Н. М. Демуровой Сказки народов мира

Я волновался неспроста -

Дверь оказалась заперта.

  Стучал я в дверь, стучал в окно

И достучался бы я, но...

Наступило долгое молчание.

- И это все? - спросила робко Алиса.

- Да, - сказал Шалтай-Болтай. - Прощай!

Этого Алиса не ожидала, но после такого прозрачного намека оставаться было бы невежливо. Она встала и протянула Шалтаю руку.

- До свидания, - сказала она, стараясь, чтобы голос ее звучал бодро. - Надеюсь, мы еще встретимся.

- Даже если встретимся , я тебя все равно не узнаю, - недовольно проворчал Шалтай и подал ей один палец. - Ты так похожа на всех людей!

- Обычно людей различают по лицам, - заметила задумчиво Алиса.

- Вот я и говорю, - сказал Шалтай-Болтай. - Все на одно лицо: два глаза (и он дважды ткнул большим пальцем в воздухе)... в середине - нос, а под ним - рот. У всех всегда одно и то же! Вот если бы у тебя оба глаза были на одной стороне, а рот на лбу, тогда я, возможно , тебя бы запомнил.

- Но это было бы так некрасиво! - возразила Алиса.

В ответ Шалтай-Болтай только закрыл глаза и сказал:

- Попробуй - увидишь!

Алиса немножко подождала, не скажет ли он еще что-нибудь, но он не открывал глаз и вел себя так, словно ее здесь и не было.

- До свидания, - сказала она снова и, не получив ответа, тихонько пошла прочь.

Она шла и шептала:

- В жизни не встречала такого препротивнейшего...

Она остановилась и громко повторила это слово - оно было такое длинное, что произносить его было необычайно приятно.

- В жизни не встречала такого препротивнейшего...

Но ей не суждено было закончить эту фразу: страшный грохот прокатился по лесу.

Примечания:

a Эпизод с Шалтаем-Болтаем (Humpty-Dumpty), так же как эпизоды с Червонным Валетом, со Львом и Единорогом, основан на старинной детской песенке. Л. Фрэнк Баум {1} использовал, хоть и совсем иначе, ту же песенку в своей первой книге для детей «Матушка Гусыня прозой» (L. Frank Baum. Mother Goose in Prose, 1897). В последние годы мистер Шалтай издает детский журнал («Humpty-Dumpty Magazine»). Я имел честь работать под его руководством в качестве  летописца  приключений,  выпавших  на  долю  его  сына, Шалтая-Болтая-младшего. [...]

b Питер Эликзэндер в своей статье «Логика и юмор Льюиса Кэрролла» (Peter Alexander. Logic and Humour of Lewis Carroll. - «Proceedings of the Leeds Philosophical Society», vol. 6, May 1951, pp. 551-566) обращает внимание на характерную для Кэрролла инверсию, которая проходит обычно незамеченной. В реальной жизни собственные имена редко имеют какой-либо смысл, помимо обозначения индивидуального объекта, в то время как другие слова обладают общим, универсальным  смыслом.  В  мире  Шалтая-Болтая справедливо обратное. Обычные слова обретают любые значения, которые придает им Шалтай-Болтай, а имена собственные, такие, как «Алиса» и «Шалтай-Болтай», предполагаются имеющими универсальное значение. П. Эликзэндер отмечает, что юмор Кэрролла имеет совершенно особый характер благодаря тому, что он проявлял интерес к формальной логике. Неоднократно указывалось, что это самый тонкий, мрачный и трудноуловимый софизм из всех, которыми изобилуют обе книги. Немудрено, что Алиса, не пропустившая намека, тут же меняет разговор.

d Шалтай-Болтай - филолог и философ, искушенный в  основном  в лингвистических тонкостях. Кэрролл, возможно, здесь намекает, что люди этого склада, а их немало было и до сих пор осталось в Оксфорде, редко бывают одарены и в математическом отношении.

e Льюис Кэрролл полностью сознавал глубину диковинных рассуждений Шалтая-Болтая по вопросам семантики. Шалтай-Болтай становится на точку зрения, известную в средние века как номинализм, точку зрения, согласно которой общие имена не относятся к объективным сущностям, а являются чисто словесными знаками. Эту точку зрения искусно защищал Уильям Оккам (XIV в.) {2}. В настоящее время ее придерживаются почти все логические эмпирики. Даже в логике и математике, там, где термины, как правило, более точны, чем в других науках, нередко возникает чудовищная путаница из-за того, что люди не понимают, что слова означают только то, что в них вложено - «не больше и не меньше».

