Нил Стивенсон Криптономикон. Часть 2

КАЛИФОРНИЯ

Такое впечатление, что половина персонала в Международном аэропорту Сан Франциско – филиппинцы, Что безусловно, смягчает шок от возвращения в Америку. Таможенники – стопроцентные англосаксы, – как всегда, выбирают Рэнди для тщательного досмотра. Люди, путешествующие в одиночку и налегке, вызывают у американских представителей власти сильнейшую идиосинкразию. Они вовсе не считают тебя наркокурьером, просто ты подпадаешь под тип наиболее кретинически оптимистичного наркокурьера и прямо таки требуешь тебя обыскать. Досадуя, что ты их на это толкнул, они решают преподать наглядный урок: следующий раз, приятель, лети с женой и четырьмя детьми или с четырьмя огромными саквояжами на колесиках. И вообще думай головой! Не важно, что Рэнди прилетел из страны, где таблички «СМЕРТЬ НАРКОТОРГОВЦАМ» натыканы по всему аэропорту, как здесь «ОСТОРОЖНО МОКРЫЙ ПОЛ».

Самый кафкианский момент – когда таможенница спрашивает его о роде занятий, и надо придумать ответ, не похожий на судорожную ложь наркоторговца, чей живот распирают начиненные героином презервативы. «Я работаю на частного телекоммуникационного провайдера» по идее звучит достаточно невинно. «А, вроде телефонной компании?» – недоверчиво переспрашивает таможенница. «Телефонный рынок не настолько для нас доступен, – говорит Рэнди, – поэтому мы поставляем другие коммуникационные услуги. По большей части информацию». «И для этого требуются частые разъезды ?» – спрашивает таможенница, листая последние, сплошь в пестрых штампах, странички его паспорта. Она выразительно смотрит на старшего таможенника. Тот подходит и встает рядом. Рэнди не по себе, в точности как начинающему наркокурьеру; он перебарывает желание вытереть потные ладони о штаны, после чего его бы наверняка прогнали через магнитный туннель контрольного компьютерного устройства, накормили тройной дозой слабительного и заставили три часа тужиться над горшком для вещдоков.

– Да, – говорит Рэнди.

Старший таможенник (настолько между прочим и ненавязчиво, что Рэнди с трудом подавляет хриплый смешок) начинает листать кошмарный журнал по телекоммуникации, который Рэнди сунул в сумку перед вылетом из Манилы. Слово ИНТЕРНЕТ встречается на обложке как минимум пять раз. Рэнди смотрит прямо в глаза таможеннице и говорит: «Интернет». На ее лице проступает абсолютно фальшивое понимание. Она стреляет глазами в шефа. Тот, не отрываясь от статьи про высокоскоростные маршрутизаторы нового поколения, оттопыривает нижнюю губу и важно кивает. Как любой американец девяностых, он знает, что знакомство с подобными вещами – такой же непременный атрибут мужчины, каким было для его отца умение заменить колесо. «Я слышала, это страшно интересно», – говорит таможенница совершенно иным тоном и начинает складывать вещи Рэнди в одну кучку, чтобы он мог убрать их назад в сумку. Все замечательно. Рэнди снова добропорядочный американский гражданин, которого власти ритуально постращали. У него острое желание махнуть в ближайший оружейный магазин и оставить там примерно десять тысяч долларов. Не то чтобы он хотел кого нибудь убить, просто от общения с официальными лицами его трясет. Наверное, он чересчур много времени провел с Томом Говардом, коллекционером оружия и стрелком любителем. Сперва агрессия по отношению к тропическим лесам, теперь желание приобрести автомат. Куда он катится?

Высокая бледная фигура Ави маячит за бархатной веревкой, вокруг охваченные неистовством филиппинки потрясают гладиолусами, как боевым копьями. Ави засунул руки в карманы метущего по полу пальто; голова повернута в сторону Рэнди, но взгляд застыл на точке где то посередине между ними, брови сосредоточенно сведены. Также хмурилась бабушка Рэнди, распутывая моток бечевки из ящика со всякой всячиной. У Ави такое выражение бывает, когда он делает нечто похожее с новым клубком информации. Наверное, прочел про золото. Рэнди упустил возможность классного розыгрыша: надо было положить в сумку пару свинцовых брусков и дать ее Ави – вот бы тот офигел. Поздно. В тот миг, когда Рэнди подходит, Ави трогается с места. Несформулированный протокол предписывает, когда они должны жать друг другу руки, когда обниматься, а когда вести себя так, будто расстались пять минут назад. Недавний обмен электронной почтой, вероятно, знаменовал собой виртуальную встречу, отменив потребность в рукопожатиях и объятиях.

