Нестор Махно

по крайней мере для таких отраслей, как металлургия и
транспорт. На пике Гражданской войны анархистский ло-
зунг «освобождение рабочих – дело рук самих рабочих»
зазвучал пародийно: это уловили Ильф и Петров в своей из-
девательской перефразировке о спасении утопающих. Од-
нако железнодорожникам, по-видимому, действительно
ничего не оставалось делать, как спасать себя и наладить-
таки движение поездов, чтобы кормить себя и свои семьи.
Вполне хозрасчет устраивал только рабочих, занятых в от-
раслях легкой промышленности: пищевиков, обувщиков,
портных. У них профсоюзная жизнь, задавленная при де-
никинцах, оживилась. Рабочие табачной фабрики Джигита
потребовали от владельца заключения коллективного до-
говора. Тот без промедления согласился. Все это каким-то
образом повлияло и на настроение в городе. Во всяком
случае, собранная 20 октября вторая рабочая конферен-
ция согласилась направить на предстоящий съезд своих
депутатов и делегировала в Реввоенсовет Повстанческой
армии портного Семена Новицкого и большевика Макси-
мова.
В тот же день Реввоенсовет махновцев выпустил декла-
рацию: «Развертывающееся ныне народное повстанческое
движение на Украине (махновщина) является началом
великой третьей революции, стремящейся к окончатель-
ному раскрепощению трудящихся масс от всякого гнета
и власти капитала, как частного, так и государственно-
го… Решительное столкновение между идеей вольной, без-
властной организации и идеей государственной власти
– монархической ли, коммунистической или буржуазно-
демократической – становится, таким образом, неизбеж-
ным» (85,36). Концепция «третьей революции», или «вто-
рого Октября», приписывается обычно теоретикам «На-
бата». Все это не совсем так: «третья революция» была
бродячим образом, будоражившим воображение револю-
346
затесался в ряды повстанчества, она запросто принима-
ет за своего. Ее жестокость спонтанна и простодушна, в
отличие от доктринерской, механической жестокости дик-
татуры.
Революционная диктатура в каком-то смысле являет-
ся одновременно и концом революции: общество, орга-
низованное на принципах порядка, жестокой субордина-
ции и тотального подавления инакомыслящих, уже не хо-
чет знать того избытка чувств, сил, энергии творчества и
надежды, с которого начиналась революция. Ясно поэто-
му, что всякий «независимый революционер» и попросту
нетвердый большевик будет немедленно исторгнут «из
диктатуры», потому что будет ей только мешать.
Читателю может показаться, что я противоречу самому
себе, высказываясь в защиту революции. Но без проти-
воречий не получается. И тем лучше. Противоречивость
происходящего была ясна уже в 1918 году. Тот же С. А. Ас-
кольдов писал: «По замыслу своему революция есть все же
стремление, утверждающее жизнь, а именно попытка про-
извести некую жизненную метаморфозу, хотя и вопреки
законам органического развития» (3, 216). Мы ничего не
поймем в революции, не признав своей правды за рево-
люционерами или пытаясь объяснить случившееся только
кознями заговорщиков, обуреваемых тщеславием поли-
тических эмигрантов и «каторжных горилл» (по злобному
выражению И. Бунина). Революция потому и сделалась
революцией, что всколыхнула миллионы людей, стала по-
иском новых смыслов, новых опор взамен ржавых скреп,
державших Российскую империю. Поэтому она и победи-
ла! Революцию начали не большевики и вообще не партии
– партии лишь с разной степенью успеха пытались напра-
вить и использовать в своих целях вырвавшуюся из глубин
народа энергию протеста против бытовой и социальной
331

