Моника Штеттлер – медсестра Уве Зиверс – старший санитар Мак-Артур

Та же гостиная час спустя. За окном ночь. В комнате снова полиция. Опять замеряют, записывают, фотографируют. Только теперь публика уже догадывается, что труп Моники Штеттлер лежит справа под окном, хотя его и не видно. Гостиная освещена. Горят и люстра, и торшер. На диване сидит фройляйн доктор Матильда фон Цанд, мрачная, погруженная в свои мысли. На маленьком столике перед ней стоит коробка с сигарами, в кресле справа на авансцене сидит полицейский Гуль с блокнотом. Инспектор Фосс в шляпе и плаще отходит от трупа и выходит на передний план.

Доктор. Хотите сигару?

Инспектор. Нет, спасибо.

Доктор. Рюмку шнапса?

Инспектор. Попозже. (Молчание.)

Блохер, можешь сфотографировать.

Блохер. Слушаюсь, господин инспектор.

Доктор. Моника Штеттлер.

Инспектор. Возраст?

Доктор. Двадцать пять. Родом из Блюменштайна.

Инспектор. Есть родственники?

Доктор. Нет.

Инспектор. Гуль, вы записали показания?

Гуль Так точно, господин инспектор.

Инспектор. Доктор, опять удушение?

Судебный врач. Несомненно. И опять с недюжинной силой. Но на этот раз шнуром от портьеры.

Инспектор. Точно также было три месяца назад. (Устало опускается в кресло справа на авансцене.)

Доктор. Не хотите видеть убийцу…

Инспектор. Прошу вас, фройляйн доктор.

Доктор. …я хотела сказать – того, кто это сделал?

Инспектор. И не подумаю.

Доктор. Однако…

Инспектор. Фройляйн доктор фон Цанд. Я выполняю свой долг: составляю протокол, осматриваю труп, велю его сфотографировать и прошу нашего судебного врача его освидетельствовать. Но Мёбиуса я обследовать не буду. Предоставляю его вам. Окончательно и бесповоротно, равно как и остальных облучённых физиков.

Доктор. Что думает обо всём это прокурор?

Инспектор. На сей раз даже не бесится. Размышляет.

Доктор (вытирает пот со лба). Здесь очень жарко.

Инспектор. Что вы, ничуть.

Доктор. Это третье убийство…

Инспектор. Прошу вас, фройляйн доктор.

Доктор. …это третий несчастный случай… Только его мне не хватало в «Вишнёвом саду». Пора уходить в отставку. Моника Штеттлер была моей лучшей сиделкой. Она понимала больных. Очень чуткая была девушка. Я любила её как дочь. Но её смерть – ещё не самое страшное. Погибла моя медицинская репутация.

Инспектор. Ну, это дело поправимое. Блохер, сделай ещё один снимок сверху.

Блохер. Слушаюсь, господин инспектор.

Инспектор (вскакивает). Уве Сиверс?

Старший санитар. Правильно, господин инспектор, Уве Сиверс. Бывший чемпион Европы по боксу в тяжёлом весе. Ныне – старший санитар в лечебнице «Вишнёвый сад».

Инспектор. А два других великана?

Старший санитар. Мурильо, южноамериканец, тоже чемпион по боксу в тяжёлом весе, и Мак-Артур (указывает на негра) – североамериканский чемпион по боксу в среднем весе. Поставь стол на ножки, Мак-Артур. (Мак-Артур переворачивает стол.) Мурильо, скатерть! (Мурильо стелет на стол белую скатерть.) Мак-Артур, мейсенский фарфор! (Мак-Артур расставляет фарфоровую посуду.) Мурильо, столовое серебро! (Мурильо раскладывает приборы.) Мак-Артур, супницу поставьте на середину стола! (Мак-Артур ставит супницу на стол.)

Инспектор. Чем кормят нынче наших дорогих больных? (Поднимает крышку супницы.) Супчик с клецками из печёнки.

Старший санитар. Далее – цыплёнок на вертеле и кордон блю.

Инспектор. Фантастика!

Старший санитар. Высший класс!

Инспектор. Я чиновник четырнадцатого разряда, так что у меня дома таких кулинарных изысков не случается.

Старший санитар. Кушать подано, фройляйн доктор.

Доктор. Вы свободны, Сиверс. Пациенты обслужат себя сами.

Старший санитар. Имею честь откланяться, господин инспектор.
Санитары кланяются и уходят направо.
Инспектор (смотрит им вслед). Чёрт меня побери!

Доктор. Довольны?

Инспектор. Завидую. Нам бы заполучить таких орлов в полицию…

Доктор. Эти орлы получаю баснословные деньги.

Инспектор. У вас тут лечатся промышленные магнаты и мультимиллионерши, так что вы можете себе это позволить. Ну, теперь-то прокурор наконец успокоится. От этих молодчиков никто не улизнёт.
Из комнаты номер 2 слышатся звуки скрипки – играет Эйнштейн.
Доктор. Опять «Крейцерова соната».

