«БОЛЬШОЕ ЯБЛОКО» НЬЮ-ЙОРКА
В апреле 1624 года флорентийский мореплаватель Джованни да Верадзано, подданный французского короля Франциска I, на своем корабле «Дофин» приплыл в устье реки Северной. Индейцы встретили мореплавателя очень дружелюбно, но пробыл Дж. да Верадзано здесь недолго: он прошел вдоль побережья на север, заглядывая в бухты и лишь бегло обследуя окрестности. Опасаясь шторма, мореплаватель вышел в открытое море, однако он заметил впадающий в море пресный поток. Этот ручей, протекающий на острове Статен, потом приобрел большую известность: все моряки знали его под названием «место, где вода». Дж. да Верадзано, наверное, и стал первым европейцем, посетившим остров Манхэттен, на котором вырос будущий город Нью-Йорк.
После флорентийца на берегах этих побывало еще несколько моряков, а в 1609 году Генри Гудзон, английский моряк на службе у Ост-Индской компании, подрядился исследовать легендарный северо-западный проход в Тихий океан. Его корабль поднялся вверх по Северной реке, которая носит сейчас имя мореплавателя. Через пять лет появилась карта с впервые нанесенным на нее островом Манхэттеном, который с 1625 года систематически стали осваивать голландские купцы. Моряки и купцы стали первыми колонистами острова. Они построили бревенчатые хижины, а само поселение назвали Новыми Нидерландами.
В 1626 году на острове появился первый губернатор Петер Минуит, совершивший легендарную сделку: он «купил» у доверчивых индейцев племени «манхатан» права на остров за несколько ножей, ярких безделушек и одеял — всего стоимостью 60 гульденов. Но сейчас следов жизни этого индейского племени, продавших за бесценок свой родной остров энергичным переселенцам из Старого Света, не найти даже под городским асфальтом.
Центром Новых Нидерландов стал форт Новый Амстердам, расположившийся на южной оконечности Манхэттена. Форт имел четыре бастиона с гарнизоном в 60 солдат, а всего на острове проживало около 500 человек, говоривших на 18 языках. Внутри форта располагались каменная церковь, дом губернатора, склады и бараки. К середине века застройка Нового Амстердама вышла уже за пределы форта, и хотя Ост-Индская компания запрещала продавать землю в частную собственность, колонисты захватывали ее без разрешения.
В южной части острова Манхэттен было много ручьев, болот и камней, но поселенцы, привыкшие у себя на родине к мелиоративным работам, осушили свои участки, прорыв дренажные каналы. Некоторые из них просто переселились на соседние острова.
Со временем Новый Амстердам выделился среди других торговых поселений и стал административным центром Новых Нидерландов. Вокруг него появляются другие поселения, а в 1639 году на восточной стороне бухты был основан поселок Брейкелен, из которого впоследствии вырос нью-йоркский район Бруклин. Через три года датчанин Йоханнес Бронк, перейдя с острова через реку Гарлем, поселился на материке, где стал выращивать табак (позднее здесь развился Бронкс). В 1643 году первое поселение появилось на территории современного Куинса, а еще через 20 лет — на острове Статен-Айленд.
Так застраивался Новый Амстердам, но жизнь в городе не была безопасной. Нападения поселенцев на индейцев положили начало войне с ними, и тогда губернатор Стьювисент, чтобы защитить город, соорудил вокруг него деревянную оборонительную стену, которая перерезала южную оконечность острова. Однако стена эта имела скорее символическое значение, так как горожане постоянно разбирали ее доски для ремонта своих домов, а также для их отопления. В результате к концу XVII века на месте окончательно разобранной стены возникла будущая Уолл-стрит.
