Москва 1950 Редактор Н. Д. Волков
жүктеу/скачать 3.37 Mb.
|
«ЧЕРНОВИКИ» ТЕКСТА РОЛИЧерез несколько дней состоялась первая репетиция Константина Сергеевича с «четверкой» молодых актеров: Завадским, Степановой, Бендиной, Козловским. Константин Сергеевич просил продемонстрировать ему все, что мы «наработали» (по его выражению), и актеры без мизансцен, двигаясь только тогда, когда им этого хотелось, сыграли ему весь первый акт «Горя от ума». Неожиданным для нас оказалось, что на реплику Лизы: «Ах! барин!» Константин Сергеевич сам ответил за Фамусова: Барин, да. Ведь экая шалунья ты, девчонка... И все дальнейшие сцены Фамусова провел с актерами, как действующее лицо1. Это обстоятельство, разумеется, очень взволновало молодых актеров (впервые отвечать Станиславскому как партнеру по пьесе!) и заставило их необычайно сосредоточиться на своих за- 191
дачах по роли, подтянуться, поверить в реальность всех событий пьесы. Константин Сергеевич со своей стороны полностью отдавался, играя с ними, сюжету пьесы, мыслям и чувствам Фамусова, ничем не показывая, что он в своих сценах «режиссерским» глазом следит за своими партнерами по сцене. Сказав свою знаменитую последнюю сентенцию: Что за комиссия, создатель, Быть взрослой дочери отцом! Фамусов — Станиславский весело посмотрел на окружавших его актеров.
А. О. Степанова. Я, конечно, приготовилась разговаривать с вами по роли, но мне все-таки очень хотелось, чтобы что-нибудь прервало репетицию и вы как Фамусов не вышли бы на сцену. К. С. А Софье хочется, чтобы Фамусов очутился в комнате в ту минуту, когда она прощается с Молчалиным? А. О. Степанова. Конечно, нет! Ни за что! К. С. Запомните, значит, и вы, что мое вторжение в репетицию вас напугало, что вы боитесь отца, не хотите с ним встретиться в этот час. Это все отличный материал к самочувствию Софьи в первых эпизодах пьесы. А как отнесся Молчалин к моему появлению? А. Д. Козловский. У меня душа ушла в пятки. Я еле мог заставить себя отвечать вам. К. С. И это верно. И это самочувствие вам необходимо помнить и включить в линию роли. Вам было легче встретиться со мною, —обратился К. С. к Ю. А. Завадскому, — так как к этому времени вы уже достаточно долго пробыли на сцене, но, вероятно, труднее было вести свою встречу с Софьей, так как вы знали, что я слежу за вами, как режиссер за актером. 192
Ю. А. Завадский. Вы очень точно угадали мои мысли и мое самочувствие, Константин Сергеевич! К. С. Хорошо, что в первую очередь вы старались все свое внимание отдать Софье, а не злословию и насмешкам над «членами Английского клоба»... Ю. А. Завадский. Я поставил себе целью рассмотреть Софью, сравнить с той девочкой, какой я ее оставил три года назад. Искать в ее облике прежние черты и находить новые. Любоваться этой новой для меня Софьей! К. С. Очень верная задача. Выполнять ее надо еще смелее, тогда вы донесете до меня свою любовь, свое стремление к Софье! Но до чего же вас всех захлестывал ритм, до чего вы все торопились «отговорить» текст... Я сам сколько ни старался замедлить течение своих сцен, вы и меня сбивали на свой темпо-ритм. Вы замечали мои усилия остановить, задержать вас?