Во времена Льюиса Кэрролла в формальной логике велись оживленные споры, касавшиеся содержания четырех основных суждений Аристотеля. Следует ли считать, что общие суждения «Всякое А есть В» и «Никакое А не есть В» подразумевают, что А является множеством, которое фактически содержит некоторый элемент? Подразумевается ли это в частных суждениях «Некоторые А являются В» и «Некоторые А не являются В»?

Кэрролл отвечает на этот вопрос достаточно подробно на с.  529 «Символической логики». Стоит процитировать этот отрывок, потому что его произнес, улыбаясь во весь рот, сам Шалтай-Болтай.

«Авторы и издатели учебников по логике, ступающие по проторенной колее, - я буду величать их титулом «Логики» (надеюсь, неоскорбительным) - испытывают в этом вопросе неуместную робость. Затаив дыхание, говорят они о Связке в Суждении, словно Связка - живое сознательное Существо, способное самостоятельно возвестить, какое значение оно желало бы иметь, тогда как нам, беднякам, остается лишь узнать, в чем состоит монаршья воля, и подчиниться ей. Вопреки этому мнению, я утверждаю, что любой человек, пожелавший написать книгу, вправе придать любое значение любому слову или любой фразе, которыми он намерен пользоваться. Если в начале фразы автор говорит: «Под словом «черное», не оговаривая того, я всегда буду понимать «белое», а под «белым» - «черное», - то я с кротостью подчинюсь его решению, сколь безрассудным ни казалось бы оно мне.

Итак, любому автору, как я считаю, дозволительно принять собственные правила по вопросу о том, нужно или не нужно подразумевать, будто Суждение утверждает существование самого Предмета, разумеется, при условии, что эти правила не противоречат самим себе и установленным фактам Логики. Рассмотрим теперь некоторые точки зрения, которых можно придерживаться логически, и тем самым решим вопрос о том, каких точек зрения придерживаться удобно; после этого я буду считать себя свободным сообщить, каких взглядов намерен придерживаться я».

Мнение Кэрролла состояло в том, что слова «всякий» и «некоторый» подразумевают существование, а слово «никакой» оставляет вопрос открытым. В конечном итоге это мнение не возобладало. Только предложение со словом «некоторый» как считает современная логика, подразумевает, что  класс предметов не пуст. Разумеется, это соглашение не опрокидывает номиналистскую точку зрения Кэрролла и его Шалтая-Болтая. Нынешнее воззрение было принято лишь потому, что логики считали его наиболее полезным.

Когда же интерес логиков переместился от логики классов Аристотеля к исчислению высказываний (алгебре логики), вновь разгорелись страсти и споры (в основном, правда, между нелогиками) по поводу смысла «материальной импликации». В основном неразбериха возникла от того, что связка «влечет» в высказывании «А влечет В» понимается в ограниченном смысле, специфическом для этого исчисления, и не имеет никакого отношения к причинной связи между А и В. Подобная же неразбериха все еще существует в связи с многозначными логиками, в которых такие термины, как «и», «не» и «влечет», не имеют того значения, которое дают им здравый смысл или интуиция. На самом деле у них нет никакого вообще значения, отличного от того, которое придается им таблицами истинности, таблицами, которые порождают эти «связки». Стоит это понять, как тайна, окутывающая эти диковинные логики, почти полностью рассеивается.

В математике также столько энергии пропало впустую в бесполезных препирательствах по поводу «значения» таких выражений, как «мнимое число», «трансфинитное число» и т. д., бесполезных потому, что подобные слова имеют в точности только то значение, которое в них вложено, - не более, не менее.

С другой стороны, если мы хотим быть правильно понятыми, то на нас лежит некий моральный долг избегать практики Шалтая, который придавал собственные значения общеупотребительным словам. [...]

f Таких слов-бумажников теперь немало во всех современных словарях. Сам этот термин часто употребляется, когда говорят о словах, в  которые «упаковано» не одно значение. В английской литературе большим мастером по части слов-бумажников был, конечно, Джеймс Джойс {3}. В «Поминках по Финнегану» (кстати, так же, как «Алиса», написанных в форме сна) их буквально десятки тысяч, включая те десять раскатов грома (каждый - в сотню букв), которые, помимо всего прочего, символизируют падение Тима Финиегана с лестницы. Сам Шалтай-Болтай «упакован» в седьмой  из  этих  раскатов (Bothallchoractorschumminaroundgansiimum,inarumdrumstrumtrumlnahumptadumpwa ultopoojoolooderamaunsturnup!).

g Возможно, не все читатели заметят так же быстро, как Алиса, что все три слова, объясняющие название «нава», начинаются с одного слога.