Колония Новый Амстердам не приносила ожидаемых доходов, среди ее жителей постепенно воцарились апатия и растерянность, и к началу 1660-х годов колония фактически пришла к банкротству. Когда соперничество между Голландией и Англией на морских торговых путях переросло в необъявленную войну, разоренный Новый Амстердам в 1664 году без малейшего сопротивления капитулировал перед английской эскадрой. В том же году английский король Карл II подарил своему брату Якову, герцогу Йоркскому и Олбанскому, часть земель Новых Нидерландов. Вот тогда Новый Амстердам и был переименован в честь своего нового хозяина в Нью-Йорк.
Ко времени прихода англичан город уступал по численности населения Бостону и Филадельфии, в нем преобладали ветхие здания на узких и извилистых улицах, которые к тому же не убирались. Однако уже в первое десятилетие XVIII века Нью-Йорк превратился в культурный центр британской Америки: здесь стала издаваться газета, открылись театр и Библиотека нью-йоркского общества, начал свою деятельность Королевский колледж (теперь Колумбийский университет). Благоустраивались улицы города, были возведены новые церкви, в дома провели воду, организовали движение городского транспорта. До нашего времени от английского колониального стиля в Нью-Йорке сохранилось немного построек: в частности, это церковь Святого Павла и так называемая «таверна Фронса», возведенная в 1712 году. Но и последняя мало что сохранила от своего первоначального облика: в современном виде она представляет собой лишь имитацию, созданную в 1907 году, но тем не менее претендует на «ценность» подлинной старины.
Перед началом войны за независимость Америки Нью-Йорк оказался в центре удара британских войск, которые хотели захватить долину Гудзона и тем самым разобщить мятежные колонии. Занятый англичанами в сентябре 1776 года Нью-Йорк за несколько дней был опустошен пожаром, который уничтожил более трети городских зданий.
После Гражданской войны Манхэттен захотел стать не только городом, но и метрополией. Однако у государства уже была столица — город Вашингтон, а Манхэттен — это ядро «великого» Нью-Йорка — никак не хотел быть только национальным центром. Однако почти до конца XIX века город состоял только из Манхэттена, отдельно выделялся Бруклин, а все остальные районы были лишь мелкими фермами, пригородами, независимыми поселками. Но Нью-Йорк стремился стать первым, отсюда и его стремление к захвату других островов, что осуществлялось с помощью мостов и тоннелей.
Сегодняшний Нью-Йорк включает в себя пять основных районов (Манхэттен, Бронкс, Бруклин, Ричмонд и Куинс), которые по существу являются отдельными городами. Манхэттен — это остров, омываемый водами рек Гудзон и Ист-Ривер, длинным языком протянулся он с севера на юг. Все нью-йоркские небоскребы сосредоточены на Манхэттене, так как здесь строительство их обходилось дешевле. В октябре 1929 года на острове, название которого означает «Остров холмов», заложили Empire State Building (ESB), который вот уже более 70 лет является украшением Нью-Йорка. Раньше на месте, где теперь высится небоскреб, были заросли, пустыри и озера, в которых водились ондатры. А теперь с высоты смотровой площадки открывается залитый светом город, мерцающие, как драгоценные камни, мосты, отражаемые в водах… Вспыхивающие неоновые рекламы, движущиеся огненные ленты хайвэев — все это представляет фантастическое зрелище, которое невозможно сразу охватить взглядом, но которое сразу поражает воображение. Лучше всего здесь побывать днем — чтобы увидеть раскинувшиеся внизу улицы, площади и парки Нью-Йорка, и вечером — чтобы полюбоваться игрой городских огней.
Сначала ESB собирались использовать как причал для приземления дирижаблей, но после катастрофы с «Гинденбургом» передумали. В 1945 году на высоте 79-го этажа в здание врезался бомбардировщик, что вызвало большой обвал, но стальные конструкции небоскреба выдержали.
