Моруа Андрэ Прометей, или Жизнь Бальзака
жүктеу/скачать 1.42 Mb.
|
|
Бедняжка Лоранса как в воду глядела, но Оноре с головой ушел в свою коммерческую авантюру. Юрбен Канель искал гравера со скромными запросами, которому можно было бы поручить иллюстрации к изданию классиков. Такой человек нашелся в Алансоне: то был местный книгопродавец Пьер-Франсуа Годар. Бальзан сел в дилижанс и вскоре отыскал Годара среди живописного нагромождения старых домов с коньками на крышах, башенок, лавчонок безошибочные взгляд и память Бальзака тут же запечатлели эту картину. Договор с Годаром был подписан в его лавке 17 апреля 1825 года. Распрощавшись с ним, Бальзак отправился в гостиницу "Мавр" - харчевню, каких много в Нормандии, с конюшней в глубине двора и кухней под навесом. Еще одна картина попала в кладовую его памяти. Вернувшись в Париж, он принялся за предисловие к сочинениям Мольера и Лафонтена, ему надо было закончить роман "Ванн-Клор, или Бледноликая Джен" и одновременно приходилось хлопотать о том, чтобы, выйдя в свет, Мольер был встречен доброжелательными статьями. Бальзак рассчитывал на содействие Филарета Шаля, приятеля Рессона. Филарет был умный критик и много писал. Отцы молодых людей - член Конвента Шаль и якобинец Рессон - в свое время были товарищами по политическим битвам. Филарет Шаль недавно вернулся в столицу после двухлетнего пребывания в Англии и теперь деятельно сотрудничал в журналах и газетах. Бальзак обратился к нему за поддержкой. Госпожа де Берни и Дассонвиль выдали вексель под его будущие успехи, надо было оправдать их доверие, добиться удачи. Сюрвиль между тем получил вожделенный пост: его назначили на должность инженера департамента Сена-и-Уаза с местопребыванием в Версале. Оноре часто приезжал туда погостить к сестре. Дочь близкой приятельницы семьи Бальзаков, Камилла Делануа была очень дружна в пансионе с "прелестной, как ангел", Жозефиной д'Абрантес, дочерью Лоры Пермон, вдовы генерала Жюно, герцога д'Абрантес. Лора Сюрвиль через своих друзей Делануа познакомилась с прославленной герцогиней, которая также жила в Версале. В прошлом у Лоры д'Абрантес, женщины темпераментной и не слишком строгих правил, было много связей; в частности, она была близка с князем Меттернихом, канцлером Австрии и душой Священного Союза. В 1825 году она говорила, что ей сорок один год. При Реставрации дама эта, как и многие другие, внезапно обнаружила в себе монархические чувства. Наполеон, некогда бывший ее кумиром, теперь сделался "чудовищным узурпатором". После Ватерлоо она было попыталась вновь устраивать свои "обеды для узкого круга друзей", однако пассив по наследству, оставшемуся после Жюно, достиг миллиона. Разоренной вдове пришлось продать драгоценности, обстановку и винный погреб. Полина Боргезе, которая по-прежнему была богата, давно уже зарилась на сапфиры и испанские вина своей старинной приятельницы. Получив пенсион в размере шести тысяч франков, Лора д'Абрантес поселилась в Версале, в небольшом особнячке на улице Монтрей, где вела очень скромное существование. Она хотела попробовать свои силы в литературе, с тем чтобы пополнить скудные доходы. Она все еще оставалась красивой и привлекательной: у нее были живые глаза, свежий рот, черные как смоль волосы. Оноре был очарован. Знакомство с герцогиней, пусть даже с герцогиней времен Империи, льстило его тщеславию - Лора д'Абрантес жила при дворе, в Тюильри. "Эта женщина, - писала о ней в своих воспоминаниях Виржини Ансело, видела Наполеона, когда он был еще никому не известным молодым человеком; она видела его за самыми обыденными занятиями, потом на ее глазах он начал расти, возвеличиваться и заставил говорить о себе весь мир! Для меня она подобна человеку, сопричисленному к лику блаженных и сидящему рядом со мной после пребывания на небесах возле самого Господа Бога". Живой, любознательный, начитанный юноша не оставил