Инспектор. Я знаю. Анданте.

Блохер. Мы закончили, господин инспектор.

Инспектор. Что ж, тогда выносите труп.

Мёбиус. Мне так жаль, фройляйн доктор.

Доктор. Значит, вам всё-таки жаль.

Мёбиус. Но так приказал царь Соломон.

Доктор. Ах, царь Соломон… (Бледнеет и тяжело опускается в кресло.) Значит, его величество повелел свершить это убийство.

Мёбиус. Я стоял у окна и глядел в темноту. Вдруг царь, явившись со стороны парка через террасу, приблизился ко мне и прошептал этот приказ сквозь оконное стекло.

Доктор. Извините меня, Фосс. Что-то нервы сдают.

Инспектор. Ну ладно, ладно. Не о чем говорить.

Доктор. В такой лечебнице можно и самой сойти с ума.

Инспектор. Легко себе представить.

Доктор. Я, пожалуй, пойду… (Встаёт.) Господин инспектор Фосс, передайте прокурору моё глубочайшее сожаление по поводу того, что случилось в моём санатории. И заверьте, что теперь всё будет в порядке. Господин доктор, господа, имею честь кланяться. (Идёт сначала налево в глубь сцены, почтительно склоняется перед телом Моники, бросает взгляд в сторону Мёбиуса и уходит направо.)

Инспектор. Так-так. Ну, теперь вы наконец можете отнести тело в часовню. Положите рядом с медсестрой Иреной.

Мёбиус. Моника!
Двое полицейских, несущих тело, и все остальные, участвующие в следствии, выходят в дверь, ведущую в парк. За ними следует судебный врач.
Моника, любимая моя!

Инспектор (подходит к столику возле дивана). Теперь я всё же закурю сигару. Я её заслужил. (Берёт из коробки толстенную сигару и долго её разглядывает.) Вот это да! (Откусывает кончик сигары и раскуривает её.) Дорогой Мёбиус, за решёткой камина сэр Исаак Ньютон спрятал бутылку коньяка.

Мёбиус. Прошу, господин инспектор. (Инспектор молча пускает клубы дыма, пока Мёбиус достаёт бутылку и рюмку.)

Разрешите налить?

Инспектор. Охотно. (Берёт рюмку, пьёт.)

Мёбиус. Ещё рюмочку?

Инспектор. С удовольствием.

Мёбиус (наливает). Господин инспектор, вынужден просить вас арестовать меня.

Инспектор. С чего бы это, мой дорогой Мёбиус?

Мёбиус. Как же – ведь это я убил сестру Монику…

Инспектор. Но согласно вашему собственному признанию вы действовали по приказу царя Соломона. Покуда я не смогу его арестовать, вы тоже останетесь на свободе.

Мёбиус. И всё-таки…

Инспектор. Никаких «всё-таки». Налейте-ка мне ещё рюмашечку.

Мёбиус. Пожалуйста, господин инспектор.

Инспектор. А теперь спрячьте-ка бутылку на прежнее место, а то санитары вылакают.

Мёбиус. Само собой, господин инспектор. (Прячет коньяк.)

Инспектор. Давайте присядем.

Мёбиус. Само собой, господин инспектор. (Садится на стул.)

Инспектор. Нет, вот сюда. (Показывает на диван.)

Мёбиус. Само собой, господин инспектор. (Садится на диван.)

Инспектор. Видите ли, каждый год в самом городке и его окрестностях мне приходится сажать за решётку несколько убийц. Е так уж много. Едва с полдюжины наберётся. Одних я сажаю с удовольствием, другие вызывают у меня жалость. Однако сажать их мне всё равно приходится. Закон есть закон. Но вот являетесь вы и двое ваших коллег. Поначалу я просто из себя выходил из-за того, что не мог принять соответствующих мер, а теперь? Теперь меня это только радует. Да я готов вопить от счастья. Я нашёл трёх убийц, которых с чистой совестью имею право не сажать в тюрьму. Закон впервые даёт мне передохнуть. Прекрасное ощущение! Друг мой, служение закону изнуряет человека, оно разрушает и здоровье, и душу, так что передышка мне попросту необходима. И этим удовольствием я обязан вам, дружище. Прощайте. Передайте мой сердечный привет Ньютону и Эйнштейну, а царю Соломону – низкий поклон.

Мёбиус. Само собой, господин инспектор.

Мёбиус. В чём дело, сэр Исаак?

Ньютон. Мне надо с вами поговорить, Мёбиус.

Мёбиус (останавливается). Итак?

Ньютон (показывает на кушанья). Не хотите ли всё же отведать супчик с печёночными клёцками? Супчик отменный, скажу я вам.

Мёбиус. Нет.

Ньютон. Дорогой Мёбиус, за нами отныне не будут ухаживать сёстры, нас будут охранять санитары. Здоровенные верзилы.

