Монголы и Русь Георгий Вернадский

Даже эта акция сначала не истолковывалась как отказ от власти патриарха константинопольского. В своих проповедях и посланиях митрополит Иона, не жалея сил, объяснял, что принял избрание только в виду особых обстоятельств, а в будущем, если византийские власти вернутся к Православию, русские всегда будут испрашивать благословения патриарха. На самом деле выход Русской церкви из-под власти патриарха был окончательным. Падение Константинополя, правда, положило конец церковной унии и восстановило там православие, но в то же время разрушило всю византийскую систему "гармонии" церкви и государства. Зависимость Греческой церкви от "неверного" правителя делала для русских психологически и политически трудным возобновление их подчиненности грекам, особенно поскольку сама Русь находилась на пороге освобождения от мусульманских ханов. В конечном итоге Русская церковь стала автокефальной скорее благодаря ходу международных событий, чем сознательным усилиям со своей стороны.

Политические последствия падения Константинополя были столь же серьезными, как и церковные. Великий князь московский оказался теперь ведущим независимым православным правителем - фактически почти единственным правителем подобного рода во всем Православном мире. Хотел он этого или нет, от него теперь ждали, что он будет действовать как защитник Греческой веры. Это послужило отправной точкой сложного течения в политической мысли, как внутри, так и за пределами Руси; среди основанных на нем построений была имеющая принципиальное значение идея о перемещении центра истинного Православия из Второго Рима (Константинополя) в Третий Рим - Святую Москву.

I
В 1440 году великий князь Литвы Сигизмунд пал жертвой заговора литовской знати. Его обвинили в тирании и намерении подорвать в Литве власть аристократии. Судя по всему, после победы над Свидригайло в 1435 году Сигизмунд стал с подозрительностью относиться к своим сторонникам боярам и пытался править через служащих своего двора, назначив некоторых из них на ключевые посты в армии и администрации. Убийство Сигизмунда привело к новому политическому кризису в Великом княжестве, который на первых порах оказался даже более серьезным, чем кризис начала тридцатых годов пятнадцатого века1. Большинство литовских бояр или панов желали видеть на троне сына Ягайло Казимира. Ягайло умер в 1434 году, и его сын Владислав III (старший брат Казимира) стал теперь королем Польши. Владислав согласился позволить Казимиру ехать в Литву, но только как своему наместнику, а не как великому князю. Это потребовало новых переговоров и долгих отлагательств, а тем временем появились новые кандидаты на престол, среди них сын Сигизмунда Михаил и престарелый Свидригайло. В Смоленске произошло восстание, и еще одно - в Киеве. Народ Смоленска избрал своим правителем князя Юрия Мстиславльского. Киев признал Михаила, которого также выбрал своим князем народ жмудь.

В этих трудных обстоятельствах литовская аристократия еще раз проявила свою целеустремленность, государственное мышление и силу. В это время ее предводителем был Ян Гаштовт, который стал главным советником молодого Казимира. Под его руководством Казимир (признанный литовцами великим князем) за два года сумел воссоединить большую часть отделившихся земель. Смоленск заставили покориться силой оружия, а затем умиротворили указом великого князя, гарантировавшим местную автономию. Киеву дали собственного вассального князя Александра (Олелько), сына Владимира. Напомним, что Владимир (сын Ольгерда) правил в Киеве до упразднения Витовтом удельных княжеств. Проблема жмуди была улажена посредством переговоров: жмудь признала Казимира в обмен на новые гарантии автономии. Наконец, в 1445 году, девяностолетний Свидригайло тоже принес клятву верности своему племяннику. Только Михаил продолжал партизанскую войну против Казимира, находя сторонников то в одном регионе, то в другом.

