164
озабочены скорее
точной передачей традиций, нежели их идеализацией»
[курсив наш — М.Э.].
22
Какое бы действительное событие ни лежало в основе этого эпизода, он с неподражаемой для Ветхого
Завета силой запечатлел глубочайший смысл «авраамической» веры. Авраам готовится принести своего
сына в жертву не с какой-то определенной целью, как это сделал Меса, моавитский царь, пожертвовавший
сыном ради ускорения победы (4 Цар 3:27), или Иеффай, поклявшийся Яхве принести Ему в жертву первое
существо, которое он повстречает после победы, не предполагая, что им окажется его собственная дочь, его
единственный ребенок (Суд 11:30 и сл). Речь не идет также о жертвоприношении новорожденного —
обряде, который появился гораздо позже и никогда не был повсеместным среди израильтян. Авраам
чувствовал себя связанным со своим Богом узами «веры». Он не «понимал» смысла деяния, которое
требовал от него Бог, тогда как приносившие своих новорожденных в жертву божеству отдавали себе
полный отчет в значении и магико-религиозной силе этого обряда. С другой стороны, Авраам нисколько не
сомневался в святости, совершенстве и всемогуществе своего Бога. Следовательно, если предписанное
действие и казалось, по всему, детоубийством, то лишь по немощи человеческого разумения. Только Богу
были ведомы смысл и ценность поступка, который для всех остальных ничем не отличался от преступления.
Здесь перед нами особый случай диалектики священного, где не только «профанное» трансмутируется в
«сакральное», полностью сохраняя свою изначальную структуру
(священный
камень не перестает быть
просто
камнем),
но и сама сакрализация происходит незаметно для сознания: детоубийство не превращается
в ритуал, нацеленный на некий определенный эффект (как это происходило у тех, кто приносил в жертву
своих новорожденных). Авраам не правит обряд (он не стремится ни к какой определенной цели и даже не
понимает смысл своего действия); с другой стороны, вера служит ему залогом того, что он не совершает
преступления. Можно сказать, что Авраам не сомневался в сакральности своего действия, но оно было
«абсурдным» и, следовательно, непознаваемым.
Мысль о невозможности распознать сакральное (поскольку оно полностью отождествляется с профанным)
имела далеко идущие последствия. Как мы увидим, «авраамическая вера» позволила израильскому народу
после разрушения второго Храма и гибели государства вынести все испытания, выпавшие на его долю.
Гораздо позже, в XIX
22
H.H. Rowley.
Worship in Ancient Israel, p. 27. Библейский текст сообщает совсем немногое об этом культе,
практиковавшемся некоторыми сынами Иакова, но зато излагает немало историй, которые их порочат:
например, историю Сихема и Дины (Быт 34) или Иуды и Фамари (Быт 38).
Достарыңызбен бөлісу: |