Мёбиус. Это не имеет значения.

Ньютон. Для вас, Мёбиус, может, и не имеет. Ведь вы, очевидно, хотите окончить свои дни в сумасшедшем доме. Но для меня это очень важно. Я хочу выбраться отсюда. (Кончает есть суп.) Ну так вот. Возьмёмся теперь за цыплёнка на вертеле. (Кладёт себе на тарелку.) Появление санитаров вынуждает меня действовать. Сегодня же.

Мёбиус. Это ваше дело.

Ньютон. Не совсем. Признаюсь вам, Мёбиус, я вовсе не сумасшедший.

Мёбиус. Конечно нет, сэр Исаак.

Ньютон. Я не сэр Исаак Ньютон.

Мёбиус. Знаю: вы – Альберт Эйнштейн.

Ньютон. Бред! Но я и не Герберт Георг Бойтлер, как здесь считают. Моё настоящее имя Килтон, мой мальчик.

Мёбиус (в ужасе на него смотрит). Алек Джаспер Килтон?

Ньютон. Совершенно верно.

Мёбиус. Основоположник теории соответствий?

Ньютон. Он самый.

Мёбиус (подходит к столу). Вы сюда пробрались…

Ньютон. …изобразив сумасшедшего.

Мёбиус. Чтобы за мной шпионить?

Ньютон. Нет, чтобы выяснить, что же кроется за вашим безумием. Мой безупречный немецкий стоил мне чудовищных усилий. Меня обучали в лагере наших спецслужб.

Мёбиус. И когда бедная сестра Доротея о чём-то догадалась, вы её…

Ньютон. Да. Не перестаю сожалеть о случившемся.

Мёбиус. Понимаю.

Ньютон. Но приказ есть приказ.

Мёбиус. Разумеется.

Ньютон. Я не мог поступить иначе.

Мёбиус. Конечно, не могли.

Ньютон. Создалась угроза моей миссии – секретнейшей акции нашей разведки. И чтобы избежать малейшего подозрения, мне пришлось её убить. Медсестра Доротея перестала считать меня сумасшедшим, главный врач находила, что я лишь немного не в себе, так что мне пришлось убить, дабы окончательно доказать своё безумие. Послушайте, этот цыплёнок в самом деле необычайно вкусен!
Из комнаты номер 2 слышится игра на скрипке.
Мёбиус. Эйнштейн опять играет на скрипке.

Ньютон. Гавот Баха.

Мёбиус. Его ужин остынет.

Ньютон. Пусть себе спокойно играет, этот псих. Не надо ему мешать.

Мёбиус. Это угроза?

Ньютон. Я чрезвычайно чту вас. И мне будет очень жаль, если придётся прибегнуть к силовым мерам.

Мёбиус. Вам поручено меня отсюда вывезти?

Ньютон. В случае, если подозрения наших спецслужб подтвердятся.

Мёбиус. Какие именно?

Ньютон. Вас случайно сочли самым гениальным физиком современности.

Мёбиус. Я тяжёлый психический больной, Килтон, и ничего больше.

Ньютон. Наши разведчики придерживаются другой точки зрения.

Мёбиус. А что вы сами обо мне думаете?

Ньютон. Просто полагаю, что вы величайший физик всех времён.

Мёбиус. А как ваши спецслужбы напали на мой след?

Ньютон. Благодаря мне. Я случайно прочёл вашу монографию об основах новой физики. Сначала я счёл её розыгрышем. Но потом у меня словно пелена упала с глаз. Передо мной лежало самое гениальное творение современной физики. Я стал наводить справки об авторе, но не мог продвинуться ни на шаг. Тогда я поставил в известность наши спецслужбы, а они уже напали на ваш след.

Эйнштейн. Не только вы один прочли эту монографию, Килтон. (Он незаметно появился из комнаты номер 2 со своей скрипкой и смычком в руках.) Дело в том, что я тоже не сумасшедший. Разрешите представиться? Я тоже физик. И тоже состою на службе в разведке. Но несколько иной. Меня зовут Иосиф Эйслер.

Мёбиус. Автор эффекта Эйслера?

Эйнштейн. Он самый.

Ньютон. Пропавший без вести в тысяча девятьсот пятидесятом году.

Эйнштейн. По собственной воле.

Ньютон (внезапно выхватывает из кармана револьвер). Будьте любезны, Эйслер, встаньте-ка лицом к стене!

Эйнштейн. Пожалуйста. (Не спеша направляется к камину, кладёт на него скрипку, вдруг резко поворачивается, держа в руке револьвер.) Мой дорогой Килтон, поскольку мы оба, как я полагаю, хорошо владеем оружием, не лучше ли нам обойтись без дуэли, вы не находите? Я готов отложить в сторону свой браунинг, если и вы положите свой кольт…

Ньютон. Согласен.