Новое затруднение возникло, когда король Польши Владислав III погиб в Варненском крестовом походе (1444). В следующем году польский Сейм выбрал Казимира королем. Литовцы, однако, не хотели позволять Казимиру принять польскую корону, опасаясь, что это приведет к подчинению Литвы Польше. Они пошли на это только после того, как Казимир подписал обязательство сохранить для Литвы отдельную администрацию. Хотя поляки отказались утверждать эти гарантии, Казимир издал новый указ, подтверждающий права и привилегии и литовских, и русских земель. Этот его привилей (1447 год) стал краеугольным камнем конституционного правительства Великого княжества2. Вскоре в Кракове Казимира короновали королем Польши. Таким образом, союз Польши и Литвы был восстановлен при одном правителе для обеих наций, но Литва фактически осталась отдельным государством.

Поляки должны были признать свершившийся факт, даже если отрицали его законность. Однако их отказ утвердить обязательство Казимира рождал сомнения в умах многих литовцев и западных русских в желательности для Великого княжества иметь общего правителя с Польшей. Эти чувства увеличивали шансы Михайла. В 1446 году Михаил в Молдавии заключил соглашение с ханом Саид-Ахмадом1. При помощи татар Михаил захватил несколько городов в Северском районе, включая Новгород-Северский и Брянск (1448-1449 годы). Но он не мог долго противостоять давлению армии Казимира, был вынужден оставить северские земли и бежать за границу, в конце концов найдя пристанище - и смерть - в Москве.
II
Именно тогда, когда Казимир выиграл первый раунд в своем сражении за власть в Литве (1445 год), в Московии возобновилась междоусобная война между Василием II и его противниками. Неблагоприятный поворот в борьбе русских с татарами вдохновил лидера оппозиции, князя Дмитрия Шемяку, на открытое выступление против Василия.

Зимой 1443-1444 годов сильный отряд татар под руководством джучидского князя Мустафы напал на Рязанскую землю. Этот отряд, судя по всему, принадлежал к Сарайской орде, управляемой ханом Кучук-Махмедом. Великий князь Василий поспешил послать на помощь Рязани соединение своих войск, усиленное мордовскими лыжниками. Этому войску, вместе с рязанскими казаками (тоже на лыжах), удалось разгромить всю татарскую армию. Мустафа и несколько татарских князей были убиты в бою, а остатки татарской армии попали в плен2. Между прочим, это первое упоминание о русских казаках в наших источниках. Скоро будут организованы и другие их отряды.

Вскоре возникла новая угроза, исходящая от другой татарской орды, орды Улуг-Махмеда. В 1444 году этот хан повел свою орду из Белева вниз по реке Оке и разбил свой лагерь, как говорят летописцы, в "Старом Новгороде Нижнем"3. Все историки, упоминающие об этом эпизоде, предполагают, что под этим названием имеется в виду старое месторасположение города Нижнего Новгорода (бывшей столицы одноименного великого княжества)4. Это вызывает у меня серьезные сомнения. Судя по всему, Улуг-Махмед расположился не на старом месте Нижнего Новгорода, а значительно выше по Оке, в месте старого расположения крепости Городец5. Городок Городец был разрушен монголами в 1376 году во время их набегана окрестности Нижнего Новгорода6; старую крепость после этого покинули, а новую построили примерно в 1 400 метрах выше по реке. Эту новую крепость стали тогда называть Новый Низовый Город7. Прилагательное низовый - синоним прилагательного нижний. Старое местоположение именно этого Новгорода Нижнего, я полагаю, и занял Улуг-Махмед в 1444 году. Русский гарнизон новой крепости был теперь осажден татарами. В этой связи необходимо отметить, что примерно восемь лет спустя великий князь Василий II пожаловал Городец сыну Улуг-Махмеда Касиму. Если в 1444 году Улуг-Махмед захватил Городец, возможно, что Касим мог претендовать на него, как на свою отчину.