Хотя многие улицы Манхэттена застроены небоскребами, над которыми главенствует 102-этажный ESB, они не выглядят мрачными ущельями. Все улицы прямые, довольно широкие, и потому света и солнца на них бывает много. Исключение составляет только короткая, кривая и узкая Уолл-стрит — центр деловой жизни города. Начинается она от ворот церкви Святой Троицы, построенной в готическом стиле из белого камня, сейчас уже почерневшего от времени. Примерно на середине Уолл-стрит стоит самое старинное здание Нью-Йорка — сложенный из серого гранита приземистый дом, увенчанный портиком. Он знаменит тем, что в нем Д. Вашингтон был возведен в должность первого президента США, здесь же были обнародованы «Билль о правах» и «Декларация независимости».
На Манхэттене расположился и знаменитый на весь мир Бродвей, хотя есть как минимум два Бродвея. Бродвей обыкновенный начинает свой извилистый путь у южной оконечности острова и тянется на десятки километров, теряясь на северной окраине Нью-Йорка. А есть Бродвей-коротышка — часть обыкновенного Бродвея, десяток кварталов в центре Манхэттена. Он знаменит расположенными на нем театрами, неоновой пляской реклам, сверкающими козырьками кинотеатров. Здесь чисто вымыты и ярко освещены огромные окна магазинов, кафе и ресторанов.
В северной части Манхэттена раскинулся негритянский мир Гарлема, Чайна-таун — еще один из национальных уголков Нью-Йорка. В южной части Бруклина расположился Кони-Айленд — парк аттракционов и место развлечений. В жаркие дни его лужайки пестрят от зонтиков и купальников отдыхающих, которые съезжаются сюда со всего города.
Одной из достопримечательностей Нью-Йорка является квартал Гринвич-Виллидж, расположенный на острове Эллис. В начале XVII века на этом месте находилось индейское поселение, но в 1696 году здесь поселились британские завоеватели, которые и дали деревне название английского городка Гринвич. В XVII веке многие богатые землевладельцы имели поместья в Гринвиче, в результате чего он и сделался одним из знаменитых районов Нью-Йорка.
К началу XX века Гринвич-Виллидж сделался излюбленным местом богемы: казалось, весь политический, научный и культурный авангард Америки сосредоточился в этом небольшом районе. Здесь живут начинающие артисты, музыканты, художники, скульпторы — молодые люди, еще полные радужных надежд. Живут в Гринвич-Виллидж и те, для кого тщетными оказались усилия «выбиться в люди». За долгие годы существования Гринвич-Виллидж в нем сложились свои традиции, порядки и обычаи. Среди его разношерстной публики нет-нет, да и мелькнет подлинный талант. Если у такого человека есть еще воля, энергия и упорство, чтобы пройти через все испытания судьбы, он становится известным и покидает Гринвич-Виллидж. Отсюда вышло немало знаменитых людей, например, драматург А. Миллер, которого у нас в стране знают по пьесам «Салемские ведьмы», «Все мои сыновья» и др.
На входе в нью-йоркскую гавань стоит «величайшая женщина в мире» — статуя Свободы. Более века приветствует она всех прибывающих в Нью-Йорк, напоминая каждому об идеалах, на которых строилась американская нация.
СЛАВНЫЙ ГОРОД УЛАН-БАТОР
Становление монгольской столицы связано с первым главой буддистской церкви Монголии Дзанабазаром, известным под именем Ундур-гэгэн. Родившийся в семье крупного феодала, Дзанабазар по традициям того времени учился у лам и образование получил в домашних условиях. В 1639 году в местности Цагар-нур он был возведен на престол главы буддистской церкви, тогда же здесь были построены дворец и первое храмовое сооружение. Так возник город Урга.
Слово «Урга» русского происхождения, оно переделано из монгольского слова «орго», которое означает «дворец, ставка знатного человека». Сами же монголы называли город Их-Хурэ (или Богдо-хурэ) — большой, или святой курень. Урга в жизни монголов имеет особое значение, здесь живет религиозное чувство народа и сюда влечется душа его. В течение 140 лет Урга перекочевывала с места на место, пока окончательно не остановилась на берегу реки Толы — в огромной долине-чаше, которую окружают старые, с мягкими складками горы. Их вершины покрыты пихтами, соснами и кедровыми деревьями, а подножия и пологие скаты — сочными травами, цвет которых меняется в зависимости от времени года.