Эйнштейн. Положим их за каминную решётку, туда, где вы держите коньяк. На случай, если вдруг нагрянут санитары.

Ньютон. Хорошо.

Ньютон. Утешьтесь: я вас тоже.

Эйнштейн. Вообще многое пошло вкривь и вкось. К примеру, то, что произошло с медсестрой Иреной сегодня днём. Она что-то заподозрила и тем самым подписала свой смертный приговор. Я чрезвычайно огорчён всем происшедшим.

Мёбиус. Понимаю.

Эйнштейн. Но приказ есть приказ.

Мёбиус. Разумеется.

Эйнштейн. Я не мог поступить иначе.

Мёбиус. Конечно, не могли.

Эйнштейн. Создалась угроза и моей миссии, секретнейшей акции моей разведки. Давайте присядем?

Ньютон. Что ж, присядем. (Садится к столу слева, Эйнштейн справа.)

Мёбиус. Полагаю, что и вы, Эйслер, собираетесь меня принудить…

Эйнштейн. Что вы, Мёбиус!

Мёбиус. Ну, уговорить отправиться в вашу страну.

Эйнштейн. В конце концов, мы тоже считаем вас величайшим физиком мира. Но в данную минуту меня чрезвычайно интересует ужин. Воистину прощальная трапеза. (Наливает себе суп.) У вас по-прежнему нет аппетита, Мёбиус?

Мёбиус. Наоборот. Только что появился. Внезапно. Как только выяснилось, что вы оба всё знаете. (Садится между ними за стол и тоже наливает себе суп.)

Ньютон. Бургундского, Мёбиус?

Мёбиус. Наливайте.

Ньютон (наливает ему вина). А я, пожалуй, примусь за кордон блю.

Мёбиус. Чувствуйте себя как дома.

Ньютон. Приятного аппетита.

Эйнштейн. Приятного аппетита.

Мёбиус. Приятного аппетита.

Ньютон. Здесь.

Старший санитар. Пациент Эрнести!

Эйнштейн. Здесь.

Старший санитар. Пациент Мёбиус!

Мёбиус. Здесь.

Старший санитар. Старший санитар Сиверс, санитар Мурильо, санитар Мак-Артур. (Прячет блокнот в карман.) По указанию начальства необходимо принять некоторые меры безопасности. Мурильо, опустите решётки. (Мурильо опускает оконные решётки. Комната сразу становится немного похожей на тюрьму.) Мак-Артур, запри их. (Мак-Артур запирает решётки.) Есть ли у вас, господа, какие-либо пожелания на ночь? Пациент Бойтлер?

Ньютон. Нет.

Старший санитар. Пациент Эрнести?

Эйнштейн. Нет.

Старший санитар. Пациент Мёбиус?

Мёбиус. Нет.

Старший санитар. Господа, разрешите нам удалиться. Спокойной ночи.
Трое санитаров уходят. Молчание.
Эйнштейн. Скоты!

Ньютон. В парке притаилось ещё несколько таких парней. Я уже давно заметил их из окна своей комнаты.

Эйнштейн (встаёт и осматривает решётку). Крепкая. С особым замком.

Ньютон (идёт к своей двери, открывает её и заглядывает внутрь). На моём окне тоже откуда ни возьмись решётка. Как по волшебству. (Открывает две другие двери в глубине сцены.) И у Эйслера. И у Мёбиуса. (Подходит к двери справа.) Заперта.

Эйнштейн. Мы все в ловушке.

Ньютон. Логично. После того, что мы сделали со своими сиделками…

Эйнштейн. Теперь мы сумеем выбраться из сумасшедшего дома, только если будем действовать сообща.

Мёбиус. Но я вовсе не собираюсь отсюда бежать.

Эйнштейн. Мёбиус…

Мёбиус. Не вижу для этого ни малейшей причины. Наоборот. Я доволен своей судьбой.

Мёбиус. Ваши спецслужбы удивительно бескорыстны.

Ньютон. Признаюсь, Мёбиус, на них наибольшее впечатление произвело чьё-то предположение, что вы решили проблему гравитации.

Мёбиус. Это верно.

Мёбиус. А как, по-вашему, я должен это сказать?

Эйнштейн. Моя разведка предполагает, что вы создали единую теорию элементарных частиц…

Мёбиус. И вашу разведку могу успокоить. Я действительно создал единую теорию поля.

Ньютон (вытирает салфеткой пот со лба). То есть вывели формулу Вселенной!

Эйнштейн. Смех, да и только. Орды хорошо оплачиваемых физиков в огромных государственных лабораториях годами пытаются сдвинуть физику с мёртвой точки, а вы добились этого так, между прочим, сидя за письменным столом в сумасшедшем доме. (Тоже вытирает салфеткой пот со лба.)

Ньютон. А система всех возможных открытий, Мёбиус?

