Нашего. Сидит у себя на троне, обсасывает красные карамельки до белой начинки

- Мускат, что ли? - спросил Флинн Длинный Нос.

Том Рочфорд высыпал в свой стакан какой-то порошок из бумажки.

- Проклятый желудок, - сказал он перед тем, как выпить.

- Сода хорошо помогает, - посоветовал Дэви Берн.

Том Рочфорд кивнул и выпил.

- Так что, Мускат?

- Я молчу! - подмигнул Бэнтам Лайонс. - Сам на это дело пускаю кровные

пять шиллингов.

- Да скажи нам, если ты человек, и черт с тобой, - сказал Падди

Леонард. - Сам-то ты от кого узнал?

Мистер Блум, направляясь к выходу, поднял приветственно три пальца.

- До скорого! - сказал Флинн Длинный Нос.

Остальные обернулись.

- Вот это он самый, от кого я узнал, - прошептал Бэнтам Лайонс.

- Тьфу, - произнес с презрением Падди Леонард. - Мистер Берн, сэр, так

значит, вы дайте нам два маленьких виски "Джеймсон" и...

- И имбирный напиток, - любезно закончил Дэви Берн.

- Вот-вот, - сказал Падди Леонард. - Бутылочку с соской для младенца.

Мистер Блум шагал в сторону Доусон-стрит, тщательно прочищая языком

зубы. Верно что-то зеленое: вроде шпината. С помощью рентгеновских лучей

можно бы.

На Дьюк-лейн прожорливый терьер вырыгнул на булыжники тошнотворную

жвачку из косточек и хрящей и с новым жаром набросился на нее.

Неумеренность в пище. С благодарностью возвращаем, полностью переварив

предусмотрительно обошел. Жвачные животные. Это ему на второе. Они двигают

верхней челюстью. Интересно сумеет ли Том Рочфорд что-нибудь провернуть с

этим своим изобретением. Зря трудится втолковывая этому Флинну ему бы

только в глотку залить. У тощего мужика глотка велика. Должны устроить

специальный зал или другое место где изобретатели могли б на свободе

изобретать. Правда конечно туда бы все чокнутые сбежались.

Он стал напевать, удлиняя торжественным эхом последние ноты каждого

такта:

Don Giovanni, a cenar teco

[О Дон Жуан, поужинать с тобою

меня ты пригласил (итал.).

Моцарт. "Дон Жуан", акт II, сц. 5]

Получше стало. Бургонское. Славно подняло самочувствие. Кто первый

начал вино гнать? Какой-нибудь сердяга впавший в тоску. Пьяная удаль.

Сейчас надо в национальную библиотеку за этой "Килкенни пипл".

Сияющие чистотой унитазы, ждущие своего часа, в витрине Уильяма

Миллера: оборудование для ванн и уборных, - вернули прежний ход его

мыслям. Да, это могли бы: и проследить весь путь, иногда проглоченная

иголка выходит где-нибудь из ребер через несколько лет, путешествует по

всему телу изменяется желчные протоки селезенка брызжет печень желудочный

сок кольца кишок как резиновые трубки. Вот только горемычному старикашке

пришлось бы все это время стоять, выставив нутро напоказ. Ради науки.

- A cenar teco.

Что бы это значило teco. Наверно сегодня вечером.

О дон Жуан, меня ты пригласил

Прийти на ужин сегодня вечером

Та-рам тара-там.

Нескладно выходит.

Ключчи: если уговорю Наннетти на два месяца. Это будет примерно два

фунта десять или два фунта восемь. Три мне должен Хайнс. Два одиннадцать.

Реклама для Прескотта: два пятнадцать. Итого около пяти гиней. Вроде

везет.

комбинаций, под цвет к новым подвязкам.

Сегодня. Сегодня. Не думать.

Потом турне по югу. Чем плохо бы - по английским морским курортам?

Брайтон, Маргейт. Гавань при свете луны. Ее голос плывет над водой. Те

приморские красотки. Напротив пивной Джона Лонга сонно привалился к стене

бродяга, в тяжком раздумье кусая коростовые костяшки пальцев. Мастер на

все руки ищет работу. За скромное вознаграждение. Неприхотлив в еде.

Мистер Блум повернул за угол у витрины кондитерской Кэтрин Грэй с

нераскупленными тортами и миновал книжный магазин преподобного Томаса

Коннеллана. "Почему я порвал с католической церковью". "Птичье гнездышко".