Глава VII

ЛЕВ И ЕДИНОРОГ

В тот же миг по лесу побежала королевская рать - солдаты бежали сначала по двое и по трое, потом десятками и сотнями и, наконец, огромными толпами, так что, казалось, весь лес наполнился ими; Алиса испугалась, как бы ее не затоптали, и, спрятавшись за дерево, смотрела на них.

Никогда в жизни ей не доводилось видеть солдат, которые так плохо бы держались на ногах: они то и дело спотыкались и падали, а стоило одному из них упасть, как на него тут же валился еще десяток, так что вскоре по всему лесу солдаты валялись кучами.

За солдатами появилась королевская конница. У коней все же было по четыре ноги, но и они порой спотыкались, и, если уж конь спотыкался, всадник - такое уж, видно, тут было правило - тотчас летел на землю. В лесу началась кутерьма, и Алиса рада была выбраться на полянку, где она увидела Белого Короля - он сидел на земле и что-то торопливо писал в записной книжке.

- Я послал всю королевскую конницу и всю королевскую рать! - воскликнул Король радостно, завидев Алису. - Ты шла лесом, милая? Ты их, наверное, видела?

- Да, видела, - сказала Алиса. - Как тут не увидеть. Их там целые тысячи!

- Точнее, четыре тысячи двести семь человек, - сказал Король, заглянув в записную книжку. - Я оставил себе только двух коней - они мне нужны для игры {a}. И двух гонцов я тоже не послал - они в городе. Я жду их с минуты на минуту. Взгляни-ка на дорогу! Кого ты там видишь?

- Никого, - сказала Алиса.

- Мне бы такое зрение! - заметил Король с завистью. - Увидеть Никого! Да еще на таком расстоянии! А я против солнца и настоящих-то людей с трудом различаю!

Но Алиса его не слушала: она не отрываясь смотрела из-под руки на дорогу.

- Там кто-то идет! - сказала она наконец. - Только очень медленно. И как-то странно!

(Гонец прыгал то на одной ножке, то на другой, а то извивался ужом, раскинув руки, как крылья.)

- A-a! - сказал Король. - Это Англосаксонский Гонец со своими англосаксонскими позами {b}. Он всегда так, когда думает о чем-нибудь веселом. А зовут его Зай Атс {c}.

- «Мою любовь зовут на З », - быстро начала Алиса {d}. - Я его люблю, потому что он Задумчивый. Я его боюсь, потому что он Задира. Я его кормлю... Запеканками и Занозами. А живет он...

- Здесь, - сказал Король, и не помышляя об игре: пока Алиса искала город на З, он в простоте душевной закончил ее фразу.

- А второго гонца зовут Болванc Чик, - прибавил Король. - У меня их два - один бежит туда, а другой - оттуда.

- Прошу вас... - начала Алиса.

- Не попрошайничай, - сказал Король строго. - Порядочные люди этого не делают!

- Я просто хотела сказать: «Прошу вас, объясните мне это, пожалуйста». Как это: один бежит туда, а другой оттуда? Я не понимаю...

- Но я же тебе говорю: у меня их два ! - отвечал Король нетерпеливо. - Один живет, другой - хлеб жует.

В эту минуту к ним подбежал Гонец; он так запыхался, что не мог произнести ни слова - только махал руками и строил бедному Королю рожи.

- Эта молодая особа любит тебя, потому что ты задумчивый, - сказал Король, представляя Алису. Он надеялся отвлечь внимание Гонца, но тщетно - Англосаксонский Гонец не бросил своих штучек, а только бешено завращал глазами и принялся выкидывать одно коленце чуднее другого.

- Ты меня пугаешь! - сказал Король. - Мне дурно... Дай мне запеканки!

К величайшему восторгу Алисы, Гонец тут же открыл сумку, висевшую у него через плечо, вынул запеканку и подал Королю, который с жадностью ее проглотил.

- Еще! - потребовал Король.