Есть и еще один аргумент против идентификации занятого Улуг-Махмедом в 1444 году города как Нижнего Новгорода. Как мы сейчас увидим, в конце лета 1445 года Дмитрий Шемяка подписал договор с потомками Василия Кирдяпы (одного из последних независимых Суздальско-Нижегородских князей), в котором он согласился восстановить для них Нижегородское княжество и признать их там как князей. Это был один из шагов Шемяки, направленных против Василия II. В это время он надеялся получить от Улуг-Махмеда ярлык на московский стол. Шемяка едва ли посмел бы обещать Нижний Новгород суздальским князьям, если бы тот был занят Улуг-Махмедом. Поэтому я склонен полагать, в качестве рабочей гипотезы по крайней мере, что Улуг-Махмед в 1444 году остановился на старом месте Городца-на-Оке, а не на старом месте Нижнего Новгорода.

Следующим шагом Улуг-Махмеда зимой 1444-1445 года стало впадение на Муром (который находится на середине пути между Городцом и Нижним Новгородом). Эту атаку отразили московские войска под личным командованием Василия II. Великий князь был не в состоянии, однако, освободить русский гарнизон, осажденный в Городце. Поэтому русские оставили его, но перед уходом крепость подожгли. Теперь Улуг-Махмед мог отправить часть войска под командованием своих сыновей Махмудека и Якуба ротив Суздаля, куда Василий II ушел из Мурома. Однако, когда Василий II получил известие о новом татарском наступлении, он же был в Москве. С небольшими силами он немедленно вернулся в Суздаль. Его вассал, татарский князь Бердидад, следовал за ним на небольшом расстоянии. 7 июля 1445 года, не ожидая подхода дополнительных сил Бердидада, Василий II атаковал армию сыновей Улуг-Махмеда численностью 3 500 человек. Согласно летописям, под командованием великого князя было только 1 500 воинов. Татары в этот день победили, а раненый Василий II попал в плен1. Так случайное столкновение небольших сил - собственно, обыкновенная стычка - неожиданно оказалось событием большого исторического значения. Татарские князья сами не ожидали подобного успеха и просто не знали, что делать со своей победой. Они не попытались продолжить наступление и, после разорения Суздаля и его окрестностей, отступили в Муром, который к тому времени уже был захвачен их отцом. Улуг-Махмед тоже, кажется, был озадачен ситуацией и вместо похода на Москву повел свою орду и пленника в Курмыш, обойдя Нижний Новгород. Курмыш находится примерно на середине пути между Нижним Новгородом и Казанью. Возможно, Улуг-Махмед к этому времени решил обосноваться в Казани и двигался в этом направлении. Однако он на несколько месяцев остановился в Курмыше, чтобы определить судьбу великого князя московского.

Когда до Москвы дошло известие о пленении великого князя, народ охватила паника и ужас. При поспешной подготовке к нападению татар, которое считали неминуемым, начался страшный пожар, по-видимому, случайный. Вдовствующая великая княгиня София и великая княгиня Мария в сопровождении бояр уехали в Ростов. Предоставленные сами себе, простые люди взяли дело в собственные руки, как это было во время нашествия Тохтамыша в 1382 году. Поврежденные огнем укрепления восстановили; никому не позволяли покидать город; паника была ликвидирована, и городское ополчение было приведено в боевую готовность2. Тогда как простые москвичи, и до и после этого события, не играли активной роли в борьбе между Василием II и его двоюродными братьями, сейчас они первыми объединились против татарской угрозы. Очевидно, что с точки зрения их интересов не было большой разницы между тем или другим русским князем, а вот опасность порабощения иноземным захватчиком остро ощущалась всеми ими и служила стимулом для временного возрождения вечевой традиции.