Ундур-гэгэн, хоть и не жил в монастыре Их-Хурэ, очень много сделал для его роста и лично руководил возведением первых храмов. Самым красивым из монастырских построек был храм Великого Спокойствия Калбы55, который считался личной кумирней Богдо-гэгэна: он был выстроен рядом с его дворцом и обнесен общей с ним желтой оградой. Этот храм стоял на главной площади города, сверкая позолотой своей двухъярусной крыши, сплошь увешанной звенящими на ветру металлическими колокольчиками.
Великолепен был и храм Майдари-сум, крыша которого завершалась подчеркнуто монгольским куполом, расцвеченным орнаментом «хал-зан», как верх у степной юрты. В этом храме находилось громадное изваяние Майдари — монгольское произношение Майтреи, Будды грядущего. Медную статую Майдари, густо покрытую потом позолотой, отливали в Долоноре, так как считалось, что туда перенес Ундур-гэгэн свою мастерскую по художественному литью. Но когда этот бурхан по частям перевезли в Ургу и установили в деревянном храме, здание стало разрушаться. Ламы предположили, что Майдари не желает жить в кумирне китайской архитектуры. Тогда для великой святыни построили храм, стены которого были сложены из деревянных брусьев и имитировали кладку тибетских монастырей. Причем, как рассказывают, план и фасад кумирни начертил будто бы сам Ундур-гэгэн.
Майдари сидел посреди кумирни под балдахином: ноги его были поджаты, а руки благословляли. Перед ним стояли бронзовые курильницы и высокие красные 4-угольные свечи в подсвечниках, а в вазах — искусственные цветы священного лотоса. Из-под балдахина спускалось много длинных шелковых полос разного цвета. В верхней части кумирни были устроены хоры, идущие кругом, а от них шел ход в боковые отделения. Потолка в кумирне не было, и голова Майдари почти упиралась в крышу купола.
Вначале жителями Урги были в основном бедные монахи-ламы, число которых достигало 10000 человек — более половины всего населения. Каждое лето в городе проводился цам — торжественное праздничное шествие. К Триумфальным воротам, которые стояли напротив храма Великого Спокойствия Калбы, вел очень широкий путь. По нему провозили «живого бога» — Богдо-гэгэна, который один только и мог пройти за эти священные ворота. По дороге к святыням площади Поклонений подползали богомольцы со специальными дощечками в руках: они отмечали 100000 поклонений, что считалось особым благочестием.
На площадь Поклонений с западной стороны выходили все главные храмы Урги, а далее следовали храмы врачевания, астрологии и другие. Когда шествие лам заканчивалось, улицы города вновь погружались в безжизненную тишину, и тогда можно было встретить только паломников, переходящих из одной кумирни в другую. Все ламы и монахи давали обет безбрачия, поэтому женщин здесь никогда не было видно, кроме старух, которые заведовали хозяйством лам.
Ранние изображения монгольской столицы сделал петербургский художник А. Мартынов. Это было в 1806 году, примерно через 30 лет после того, как город навсегда осел у подножия заповедной горы. В акварелях и офортах А. Мартынова нет и намека на то, что город еще только начинается: нет, он был сложен сразу! Четкая планировка кочевого города нашла свое отражение и в монгольском названии столицы — Их-Хурэ, что означает «большой круг». Еще с древности кольцо юрт живой крепостью защищало юрту предводителя от набегов врага в открытой степи. И до нашего времени сохранилась в монгольской архитектуре традиционная планировка кочевых городов-ставок.