неправды, крайними проявлениями которой стали война,
связанный с нею произвол, коррупция и распутинщина.
Известно, что коэффициент полезного действия рево-
люций очень низок. «Затраты» всегда гигантски превы-
шают тот разумный минимум сил, который нужно было
бы приложить для достижения тех же социальных и эко-
номических результатов в ходе, скажем, реформистской
деятельности. Но тут первый парадокс: без детонатора
революционного «взрыва» реформы иногда так и не мо-
гут начаться. Второй же парадокс заключается в том, что
дело, возможно, вообще не в экономике: экономический
результат захвата помещичьих земель крестьянами был
откровенно ничтожный, если не отрицательный. Значит,
срабатывает более психологический фактор, некое неяс-
ное ощущение, что так, как прежде, дальше жить нельзя,
которое оказывается сильнее всяких резонов, доводов ра-
зума и даже страхов. Большевикам удалось это неясное
ощущение, несущее в себе огромную потенциальную энер-
гию, направить на разрушение, на гражданскую войну, на
разнуздание самых дрянных привычек народа, что было
необходимо для установления монопольной диктатуры.
Возможно, дело не в большевиках. Возможно, правы ав-
торы сборника «Из глубины», и революция, в принципе,
несет в себе неизбежность диктатуры, необходимой для
обуздания разбуженных ею же стихийных сил. Но от этого
процесс превращения бунта в диктатуру не становится
менее драматическим, а крах многих революционных на-
дежд – менее болезненным.
Может быть, наиболее болезненным было крушение
идеи народовластия, вдохновлявшей несколько поколе-
ний русских революционеров. Советы не были партийным
изобретением, хотя в своих партийных мифологиях их
приписывали себе то большевики, то эсеры. И в 1905-м, и
в 1917-м Советы покрыли страну стихийно, и все левые со-
332
рые махновцы, образно говоря, «вхожи» не были. Попытка
созвать рабочую конференцию в первый раз закончилась
для них полным провалом. Идея «самоуправления» рабо-
чими не была принята. Аршинов оговаривается по этому
поводу, что рабочие не были против, но с делом медлили,
«смущенные его новизною» (2, 145).
Суть вопроса прекрасно проясняет визит к Махно рабо-
чих железной дороги, которые пришли с просьбой выпла-
тить им зарплату, задержанную при белых. Махно ответил,
что зарплата рабочих – не дело командующего армией. В
своем ответе железнодорожникам, опубликованном в газе-
те «Путь к свободе» 15 октября, он популярно сформулиро-
вал принципы нового экономического жизнеустройства:
«Исходя из принципа устроения свободной жизни самими
рабочими и крестьянскими организациями и их объеди-
нениями, – предлагаю тт. железнодорожным рабочим и
служащим энергично сорганизоваться и наладить самим
движение, устанавливая для вознаграждения за свой труд
достаточную плату с пассажиров и грузов, кроме военных,
организуя свою кассу на товарищеских справедливых на-
чалах…» (40, 103). На этой платформе построил свой соци-
ализм в Югославии Иосип Броз Тито. Разумеется, сталин-
ским режимом он воспринимался, как прямое кощунство:
как же, сохраняются товарно-денежные отношения, кон-
куренция, сами рабочие владеют своими предприятиями
и решают, что и как им производить. Но где же тогда роль
партии – то, на чем держались вся советская политика,
экономика и индивидуальная мысль каждого гражданина
СССР? Нет, махновские экономические озарения больше-
виков вдохновить не могли.
Новизна же вопроса, смущавшая рабочих, заключалась
в том, что железные дороги в России отроду были государ-
ственными, и в том, что в условиях разгромленного рынка
и расчлененной страны хозрасчет едва ли был возможен,
345