Женщины там заправляют всем. Говорят во время неурожая на картошку они

подкармливали супом детей бедняков, чтобы переходили в протестанты. А

подальше там общество куда папа ходил, по обращению в христианство бедных

евреев. Одна и та же приманка. Почему мы порвали с католической церковью.

Слепой юноша стоял у края тротуара, постукивая по нему тонкой палкой.

Трамвая не видно. Хочет перейти улицу.

- Вы хотите перейти? - спросил мистер Блум.

Слепой не ответил. Его неподвижное лицо слабо дрогнуло. Он неуверенно

повернул голову.

- Вы на Доусон-стрит, - сказал мистер Блум. - Перед вами

Моулсворт-стрит. Вы хотите перейти? Сейчас путь свободен.

Палка, подрагивая, подалась влево. Мистер Блум поглядел туда и снова

увидел фургон красильни, стоящий у Парижской парикмахерской Дрейго. Где я

и увидел его напомаженную шевелюру как раз когда я. Понурая лошадь. Возчик

- у Джона Лонга. Промочить горло.

- Там фургон, - сказал мистер Блум, - но он стоит на месте. Я вас

провожу через улицу. Вам нужно на Моулсворт-стрит?

- Да, - ответил юноша. - На Южную Фредерик-стрит.

- Пойдемте, - сказал мистер Блум.

Он осторожно коснулся острого локтя - затем взял мягкую ясновидящую

руку, повел вперед.

Сказать ему что-нибудь. Только не разыгрывать сочувствие. Они не верят

словам. Что-нибудь самое обыкновенное.

- Дождь прошел стороной.

Никакого ответа.

Пиджак его в пятнах. Наверно не умеет как следует есть. Все вкусы он

чувствует по-другому. Кормить приходилось сначала с ложечки. Ручка как у

ребенка. Как раньше у Милли. Чуткая. Я думаю он может представить мои

размеры по моей руке. А интересно имя у него есть. Фургон. Палка чтоб не

задела лошади за ноги скотинка притомилась пусть дремлет. Так. Все как

надо. Быка обходи сзади - лошадь спереди.

- Спасибо, сэр.

Знает что я мужчина. По голосу.

- Все в порядке? Теперь первый поворот налево.

Слепой нащупал палкой край тротуара и продолжал путь, занося палку и

постукивая ею перед собой.

Мистер Блум следовал позади, за незрячими стопами и мешковатым твидовым

костюмом в елочку. Бедный мальчик! Но каким же чудом он знал что там этот

фургон? Стало быть как-то чувствовал. Может у них какое-то зрение во лбу:

как бы некоторое чувство объема. Веса. А интересно почувствует он если

что-нибудь убрать. Чувство пустоты. Какое у него должно быть странное

представление о Дублине из этого постукивания по камням. А смог бы он идти

по прямой, если без палки? Смиренное и бескровное лицо как у того кто

готовится стать священником.

Пенроуз! Вот как фамилия того парня.

Смотри сколько разных вещей они могут делать. Читать пальцами.

Настраивать рояли. А мы удивляемся что у них есть какой-то разум. Любой

калека или горбун нам сразу кажется умным едва он что-то скажет что мы бы

сами могли. Конечно другие чувства обостряются. Могут вышивать. Плести

корзины. Люди должны им помогать. Положим я бы подарил Молли корзинку для

рукоделья ко дню рождения. А она терпеть не может шитья. Еще рассердится.

Темные, так их называют.

И обоняние у них наверное сильней. Запахи со всех сторон, слитые

вместе. У каждой улицы свой запах. У каждого человека тоже. Затем весна,

лето: запахи. А вкусы? Говорят вкус вина не почувствуешь с закрытыми

глазами или когда простужен. И если куришь в темноте говорят нет того
удовольствия.

А скажем с женщинами. Меньше стыда если не видишь. Вон проходит

девчонка, задравши нос, мимо Института Стюарта. Глядите-ка на меня. Вот

она я, при всех доспехах. Должно быть это странно если не видишь ее. В

воображении у него есть какое-то понятие о форме. Голос, разность

температур когда он касается ее пальцами должен почти уже видеть

очертания, округлости. К примеру, он проводит рукой по ее волосам.

Допустим, у нее черные. Отлично. Назовем это черным. Потом он гладит ее

белую кожу. Наверно другое ощущение. Ощущение белого.

Почта. Надо ответить. Чистая волынка сегодня. Послать ей перевод на два

шиллинга или на полкроны. Прими от меня маленький подарок. Вот и

писчебумажный магазин рядом. Погоди. Сначала подумаю.