герцогиню равнодушной. У него были связи в литературном мире; она попросила Бальзака прочесть ее перевод. Оноре подсказал ей более честолюбивые планы. Отчего бы ей не написать мемуары? Он попытался сделать Лору д'Абрантес своей любовницей, дама уклонилась, и он обвинил ее в том, что она "позволяет рассудку одерживать верх над чувствами". Существуют, говорил он ей, два сорта женщин: одни олицетворяют собой грацию и покорность, в других мужской ум и смелые замыслы причудливо переплетаются со слабостями их пола. Бальзак высказал такую аксиому: "Женщина только тогда по-настоящему трогательна и хороша, когда она покоряется своему господину - мужчине". Однако Лора д'Абрантес не была расположена играть роль покорной любовницы. Она предложила ему свою дружбу. "Дружба - это химера, за которой я вечно устремляюсь в погоню, несмотря на разочарования, часто выпадающие на мою долю, - отвечал он с досадой. С детских лет, еще в коллеже, я искал не друзей, а одного-единственного друга. На сей счет я разделяю мнение Лафонтена, но я до сих пор еще не нашел того, что в самых радужных красках рисует мне романтическое и взыскательное воображение... Однако мне приятно думать, что есть такие натуры, которые сразу же понимают и по достоинству оценивают друг друга. Ваше предложение, сударыня, так прекрасно и так лестно для меня, что я далек от мысли отклонить его". Кто-то сказал герцогине д'Абрантес, что Бальзак "влачит ярмо, украшенное цветами" (намек на его связь с Лорой де Берни). Он возмутился: "Уж если я могу чем-либо гордиться, то именно своей душевной энергией. Подчинение для меня невыносимо. Я отказался от многих должностей, потому что не хотел ни у кого быть под началом; в этом смысле я настоящий дикарь". Красавицы любят дикарей, и подобная декларация независимости могла внушить женщине желание поработить такого человека. Оноре на это надеялся. Вот как он описывал себя герцогине. "Во мне всего пять футов и два дюйма роста, но я вобрал в себя множество самых несообразных и даже противоречивых качеств; вот почему те, кто скажет, что я тщеславен, расточителен, упрям, легкомыслен, непоследователен, самонадеян, небрежен, ленив, неусидчив, безрассуден, непостоянен, болтлив, бестактен, невежествен, невежлив, сварлив, переменчив, будут в такой же мере правы, как и те, кто станет утверждать, что я бережлив, скромен, мужествен, упорен, энергичен, непривередлив, трудолюбив, постоянен, молчалив, тонок учтив и неизменно весел. Тот, кто назовет меня трусом, ошибется не больше, чем тот, кто назовет меня храбрецом; сочтут ли меня ученым либо невеждой, человеком талантливым либо бездарным, - что бы во мне ни обнаружили, меня ничто не удивит. В конце концов я пришел к заключению, что я всего лишь послушный инструмент, на котором играют обстоятельства. Как объяснить подобный калейдоскоп? Быть может, все дело в том, что судьба наделяет души людей, стремящихся описать страсти, которые волнуют человеческое сердце, этими же самыми страстями, дабы они могли силой воображения пережить то, что живописуют; а разве наблюдательность не есть своего рода память, помогающая этому живому воображению? Я начинаю думать, что это именно так". Одиннадцатого августа 1825 года несчастная Лоранса произвела на свет второго сына и, измученная тяжелыми родами, скончалась у своих родителей в доме номер семь по улице Руа-Доре. Безразличие близких к ее печальной участи было почти неприличным, Лорансу всегда недостаточно любили в семье. Третьего августа 1825 года Бернар-Франсуа писал племяннику: "Госпожа де Монзэгль, моя младшая дочь и мать двух мальчуганов, которой исполнилось всего двадцать два года, к тому времени, когда вы получите это письмо, переселится уже в иной мир; это весьма прискорбно. Моя старшая дочь, госпожа Сюрвиль, забеременела вторично; ее муж разработал проект нового канала, сооружение которого обойдется в семнадцать