- Больше не осталось - одни занозы, - ответил Гонец, заглянув в сумку.

- Давай занозы, - прошептал Король, закатывая глаза.

Занозы Королю явно помогли, и Алиса вздохнула с облегчением.

- Когда тебе дурно, всегда ешь занозы, - сказал Король, усиленно работая челюстями. - Другого такого средства не сыщешь!

- Правда? - усомнилась Алиса. - Можно ведь брызнуть холодной водой или дать понюхать нашатырю. Это лучше, чем занозы!

- Знаю, знаю, - отвечал Король. - Но я ведь сказал: «Другого такого средства не сыщешь!» Другого , а не лучше !

Алиса не решилась ему возразить.

- Кого ты встретил по дороге? - спросил Король Гонца, протягивая руку за второй порцией заноз.

- Никого, - отвечал Гонец.

- Слышал, слышал, - сказал Король. - Эта молодая особа тоже его видела. Он, значит, не так быстро бегает, как ты?

- Я стараюсь, как могу, - отвечал угрюмо Гонец. - Никто меня не обгонит!

- Конечно, не обгонит, - подтвердил Король. - Иначе он пришел бы сюда первым! Что ж, ты теперь отдышался, скажи-ка, что слышно в городе?

- Лучше я шепну вам на ухо, - сказал Гонец и, поднеся руки трубкой ко рту, нагнулся к Королю. Алиса огорчилась - ей тоже хотелось знать, что происходит в городе. Но Гонец гаркнул Королю прямо в ухо:

- Они опять взялись за свое!

- Это , по-твоему, шепот? - вскричал бедный Король, подскочив на месте и передергивая плечами. - Не смей больше так кричать! А не то живо велю тебя поджарить на сливочном масле! У меня в голове все гудит, словно там землетрясение!

- Маленькое такое землетрясеньице, - подумала про себя Алиса. Вслух же она спросила:

- Кто взялся за свое?

- Как - кто? Единорог и Лев, конечно, - отвечал Король.

- Смертный бой за корону? - спросила Алиса.

- Ну, конечно, - сказал Король. - Смешнее всего то, что они бьются за мою корону! Побежим, посмотрим?

И они побежали. На бегу Алиса твердила про себя слова старой песенки:

   Вел за корону смертный бой со Львом Единорог {e}.

   Гонял Единорога Лев вдоль городских дорог.

   Кто подавал им черный хлеб, а кто давал пирог,

   А после их под барабан прогнали за порог.

- Кто... победит... получит... корону? - спросила Алиса, тяжело дыша.

- Ну, нет! - сказал Король {f}. - Что это тебе в голову пришло?

- Будьте так добры... - проговорила, задыхаясь, Алиса. - Давайте сядем на минутку... чтоб отдышаться немного.

- Сядем на Минутку? - повторил Король. - И это ты называешь добротой ? К тому же Минутку надо сначала поймать. А мне это не под силу! Она пролетает быстро, как Брандашмыг! За ней не угонишься!

У Алисы от бега перехватило дыхание - она не могла в ответ сказать ни слова. Молча они побежали дальше, пока не увидели, наконец, огромную толпу, окружившую Льва и Единорога, которые бились так, что пыль стояла столбом... Поначалу Алиса никак не могла разобрать, где Лев, а где Единорог, но, наконец, узнала Единорога по торчащему вперед рогу.

Они протиснулись вперед и стали рядом со вторым Гонцом, Болванc Чиком, который наблюдал бой, держа в одной руке чашку с чаем, а в другой - бутерброд.

- Его только что выпустили из тюрьмы, - шепнул Зай Атс Алисе. - А когда его взяли, он только что начал пить чай. В тюрьме же их кормили одними устричными ракушками. Вот почему он так голоден.

И, подойдя к Болванc Чику, он нежно обнял его за плечи.

- Как поживаешь, дитя? - спросил он.

Болванc Чик оглянулся, кивнул и снова принялся жевать.

- Хорошо тебе было в тюрьме, дитя? - спросил Зай Атс.

Болванc Чик снова оглянулся: из глаз его упали две слезы - и опять он не сказал ни слова.

- Что же ты молчишь? - нетерпеливо вскричал Зай Атс.

Но Болванc Чик только откусил еще хлеба и запил его чаем.

- Что же ты молчишь? - воскликнул король. - Как тут они дерутся? Болванc Чик сделал над собой отчаянное усилие и разом проглотил большой кусок хлеба с маслом.