Тем временем Дмитрий Шемяка пытался использовать политическую ситуацию в собственных целях. Как уже отмечалось, он заключил соглашение с суздальскими князьями, по которому им возвращалось Суздальско-Нижегородское княжество3. Это соответствовало политической программе федерации его отца Юрия Галицкого. Хан Улуг-Махмед, в свою очередь, кажется, благоволил к идее посадить Дмитрия Шемяку на московский стол. Где-то в начале сентября хан отправил в Галич своего посла Бегича для предварительных переговоров с Дмитрием Юрьевичем. Дмитрий Шемяка, как того и следовало ожидать, принял его чрезвычайно сердечно и отправил домой в сопровождении доверенного лица, которому было поручено убедить хана не позволять Василию II возвратиться в Москву.

Великий князь, со своей стороны, продолжал убеждать хана отпустить его. Возможно в плену к нему присоединился кто-то из его придворных, кто был в состоянии привезти ему деньги для подарков хану и ханской семье. Кроме того, Василий II был готов обещать хану значительный выкуп, который он мог собрать по возвращении в Москву. В любом случае, ему удалось завоевать дружбу двух сыновей Улуг-Махмеда, Якуба и Касима, а также нескольких татарских князей и высокопоставленных лиц. По какой-то неизвестной причине, путешествие Бегича к Дмитрию Шемяке заняло больше времени, чем ожидалось. Друзья Василия II в Орде использовали долгое отсутствие посла, чтобы возбудить подозрения Улуг-Махмеда по поводу намерений Дмитрия Юрьевича. Распространились слухи, что Бегича по приказу Дмитрия Шемяки убили. Во всяком случае, 1 октября Улуг-Махмед объявил о своем решении в пользу Василия II.1

Великого князя освободили, и хан подтвердил его ярлык на московский стол. Хотя он был вынужден под клятвой пообещать уплатить выкуп в 25 000 рублей, согласно Псковской летописи2, Новгородская летопись называет гораздо большую сумму - 200 000 рублей3, но в нее, по-видимому, входит не только личный выкуп Василия, а все выплаты, причитающиеся с Руси. Судя по всему, кроме выкупа Василий II пообещал собрать и дань, и тамгу по установленным Тохтамышем высоким ставкам. Чтобы гарантировать сбор, несколько татарских князей и высших чиновников со своими свитами должны были сопровождать великого князя в Москву. Не теряя времени, Василий II послал вперед курьера, Андрея Плещеева, чтобы объявить о своем возвращении в Москву. По дороге Плещеев вcтретил придворных Бегича, который в это время возвращался к хану (сам Бегич поднимался по Оке на лодке). Плещеев дал знать об этом ближайшему московскому военачальнику, князю Василию Оболенскому, который тут же схватил Бегича. Доверенному лицу Дмитрия Шемяки, сопровождавшему Бегича, удалось спастись.

Решение Улуг-Махмеда освободить Василия II сурово раскритиковал в наше время немецкий ученый Бертольд Спулер: "Улуг-Махмед глупо упустил великолепный шанс полностью подчинить Великое московское княжество! " 4. На самом деле Улуг-Махмед, по-видимому, лучше понимал ситуацию, чем его советчик двадцатого века. Времена Тохтамыша закончились. С распадом Золотой Орды и ростом экономической мощи Руси баланс сил изменился в пользу русских. Орда Улуг-Махмеда, очевидно, была немногочисленной. Вряд ли он имел под своим командованием больше 10 000 воинов. Судя по всему, он осознавал, что победа его сыновей в Суздале была чистой случайностью. В этих обстоятельствах он не мог серьезно думать о покорении Руси силой оружия или об удержании ее в подчинении только силой. Его единственным шансом было использовать Василия II как своего представителя для сбора с Руси огромной контрибуции, при помощи которой он мог построить собственное ханство за пределами непосредственной досягаемости московских войск. Его решение было, может быть, самым выгодным, какое он мог принять. Единственное, что он упустил из виду, так это своего старшего сына Махмудека. Соблазнившись богатствами, которые должны быть собраны с Руси, Махмудек решил воспользоваться ими сам вместо того, чтобы позволить своему отцу использовать их. Он убил отца и повел орду в Казань, где осенью 1445 года объявил себя ханом. Возможно, он убил бы и своих братьев Якуба и Касима, но, по словам летописца, они сбежали в землю черкесов. Что он имеет в виду под названием черкесы, станет ясно из последующих событий. Некоторые другие князья и знатные люди тоже покинули Махмудека и перешли к хану Саид-Ахмаду.