миллионов, правительство одобрило этот проект и назначило его главным инженером Сего великого предприятия; акционерное общество ищет капиталы, чтобы начать работы". Эссонский канал, которому Бернар-Франсуа с безотчетным эгоизмом уделял не меньше внимания, чем безвременной кончине Лорансы, играл огромную роль в жизни семьи. Все рассчитывали разбогатеть благодаря ему; Оноре уже набрасывал черновики будущих Проспектов. Между тем директор ведомства путей сообщения распекал Сюрвиля за то, что тот, занимаясь собственными проектами, пренебрегает своими прямыми обязанностями. Характерная черта: в повседневной жизни Оноре разделял честолюбивые мечты своего зятя Сюрвиля, надеявшегося разбогатеть; Бальзак-писатель наблюдал, какие опустошения производит навязчивая идея в душе его родственника. В день смерти Лорансы Оноре гостил в Версале у сестры. Лора тяжело переносила беременность, и он сперва скрыл от нее печальную весть, которой поделился с герцогиней д'Абрантес. Бальзак - герцогине д'Абрантес, 11 августа 1825 года: "Бедная моя сестра отмучилась. Только что прибыл нарочный; я уезжаю и не могу даже сказать, сколько времени отнимет у меня эта горестная церемония и все, что с нею связано. Затем я возвращусь в Версаль. Проявите же хоть немного сострадания, раз уж вы не питаете ко мне иного чувства, и не огорчайте меня в минуту, когда столько горестей обрушилось на мою голову. Прощайте. Молю вас, сохраните свою дружбу ко мне. Она послужит мне поддержкой в этих новых испытаниях. Сестра ни о чем не знает. Не выдавайте же ей печальную тайну этой трагической смерти. Я уезжаю вместе с Сюрвилем. Прощайте, прощайте". То, что в августе было еще дружбой, в сентябре превратилось в любовь. В письме, отправленном из Саше, Бальзак обращается к герцогине на "ты" и называет ее "дорогая Мари". Герцогиню д'Абрантес, как и госпожу Бальзак, как и госпожу Сюрвиль, как и госпожу де Берни, звали Лора. Однако Dilecta [любимая, избранница (лат.)] (так Оноре именовал свою возлюбленную Лору де Берни) столько раз выслушивала клятвы в верности из уст своего непостоянного любовника, что теперь ему было неудобно, адресуя любовное письмо другой женщине, называть ее тем же именем. Неспокойная совесть рождает причуды, которые не понятны верности. Герцогиня звала его в Версаль. Он обещал ей как можно скорее покинуть Турень, чтобы вновь насладиться радостью встречи с нею. "Я прощаю тебе, любимый мой ангел, все недобрые упреки, которые вы мне адресовали, и надеюсь, что вскоре вновь буду опьяняться милым взглядом, любоваться дивным личиком. Я не уеду отсюда раньше 4 октября; таким образом, я еще надеюсь получить нежное письмо от моей Мари, но не от недоброй Мари, а от Мари обожаемой. Мари, которую я так люблю. Я готов лететь к тебе на крыльях, дорогая, но прежде хочу получить письмо, полное любви и примирения. Тогда я приеду, проникнутый благодарностью; теперь ты можешь полностью рассчитывать на мое возвращение". Стать любовником герцогини д'Абрантес, обращаться к ней на "ты"... Положительно, наш "бахвал Оноре" делает успехи в королевстве женщин. В королевстве изящной словесности ему также улыбнулась надежда. Выпустив в свет в сентябре 1825 года роман "Ванн-Клор", Юрбен Канель заговорил о нем с одним из своих постоянных авторов, Анри де Латушем, который пользовался определенным весом в газетах: "Вот книга мужественного молодого человека с большим будущим; вы пользуетесь влиянием и должны оказать ему услугу, оказав о нем несколько одобрительных слов". Латуш, человек весьма образованный, пробовал себя в различных жанрах он писал пьесы, романы, статьи, но так и не сумел "обуздать чудовище", то есть славу. Поэтому нрава он был довольно угрюмого, быстро обижался, но критиком слыл компетентным. "Я создал больше авторов, нежели произведений", - с горечью говаривал Латуш. Этот доброжелательный ворчун прочел роман "Ванн-Клор" и наряду с