Мёбиус. Она тоже существует. Я составил её из любопытства, как практическое дополнение к моим теоретическим выкладкам. К чему изображать невиновного? Все наши идеи приводят к определённым последствиям. Так что я просто обязан был изучить воздействие теории поля и учения о гравитации на практику. Результат получился ужасающий. Высвободились бы новые, невиданные доселе виды энергии, и возникли бы технологии, превосходящие любую фантазию, если бы мои открытия попали в руки людей.

Эйнштейн. Этого вам вряд ли удастся избежать.

Ньютон. Вопрос лишь в том, кому они раньше достанутся.

Мёбиус (смеётся). Вы, Килтон, наверное хотели бы осчастливить этим свою разведку и Генеральный штаб, который за ней стоит?

Ньютон. Почему бы и нет? Чтобы вернуть величайшего физика всех времён в сообщество учёных, я готов сотрудничать с любым Генеральным штабом.

Эйнштейн. А я готов сотрудничать только со своим. Мы предоставляем человечеству могущественные орудия власти. Это даёт нам право ставить свои условия. И мы должны сами решать, в чьих интересах применять на практике нашу науку. Так что я решился.

Ньютон. Чепуха всё это, Эйслер. Речь идёт о свободе нашей науки, и больше ни о чём. Мы должны быть первопроходцами, вот и вся наша задача. Сумеет ли человечество пойти по тому пути, который мы ему прокладываем, это дело не наше с вами, а человечества.

Эйнштейн. Вы жалкий эстет, Килтон. Почему не приходите к нам, если вам важна лишь свобода науки? Мы тоже уже давно не можем позволить себе опекать физиков. Нам тоже нужны результаты. Наша политическая система тоже вынуждена есть из рук учёных.

Ньютон. Обе наши политические системы, Эйслер, вынуждены ныне есть из рук Мёбиуса.

Эйнштейн. Наоборот. Ему придётся подчиниться нам. Мы оба в конце концов загнали его в угол.

Ньютон. В самом деле? Скорее, мы с вами загнали друг друга в угол. Наши спецслужбы, к сожалению, пришли к одной и той же мысли. Если Мёбиус пойдёт с вами, я не смогу этому помешать, потому что вы не допустите, чтобы вам мешали. Но если Мёбиус примет решение в мою пользу, вы тоже ничего не сможете изменить. Так что выбирает здесь он, а не мы.

Эйнштейн (встаёт с торжественным видом). Придётся достать револьверы.

Ньютон (тоже встаёт). Что ж, драться так драться.

Мёбиус. Мои рукописи? Да я их сжёг.

Мёбиус (смущённо). Только что. До того, как полиция вернулась. Чтобы обезопасить себя.

Эйнштейн (разражается сардоническим смехом). Он их сжёг!

Ньютон (кричит вне себя от ярости). Вы сожгли результаты пятнадцати лет труда!

Эйнштейн. От этого и впрямь можно сойти с ума.

Ньютон. Официально мы и есть сумасшедшие.

Ньютон. И ради этого я задушил сиделку и выучил немецкий язык!

Эйнштейн. А я учился играть на скрипке! Истинное мученье для человека, начисто лишённого слуха.

Мёбиус. Может, нам всё-таки доесть ужин?

Ньютон. Аппетита как не бывало.

Эйнштейн. Жалко оставлять кордон блю.

Мёбиус (встаёт). Мы трое – физики. И решение, которое мы должны принять, – это решение физиков. Давайте подойдём к нему научно. Мы не имеем права руководствоваться субъективными мнениями, мы должны подчиняться только логике. Давайте попытаемся найти разумный выход. Мы не имеем права на ошибку в рассуждениях, потому что ошибочный вывод может привести к мировой катастрофе. Отправная точка ясна. У всех нас одна общая цель, но тактика у каждого своя. Эта цель – развитие физики. Вы, Килтон, хотите сохранить науке свободу и отрицаете её ответственность. Вы же, Эйслер, перекладываете на физику ответственность за политику силы, проводимую определённым государством. А как обстоит дело в действительности? Если вы хотите, чтобы я принял решение, то я требую ясного ответа на этот вопрос.

Ньютон. Вас ждёт целая группа виднейших физиков. Оплата вашего труда и условия жизни – идеальные, правда, место там гибельное, но воздух в помещениях кондиционирован.

Мёбиус. Эти физики совершенно свободны?

Ньютон. Ах, дорогой Мёбиус! Эти физики заявили, что готовы решать те научные проблемы, которые имеют решающее значение для обороноспособности страны. Отсюда вы можете сделать вывод…

Мёбиус. Значит, не свободны. (Поворачивается к Эйнштейну.) Йозеф Эйслер. Вы выступаете с позиции силы. Для этого надо обладать властью. Она у вас есть?

Эйнштейн. Вы меня не совсем поняли, Мёбиус. Моя позиция силы как раз в том и состоит, что я отказался от личной власти в пользу какой-то одной организации.