Такая оппозиция быстро крепла, и именно за щедрость Василия по отношению к татарам ухватились его враги как за наиболее удобный пункт в их пропаганде против него. Как и можно было ожидать, душой этой пропаганды стал Дмитрий Шемяка. Ему удалось получить полную поддержку князя Ивана Можайского, а вдвоем они уговорили великого князя тверского поддерживать в наступающей борьбе по крайней мере доброжелательный нейтралитет. Даже Никоновская летопись, которая отмечена монархическими традициями и в других случаях подчеркивает популярность Василия среди москвичей, признает, что на этот раз многие московские бояре, богатые купцы и даже некоторые монахи вошли в заговор против него1. Пропаганда, поддерживаемая Дмитрием Шемякой, кажется, произвела эффект.

Был распространен слух, что Василий II скрыл главное условие своего соглашения с Улуг-Махмедом. Утверждали, что якобы этому условию Улуг-Махмед должен был стать московским царем, а Василий II - сесть в Твери как его вассальный князь2. Именно на этом основании легче всего объяснить происхождение эпитета "Темный", который закрепился за Василием в последние годы его правления. Обычное значение этого слова (теперь в этом значении произносится "тёмный") - по цвету близкий к черному, не светлый. Как мы увидим, соперники в 1446 году ослепили Василия. Предполагается, что его звали Темный из-за слепоты. Ушаков в своем "Словаре русского языка" указывает, что в некоторых "местных" диалектах "темный" означает "слепой". Однако он не ссылается на какую-либо конкретную местность, а единственный приводимый им пример этого значения есть именно "Василий Темный", который он толкует как "Василий Слепой"3. С другой стороны, в "Словаре древнерусского языка" Срезневского у этого слова не зафиксировано такого значения. Но в древнерусском языке существовал омоним с абсолютно другим значением: темный - производное от тьма (10 000)4. Командира десяти тысяч в монгольской армии по-русски называли "темником"; прилагательное, относящееся к служащему или князю, назначенному таким командиром - "темный". В поздний период Золотой Орды большинство темников были татарскими князьями, по-русски - "темные князья". Принимая во внимание вышеназванные слухи о тайном соглашении между Василием и Улуг-Махмедом, наиболее вероятным кажется, что для того, чтобы высмеять Василия, соперники прозвали его "темным князем", подразумевая, что он стал простым вассальным князем хана и военачальником, татарской армии. Отсюда Василий Темный (а не Тёмный). I

В феврале 1446 года Василий II решил совершить паломничество в Троицкий монастырь. Заговорщики использовали его отсутствие в Москве для переворота 12 февраля Дмитрий Шемяка и Иван Можайский подошли к Москве; ворота открыла их "пятая колонна" внутри города, и они вошли без сопротивления. Они захватили двух великих княгинь, а также несколько бояр и великокняжескую казну. Дмитрия Шемяку объявили великим князем московским. Затем победители отправили с отрядом одного из бояр нового великого князя в Троицкий монастырь, чтобы схватить Василия II, что и было сделано без каких-либо затруднений. Верным слугам удалось, однако, переправить в безопасное место двух сыновей Василия Темного, Ивана (будущего великого князя Ивана III) и Юрия, шести и пяти лет соответственно. Они нашли покровителя в князе Иване Ряполовском, который бежал с ними в Муром.

