С. 21-24).

С. 182. * Аналогию между словом и произведением искусства впоследствии развивал П, А. Флоренский: «Слова суть прежде всего конкретные образы, художественные произведения, хоть и в малом размере» (Флоренский П. Символическое описание // Феникс. М., 1922. Кн. 1. С. 91). См. также комментарий к с. 38.

С. 186. * См.: Гоголь Н. В. Полн. собр. соч. Л., 1951. Т. 6. С. 113.

С. 187. * Обстоятельный разбор этой песни, заимствованной из сборника А. Л. Метлинского [78, с. 156—157], Потебня дает в статье «О связи некоторых представлений в языке» (наст, изд., с. 444—471).

С. 188. * Потебня цитирует песню из сборника А. Л. Метлинского [78, с. 81].

** Следует учесть, что украинское слово зоря более многозначно, чем русское заря. «Млр. зоря значит: а) то же, что ст.-сл., влр. заря, зоря, именно = литов. ausra, aurora («зоря погорша»); б) утренняя и вечерняя звезда, Венера и вообще звезда» [98, т. 2, с. 83]. См. также наст, изд., с. 404.

*** Цитата из сборника А. Л. Метлинского [78, с. 58].

**** Цитата из [78. с. 59].

С. 190. * Имеются в виду действия, основанные на магии подобия (так называемая симпатическая магия в более поздней терминологии).

С. 194. * Потебня приводит начало песни, варианты которой опубликованы в сборнике А. Л. Метлинского [78, с. 34—36]. Данный вариант записан, возможно, самим Потебней, см. [234, с. 122].

С. 196. * Сходные положения ранее высказывались Ф. И. Буслаевым: «Поэзия проходит, проза (в обширном смысле принимаемая) более способствует нашим потребностям. Поэзия языка состоит в неувядаемой, яркой изобразительности, необходимом достоянии древнейшего периода. Собственно тогда еще и не бывает прозы, ибо всякое слово возбуждало тогда поэтическое впечатление, всякое выражение было творческою попыткою... Как ценная монета в обширных расчетах заменяется ассигнациями и билетами, так и живые впечатления в мышлении своем подводим мы к общим мыслям и отвлеченным представлениям. Речь наша чрезвычайно замедлялась бы, если бы мы постоянно вдумывались в живое представление каждого предмета и взвешивали каждое слово с таким же сочувствием к нему, с каким оно создавалось в древнейшую пору. Таким образом, потеря чувственной, живучей силы языка есть не что иное, как преобладание мысли над звуком и частным впечатлением» (Буслаев Ф. И. О преподавании отечественного языка. Л., 1941. С. 195-196).