Мёбиус. Можете ли вы направлять эту организацию в духе вашего понимания своей ответственности или же существует опасность, что эта организация сама будет управлять вами?

Эйнштейн. Мёбиус! Это же просто смешно. Разумеется, я могу лишь надеяться, что эта организация прислушается к моим советам, не более того. Однако без такой надежды вообще не может быть никаких политических убеждений.

Мёбиус. Но ваши физики по крайней мере свободны?

Эйнштейн. Поскольку они также работают на оборону…

Мёбиус. Поразительно! Каждый из вас превозносит свою теорию, однако предлагает мне практически одно и то же: тюрьму. Тогда уж лучше остаться в этой психушке. Тут я по крайней мере уверен, что меня не используют в своих целях политические проходимцы.

Эйнштейн. На известный риск приходится, конечно, идти.

Мёбиус. Существует такой риск, на который человек не имеет права идти: риск гибели всего человечества. Что творится в мире тем оружием, которое уже создано, мы знаем и можем себе представить, что люди натворят тем оружием, которое создадут благодаря мне. Этой мысли я подчинил все свои действия. Я был беден. У меня была жена и трое детей. Университет сулил мне славу, промышленность – деньги. Оба пути были слишком опасны. Мне пришлось бы опубликовать свои работы, следствием был бы переворот в нашей науке и крах всей экономической структуры. Чувство ответственности вынудило меня избрать иной путь. Я отказался от академической карьеры, послал ко всем чертям промышленность и бросил семью на произвол судьбы. Я надел на себя шутовской колпак. Достаточно было заявить, что мне является царь Соломон, как меня заперли в психушку.

Ньютон. Но это же не выход!

Мёбиус. Разум толкнул меня на этот шаг. Наша наука подошла к границе познаваемого. Мы знаем несколько точно формулируемых законов, несколько основных соотношений между непостижимыми явлениями, и это всё. Остаётся необозримое поле явлений, недоступных нашему разуму. Мы подошли к концу нашего пути. Но человечество в целом от нас отстало. Мы вырвались вперёд настолько, что за нами никто не следует и вокруг нас пустота. Наша наука стала внушать страх, наши исследования стали опасными, а открытия смертоносными. Так что нам, физикам, остаётся только капитулировать перед действительностью. Она нам не по плечу. Из-за нас она погибнет. Мы должны отречься от наших знаний, вот я и отрёкся. Другого выхода нет, и для вас тоже.

Эйнштейн. Что вы хотите этим сказать?

Мёбиус. У вас есть секретные радиопередатчики?

Эйнштейн. Ну и что?

Мёбиус. Сообщите вашему начальству, что вы ошиблись и что у меня действительно крыша поехала.

Эйнштейн. Тогда мы застрянем здесь на всю жизнь.

Мёбиус. Само собой.

Эйнштейн. О провалившихся разведчиках никто не вспомнит.

Мёбиус. Вот именно.

Ньютон. Что вы хотите этим сказать?

Мёбиус. Что вы должны остаться здесь вместе со мной.

Ньютон. Мы?

Мёбиус. Вы оба.
Молчание.
Ньютон. Мёбиус! Не можете же вы требовать, чтобы мы навсегда…

Мёбиус. Но для меня это – единственный шанс сохранить мои открытия в тайне. Только в сумасшедшем доме мы ещё остаёмся свободными. Только в сумасшедшем доме мы ещё можем спокойно думать. На свободе наши мысли приобретают взрывную силу.

Ньютон. Но мы, в конце концов, не сумасшедшие.

Мёбиус. Да, но мы – убийцы.

Эйнштейн. Этого вам не стоило говорить, Мёбиус!

Мёбиус. Тот, кто убивает, – убийца, а мы убивали. У каждого из нас была своя задача, которая и привела его в это заведение. Каждый из нас убил свою сиделку ради определённой цели. Вы – ради того, чтобы не подвергать риску свою секретную миссию, а я – из-за того, что сестра Моника поверила в меня. Она считала меня непризнанным гением. Она не понимала, что ныне долг гения – оставаться непризнанным. Убийство – это нечто ужасное. Я убил, чтобы не допустить ещё более ужасных убийств. Но вот появились вы. Вас я не могу устранить, но может, мне удастся вас убедить? Неужели мы убивали зря? И что это было: мы приносили жертвы или совершали преступления? Либо мы останемся в сумасшедшем доме, либо мир станет сумасшедшим домом. Либо мы исчезнем из памяти человечества, либо человечество исчезнет с лица земли.
Молчание.
Ньютон. Мёбиус!

Мёбиус. Что, Килтон?

Ньютон. Но эта психушка. Эти громилы санитары. Эта горбунья врачиха!

Мёбиус. Ну и что?

Эйнштейн. Нас посадят в клетку, как диких зверей!

Мёбиус. А мы и есть дикие звери. Нас нельзя выпускать к людям.

Мёбиус. Нет.

Двое других. За сестру Доротею.