Василия II тотчас доставили в Москву и 16 февраля ослепили по приказу Шемяки и князя Можайского (в некоторых летописях в этой связи упоминается также имя великого князя Бориса Александровича Тверского). На этот раз Василию II вменялось в вину следующее: он непомерно любил татар; он жаловал им для кормления русские города; он одаривал их золотом и серебром; он ослепил князя Василия Косого5. Василия Темного с женой затем выслали в Углич; его мать - в Чухлому, отдаленный городок на север от Галича. Его бояре - по крайней мере те, кто оказался в Москве - перешли на сторону Дмитрия Шемяки. Два князя из окружения Василия, Василий Серпуховской (брат его жены) и Семен Оболенский, бежали в Литву. С другой стороны, некоторые "дети боярские" , группа родовитых людей на великокняжеской службе, от которой можно было ожидать большей верности Василию, чем от бояр, поклялись в лояльности Шемяке. Однако, как покажут дальнейшие события, они как группа оказались более готовыми оказать поддержку Василию, чем какой-либо другой социальный класс. Тогда же только один из них, Федор Басенок, открыто выступил против Шемяки. Его моментально схватили, но ему удалось бежать, и, собрав несколько других верных Василию детей боярских, он скрылся с ними в Литве, где присоединился к князю Василию Серпуховскому. Того хорошо принял король Казимир IV, который пожаловал ему для кормления Брянск и некоторые другие северские города.

Следующим шагом Дмитрия Шемяки было заполучить сыновей Василия Темного, княжичей Ивана и Юрия. Поскольку их опекун Ряполовский отказывался передавать детей, Шемяка попросил епископа рязанского Иону (будущего митрополита) выступить посредником, обещая под присягой не вредить мальчикам никоим образом. Под гарантию Ионы князь Ряполовский согласился позволить ему забрать княжичей в Москву. Сначала Шемяка принял их с добротой и развлекал за обедом. Два дня спустя, однако, отправил их в Углич под стражу вместе с родителями. Князь Ряполовский, естественно, возмутился до глубины души и вместе с князем Иваном Стрига-Оболенским начал собирать отряд бывших приближенных Василия, большинство из которых, по-видимому, оставались верными свергнутому великому князю. Они планировали напасть на гарнизон Шемяки в Угличе и освободить Василия II со всей великокняжеской семьей. Шемяка, однако, вовремя получил от лазутчика информацию о заговоре и послал против князя Ряполовского войска. После нескольких стычек Ряполовский и Стрига-Оболенский бежали в Литву к князю Василию Серпуховскому, который в это время был в Мстиславле.

Тем временем епископ Иона продолжал укорять Дмитрия Шемяку за заточение сыновей Василия II вопреки своему обещанию. Наконец, Шемяка согласился освободить не только юных княжичей, но и их отца. Он лично отправился в Углич и объявил о своем желании пожаловать Василию II в удел город Вологду, если тот даст клятву признавать его великим князем. Клятва была должным образом оформлена, и Шемяка угощал своих бывших узников щедрым обедом. Через несколько дней Василий Темный с семьей выехал в Вологду.

Даже если Василий II и собирался держать свою клятву не выступать против Шемяки, он едва ли мог сделать это из-за давления своих сторонников. Как только стало известно, что Василий Темный на свободе, психологическая реакция против правления Шемяки стала очевидной везде. Бывшие бояре Василия II, вынужденные пойти на службу к Шемяке, теперь покинули его и потянулись в Тверь, чтобы подождать дальнейшего развития событий на нейтральной территории. Несколько боярских детей не стали отягощаться поисками нейтральной земли, а бежали из Москвы в монастырь Св. Кирилла на Белоозере, куда Василий паломником поехал из Вологды. Настоятель монастыря Трифон освободил Василия II от его клятвы Шемяке как от данной по принуждению. Бояре Василия Темного в Твери вступили в важные переговоры с великим князем Борисом Александровичем, который, в конце концов, согласился пригласить Василия II в Тверь для личной встречи, где они достигли дружеского взаимопонимания, и дочь Бориса Мария была обручена с сыном Василия Иваном.