- Очень хорошо, - отвечал он, давясь. - Каждый из них вот уже около восьмидесяти семи раз был сбит с ног!

- Значит, скоро им подадут черный хлеб и пирог? - спросила, осмелев, Алиса.

- Да, уже все готово, - отвечал Болванс Чик. - Я даже отрезал себе кусочек.

Тут бой прекратился, и Лев с Единорогом уселись, тяжело дыша, на землю.

- Перерыв - десять минут! - закричал Король. - Всем подкрепиться! Гонцы вскочили на ноги и обнесли всех хлебом.

Алиса взяла кусочек на пробу, но он был очень сухой.

- Вряд ли они будут сегодня еще драться, - сказал Король Болванc Чику. - Поди, вели барабанщикам начинать!

Болванc Чик кинулся исполнять приказание.

Алиса молча смотрела ему вслед. Вдруг она оживилась.

- Смотрите! Смотрите! - закричала она. - Вон Белая Королева! Выскочила из лесу и бежит через поле! {g} Как эти Королевы носятся !

- Ей, видно, кто-то грозит, - проговорил Король, не поднимая глаз. - Какой-нибудь враг! Тот лес ими так и кишит!

- Разве вы не поспешите ей на помощь? - спросила Алиса, не понимая, почему он так спокоен.

- Не к чему! Не к чему! - сказал Король. - Она так бегает, что ее не догонишь! Все равно что пытаться поймать Брандашмыга! Но, если хочешь, я сделаю о ней запись в своей книжке...

Он открыл книжку и начал писать.

«Она такое милое и доброе существо», - произнес он вполголоса и взглянул на Алису. - Как писать «существо» - через «е» или «и»? Мимо, сунув руки в карманы, прошествовал Единорог.

- Сегодня я взял верх, - бросил он небрежно, едва взглянув на Короля.

- Слегка, - нервно отвечал Король. - Только зачем вы проткнули его насквозь?

- Больно ему не было, - сказал Единорог спокойно.

И пошел было мимо. Но тут взгляд его упал на Алису. Он круто повернулся и начал разглядывать ее с глубочайшим отвращением.

- Это... что... такое? - спросил он наконец.

- Это детеныш, - с готовностью ответил Зай Атс. Он подошел к Алисе и, представляя ее, широко повел обеими руками, приняв одну из Англосаксонских поз. - Мы только сегодня ее нашли! Это самый настоящий, живой детеныш - живее некуда!

- А я-то всегда был уверен, что дети - просто сказочные чудища, - заметил Единорог. - Как ты сказал? Она живая?

- Она говорящая, - торжественно отвечал Зай Атс.

Единорог задумчиво посмотрел на Алису и проговорил:

- Говори, детеныш!

Губы у Алисы дрогнули в улыбке, и она сказала:

- А, знаете, я всегда была уверена, что единороги - просто сказочные чудища! Я никогда не видела живого единорога!

- Что ж, теперь, когда мы увидели друг друга, - сказал Единорог, - можем договориться: если ты будешь верить в меня, я буду верить в тебя! Идет?

- Да, если вам угодно, - отвечала Алиса.

- Подавай-ка пироги, старина, - продолжал Единорог, поворачиваясь к Королю. - Черный хлеб я в рот не беру!

- Сейчас, сейчас, - пробормотал Король и подал знак Болванc Чику. - Открой сумку - да поживее! - прошептал он. - Да не ту, там одни занозы!

Болванc Чик вынул из сумки огромный пирог и дал его Алисе подержать, а сам достал еще блюдо и большой хлебный нож. Как там столько уместилось, Алиса понять не могла. Все это было похоже на фокус в цирке.

В это время к ним подошел Лев - вид у него был усталый и сонный, глаза то и дело закрывались.

- А это что такое? - спросил он, моргая, голосом глухим и глубоким, словно колокол {h}.

- Попробуй отгадай ! - воскликнул радостно Единорог. - Ни за что не отгадаешь! Я и то не смог!

Лев устало посмотрел на Алису.

- Ты кто? - спросил он, зевая после каждого слова. - Животное?.. Растение?.. Минерал?..

Не успела Алиса и рта раскрыть, как Единорог закричал:

- Это сказочное чудище - вот это кто!

- Что ж, угости нас пирогом, Чудище, - сказал Лев и улегся на траву, положив подбородок на лапы.