– Ты был прав насчет сочных диалогов, – первые слова Ави. – Ты слишком много времени провел с Шафто и смотришь на вещи его глазами. Неправда, будто тебе что то хотели этим сказать. Вернее, хотели, но не то, что думает Шафто.

– А какое твое объяснение?

– Как тебе нравится мысль учредить новую валюту? – Спрашивает Ави.

Рэнди часто ловил в аэропортах обрывки деловых разговоров: как прошла большая презентация, кто вероятный кандидат на вакантную руководящую должность и все такое. Он гордится, что они с Ави говорят о более возвышенных или по крайней мере более неординарных материях. Они идут через здание аэропорта. Из ресторанчика пахнет имбирем и соевым соусом; Рэнди на мгновение теряет ориентировку – в каком он полушарии?

– Хм, я как то не очень задумался, – говорит он. – Это что наш следующий этап? Учреждаем новую валюту?

– Ну, очевидно, кто то должен учредить валюту, которая не будет полным говном.

– Это что, юмор? – спрашивает Рэнди.

– Ты газеты читаешь? – Ави хватает его за локоть и тащит к газетной стойке. Шапки некоторых газет посвящены валютному кризису в Юго Восточной Азии.

– Я знаю, что валютные колебания имеют для «Эпифита» большое значение, – говорит Рэнди, – но это такая нудятина, что выть хочется.

– Это не нудятина для нее . – Ави хватает три разные газеты, напечатавшие одну и ту же фотографию, присланную телеграфным агентством: хорошенькая тайка в километровой очереди к банку держит одну единственную американскую долларовую бумажку.

– Знаю, это серьезно для части наших клиентов, – говорит Рэнди, – просто не думал об этом как о деловой возможности.

– А ты подумай. – Ави вынимает несколько таких же, как у тайки, долларовых бумажек, расплачивается за газеты и поворачивается к выходу. Они попадают в туннель, ведущий к многоэтажной автомобильной парковке.

– Султан считает…

– Ты часто болтаешь с султаном?

– Больше с Прагасу. Дашь мне закончить? Мы решили основать Крипту, верно?

– Верно.

– Надежное, анонимное, нерегулируемое хранилище данных. Информационный рай.

– Ага. Свалка битов. И мы предполагали для нее различные применения.

– Слушай, ведь правда! – Рэнди вспоминает долгие ночи за кухонным столом или в гостиничном номере, когда они писали версии бизнес плана, теперь древние и забытые, как собственноручные подлинники Евангелий.

– В том числе электронные банковские услуги. Черт, мы даже предвидели, что это будет одна из главных функций. Но когда бизнес план впервые входит в соприкосновение с настоящим рынком – с реальным миром, – все разом проясняется. Ты можешь предвидеть пять потенциальных рынков для своего продукта, но стоит открыть дверь, как одна возможность вырывается вперед, и в интересах дела надо бросить ради нее остальные.

– И так получилось с электронными банковскими услугами, – говорит Рэнди.

– Да. Во время встречи у султана, – кивает Ави. – До нее мы думали… ты отлично знаешь, что мы думали. И вдруг оказались за одним столом с кучей чуваков, живо заинтересованных в электронных банковских услугах. Первая подсказка. Потом вот! – Он потрясает газетой с фотографией тайки. – Значит, теперь мы в этом бизнесе.

– Мы – банкиры. – Чтобы поверить, Рэнди должен несколько раз повторить это вслух, как «Мы приложим все силы, чтобы воплотить в жизнь решения XXIII съезда КПСС». Мы – банкиры . Мы – банкиры .

– Банки выпускали собственную валюту. Можешь посмотреть старые банкноты в журнале Смитсоновского института. «Первый Национальный Банк Южного Жопосрауна выдаст подателю сего десять свиных ляжек» и все в таком духе. С этим пришлось завязать, потому что коммерция вышла за пределы одной деревни, и нужно стало, чтобы ты мог поехать со своими деньгами на Запад или куда еще.

– Но мы онлайн, значит, весь мир – большая деревня, – говорит Рэнди.

– Ага. Значит, нам надо чем то обеспечить свою валюту. Можно золотом.

– Золотом? Ты шутишь ? Это не слишком архаично?

– Было архаично, пока все необеспеченные валюты Юго восточной Азии не рухнули к чертям собачьим.

– Ави, если честно, я несколько озадачен. Ты вроде бы подводишь к тому, что моя поездка в джунгли была не простым совпадением. Но как мы можем обеспечить золотом свою валюту?