...Клянусь тебе, что сердца моего Ты вымучить одна могла признанье. Клянусь тебе, что никогда, нигде, Ни в пиршестве за чашею безумства. Ни в дружеском, заветном разговоре, Ни под ножом, ни в муках истязаний Сих тяжких тайн не выдаст мой язык. Это один порыв, одно обещание, одна клятва, выраженная в ряде строк, в целом периоде. Недаром в нем только одна точка и восемь запятых. Говорите его на одном дыхании, если сможете. Но далеко не всегда стихотворная речь бывает так построена. Да, в ней должен все время чувствоваться ритм, вернее, в ней все время происходит смена ритмов, в зависимости от тех событий, которые она описывает, от тех мыслей И. чувств, которыми Живут персонажи пьесы. Она наполнена всегда внутренним ритмом, но не одним и тем же. У Грибоедова же смена ритмов внутри одной сцены, одного явления бывает очень явственна. Вот Лиза просыпается — один ритм. Увидела, что уже позд-Но, что «всё в доме поднялось» — другой ритм; попалась с «про- 193
казами» барину — третий ритм; старается избежать его ухаживаний — четвертый. «...Ушел...» — пятый. И так далее на протяжении всей пьесы, всей роли. Вы же все пока что действуете большей частью в одном «стихотворном» ритме. Как артист, выходящий в концерте читать именно «стихи», а не прозу. Но нельзя нарочито механически замедлять чтение стихов или нарочито замедленно говорить в роли, написанной в стихах. Как же органически найти в себе ритм, которого требует то или иное событие пьесы, написанной в стихах? Прежде всего, как и в пьесе, написанной в прозе, необходимо установить логику событий, «течение дня» для всей пьесы и для каждого персонажа. Думаю, что этот этап работы над ролью вы уже проделали. Я не заметил нелогичностей в ваших поступках и отношениях, в вашем поведении на сцене, в тех физических действиях, которые вы совершали по сюжету первого акта. Ю. А. Завадский. Нам очень помог в этом тот день и та репетиция, или, вернее сказать, тот большой этюд, который вы нам предложили проделать, когда мы «обставляли» комнату Софьи, дом Фамусова... К. С. Охотно верю этому. Конкретное физическое действие — вы выбирали, покупали мебель и различные вещи для домашнего обихода — наилучший проводник к вере актера в реальность сюжета пьесы, своего собственного существования на сцене в данной роли, вере в отношения, которыми автор связал между собой всех действующих лиц своей пьесы. — Но мысли, образы, слова Грибоедова вам еще мешают,— продолжал Константин Сергеевич. — Это не ваши слова, не рожденные вашей фантазией видения, не результат ваших мыслей. Как помочь себе актеру в таком случае? Вы ведь отлично знаете, во что обходится поэту его работа. Сколько времени работал Пушкин над «Борисом Годуновым», Грибоедов — над «Горем от ума!» Сколько черновиков «Ревизора» было у Гоголя! Вы же получили уже готовый, великолепно отшлифованный текст. Чтобы сделать его своим, вам нужно каждому по своей роли сделать себе все «черновики», которые привели Пушкина, Гоголя, Грибоедова к совершенству мыслей, образов и языка в их произведениях. Конечно, им необходимы были и талант и вдохновение, но в равной мере необходим был и труд, огромный труд, чтобы довести свои замыслы до той степени совершенства, которой мы все восторгаемся. Воздадим же им должное за их талант и вдохновение и приложим свой труд, чтобы понять путь, которым они шли, облекая свои мысли именно в данные видения и слова. Попрошу всех приготовить мне сейчас два-три варианта рассказа, как бы 194 «черновика» Грибоедова, к одному из больших кусков текста в своей роли. Ангелина Осиповна может подумать над «черновиками» — вариациями «сна», Юрий Александрович — над перечнем приятелей и знакомых Фамусова, Лиза — над характеристикой Скалозуба, Молчалин... A. Д. Козловский. У Молчалина не может и не должно бытьникаких «фантазий». Он не имеет права позволить себе думатьиначе, чем принято, по любому вопросу или событию. К. С. Не отлынивайте от очень нужного упражнения. Расскажите мне, каким еще подарком, кроме ваших «трех вещиц», вы собираетесь купить расположение Лизы. B. Д. Бендина. А «черновики» вам надо рассказывать в стихах, Константин Сергеевич? Пауза, последовавшая после этого вопроса, была вызвана, с одной стороны, смущением остальных исполнителей: вдруг К. С. действительно потребует импровизировать «черновики» грибоедовского текста в стихах! С другой стороны, и Константин Сергеевич был изумлен вопросом В. Д. Бендиной. — Вера Дмитриевна у нас пишет стихи, — сказал Ю. А. Завадский негромко, со своей обычной манерой говорить серьезнои о важных вещах и о пустяках, — ей легко, а нам это будет непо силам! Пауза разрешилась общим смехом, Бендина смутилась. Смеялся и Константин Сергеевич. — На «черновики» в стихах, — сказал он, — я, разумеется,не претендую, а вот прозой давайте займемся. Кто самый храбрый сочинитель? Я хотел бы прослушать, не останавливаясь,сначала всех четверых, чтобы иметь возможность сравнить ваши«черновики», сделать общие замечания и слушать новые. Намнеобходимо сегодня сочинить по крайней мере по три-четыре«черновика» каждому. Прошу начинать.