Возможно, что борьба за «вольные советы» стала наибо-
лее важной главой анархического движения в революции.
Во всяком случае, в партизанском районе Махно и в Крон-
штадте анархистам принадлежала ведущая роль. Именно
они смогли вдохнуть революционный дух в изверившийся
и отчаявшийся народ. И представители других социали-
стических партий, прежде свысока подсмеивающиеся над
ними за их «фантазерство» и кружковщину, теперь вынуж-
дены были считаться с ними и признавать их моральный
авторитет, не так сильно, как у левых эсеров, запятнанный
соглашательством с большевиками, и не так сильно, как у
меньшевиков, скомпрометированный сотрудничеством с
буржуазией…
Сразу после взятия Александровска Реввоенсовет По-
встанческой армии разъяснял в одной из листовок: «Ваш
город занят революционной повстанческой армией мах-
новцев. Эта армия не служит никакой политической пар-
тии, никакой власти, никакой диктатуре. Напротив, она
стремится освободить район от всякой политической вла-
сти, от всякой диктатуры. Ее задача – охранять свободу
действий, свободную жизнь трудящихся от всякого нера-
венства и эксплуатации» (95, 598).
Началась подготовка к чрезвычайному районному съез-
ду Советов, на котором Махно и Волин собирались изло-
жить делегатам концепцию «вольного советского строя»,
надеясь, что, как и во времена гуляйпольских съездов, она
будет одобрена. Это означало бы, что будет сформулирова-
на некая политическая альтернатива как «белой» идее, так
и советской власти большевиков. Дело, однако, столкну-
лось с трудностями. Во-первых, опомнившись от первого
шока, начали сопротивляться меньшевики и эсеры, кото-
рые всегда видели в махновцах только деревенский сброд
и не собирались уступать им сферы своего политического
влияния. Дело касалось прежде всего профсоюзов, в кото-
344
циалисты приняли их как давно чаемую форму народного
самоуправления, способного заменить опостылевшую
власть царского чиновничества. Сбылось! Во время
летней передышки 1917 года, вызванной боязнью ареста,
Ленин написал даже специально посвященную Советам
книгу «Государство и революция», в которой предрек
«растворение» государства в народном самоуправлении
и запечатлел знаменитый образ кухарки, управляющей
государством. С легкой руки Ленина в России стали
считать, что Советы – лучше, «народнее» любой формы де-
мократии, выработанной на западе (включая Швейцарию
с ее уникальным самоуправлением). Тем более казалось
невероятным, что партия большевиков, пришедшая к
власти под лозунгом «Вся власть Советам!», уже весной
1918-го станет эти органы народной власти разгонять
силой штыка, обнаруживая в них народных избранников,
не согласных с ее линией. После июльского разгрома
партии левых эсеров – главных оппонентов большевиков
внутри Советов – «большевизация Советов» уже не знала
преград и привела к повсеместной замене народной
власти властью партийных комитетов, чрезвычаек или,
как это было в деревнях, властью «комитетов бедно-
ты», наделенных диктаторскими правами в отношении
односельчан.
В знаменитом письме в ЦК большевиков, написанном
со всей страстью революционерки, уличающей отступни-
ков в предательстве, Мария Спиридонова, лидер разгром-
ленной партии левых эсеров, в ноябре 1918 года писала:
«…Несмотря на все трудности жизни, масса, понимая окру-
жающие опасности, умеет терпеть свои неслыханные тя-
готы. Но она революционна, она осознала свои права, она
хочет самоуправления, она хочет власти Советов. Лозунги
„кулацких восстаний“ (как вы их называете) не вандей-
ские. Они революционны, социалистичны. Как смеете вы
333