серьезными погрешностями обнаружил в нем большие достоинства. Особенно понравилась ему та сцена, где провинциальная дама, перезрелая кокетка, заслышав звонок гостя, отсылает дочь в другую комнату играть на фортепьяно, чтобы избавиться от соперницы. Эта стрела была предназначена матери Бальзака. "Среди потока книг, обрушивающегося на нас, - писал Латуш, - эта книга достойна быть отмеченной. Быстро развивающееся и захватывающее действие, драматические сцены, яркие, сильно написанные картины - все привлечет читателей, а особенно читательниц, которые любят обнаруживать в романе верные наблюдения и занимательность действия". Через несколько дней Латуша посетил бледный, худой и щуплый молодой человек, черноволосый, с пронзительным взглядом; на нем был редингот с пелериной и короткие панталоны - штрипки тщетно пытались притянуть их к земле. Шляпа лоснилась от дождя. То был Бальзак, пришедший поблагодарить критика: в знак признательности он пообещал Латушу чудесную лошадку, объезженную индийским заклинателем змей. Этот великолепный дао существовал только в воображении дарителя; но Бальзак понравился Латушу, и тот написал о нем вторую статью: "Драма Гете - с трогательным сюжетом и красочными, а порою забавными подробностями послужила, без сомнения, первоисточником романа "Ванн-Клор"... Вы испытываете живой, своеобразный интерес при чтении этой книги, детища ума изысканного и руки порой талантливой, но зачастую небрежной. К тому же роман "Ванн-Клор" уже завоевал репутацию книги весьма трогательной, готовится его второе издание. Латуш возвещал об успехе, чтобы вызвать его. В действительности же книга без движения лежала на складе Юрбена Канеля. Бальзак впал в уныние. В глазах близких он становился "неудачником", автором романов, на которые нет спроса. Время от времени родные из жалости приглашали его погостить в Вильпаризи. Бернар-Франсуа Бальзак - Лоре Сюрвиль, 14 января 1826 года: "Оноре приехал сюда на прошлой неделе, я ничего ему не стал говорить, но, по-моему, он в полном изнеможении, дошел до крайности; за четыре дня он немного оправился, но не мог сочинить ни строчки; на пятый день он принялся за работу, написал страниц сорок и в среду снова уехал в Париж, чтобы через день вернуться и потрудиться как следует. Мы с твоей мамой заплатили за его жилье; я вручил ему расписку домовладельца вместо новогоднего подарка. Сообщаю это только тебе одной. Вернется ли сюда Оноре? Что он собирается делать? Что будет делать? Об этом я ничего не знаю и понимаю только одно: ему двадцать семь лет, а он уже потратил столько сил и способностей, сколько иной не потратит и к сорока годам, но ничего толком не добился". Деловые начинания Бальзака, все его грандиозные замыслы также пока не принесли ожидаемого успеха. Лафонтен начал выходить отдельными выпусками по три тысячи экземпляров, но продажа шла очень туго. Компаньоны уступили Оноре свою долю: они были довольны, что могут от нее избавиться. Он остался единственным владельцем дела, но, для того чтобы довести издание до конца, надо было вновь залезать в долги. Книгопродавец Бодуэн приобрел у него весь тираж Лафонтена за 24000 франков; расходы составили 16741 франк; судя по цифрам, Бальзак даже получил прибыль, однако Бодуэн заплатил векселями фирм, потерпевших банкротство. В те времена это было распространенной мошеннической проделкой: слишком доверчивому кредитору подсовывали сомнительные векселя, которые дисконтеры учитывали только из тридцати процентов. Дассонвиль посоветовал Бальзаку стать типографом, чтобы покрыть понесенные убытки. Такая возможность прельстила Оноре. Подумать только ведь так выгодно быть собственным типографом! Он издаст не только сочинения Мольера, но и сочинения Корнеля, Расина. Фактор Барбье предложил Бальзаку приобрести типографию Лорана со всем оборудованием; она помещалась на улице Марэ-Сен-Жермен в доме номер семнадцать. Требовалось 