Ави пожимает плечами, как будто даже не задумывался о таких мелочах.

– Это просто вопрос сделки.

– Ну ты даешь!

– Люди, которые якобы что то хотели тебе сказать, на самом деле заинтересованы в совместном бизнесе. Поездка в джунгли была проверкой их кредитоспособности.

Они идут к парковке через туннель, забитый целым кланом жителей Юго Восточной Азии в причудливых головных повязках. Возможно, это весь сохранившийся генофонд некой малочисленной горской народности. Их скарб в огромных коробках, завязанных розовой синтетической лентой, покачивается на багажных тележках.

– Проверка кредитоспособности… – Рэнди злится, когда настолько не поспевает за Ави, что вынужден повторять его фразы.

– Ты помнишь, как вы с Чарлин покупали дом и представитель банка кредитора приезжал на него взглянуть?

– Я купил его за наличные.

– Хорошо, но, как правило, прежде чем банк выдаст ипотечную закладную, их человечек приезжает осмотреться на месте. Не очень тщательно, просто убедиться, что дом и впрямь стоит там, где должен быть по документам, и все такое.

– И ради этого я ездил в джунгли?

– Да. Некоторые потенциальные, ну, скажем, участники проекта доводят до нашего сведения, что владеют золотом.

– Я не совсем понимаю, что в данном случае означает слово «владеть».

– Я тоже, – сознается Ави. – И ломаю себе голову.

Вот, значит, почему он хмурился в аэропорту.

– Я думал, они просто хотят его продать, – говорит Рэнди.

– Зачем?

Ави разочарованно морщится.

– Ой, Рэнди, по отношению к Маркосам это все полная фигня. Золото, которое тебе показали, – мелочь на карманные расходы по сравнению с тем, что добыл Маркос. Люди, отправившие тебя в джунгли, – шестерки его шестерок.

– Ладно. Считай, что получил сигнал SOS, – говорит Рэнди. – Мы с тобой вроде бы обмениваемся словами, но я понимаю все меньше и меньше.

Ави открывает рот, чтобы ответить, однако тут срабатывает сигнализация автомобиля тотемистов. Не зная, как умилостивить машину, они толпятся вокруг и улыбаются. Ави и Рэнди прибавляют шаг и проходят мимо.

Ави резко тормозит и расправляет плечи, как будто его одернули.

– Кстати о непонимании… Тебе надо связаться с этой девушкой. Ами Шафто.

– Она что, тебе звонила?

– В ходе двадцатиминутного телефонного разговора они с Киа слились в полном экстазе, – говорит Ави.

– Охотно верю.

– Они не просто познакомились. Такое впечатление, что они знали друг друга в прошлой жизни и теперь вновь обрели после долгой разлуки.

– Ага. И что?

– Теперь Киа считает своим священным долгом выступать объединенным фронтом с Америкой Шафто.

– Все сходится, – кивает Рэнди.

– В качестве эмоционального адвоката и защитника Ами Киа довела до моего сведения, что мы, корпорация «Эпифит», должны отнестись к Ами со всем вниманием и заботой.

– И чего Ами хочет?

– Вот это я и спросил, – говорит Ави, – и тут же пожалел о своем вопросе. То, что мы… что ты должен Ами, настолько очевидно, что сама просьба высказать это словами… просто…

– Груба. Нечутка.

– Жестока. Топорна.

– Совершенно прозрачная детская попытка…

– Уйти от ответственности за содеянную подлость.

– Полагаю, Киа закатила глаза. Губы ее скривились.

– Она набрала в грудь воздуха, как будто хотела вправить мне мозги, но потом передумала.

– Не потому, что ты ее начальник. А потому, что ты все равно не поймешь.

– Просто это одна из тех несправедливостей, с которыми вынуждена мириться каждая взрослая женщина…

– Знающая суровую жизнь. Ага, – говорит Рэнди. – Ладно, скажи Киа, что ответчику передали претензии ее клиентки…

– Тебе их передали?

– Хорошо. Мне очень основательно намекнули, что у ее клиентки есть претензии, и дали понять, что ход за мной.

– И мы можем рассчитывать на временную приостановку боевых действий на то время, пока ты готовишь ответ?

– Да.

«Рейнджровер» Ави припаркован в самом дальнем конце последнего этажа парковки. Примерно двадцать пять пустых парковочных мест создают вокруг него буферную зону безопасности. Когда Рэнди и Ави примерно на середине оборонительного рубежа, фары начинают мигать, и слышно, как набирает мощность система сигнализации.

– «Рейнджровер» засек нас доплеровским радиолокатором, – торопливо объясняет Ави.

«Рейнджровер» вещает голосом Гудвина великого и ужасного, возвышенным по уровню децибел до гласа из неопалимой купины:

– Вас заметил Цербер! Пожалуйста, измените курс!

– Не могу поверить, что ты купил такую штуку, – говорит Рэнди.

– Вы нарушили оборонительный рубеж Цербера! Отойдите назад! Отойдите назад! – продолжает «рейнджровер». – Вооруженная опергруппа приведена в боевую готовность!

– Это единственная криптографически надежная система звуковой сигнализации, – говорит Ави, как будто этим все сказано. Он вынимает брелок для ключей, размером, формой и числом кнопок похожий на пульт к телевизору, вводит длинную цепочку цифр и обрывает голос на середине фразы о том, что их записывают на цифровую видеокамеру, работающую в диапазоне, близком к инфракрасному.

– Обычно он так себя не ведет, – говорит Ави. – Я поставил его на максимальную бдительность.

– Чего ты боишься? Что кто то угонит твою машину и страховая компания купит тебе новую?

– Да пусть бы крали. Хуже, если в автомобиль подложат бомбу или, еще хуже, поставят «жучка» и будут слушать все мои разговоры.

Ави везет Рэнди вдоль Разлома Сан Андреас к себе домой, где Рэнди перед отлетом за границу оставляет машину. Жена Ави, Дебора, у гинеколога на плановом осмотре по беременности, дети либо в школе, либо гуляют с тандемом двужильных еврейских нянь. Чтобы работать няней у Ави, нужно иметь душу советского десантника афганца в теле цветущей восемнадцатилетней девушки. Дом полностью отдан детям. Столовая превращена в казарму для нянь с грубо сколоченными деревянными нарами, гостиная заставлена кроватками и пеленальными столами, а в каждом квадратном сантиметре дешевого ворсистого ковра застряли двадцать – тридцать блесток конфетти, извлечь которые при всем желании можно только по одной, путем индивидуальной микрохирургической операции.

Ави потчует Рэнди сандвичем из индюшачьей колбасы с кетчупом. Звонить в Манилу и заглаживать свою неведомую вину рано – там еще ночь. Внизу, в подвальном кабинете Ави, факс шуршит и чирикает, как птица в кофейной банке. На столе разложена ламинированная цэрэушная карта Сьерра Леоне, едва различимая под слоем грязных тарелок, газет, раскрасок и черновых бизнес планов корпорации «Эпифит(2)». На карте в разных местах приклеены бумажки для заметок, на каждой чертежным почерком Ави выведены рапидографом широта и долгота с внушительным количеством значащих цифр и уточнениями, что там произошло, например: «5 женщин, 2 мужчин, 4 детей, зарублены мачете» и номер в базе данных Ави.

По дороге сюда Рэнди периодически отключался, несвоевременный дневной свет резал глаза, но после сандвича его метаболизм начинает приноравливаться к новому режиму. Этим надо пользоваться.

– Ну, я поехал, – говорит он, вставая.

– Какие у тебя планы?

– Сперва на юг. – Рэнди суеверно не желает произносить название места, где прежде жил. – Надеюсь, на день, не больше. Потом меня развезет от смены часовых поясов, и я на полсуток завалюсь где нибудь перед телевизором. Потом поеду на север, в Палус.

Ави поднимает брови.

– Домой?

– Ага.

– Ты о миссионерах?

– Да. Они приехали в Палус обращать кайюсов, великолепных наездников. Намерения были самые лучшие, но они нечаянно заразили индейцев корью. Все племя вымерло.

– Это тоже входит в твой пунктик? Неумышленный геноцид?

– Аномальные случаи особенно важны, поскольку помогают очертить границы.

– Ладно, поищу.

– Можно спросить, зачем ты туда едешь? – говорит Ави. – Семейный визит?

– Бабушка переезжает в дом престарелых. Дети слетелись, чтобы поделить мебель и все такое. Противно, хотя никто не виноват, и сделать это надо.

– Ты будешь участвовать?

– Постараюсь в меру сил уклониться, потому что будет склока. Родственники на много лет перестанут разговаривать друг другом из за того, что кому то не достался мамин алтарь от Гомера Болструда.

– Что за бзик у англосаксов насчет мебели? Можешь объяснить?

– Я еду туда, потому что на фашистской лодке, затонувшей у острова Палаван, была записка со словами: «УОТЕРХАУЗ – ЛАВАНДОВАЯ РОЗА».

Ави озадачен, и Рэнди это приятно. Он идет к машине и едет на юг, вдоль побережья, длинной и красивой дорогой.