— Пожалуйста. — К. С. вооружился карандашом, чтобызаписывать свои замечания. А. О. Степанова (в образе Софьи). С чего бы, батюшка, мне начать? Представьте, что сначала мне снилось, будто я по озеру плыву. Вокруг такая тишина, какая бывает только на рассвете, к°гда еще не встало солнце. Я собираю водяные лилии, хочу из Них сплести венок... Вы спросите, кому? Тому, кто на корме си-ДИт со мною в лодке. Кто правит ею. Мне кажется, что с ним я так могла бы плыть, куда угодно. Ему я верю. Его я знаю — быть может, он не знатен, не красив и не богат, но с ним... К. С. (целиком в образе Фамусова). Ах! матушка, не довершай удара! Кто беден, тот тебе не пара. 195
A. О. Степанова (также от лица Софьи). Вдруг ужасныйгул раздался. И озеро все закипело. Из глубины его появилисьчудища, русалки, рыбы с звериными головами, а с ними главный водяной — вы, батюшка, зеленый, скользкий, мокрый! Туткинулись все к нашей лодке. Вы тащите меня к себе под воду,другие набросились на милого мне рулевого. Я хочу к нему -—вы тащите с собой... Нас провожает стон, рев, хохот, свист чудовищ! Он вслед кричит! — Проснулась. — Кто-то говорит... Простите, Константин Сергеевич, — прервала свой рассказ А. О. Степанова, — это, кажется, уже по Грибоедову...
Ответы В. Д. Бендиной вызывают веселое оживление присутствующих на репетиции актеров. Константин Сергеевич тоже улыбается, НО' очень серьезно замечает: — Наше упражнение не преследует цель во что бы то ни стало отойти от окончательной редакции текста Грибоедова: из генерала сделать адмирала. Это слишком примитивный для Грибоедова «черновик». Я рассчитываю на большее: вы должны в своих импровизациях дойти до «корня», до основной мысли Грибоедова, до той мысли, которая заставила его написать данный кусок текста. Юрий Александрович, не хотите ли вы попробовать найти эту мысль Грибоедова в вашем монологе о «членах Английского клоба» и облечь ее в образную форму. Ю. А. Завадский. Я попробую... И Ю. А. Завадский начал рассказ о Фамусове, не только «члене Английского клоба», но и франкмасоне, непременном посетителе 196
той компании, о которой таинственно сообщает Чацкому в четвертом акте Репетилов: У нас есть общество, и тайные собранья По четвергам. Секретнейший союз... Острые характеристики, сатирические обобщения всегда удавались Ю. А. Завадскому. Кроме того, он легко фантазировал, его творческое воображение и на этот раз помогло ему создать интересный «черновик» — живые портреты «дядюшек и тетушек», друзей и приятелей Фамусова. К. С. Станиславский остался очень доволен его рассказом. В ближайшие полчаса актеры состязались друг с другом в сочинении различных вариантов текста к своим ролям и достигли в этом, очевидно, известной степени совершенства, так как получали одобрение Константина Сергеевича. — Теперь вы знаете, как нужно работать над текстом Грибоедова, — сказал он, — вы расширили свое представление о мыслях и событиях, которые воплотил Грибоедов в определенномместе пьесы, избранном нами сегодня для упражнения. Так надосочинять себе «черновики» — варианты всех важных мест в ваших ролях. жүктеу/скачать 3.37 Mb. Достарыңызбен бөлісу:
|