кроваво подавлять эти восстания, вместо законных удовле-
творений требований трудящихся? Вы убиваете крестьян
и рабочих за их требования перевыборов Советов, за их
защиту себя от ужасающего, небывалого при царях про-
извола ваших застенков-чрезвычаек, за защиту себя от
большевиков-назначенцев, от обид и насилий реквизи-
ционных отрядов, за всякое проявление справедливого
революционного недовольства… По смыслу нашей рево-
люции выходит, что если на тебя нападает кто бы то ни
было и берет тебя за горло, то, если ты не овца и не слякоть,
– защищайся – защищай свою жизнь и свободу, жизнь и
свободу своих товарищей… (72, 63). И не вина масс, что
их требования сходны с нашими лозунгами. Все то, чему
мы учили народ десятки лет и чему он кровавым опытом,
кажется, научился – не быть рабом и защищать себя, вы
как будто хотите искоренить из его души истязаниями и
расстрелами (72, 52).
…Поистине, у нас началось новое рождение человече-
ства, в силе и свободе. И трудящиеся будут и хотят терпеть
все муки брюха, отстаивая правду, доживая до ее засия-
ния. Перед нами открылись беспредельные возможности,
свет которых не могли обтускнить ни вспышки красно-
1
Позднее другой член левоэсеровского ЦК И. 3. Штейнберг в кни-
ге «Нравственный лик революции» (БерлинД923) перечислил все наи-
более вопиющие случаи революционного самосуда в 1917–1918 годах:
расправу над флотскими офицерами в Финляндии и Севастополе, убий-
ство матросами в больнице двух бывших министров Временного пра-
вительства Кокошкина и Шингарева, расправы стремящихся с фронта
домой солдат над железнодорожными служащими и потрясающие сво-
ей жестокостью самосуды толпы над уголовниками. Штейнберг под-
черкивал, что эти вспышки гнева были бессистемны, спорадичны –
хотя и признавал ответственность своей партии за «великий грех рево-
люции», грех насилия, которому левые эсеры не сразу и не в должной
мере воспротивились, из-за чего нравственный капитал нескольких
поколений русских революционеров был в одночасье промотан боль-
шевиками, превратившими террор в систему.
334
«В Ветлужском и Варнавском уезде (Костромской) гу-
бернии бывало так, что начальство, приехав по делу в де-
ревню, целиком ставило сход на колени, чтобы крестьяне
чувствовали почтение к „советской власти“…» (86, 58).
«В Котельничах, например, убили только за левоэсер-
ство… Махнева и Мисуно… Мы гордились ими. Они были
настоящими детьми теперешней народной революции,
выпрямлялись и работали так, что о Мисуно по всему краю,
где он являлся, ходили легенды… Мисуно дорого попла-
тился перед смертной казнью за свой отказ… рыть себе
своими руками могилу. Махнев согласился рыть себе моги-
лу при условии, что ему дадут говорить перед смертью…
Его последние слова были: „Да здравствует мировая соци-
алистическая революция…“» (72, 60–61).
«В Калужской губ., в Медынском уезде расстреляно 170
чел. (были невероятные реквизиции хлеба и скота в го-
лодной губернии). Расстреляны 4 учительницы, которые
кричали, умирая под пулями: да здравствует чистота Со-
ветской власти!» (86, 61).
Чистота советской власти, самоуправление и свобода!
Лозунг «Вся власть Советам» в России стал все громче зву-
чать с осени 1918 года, только теперь он означал совсем не
то, что в 1917-м, когда за этим лозунгом, как за щитом, шла
к власти партия Ленина. Окончательную формулировку
дал Кронштадт: «За Советы без коммунистов». На Украине
григорьевское восстание стало первой, еще неосознанной
реакцией насилия на насилие. Осознанной реакцией стало
махновское движение за «вольные советы». И хотя Махно,
вероятно, так и войдет в историю, как гениальный пар-
тизан и неуловимый мститель, нам нельзя обойти молча-
нием предпринятую махновцами задолго до Кронштадта
одну из самых значительных в истории революции попы-
ток освободить советы от партийных оков и вернуть им
достоинство народных самоуправлений.
343

упоение злом в сталинских и фашистских палачах, его па-
тологическая извращенность, разнузданность, поистине
дьявольская невероятность зла в человеке…
Интеллигентка пишет Спиридоновой: «Грабили, пороли,
насильничали, отбирали все. Всегда вооруженные, пьяные,
с пулеметами. При мне грабили баб, наведя на них пулеме-
ты, на станции… Лапали их… Один товарищ и я вмешались,
нас чуть не расстреляли. Комиссара станции чуть не из-
били, погрозив бумажкой, которая, как они кричали, дает
им право „все что угодно делать“. Бумажка была подписа-
на Цюрупой и еще кем-то, чуть ли не самим Лениным…
Характерно, что они при всех этих безобразиях нечлено-

жүктеу/скачать 1.91 Mb.

Достарыңызбен бөлісу: