Н. Н. Моисеев (Вопросы философии. 1995. №1. С. 3-30.)

Таким образом, первый путь, т. е. ставка на автотрофность, мне представляется абсолютно нереалистичным[4].

Второе направление возможных усилий — обеспечение «естественного равновесия», т. е. включение человека в естественные циклы биосферы, также не представляется сколь-нибудь реалистичным. В самом деле, для этого антропогенная нагрузка на биосферу должна быть уменьшена примерно в 10 раз. Это значит, что при нынешней технологии либо количество людей, живущих на планете, должно уменьшиться в 10 раз, либо во столько же раз должны сократиться потребности отдельного человека.

Надо ли говорить, что и то, и другое невозможно!

Поэтому более или менее приемлемый путь выхода из экологического кризиса, если такой выход существует и может быть найден, я вижу в форме некоторой длительной переходной программы изменения общества и окружающей среды, которая должна опираться как на программу технического перевооружения общества (дальнейшего развития технологий, возможно, преимущественно биотехнологий), так и на множество социальных программ — образования и переустройства общества, его потребностей, менталитета и выработки некоторого нравственного императива, о чем речь будет идти ниже. Другими словами, необходима стратегия человечества — термин, который я употреблял пока без сколь-нибудь подробной расшифровки, которая означает поиск качественно иного пути развития цивилизации, способного в конечном итоге обеспечить состояние коэволюции природы и общества.

С этих позиций становится очевидным, что связывать будущее человечество с развитием в том направлении, по которому оно шло после неолитической революции, и особенно последние столетия, крайне опасно. Это направление уже исчерпало свою потенцию. А декларировать возможность его простого совершенствования, сохранив шкалу привычных приоритетов, еще и вредно, поскольку порождает иллюзии, следование которым может привести только к катастрофе.

Поэтому, пока не поздно, необходимо вложить в понятие «устойчивое развитие» иной смысл, отличный от того, что предлагают политики и экономисты. На самом деле, мы должны говорить не об устойчивом развитии, а о Стратегии человечества, его совокупных действиях, способных однажды обеспечить коэволюцию человека и окружающей среды. Ее разработка мне представляется самой фундаментальной проблемой науки за всю историю человечества. Может быть, вся история человеческих знаний, нашей общей культуры всего лишь подготовительный этап для решения этой задачи, от реализации которой зависит и сам факт сохранения в биосфере нашего вида[5].

Стратегия человечества

Стратегия человечества, т. е. целенаправленная система действий, нужных для облегчения переходного периода, с необходимостью должна иметь две составляющие: технико-технологическое перевооружение и утверждение в сознании людей новой нравственности как еще одного заслона против действия биосоциальных законов. Эти две стороны стратегии — два разных «мира»: их утверждение требует разных типов мышления. Но они нераздельны. Ни одна из программ ничего не значит без другой. Обсудим их последовательно.

Научно-технологическая компонента Стратегии значительно более проста — если в энвайроментальных проблемах можно говорить о простоте! Ее разработка — это огромный труд, с которым людям еще придется справиться. Однако очевидно, что мы не сможем в обозримом будущем и в обозримые сроки уменьшить наши потребности в несколько раз. Но мы способны уже в ближайшие десятилетия начать значительно эффективнее использовать природные ресурсы и даже при нынешнем уровне потребностей значительно снизить нагрузку на биосферу. Другими словами, надо научиться бороться с последствиями научно-технического прогресса средствами, которые должно создавать дальнейшее развитие науки и техники. Таков парадокс и такова диалектика развития вида homo sapiens.

И в деятельности людей уже есть примеры, дающие определенные ориентиры и вскрывающие новые трудности. Вот один из них.

В 50-х годах силами ученых была совершена так называемая зеленая революция. Ее смысл состоит в создании комплексной технологии земледелия для стран, лежащих в экваториальном поясе. Предложенная технология позволяла в несколько раз увеличить производство зерна и снять тем самым угрозу голода во многих развивающихся странах. Эта технология включала специальную обработку почв, структуру севооборотов, средства защиты растений, подбор сортов и многое другое. В целом каждое из этих мероприятий не представляло какого-либо особого научного достижения. Эффект достигался комплексностью подхода и четким согласованием отдельных операций.

Так или иначе, но во многих странах — в Индии, во многих латиноамериканских странах (Аргентина, Мексика) — проблема недостатка собственного хлеба была снята. Правда, технология производства зерна оказалась весьма дорогой. Ее внедрение потребовало значительных начальных капиталовложений. А это, в свою очередь, повлекло за собой целый ряд социальных последствий, показавших, что дело не только в технологии; о некоторых из этих следствий я скажу ниже. Но путь был указан.

Со времен Мальтуса будущее человечества связывалось с проблемой пищи, недостаток которой считался основной угрозой. Только позднее люди стали понимать, что вопрос куда глубже и не сводится только к проблеме пищи. Но это понимание не сняло продовольственной проблемы. В нынешнее время почти половина населения Земного шара недоедает, т. е. живет на грани перманентного голода. Проблема пищи остается одной из центральных.

Зеленая революция, казалось бы, показала путь преодоления этой беды. И, по-видимому, идя по этому пути, т. е. развивая эффективные технологии земледелия, человечество могло бы на обозримом интервале времени обеспечить растущее население планеты достаточным количеством полноценной пищи. Т. е. отдалить катастрофу еще на несколько десятков лет. Уже это очень важно! Поэтому программы создания новых технологий сельскохозяйственного производства необходимо должны присутствовать в основе стратегии.

Однако здесь следует сделать одно важное замечание. Можно спорить по поводу того количества людей, которое сможет прокормить планета при самой совершенной организации сельскохозяйственного производства. Но очевидно, что предел очень недалек и без ограничения рождаемости, без весьма жестко регламентированной демографической стратегии обойтись не удастся — правде надо смотреть в глаза!

Но проблема пищи не единственная, которая требует технических решений. А может быть, и не самая опасная. Проблема загрязнений и исчерпания минеральных ресурсов таит в себе еще большие опасности. Они чреваты даже генетическими последствиями, что будет означать перерождение самой природы человека как биологического вида. Что уже является катастрофой. Да и само крупномасштабное стихийное изменение структуры геохимических циклов сулит не только изменение климатических характеристик, но многие пока еще непредсказуемые следствия.

Поэтому технологическая программа должна охватывать множество очень разных направлений человеческой деятельности. Это и безотходные и энергосберегающие технологии, развитие электроники, биотехнологий и т. д. и т. п. Но вся эта деятельность носит локальный, я бы сказал даже, предупредительный характер, ориентированный на тайм-аут.

Здесь я не буду перечислять всех возможных опасностей и мер, необходимых для их предупреждения — об этом уже многое написано. Следует лишь понять, что равновесие биосферы уже нарушено, и процесс этот развивается по экспоненте. И перед человечеством встают вопросы, с которыми оно никогда ранее не встречалось. И первый из них: можно ли восстановить равновесие и на каком уровне, т. е. каковы будут характеристики этого равновесного состояния? Окажется ли это равновесие пригодным для жизни человека?

У нас ответа на подобные вопросы пока нет! А без него любые программы технологического перевооружения могут носить лишь превентивный характер, не решая ничего по существу.

И последнее — технологические программы должны сопрягаться с программами социальными. В противном случае технологические усовершенствования могут приводить к дополнительным и очень опасным напряжениям. Пример тому Аргентина, которая в первые послевоенные годы была одной из весьма богатых стран. Великое общечеловеческое благо, зеленая революция обернулась, трагедией для миллионов ее жителей. У большинства крестьян не было денег для внедрения новой технологии, цены на зерно стали падать, а стоимость земли расти. Нетрудно было предвидеть дальнейшее развитие событий. Крестьяне стали продавать землю и уходить в города, рождая люмпенизированный слой общества. На месте крестьянских хозяйств стали возникать латифундии, продуктивность сельского хозяйства возросла, а емкость внутреннего рынка стала сокращаться как шагреневая кожа. Хлеб начал экспортироваться в Европу, обогащая Голландию, Данию ... Аргентинские деньги стали оседать в Европе, а Аргентина — стремительно беднеть.

Нравственная составляющая

Стратегия человечества, как мы видим, должна иметь две очень разные компоненты: научно-технологическую и вторую — нравственную и социальную. Я очень верю в то, что человечество сможет найти разумные программы технического и технологического перевооружения общепланетарной цивилизации. И для этой веры уже есть реальная основа. Я думаю также, что «общепланетарный интеллект» сможет справиться и с выработкой прогноза о том, что будет представлять собой новое состояние равновесия биосферы и общества, и сформировать систему ограничений и действий, выполнение которых необходимо для перехода человечества в режим коэволюции с биосферой. Другими словами, я считаю вполне реалистичным предположить, что интеллект человечества уже сегодня способен понять, какими должны быть биосфера и общество будущего, чтобы обеспечить дальнейшее существование  рода человеческого,  и найти принципиальные решения для перехода биосферы и общества в новое состояние. Гарантию этого я вижу в том, что многое уже делается в нужном направлении. Но где гарантия того, что люди захотят принять разумные и даже, может быть, единственно возможные нормы своего поведения, своих действий и захотят перестроить свое общество? Ведь для этого нужны усилия и лишения. И здесь уместно несколько общих замечаний.

Не следует забывать, что биологически мы мало чем отличаемся от охотников за мамонтами. На протяжении миллионов лет жизнь первобытных стад определяли биосоциальные законы, которые оказались к началу палеолитической революции, вероятнее всего, уже закодированными в нашем генетическом аппарате. И теперь, как и тогда, человек вынужден ограничивать действие этих законов. Только теперь нам труднее, хотя и есть то, чего не доставало нашему далекому предку — понимание ситуации.

Нравственность, т. е. нравы и следование им (так же, как и многие традиции), как раз и рождается как один из естественных ограничителей действия биосоциальных законов. По мере изменения условий жизни меняются и требования к условиям общежития, т. е. меняются те или иные нравственные принципы. Чаще всего происходит появление новых или ужесточение старых принципов нравственности. Те же цели преследуют и законодательства. В самом деле, ведь любые законы ограничивают действия личности в угоду общественной стабильности. Если они разумны, разумеется.

Утверждение таких общественно необходимых норм и принципов поведения, которые принято называть нравственностью, происходит стихийно, и механизмы этого утверждения весьма малопонятны. Среди них, вероятнее всего, важную роль играют особенности цивилизации — традиции, специфика духовного мира данного народа и многое другое. Определенную роль играет и надорганизменный отбор. Но одно можно утверждать более или менее определенно — в их формировании, а тем более становлении, вряд ли когда-либо играло какое-нибудь целенаправленное начало. Уж очень много примеров, показывающих, сколь плохо усваиваются любые навязываемые принципы, если они не совмещены с цивилизационными особенностями, впитанными народами в плоть и кровь. Я не говорю о примерах типа морального кодекса строителя коммунизма, который вошел в историю в качестве анекдота. Но даже великие принципы христианства не очень умерили способности инквизиторов и праведных протестантов в их охоте за скальпами. А сколько времени потребовалось лютеранским странам, чтобы превратить отношение к труду как к «Божьему наказанию» в жизненную цель!

Вот почему я с большой долей сомнения говорю о программах культуры и нравственности. Тем более, что одних нравственных начал, т. е. системы нравов, образцов поведения людей будет еще недостаточно. Мне кажется, что необходима более глубокая моральная перестройка самого духа и смысла человеческой культуры. Возможно ли это? И за ограниченное количество времени?

И несмотря на все сомнения, я говорю о том, что другого пути у нас нет!

Думая о возможных подходах к решению подобных вопросов, мы переходим уже в сферу духовного мира человека, вторгаемся в его взаимоотношения с обществом, сталкиваемся с проблемой его готовности подчинить сегодняшнее поведение обеспечению будущих поколений. А подобные проблемы уже тесно связаны с особенностями культуры и цивилизаций, и в их решении нет стандартных подходов. И на фоне таких общих гуманитарных проблем предстоит научиться решать проблемы конкретные, которые в наибольшей степени чреваты катастрофическими исходами.

Новая модернизация

Одной из первых трудностей, с которой человечеству придется неизбежно столкнуться, окажется объединение проблем создания общепланетарной научно-технической политики и разделения ресурсов, в том числе и интеллектуальных. Несколько разделов этой работы я посвятил модернизации, т. е. процессу естественной (стихийной, спонтанной) перестройки технологического фундамента цивилизации и связанных с ней изменений жизненных стандартов. Но в современных условиях научно-техническая стратегия перехода к режиму коэволюции должна быть еще и направленной: деятельность людей придется подчинить, вероятнее всего, довольно жесткой регламентации. Другими словами, предстоит новая модернизация и куда более трудная, чем предыдущая, поскольку у цивилизаций будет меньше и времени и возможностей адаптироваться к новым условиям жизни. И разные цивилизации будут очень по-разному воспринимать эту новую реальность, эту новую модернизационную волну. Тем более, что с ней будут тесно связаны и взаимоотношения с другими странами, и переустройство быта и правил общежития, включая и регламентацию жизни семьи. Во всяком случае, планирование рождаемости — правде надо смотреть в глаза!

И вот здесь мы сталкиваемся с тем, что сказанное может быть одними и теми же словами приведет к самому разному пониманию целей и средств этой модернизации. Произнося, например, «права человека» американец будет думать одно, мусульманин — другое, а японец — третье. Кстати, с этим мы уже сталкиваемся сегодня. Руководители и ученые могут договориться о многом, но цивилизации могут не воспринять этой договоренности. И тогда возникнут фронты взаимного непонимания, подозрительности и вражды.

Запад, точнее евро-американская цивилизация, привык к лидерству. Не только ее техника, но и ее атрибуты массовой культуры распространились по всей планете. Ее образ жизни и ее уровень кажется общепринятым стандартом, к которому многие стремятся. Но с этим образом жизни, с «американской мечтой» всем придется расставаться, и тяжелее всего это будет сделать самим американцам. И вряд ли огромный патриотически настроенный народ без борьбы откажется от достигнутого.

Развитие ситуации, которая здесь возникнет, предсказать очень трудно. Надо помнить о том, что раскрепощение творческого потенциала личности, ее инициативы и впредь будет крайне важно для человечества: новые технологии, новая организация труда, новые идеи и новые пути в познании мира будут непрерывно возникать в недрах этой цивилизации. Но такая свобода — это двуликий Янус. Она неизбежно станет мешать утверждению ряда новых нравственных начал, ограничивающих инициативу личности, подчиняющую ее некоторым коллективным обязанностям. Мне, например, очень малопонятно, как американец, реализовавший «американскую мечту», т. е. живущий в домике с садиком и имеющий на счету несколько десятков тысяч «зеленых», сможет принять свою принадлежность к одной «команде» с аборигеном Новой Гвинеи (и даже Японии). Я скорее готов поверить, что его поведение будет напоминать «правила игры» его протестантских предков, которые завоевали Америку. Тем более, что речь будет идти о делении ресурсов, как и в те далекие времена. Другими словами, в богатстве и индивидуализме заложены очень опасные «корни зла», которые придется выкорчевывать. Причем самим американцам. А это будет совсем не просто! А если все останется по-старому, то хуже будет всем.

К тому же потенциальные возможности индивидуализма уже, может быть, и близки к исчерпанию. Мы сетуем у себя в России, что наука, конструкторская деятельность, серьезная литература и музыка не находят спроса. Для себя мы легко находим оправдания в особенностях смутного времени, когда продавец ларька смотрит свысока на интеллектуала. Но ведь нечто подобное происходит и в США. Наука и интеллектуальный уровень общества поддерживаются в этой стране преимущественно за счет эмиграции. Эти процессы требуют глубокого анализа, тем более что при нынешнем поведении общества они неотвратимы!

Определенные преимущества будет иметь в первое время японская цивилизация. Ее коллективизм и дисциплина личности позволят легче приспособиться к меняющимся условиям жизни. Однако в перспективе некоторые особенности японского коллективизма могут оказаться препятствием к дальнейшему развитию в нужном направлении.

Я уже обращал внимание на принцип «забивания гвоздей», на тенденцию нивелировать человеческие достоинства и личные успехи (всем равные оценки в школе, оплата по стажу работы в компании, а не по заслугам и т. д.). Значит, тогда, когда понадобятся предельное напряжение творческих сил, фантазии для отыскания приемлемых решений, японская цивилизация снова сможет оказаться в стороне от основного русла «планетарной перестройки» (если найдется интеллектуальный лидер!). Вспомним, что Курилы начали осваивать не японцы, а русские, которые пришли пешком из Москвы! Это ли не тест для размышлений?

Далее, японская цивилизация очень далека от других цивилизаций Тихоокеанского региона. И китайцам или вьетнамцам порой куда легче найти общий язык с европейцами, чем со своими соседями. И подобная трудность контактов сочетается у японцев с глубокой убежденностью в абсолютном превосходстве собственной цивилизации, в том, что именно она должна дать стандарты будущей жизни. Поэтому по границам японской цивилизации тоже неизбежны глубокие цивилизационные разломы и конфронтационные ситуации.

Но особенно опасный разлом возникнет на границах цивилизации мусульманского мира.

Если японской, китайской и другим цивилизациям Тихоокеанского региона из-за присущего им коллективизма и дисциплины будет, вероятно, легче, чем Западу, принять необходимые ограничения во имя общества в целом, то в мусульманском мире «западная регламентация» окажется совершенно неприемлемой. Она противоречит шариату и с ним не совместима. Тем более, что стеснение своей жизни (и особенно ограничение рождаемости) нужно не для спасения правоверных, а и всех тех неверных, которые населяют остальную часть земного шара. Как здесь добиться взаимопонимания, как выстроить вектор совместных усилий — от ответа на эти вопросы зависит наша общая судьба — и правоверных, и неверных! Тем более, что у первых неизбежно и достаточно скоро окажется в руках ядерное оружие.

Вот в такой интерпретации мне представляется та проблема, которую ныне принято называть «проблемой Север — Юг». Но эта картина не будет достаточно отчетливой, если мы не примем во внимание существование грандиозного пространства Северной Евразии, которая сегодня называется Россией.

Россия — каково ее слово?

В той совершенно новой геополитической ситуации, которая начинает складываться на планете, очень важно понять место и роль России, ее возможные перспективы. И не только с точки зрения русского человека, а и с позиции ее возможного вклада в общепланетарный процесс и в предотвращение или смягчение конфронтации по линиям цивилизационных разломов. Но сначала поговорим о чисто российских проблемах.

Я вижу две разные ипостаси, способные кардинально повлиять на судьбу России. Первая — это ее географическое положение. Север Евразии — мост между двумя очень разными цивилизациями, позволяющий использовать опыт и мудрость обоих берегов. Да и уровень нашей жизни совсем не американский, и нам куда легче, чем Западу, принять неизбежные ограничения экологического императива.