Ньютон. Доротея! Я вынужден был принести тебя в жертву. И смертью отплатил тебе за твою любовь. И теперь хочу доказать, что достоин тебя.

Эйнштейн. Я пью за Ирену Штрауб.

Двое других. За сестру Ирену!

Эйнштейн. Ирена! Я вынужден был принести тебя в жертву. Пусть твоя любовь освятит союз, который мы, трое физиков, заключили в память о тебе. Дай нам силу верно хранить тайны нашей науки, прикрывшись шутовским колпаком. (Пьют, потом ставят бокалы на стол.)

Ньютон. Давайте опять превратимся в психов. Примем образ Ньютона.

Эйнштейн. Станем играть на скрипке Бетховена и Крайслера.

Мёбиус. Пусть снова является царь Соломон.

Ньютон. Будем сумасшедшими, но мудрыми.

Эйнштейн. Узниками, но свободными.

Мёбиус. Физиками, но не преступниками.

Доктор. Сиверс, портрет.

Старший санитар. Они ожидают в зелёной гостиной. Прикажете подать икру и шампанское?

Доктор. Эти важные господа приехали сюда не пировать, а работать. (Садится на диван. Мак-Артур и Мурильо возвращаются через дверь справа.) Сиверс, пригласите сюда всех троих.

Старший санитар. Слушаюсь, босс. (Подходит к двери комнаты номер 1 и открывает её.) Мёбиус, на выход!

Мак-Артур. Эйнштейн, на выход!

Эйнштейн. Какая благодатная ночь. Она дарит нам покой и мир. Загадки бытия исчезли, вопросы застыли на устах. Хочу играть на скрипке до конца своих дней.

Мёбиус. Ночь, полная благоговения. Глубокая синева и благочестие. Ночь могущественного царя. Его бледная тень отделяется от стены. Глаза его излучают свет.
Молчание.
Доктор. Мёбиус. По распоряжению прокурора я могу разговаривать с вами только в присутствии одного из санитаров.

Мёбиус. Понимаю, фройляйн доктор.

Доктор. Но то, что я собираюсь вам сообщить, относится и к вашим коллегам, Килтону и Эйслеру. (Оба изумлённо на неё смотрят.)

Ньютон. Вы… всё знаете? (Оба пытаются выхватить револьверы, но Мурильо и Мак-Артур их обезоруживают.)

Доктор. Ваш разговор, господа, прослушивался. Я уже давно заподозрила всех вас. Мак-Артур и Мурильо! Принесите радиопередатчики Килтона и Эйслера.

Старший санитар. Все трое – руки на затылок!

Эйнштейн. Не понимаю…

Ньютон. Смешно! (Опять смеётся. Потом умолкает.)
Мак-Артур и Мурильо возвращаются с радиопередатчиками.
Старший санитар. Руки опустить!
Физики подчиняются. Молчание.
Доктор. Прожектора, Сиверс.

Старший санитар. О’кей, босс. (Поднимает руку.)

Доктор. Да, все эти годы.

Эйнштейн. Она сошла с ума!

Доктор. Его взгляд покоился на мне. Его уста отверзлись. Он заговорил со мной, своей служительницей. Царь Соломон восстал из мёртвых, он захотел вернуться к власти, некогда принадлежавшей ему в этом мире, и явил свою мудрость, дабы Мёбиус его именем правил на всей земле.

Эйнштейн. Её необходимо изолировать. Её место в дурдоме.

Доктор. Но Мёбиус его предал. Он попытался умолчать о том, о чём молчать было нельзя. Ибо то, что ему открылось, – не тайна. Потому что это постижимо. А всё, что постижимо, человек сможет постичь. Теперь или в будущем. То, что открыл царь Соломон, могут когда-нибудь открыть и другие. Но царь Соломон хотел, чтобы это деяние осталось за ним, оно давало ему возможность владычествовать над миром. Поэтому он и посетил меня, свою недостойную слугу.

Эйнштейн (настойчиво). Вы помешались. Послушайте, вы помешались!

Доктор. Царь Соломон повелел мне сместить Мёбиуса и вместо него править миром. Я повиновалась. Я была врачом, а Мёбиус моим пациентом. Я могла делать с ним всё, что хотела. Я давала ему снотворное много лет кряду и снимала фотокопии с откровений царя Соломона, пока в моих руках не оказалось всё до последней странички.

Н. Вы спятили! Окончательно и бесповоротно! Поймите же наконец! (Тихо.) Мы все спятили.

Доктор. Я действовала осторожно. Поначалу я завладела лишь несколькими открытиями, чтобы накопить необходимый капитал. Потом я основала гигантские предприятия, приобретала одну фабрику за другой и объединила это всё в могущественный трест. Теперь я смогу наконец использовать систему всех возможных открытий, господа.

Мёбиус (настойчиво). Фройляйн доктор Матильда фон Цанд, вы больны. Никакого царя Соломона нет и в помине. Он никогда мне не являлся.