Легкими и очень медленными касаниями его пальцы осторожно пощупали

волосы, зачесанные назад над ушами. Еще раз. Как тонкие-претонкие

соломинки. Затем, столь же легко касаясь, он пощупал кожу у себя на правой

щеке. Тут тоже пушистые волоски. Не совсем гладкая. Самая гладкая на

животе. Вокруг никого. Только тот поворачивает на Фредерик-стрит. Не

иначе, настраивать рояль в танцевальных классах Левенстона. Может быть,

это я поправляю подтяжки.

Проходя мимо трактира Дорена, он быстро просунул руку между брюками и

жилетом и, оттопырив слегка рубашку, пощупал вялые складки на своем

животе. Но я же знаю что он беловатый желтый. Надо посмотреть что будет

если в темноте.

Он вытащил руку и оправил свою одежду.

Бедняга! Еще совсем мальчик. Это ужасно. Действительно ужасно. Какие у

него могут быть сны, у незрячего? Для него жизнь сон. Где же

справедливость если ты родился таким? Все эти женщины и дети что сгорели и

потонули в Нью-Йорке во время морской прогулки. Гекатомба. Это называется

карма такое переселение за твои грехи в прошлой жизни перевоплощение метим

псу хвост. Боже мой. Боже, Боже. Жаль конечно - но что-то такое есть

почему с ними нельзя по-настоящему сблизиться.

Сэр Фредерик Фолкинер входит в здание масонской ложи. Важный как Трои.

Успел плотно позавтракать у себя на Эрлсфорт-террас. Со старыми

приятелями-судейскими изрядно заложили за воротник. Истории о судах и

выездных сессиях, рассказы про синемундирную школу. И отвесил я ему десять

годиков. Я думаю он бы только скривился от того вина что я пил. Для них из

фирменных погребов, бутылки пыльные, на каждой поставлен год. У него есть

свои понятия о том что такое справедливость в суде. Старикан с добрыми

побуждениями. Полицейские сводки битком набиты делами, это они натягивают

себе проценты, фабрикуют преступления из любых пустяков. А он им все такие

дела заворачивает обратно. Гроза для ростовщиков. Рувима Дж. уж совсем

смешал с грязью. А что, тому только по заслугам если его назовут грязным

жидом. Большая власть у судей. Старые сварливые пьяницы в париках. Смотрит

зверем. И да помилует Господь твою душу.

Гляди, афиша. Благотворительный базар Майрас. Его сиятельство

генерал-губернатор. Шестнадцатого. Значит, сегодня. В пользу больницы

Мерсера. Первое исполнение "Мессии" было в пользу этой больницы. Да.

Гендель. А может сходить туда: Боллсбридж. Заглянуть к Ключчи. Да нет, не

стоит уж так приставать к нему. Только отношения портить. Наверняка при

входе кто-нибудь попадется знакомый.

Мистер Блум вышел на Килдер-стрит. Сюда первым делом. В библиотеку.

Соломенная шляпа блеснула на солнце. Рыжие штиблеты. Брюки с манжетами.

Так и есть. Так и есть.

Его сердце дрогнуло мягко. Направо. Музей. Богини. Он повернул направо.

А точно? Почти уверен. Не буду смотреть. У меня лицо красное от вина.

Что это я? Чересчур помчался. Да, так и есть. Шагом. И не смотреть. Не

смотреть. Идти.

Приближаясь к воротам музея размашистым и нетвердым шагом, он поднял

глаза. Красивое здание. По проекту сэра Томаса Дина. Он не идет за мной?

Может быть не заметил меня. Солнце ему в глаза.

Его дыхание стало коротким и прерывистым. Быстрей. Прохладные статуи:

там спокойствие. Еще минута и я спасен.

Нет, он меня не заметил. После двух. У самых ворот.

Как бьется сердце!

Его зрачки пульсируя неотрывно смотрели на кремовые завитки камня. Сэр

Томас Дин был греческая архитектура.

Ищу что-то я.

Торопливую руку сунул быстро в карман, вынул оттуда, прочел, не

разворачивая, Агендат Нетаим. Куда же я?

Беспокойно ища.

Быстро сунул обратно Агендат.

Она сказала после полудня.

Я ищу это. Да, это. Смотри во всех карманах. Носовой, "Фримен". Куда же

я? Ах, да. В брюках. Картофелина. Кошелек. Куда?

Спеши. Иди спокойно. Еще момент. Как бьется сердце.

Рука его искавшая тот куда же я сунул нашла в брючном кармане кусок