Некоторые исследователи полагали, что Урга была лишь религиозным центром, жила только религией и религиозными праздниками. Однако со временем бывшая кочевая ставка главы буддистской церкви превратилась в главный политический и культурно-религиозный центр страны. Здесь же развивалась и самобытная монгольская культура, здесь действовали церковные школы, в которых мальчики с детства обучались монгольской и тибетской письменности, чтению, религиозным ритуалам и этикету. Дореволюционная Урга была центром книгоиздания Монголии, здесь трудились выдающиеся ученые — Дандар-аграмба, Шишэ-габчжи, Ш. Дамдин и другие.
Издали Урга привлекала блестящими на солнце золотыми конусообразными куполами кумирен и черепичными крышами зданий. Маленькие домики, разбросанные по всему городу, густо прилеплялись друг к другу. Улицы и переулки были образованы сплошными кирпичными или глиняными стенами с калитками в них. Само жилье строилось внутри двора и было закрыто от улиц. Здесь селились мелкий чиновный люд, крестьяне-бедняки, перебравшиеся в Ургу в поисках хлеба насущного, и торговцы. Между духовенством и купцами временами начиналась борьба, так как, согласно ламским законам, торговые поселения не должны располагаться от монастырей ближе слышимости человеческого голоса. Когда в начале XIX века торговые лавки и базары подступили к стенам монастырей, ламы обратились в Пекин с петицией, а резиденция пятого Богдо-гэгэна даже откочевала с главными храмами в монастырь, расположенный на северо-западе долины.
Борьба эта привела к обособлению трех частей города: в одной находился монастырь главы ламаистской церкви, в другой части располагался монастырь Гандэн, где находились храмы и жили монахи, третью часть составлял торговый район Маймачэн, который жил по своим особым законам. По вечерам закрывались все его ворота, и не каждый мог попасть в эту часть города.
Тяжба тянулась несколько десятилетий, а потом ламы уступили. Впоследствии в Урге появились торговые слободы китайцев, русских, американцев.
До конца XIX века вид Урги был довольно неприглядным. Русский ученый В.А. Обручев писал: «Улицы немощеные, покрытые всякими отбросами, как и базарная площадь. Население все помои и отбросы выносило на улицу, и только обилие бродячих собак, игравших роль санитаров, предохраняло улицы от окончательного загрязнения. Множество нищих в грязных лохмотьях, выставлявших напоказ всякие язва и уродства, бродивших по улицам или сидевших у входа во дворы храмов и общежитий, составляло также неприятную особенность монгольского города».
В 1911 году, когда была свергнута власть Цинской династии и образовалось феодально-теократическое государство во главе с Богдо-гэгэном, Урга стала столицей страны. А еще через 11 лет части Красной Армии и монгольские революционные войска изгнали из города барона Унгерна, и в ноябре 1924 года Великий монгольский хурал переименовал город в Улан-Батор — «Красный Богатырь».
Районы прежней Урги поглотило современное строительство, и атмосфера старого города сохранилась только в районе бывшего монастыря Гандэн. Полное его название — Гандэнтэгченлин — Большой Монастырь Полной Радости. В дореволюционной Монголии было несколько монастырей с таким названием, но ургинский, где обучались богословию, был известен далеко за пределами страны. На его факультетах монахи изучали «сущность мудрости», и только здесь присуждались ученые звания философам, врачам, астрологам, заклинателям и т.д.
Сегодня на окраине Гандэна высится телебашня, и это единственный район в монгольской столице, где сохранились не только колорит, но и классическая национальная планировка кочевой столицы «хурэ» — «кругом». Здесь присутствует привлекательная провинциальная уютность старого деревянно-войлочного города: за серым частоколом заборов, в чистых дворах, в 1—2 юртах живут городские монголы. Юрты поставлены постоянно, до постройки здесь многоэтажных домов.