60000 франков, у Бальзака не было и сотой доли этой суммы. Госпожа Делануа, неизменная покровительница семьи, согласилась ссудить 30000 франков под поручительство родителей Оноре. Госпожа де Берни знала о его связи с герцогиней д'Абрантес (возможно, ее осведомила об этом госпожа Бальзак, которая, будучи в гостях у Сюрвилей, узнала о новом любовном приключении сына и, видимо, не без задней мысли проявила нескромность); тем не менее она по-прежнему помогала своему юному другу, что вызывало у Бернара-Франсуа чувство признательности к ней. Супруги Бальзак прощали любовнице ее грехи, ибо она искупала их, вкладывая деньги в деловые начинания Оноре. Однако госпожа де Берни сильно страдала из-за неверности возлюбленного и запретила ему видеться впредь с другой Лорой. Неразрешимая дилемма! Любовь герцогини льстила Бальзаку, отношения с ней могли быть ему полезны. Но Dilecta одержала верх. Поставленный перед выбором, он отдалился (на время) от второй Лоры. В ответ на это она разразилась яростным и презрительным посланием. Герцогиня д'Абрантес - Бальзаку, 1826 год: "Ваше упорное нежелание приехать более чем смешно. Чтобы успокоить ваши опасения, говорю без всякого гнева: полное безразличие сменило в моем сердце все, что было в нем прежде. Говоря безразличие, я именно это и имею в виду, так что не страшитесь ни сцен, ни упреков. Однако мне необходимо вас увидеть; как ни странно, но так оно и есть. Если бы тут не были затронуты интересы моей семьи, моего будущего, да и ваши, поверьте, я бы согласилась считать недействительными все отношения между нами - прошлые, настоящие и грядущие. А посему соблаговолите вспомнить в последний раз, что я женщина, и проявите ко мне хотя бы ту простую и необходимую вежливость, какую всякий мужчина проявляет к самой последней из нас. Неужели вы настолько слабы, что боитесь ее ослушаться, бедняга! В таком случае это еще более достойно сожаления, чем я думала. Соблаговолите прислать мне книги, которые вам выдавали по моей просьбе: библиотекарь Версаля напоминал мне о них уже по крайней мере раз десять". Чтобы приобрести патент типографа, требовалось свидетельство из полиции. Оно было вполне благоприятным. Господин Оноре де Бальзак аттестовался в нем как "благонравный и благомыслящий молодой человек из зажиточной семьи, окончивший юридический факультет и в довершение ко всему литератор". Четвертого июня 1826 года Бальзак покинул улицу Турнон и поселился в доме номер семнадцать по улице Марэ-Сен-Жермен (в наши дни она называется улицей Висконти). То была скорее не улица, а улочка, расположенная в живописном уголке Парижа, где в XVIII веке обитали главным образом сочинители и комедианты. В нижнем этаже дома помещалась довольно большая типография, ее окна выходили на улицу. Винтовая лестница с железными перилами вела в жилище самого Бальзака, состоявшее из прихожей, столовой и спальни с альковом. Латуш, обладавший вкусом и любивший старину, помог Оноре обставить эту спальню, обтянутую прелестным голубым перкалем. Получилась очаровательная холостяцкая квартирка, где можно было принимать госпожу де Берни. Только ежедневные ее визиты позволяли Оноре сносить тягостную жизнь, адский шум машин, неотвязные мысли о неотвратимо приближавшихся сроках платежей. Когда Бальзак еще жил на улице Ледигьер, он бросил вызов Парижу ("А теперь - кто победит: я или ты!"), ему нравилось мечтать о том, как в один прекрасный день благодаря своему гению он будет царить здесь; ныне же "ему приходилось дышать запахом бумаги и типографской краски, вести конторские книги, выписывать счета", замечает Аригон. Он печатал исторические мемуары для Канеля и Сотле; коммерческие проспекты, где рекламировались "отхаркивающие пилюли - залог долголетия" (идея долголетия просто преследовала его), "Словарь вывесок города Парижа", "Романтические анналы" на 1828 год, "Избранные сочинения" Вильмена, "Театр