Доктор. Вы лжёте.

Мёбиус. Я его выдумал, чтобы сохранить свои открытия в тайне.

Доктор. Вы отрекаетесь от него!

Мёбиус. Ну образумьтесь же. Поймите, что вы помешанная.

Доктор. Не больше вас.

Мёбиус. Значит, мне придётся сообщить всему миру правду. Все эти годы вы обкрадывали меня. Без стыда и совести. И ещё заставляли мою бедную жену платить вам.

Доктор. Вы бессильны, Мёбиус. Даже если бы ваш голос и услышали, вам бы никто не поверил. Ибо в глазах общественности вы опасный сумасшедший. Вы же убийца.
Все трое начинают понимать, в какое положение они попали.
Мёбиус. Моника?

Эйнштейн. Ирена?

Ньютон. Доротея?

Доктор. Я лишь не упустила представившуюся возможность. Надо было обезопасить открытия Соломона и покарать вас за предательство. Я была вынуждена вас обезвредить и для этого подтолкнула вас к убийству. Я натравила на вас трёх сиделок. Вашу реакцию я знала наперёд. Вы были управляемы, как автоматы, и убивали, как палачи. (Мёбиус хочет на неё броситься. Эйнштейн его удерживает.) Мёбиус, бросаться на меня так же бессмысленно, как бессмысленно было сжигать рукописи, которые уже в моих руках. (Мёбиус отворачивается.) Теперь вас отгораживают от мира не стены сумасшедшего дома. Эта вилла – сокровищница моего треста. В ней заключены трое физиков. Кроме них – и меня – никто в мире не обладает истинным знанием. И те, кто вас охраняет, вовсе не служители сумасшедшего дома: Сиверс – начальник моей заводской охраны. Вы укрылись в собственной тюрьме. Царь Соломон внушил вам свои мысли и действовал вашими руками, теперь же он уничтожит вас – моими руками.

Доктор. Идёмте, Сиверс. Совет директоров ждёт. Всемирный трест приступает к работе, производство начинается. (Вместе с Сиверсом выходит в дверь справа.)

Эйнштейн. Мир попал в руки сумасшедшей докторши из сумасшедшего дома. (Садится рядом с Ньютоном.)

Мёбиус. Всё, до чего человек додумался, нельзя у него отнять. (Садится в кресло слева от дивана.)
Молчание. Все трое смотрят в одну точку перед собой. Потом начинают говорить и говорят совершенно спокойно и непринуждённо, словно просто представляются публике.
Ньютон. Я – Ньютон. Сэр Исаак Ньютон. Родился четвёртого января тысяча шестьсот сорок третьего года в Вулсторпе возле Грендхема. Я – президент королевского общества. Но из-за этого вовсе не надо вставать. Я написал «Математические начала натуральной философии». Мне принадлежат слова: я не придумываю гипотез. В экспериментальной оптике, теоретической механике и высшей математике у меня были значительные достижения, но вопрос о сущности всемирного тяготения я вынужден был оставить открытым. Были у меня и богословские труды: комментарии к пророку Даниилу и к Апокалипсису Иоанна. Я – Ньютон. Сэр Исаак Ньютон. Президент королевского общества. (Встаёт и уходит к себе в комнату.)

Эйнштейн. Я – Эйнштейн. Профессор Альберт Эйнштейн. Родился четырнадцатого марта тысяча восемьсот семьдесят девятого года в Ульме. В тысяча девятьсот втором году я работал экспертом патентного бюро в Берне. Там я создал свою теорию относительности, с которой началась новая физика. После этого меня избрали членом Прусской академии наук. Потом я стал эмигрантом. Потому что я еврей. Я открыл формулу E = mc², то есть ключ к превращению массы в энергию. Я люблю людей и мою скрипку, но при моём содействии люди изготовили атомную бомбу. Я – Эйнштейн. Профессор Альберт Эйнштейн. Родился четырнадцатого марта тысяча восемьсот семьдесят девятого года в Ульме. (Встаёт и уходит в свою комнату. Вскоре слышатся звуки скрипки. Это Крейслер. «Муки любви».)

Мёбиус. Я – Соломон. Я – бедный царь Соломон. Некогда я был сказочно богат, мудр и богобоязнен. Моя власть сотрясала могущественные троны. Я был царём мира и справедливости. Но моя мудрость уничтожила мою богобоязненность, и, когда я перестал бояться Бога, моя мудрость уничтожила моё богатство. Ныне мертвы города, в которых я правил, и пусто царство, вверенное мне. Кругом лишь синеватое мерцание пустыни, и где-то там далеко вокруг маленькой жёлтой безымянной звезды кружится и кружится без цели и смысла радиоактивная Земля. Я – Соломон, я – Соломон, я – бедный царь Соломон. (Уходит в свою комнату.)
Гостиная пуста. Слышится только скрипка Эйнштейна.