Отдельно в Гандэне, за высокой собственной оградой, стоит храм Мижид Ченрези — последнее буддистское сооружение Монголии. Посвященный милосердному богу Авалокитешваре (по-монгольски — Ченрези), он является самым высоким в истории монгольского зодчества храмом, высота его достигает 42 метров.
Прежде в храме стояла огромная фигура Ченрези, которого всегда изображали молодым принцем: цвет его тела был бел и чист, как цветок священного лотоса, голова украшалась диадемой, а руки и ноги — драгоценными браслетами.56Внутри храмового здания нет потолков, а во всю его высоту поднимаются колонны из мощных стволов лиственниц, покрытые красным лаком.
Жители Улан-Батора, как и жители других городов мира, с ревнивой нежностью относятся к своей столице. Дома, улицы, камни мостовой, памятники, седые тополя — все дорого сердцу монгола, потому что эти свидетели минувших событий могут многое рассказать. На одной из окраин города, например, неприметно расположился старый бревенчатый домик с большими окнами на солнечной стороне: в нем в 1930-е годы жил поэт Д. Нацагдорж — основоположник современной монгольской литературы.
Особенно трепетное отношение испытывают монголы к священной горе Богдо-ула. С нее начинается Улан-Батор, она дорога сердцу каждого, без нее немыслимо ни прошлое, ни настоящее, ни будущее города. Гору сравнивают с изумительной ювелирной оправой, без которой не засиял бы ни один драгоценный камень. В старой Монголии Богдо-ула, после Богдо-гэгэна, была второй святыней столицы. Обойти ее вокруг или даже объехать верхом, а это более 100 километров, означало для ламаиста искупить тяжкие грехи.
Древняя легенда рассказывает, что гора спасла Темучина, укрыв его от врагов. И став Чингисханом, он повелел почитать ее. Монголы верили, что где-то на вершине горы спрятаны доспехи и оружие великого хана. Во время маньчжурского правления в Монголии они писали императору в Пекин, что возле Богдо-улы Чингисхан и родился.
Император, конечно, не поверил в это, но разрешил дважды в год делать торжественные жертвоприношения и сам присылал богатые дары. Специальная охрана следила, чтобы никто не охотился в горных лесах и не рубил здесь деревья. В прежние времена даже запрещалось казнить преступника в том месте, откуда бы он мог видеть священную гору.
Пожертвований горе было так много, что ламы создали специальное хозяйство святой Богдо-улы, в табунах которого паслись тысячи подаренных лошадей.
МОНРЕАЛЬ — ГОРОД ВСЕХ СВЯТЫХ
Самый крупный город Канады — Монреаль — является промышленным центром страны. Он расположился на берегах реки Святого Лаврентия у подножия Королевского холма — Мон-Руаяль, от которого и произошло название города. В месте расположения Монреаля скрещиваются реки Святого Лаврентия, Оттава и Ришелье, поэтому город является еще и крупным речным портом, к нему подходит также несколько каналов. Железные дороги Монреаля ведут в Квебек, Портленд, Бостон, Нью-Йорк и многие другие города.
Монреаль нередко называют «Парижем Северной Америки», и, несмотря на условность подобных сравнений, название это дано не случайно. Город заложили французские поселенцы примерно 360 лет назад, и сегодня французский язык является родным для большинства его жителей.
Французские колонисты первыми из европейцев обосновались на берегах реки Святого Лаврентия, и на землях, отнятых у индейцев, появилась колония Новая Франция. Однако вскоре свои колонии создали в Канаде и англичане, со временем ставшие теснить соперников. Силой оружия они вынудили французов в 1763 году отказаться от своих владений в Северной Америке: так французские поселенцы оказались под властью английского генерал-губернатора.
Нынешний Монреаль является крупнейшим городом не только провинции Квебек, но и всей Канады. А Квебек — самая большая из десяти провинций Канады: без малого три Франции могли бы разместиться на ее территории. В Монреале живет более 3000000 человек, каждый со своими заботами, стремлениями, надеждами, радостями, горестями, мечтами.