И, взглянув на Короля и Единорога, прибавил:

- Да сядьте вы! Только смотрите мне - пирог делить по-честному!

Королю, видно, не очень-то хотелось сидеть между Единорогом и Львом, но делать было нечего: другого места для него не нашлось.

- А вот сейчас можно бы устроить великолепный бой за корону, - сказал Единорог, хитро поглядывая на Короля. Бедный Король так дрожал, что корона чуть не слетела у него с головы.

- Я бы легко одержал победу, - сказал Лев.

- Сомневаюсь, - заметил Единорог.

- Я ж тебя прогнал по всему городу, щенок, - разгневался Лев и приподнялся.

Ссора грозила разгореться, но тут вмешался Король. Он очень нервничал, и голос его дрожал от волнения.

- По всему городу? - переспросил он. - Это немало! Как вы гонялись - через старый мост или через рынок? Вид со старого моста не имеет себе равных... {4}

- Не знаю, - проворчал Лев и снова улегся на траву. - Пыль стояла столбом - я ничего не видел. Что это Чудище так долго режет пирог?

Алиса сидела на берегу ручейка, поставив большое блюдо себе на колени, и прилежно водила ножом.

- Ничего не понимаю! - сказала она Льву (она уже почти привыкла к тому, что ее зовут Чудищем). - Я уже отрезала несколько кусков, а они опять срастаются!

- Ты не умеешь обращаться с Зазеркальными пирогами, - заметил Единорог. - Сначала раздай всем пирога, а потом разрежь его!

Конечно, это было бессмысленно, но Алиса послушно встала, обнесла всех пирогом, и он тут же разделился на три части.

- А теперь разрежь его, - сказал Лев, когда Алиса села на свое место с пустым блюдом в руках.

- Это нечестно! - закричал Единорог. (Алиса в растерянности смотрела на пустое блюдо, держа в руке нож.) - Чудище дало Льву кусок вдвое больше моего! {j}

- Зато себе оно ничего не взяло, - сказал Лев. - Ты любишь сливовый пирог, Чудище?

Не успела Алиса ответить, как забили барабаны.

Она никак не могла понять, откуда раздается барабанная дробь, но воздух; прямо дрожал от нее. Барабаны гремели все громче и громче и совсем оглушили Алису.

Она вскочила на ноги и в ужасе бросилась бежать, перепрыгнув

* * * * * * * * * * *

* * * * * * * * *

* * * * * * * * * * * через ручеек. Краем глаза она увидала, как Лев и Единорог поднялись с места, разгневавшись, что их оторвали от еды, а потом упала на колени и зажала руками уши, тщетно стараясь приглушить этот отчаянный грохот. Если сейчас они не убегут из города, - подумала она, - тогда уж они останутся тут навек!

Примечания:

a Кони нужны Королю для игры в шахматы, конечно. На них сядут два Рыцаря.

b Здесь Кэрролл подшучивает над увлечением англосаксонской ученостью, которая была модной в его время. Хэрри Морган Эйрз в своей книге «Алиса Кэрролла» (Harry Morgan Ayres. Carroll's Alice) воспроизводит некоторые изображения англосаксов в различных костюмах и позах из англосаксонской рукописи, хранящейся в Бодлеанской библиотеке в  Оксфорде,  которыми, возможно, пользовались Кэрролл и Тенниел. Энгус Уилсон {1}  поставил эпиграфом к своему роману «Англосаксонские позы» этот диалог.

c Это, конечно, наш старый друг Мартовский Заяц. В главе V отмечалось, что второй гонец - это Болванщик, только что вышедший из тюрьмы, куда он попал в конце предыдущей книги.

d Это популярная в викторианской Англии игра. Первый из играющих говорил:

«Мою любовь зовут на А...

Я его люблю, потому что он...

Я его боюсь, потому что он...

Он меня водил в...

Он меня кормил...

И живет он в...», -

подставляя слова начинающиеся на «А». Второй из играющих повторял те же фразы, подставляя слова на «Б», и так далее до конца алфавита. Не нашедшие нужного слова выбывали из игры. Фразы бывали разные; выше цитировался вариант, приводимый в книге «Английские детские стихи и песенки» Джеймса Орчарда Хэллиуэла (James Orchard Halliwell. The Nursery Rhymes of England), которая пользовалась успехом во времена Кэрролла. [...]