Клары Гасуль" (то есть пьесы Мериме) и сотни различных брошюр, объявлений, памфлетов. Он, между прочим, выпустил третье издание романа "Сен-Мар" Альфреда де Виньи, который так описал своего типографа: "То был молодой человек, грязный, худой, необыкновенно болтливый, не умевший досказать ни одной фразы до конца и брызгавший при этом слюной, ибо в его слишком влажном рту недоставало чуть ли не всех верхних зубов". Но Dilecta не покидала своего Оноре. "В этой ужасной борьбе меня поддерживал ангел, - напишет он десять лет спустя Эвелиме Ганской. - Госпожа де Берии стала для меня настоящим Божеством. Она была одновременно матерью, подругой, семьей, другом, советчицей; она создала писателя; она утешала молодого человека; она плакала, как сестра; она смеялась, она являлась каждый день, точно благодатная дремота, и усыпляла все горести" [переписка Бальзака с Ганской цитируется по изданию: Balzac. Lettres a L'Etrangere, Calmann-Levy, Paris, 1899]. Ибо горести терзали его. Заказчики в типографию обращались нечасто, и платили они плохо. Предприятие не окупало себя. Бальзак не умел точно исчислить стоимость работ, ему не удавалось предупредить "утечку", которая неизменно бывает очень велика, когда хозяин не сведущ в деле и не способен следить за подчиненными. У него обнаружилась досадная привычка смешивать собственные расходы с расходами типографии. И все же в 1827 году ему пришла в голову мысль расширить фирму. В свое время ради того, чтобы стать издателем, он вздумал сделаться типографом, а теперь, чтобы остаться типографом, он решил обзавестись словолитней. Акционерное общество "Бальзак и Барбье" обогатилось третьим компаньоном, Жаном-Франсуа Лораном; на средства, которые и на сей раз ссудила госпожа де Берни, приобрели словолитню. Совладельцы объявили о выпуске великолепного альбома, где будут представлены образцы всех типографских литер, виньеток и заставок новой фирмы. Крах не дал им времени даже издать этот альбом. В феврале 1820 года Барбье, почуяв, что банкротство неизбежно, покинул приходившую в упадок типографию, и вся ответственность легла на плечи Бальзака. Акционерное общество "Бальзак и Барбье" распалось; вместо него было создано новое акционерное общество "Лоран, Бальзак и де Берни". Это произошло в ту пору, когда пылкие страсти слишком молодого любовника, брыкавшегося в оглоблях верности, заставили глубоко страдать Лору де Берни. Тем не менее она всегда готова была прийти на помощь Оноре. Госпожа де Берни - Бальзаку: "Если бы ты хоть раз в жизни испытал на миг те муки, какие терзают меня со вчерашнего дня, ты не выказал бы столь суровой и ненужной жестокости. Я не совсем понимаю смысл твоего негодующего восклицания по адресу женщин, но если ты думаешь, что может существовать сердце, которое поклоняется тебе, как богу, и пои этом не испытывает мук, разлучаясь с тобой, то ты ищешь новый философский камень, о котором мечтают все эгоисты... Дело наше улаживай так, как собирался с самого начала; я вовсе не претендую на то, чтобы мое имя упоминалось в названии акционерного общества". Она внесла 9000 франков наличными; общая сумма капитала составляла 36000 франков, из них 18000 франков стоило оборудование, принадлежавшее Жану-Франсуа Лорану. Великодушная женщина вела себя весьма отважно, ибо финансовое положение Бальзака становилось все более угрожающим. Он сам должен был акционерному обществу 4500 франков. Почему? Да потому, что слишком много тратил на портного, на сапожника, на обойщика. От одного из самых крупных своих заказчиков, книгопродавца из Реймса, Оноре принимал в уплату книги: они пополняли его личную библиотеку, но от этого денег в кассе типографии не прибавлялось. Окончательная катастрофа казалась неотвратимой. Между тем Бернар-Франсуа, обладавший столь же богатым воображением, как и его сын, трубил победу. жүктеу/скачать 1.42 Mb. Достарыңызбен бөлісу:
|