Вторая — система традиций России, позволяющая сочетать многие особенности европейского Запада и тихоокеанского Востока. Разумное использование этих возможностей определит и достаточно оптимистические перспективы. Оптимизм, конечно, весьма условный — в надвигающемся кризисе наша страна может оказаться лишь в положении несколько более легком, чем многие другие страны, и линии наших цивилизационных границ легче сохранить как границы холодных противостояний, чем многие другие линии разломов. Но эти оптимистические возможности еще следует умело реализовать. А на нашем политическом горизонте пока не видно общественных деятелей, способных достаточно глубоко и отчетливо понять специфику переживаемой эпохи.

Есть еще некоторые трудности, которые могут обернуться общепланетарной катастрофой. Трагедией распада Советского Союза мы отброшены далеко назад. Сегодня нация пока не готова откликнуться на масштабные дела, как это случилось с нашей страной после окончания гражданской войны, когда был принят план ГОЭЛРО или после Великой Отечественной войны, когда народ взялся за восстановление страны. Его духовный настрой совершенно иной. Разделить, украсть или где-нибудь что-то заработать — на это толкает людей наша действительность и воля «демократов».

Мы бесконечно слабеем и начинаем напоминать собаку на сене, ибо под нами несметные сокровища разнообразных ресурсов, столь нужных всем. Это и залежи ископаемых и бескрайние малозаселенные территории. У нас все это могут легко отнять, даже без сполохов ядерных ударов, если мы сегодня по-хозяйски не распорядимся своим будущим. Но подобное развитие событий может однажды переполнить чашу терпения народа и тогда… Я не настолько ценю мудрость соседних цивилизаций, чтобы поверить в то, что они способны понять, сколь важно для всей планеты иметь сильную Россию, интеллект и ресурсы которой могут сыграть выдающуюся роль в утверждении нового равновесия человечества и природы.

Я уже попытался объяснить свое видение складывающейся геополитической ситуации: все нарастающее противостояние группы тихоокеанских и атлантической (европейско-американской) цивилизаций, однако не переходящее в вооруженную борьбу и появление «горячих фронтов» на линиях разломов мусульманской и других цивилизаций, грозящих ядерной катастрофой. И прежде всего евро-американской цивилизации, перестройка которой будет неизбежно сопровождаться снижением уровня жизни и ограничением в использовании природных ресурсов. А на это вряд ли легко пойдут сегодняшние лидеры технотронной цивилизации.

Вот в этой ситуации роль России может оказаться чрезвычайно важной. И дело не и том, что у нас есть ресурсы, нужные всей планете, и наше географическое положение как бы связывает в единое целое все Северное полушарие. Россия обладает уникальным ядерным потенциалом сдерживания. Если к этому добавить, что тысячелетие совместной жизни с мусульманскими народами дало нам тоже уникальный опыт, то не очень трудно увидеть, сколь эффективной может оказаться наша роль «учредителей компромиссов».

Именно компромиссов, ибо мир XXI в. либо перестанет существовать, либо сделается миром компромиссов. И есть все объективные предпосылки для устойчивых компромиссов: эра антагонистических конфликтов ушла в прошлое, теперь у всех цивилизаций наряду с их собственными целями возникла и общая цель — обеспечить сохранение на Земле человечества.

Но это уже специальная тема, требующая более глубокого уровня политологического анализа. Пока же мне трудно назвать политиков, которые на этот счел имеют свое мнение.

Заключение

Мне кажется, что современная политология необходимо должна обрести новые горизонты. Экологические императивы приведут к новому видению расклада сил, причин и характера возможных конфронтации. Очень важно почувствовать динамику происходящего и темпы нарастания конфронтационных явлений. Нужно видеть и существование демпфирующих факторов, разумное использование которых может способствовать отступлению непосредственной опасности и дать людям время оглядеться и найти приемлемые решения.