Монреаль является и одним из самых старых городов Канады, и потому в нем сохранилось много исторических памятников и зданий старинной архитектуры. Например, вокзал самой крупной железнодорожной станции Виндзор — это здание, врезанное в крутую гору, и потому он напоминает средневековый замок. Первый этаж южной стороны вокзала находится на уровне тротуара, однако, чтобы попасть на этот этаж с северной стороны, пассажиры поднимаются на лифте.
Монреаль отличается от городов США: вместо порой беспорядочно расставленных прямоугольных коробок торговых и административных зданий, что типично для американских городов, в центре города высятся солидные каменные строения с портиками, красивой лепниной и колоннадами. Узкие горбатые улочки, бесчисленные лавочки сувениров, темные от времени стены, сплошь увешанные картинами и картинками, на которых запечатлены эти самые улочки, памятники, старые церкви…
В Монреале много зданий европейского стиля, есть и уменьшенные копии знаменитых архитектурных памятников мира. Стоит только пересечь в центре города квадратную рыночную площадь, как оказываешься у входа в мрачноватое, величественное здание собора Нотр-Дам де Бон Секюр — собор Милосердной Покровительницы Мадонны. Эта копия собора Парижской Богоматери была построена в 1824 году и считается самым древним сооружением Монреаля. В наши дни собор обновляется на пожертвования людей, чьи отцы и братья, мужья и сыновья погибли в водах Атлантики. Серые гранитные глыбы собора будто впитали неизбывную горечь утраты, а скрепляющий эти глыбы цемент словно замешан на слезах вдов и сирот.
Внутри со стен собора смотрят изображения святых — покровителей всех плавающих и путешествующих. В нишах Нотр-Дам де Бон Секюр стоят миниатюрные копии самых разных кораблей: от парусников XV века и скромных рыбацких лодок до современных океанских лайнеров. По краям алтаря расставлены видавшие виды адмиралтейские якоря со следами ржавчины, предметы моряцкого обихода, пропитанные ветрами и солью разных морей, а притвор украшен гирляндами из рыбацких кухтылей.
Однако время и власть имущие были не особенно благосклонны к старинным памятникам. Например, кафедральный собор Святого Джеймса, сооруженный в 1870 году по образу и подобию римского собора Святого Петра, располагается рядом с бетонными громадинами (в частности, с гостиницей «Куин Элизабет»), надменно поднявшими свои этажи над куполом храма. Собор Святого Джеймса, высотой с 8-этажный дом, венчается огромным куполом, который по высоте своей раза в три превышает само здание. Над портиком с коринфскими колоннами по всему фасаду собора расположились статуи святых.
Близкое соседство с современными небоскребами не пошло собору на пользу. Еще меньше повезло церкви Милосердной Покровительницы Мадонны, которая просто потерялась в тени мрачноватого здания «Бэнк оф Монреаль», бесцеремонно вторгшегося в круг старинных зданий на Пляс д'Арм. Но согретые дыханием многих поколений камни старого Монреаля гораздо больше привлекают гостей, нежели зеркальные стекла и бетон деловой части города — хотя и весьма импозантной, но холодноватой и однообразной, как в большинстве городов мира.
По той же причине торговая Сен-Катрин, далеко не самая красивая улица Монреаля, остается самой оживленной и приветливой. Под румянами рекламы у нее сохранилось свое лицо с неповторимыми морщинками времени. Сотни улиц разбегаются в разные стороны от невысокой Королевской горы, полтора десятка мостов повисло над рекой Святого Лаврентия, тысячи домов, более 300 церквей (церковь Святого Георгия, церковь медиевистов и др.) и бессчетное число часовен и молелен тянутся к небу. Имена святых присвоены в Монреале улицам и бульварам, площадям и мостам, школам и больницам, поэтому сами канадцы и говорят, что «Монреаль — это город всех святых».
Достарыңызбен бөлісу: |