Нил Стивенсон Криптономикон. Часть 2

РОЖДЕСТВО 1944 ГО

Гото Денго показал Ина лейтенанту Мори и охранникам, ясно объяснив, что не надо закалывать этого китайца и проворачивать штык в его внутренностях, кроме как по очень серьезной причине, скажем, при подавлении бунта. Качества, столь ценные для Гото Денго, делают Ина наиболее вероятным зачинщиком массового побега.

Как только отбывает генерал со своим адъютантом, Гото Денго разыскивает Ина – тот руководит проходкой диагональной штольни к озеру Ямамото. Ин из тех, кто вдохновляет личным примером; сейчас он работает в забое, до которого надо несколько сот метров ползти на четвереньках. Гото Денго приходится подойти к туннелю со стороны Голгофы и отправить в штольню рабочего. Тот надевает ржавую каску для защиты от падающих с кровли камней и пропадает в темноте.

Ин появляется, черный от каменной пыли, осевшей на потном липе, в красных ссадинах от камней. Несколько минут он методично отхаркивает пыль из легких. Периодически сворачивает язык трубочкой, выстреливает мокротой в стену и внимательно изучает, как она стекает по камню. Гото Денго вежливо ждет. Система китайских медицинских верований наделяет мокроту чрезвычайно большим значением, и работа под землей дает заключенным обильную пищу для разговоров.

– Вентиляция плохая? – спрашивает Гото Денго. В языке шанхайских борделей нет таких специальных терминов, как «вентиляция»; их он узнал от Ина.

Ин кривится.

– Хочу закончить туннель. Не хочу новые вентиляционные шахты. Трата времени.

Чтобы рабочие не задыхались в забое, надо через определенные интервалы проходить вертикальные стволы, соединяющие выработку с поверхностью. Они отняли не меньше труда, чем сама штольня, и рабочие надеялись, что без новых удастся обойтись.

– Далеко еще? – спрашивает Гото Денго, когда у Ина заканчивается новый пароксизм кашля.

Ин задумчиво глядит вверх. План Голгофы запечатлен у него в мозгу лучше, чем у ее проектировщика.

– Пятьдесят метров.

Проектировщик поневоле улыбается.

– И все? Превосходно.

– Теперь мы продвигаемся быстро, – с гордостью говорит Ин, и в свете фонаря на мгновение вспыхивают его зубы. Тут он вспоминает, что всего лишь заключенный в лагере смерти, и прячет улыбку. – Напрямик было бы еще быстрее.

Ин имеет в виду, что диагональ к озеру Ямамото:

на плане проложена так. Но Гото Денго, не меняя чертежей, приказал, чтобы на самом деле ее проходили так:

Перегиб заметно удлинил туннель. Более того, порода скапливается в пологой западной части, и ее приходится выгребать вручную. О перегибе знают лишь сам Гото Денго, Ин и рабочие Ина. Истинное его назначение известно лишь Гото Денго.

– Не надо напрямик. Продолжайте, как я сказал.

– Да.

– Еще одна! Нет… – протестует Ин.

Вентиляционные шахты, показанные на плане, с их жуткими изломами, отняли неимоверное количество сил.

Однако Гото Денго несколько раз приказывал Ину и его команде начинать новые вентиляционные шахты, потом менял решение, и работа оставалась незаконченной.

– Новые вентиляционные шахты будем проходить сверху, – говорит Гото Денго.

– Нет! – Ин в полном недоумении. Безумие пробивать вертикальный ствол сверху вниз и вытаскивать породу наверх. Если делать наоборот, она сама ссыплется вниз, и ее несложно откатить.

– Получите еще помощников. Филиппинских рабочих.

Ин ошеломлен. Он еще больше, чем Гото Денго, отрезан от мира и должен догадываться о ходе войны по мучительно косвенным намекам. Заключенные складывают обрывки сведений в причудливые теории, настолько далекие от истины, что Гото Денго посмеялся бы, если бы сам не был в таком же положении. И он, и капитан Нода узнали, что Макартур высадился на Лейте, а японский флот разгромлен, только от генерала.

Одно Ин и другие рабочие угадали правильно: в Бандоке используют заключенных китайцев, чтобы обеспечить секретность. Если кто то из них сбежит, то окажется на острове, вдали от родины, среди людей, не говорящих на его языке и не питающих к нему особой приязни. То, что пригонят филиппинцев, наводит на размышления. Всю ночь китайцы будут перешептываться и строить догадки.

– Нам не нужны еще рабочие. Мы почти закончили, – говорит Ин. Гордость его снова уязвлена.

Гото Денго указательными пальцами постукивает себя по плечам, подразумевая эполеты. Ину требуется секунда, чтобы понять: речь о генерале. На его лице проступает заговорщицкое выражение. Он подходит на полшага ближе.

– Приказы, – говорит Гото Денго. – Будем бить много вентиляционных шахт.

До прибытия в Бандок Ин не был шахтером, но теперь настоящий горняк и глубоко озадачен. Что немудрено.

– Вентиляционные шахты? Куда?

– Никуда, – говорит Гото Денго.

На лице Ина по прежнему написано непонимание. Он думает, будто Гото Денго из за плохого знания шанхайского что то не так сказал. Но Гото Денго знает: Ин скоро додумается. Как нибудь ночью, в то тревожное время, которое всегда предшествует сну.

Тогда он поднимет мятеж. Люди лейтенанта Мори будут готовы: откроют огонь из минометов, взорвут мины, прочешут автоматными очередями тщательно спланированные сектора обстрела. Никто из рабочих не уцелеет.

Гото Денго этого не хочет. Он хлопает Ина по плечу.

– Я дам тебе указания. Мы сделаем особую шахту.

С этими словами Гото Денго поворачивается и уходит; на нем еще маркшейдерские работы. Он знает: Ин успеет все вовремя сопоставить и спасти им жизнь.
Прибывают филиппинские заключенные. Колонны превратились в нестройные вереницы, люди волочат сбитые ноги, оставляя на дороге липкие красные следы. Японские солдаты, которые гонят их пинками и штыками, выглядят ненамного лучше. Гото Денго понимает, что заключенных гнали два дня без остановки, с тех самых пор, как получили приказ. Генерал обещал пятьсот новых работников. Дошло меньше трехсот. На носилках никого не тащат – статистический нонсенс, учитывая их среднее физическое состояние. Понятно, что остальные двести обессилели по дороге и их добили на месте.

Бандок исключительно щедро снабжается горючим и провиантом. Гото Денго приказывает, чтобы заключенных и конвоиров одинаково хорошо покормили, и дает им день отдыха.

Потом отправляет на работу. Он уже давно руководит людьми, поэтому с ходу отбирает лучших. Среди новоприбывших есть некий Родольфо – беззубый, пучеглазый, седой, с большим жировиком на щеке. У него непомерно длинные руки с кистями, как абордажные крючья, и растопыренные пальцы на ногах, как у дикарей, с которыми Гото Денго жил на Новой Гвинее. Невозможно сказать, какого цвета у него глаза – они словно составлены из осколков чужих глаз, спеченных вместе серых, синих и карих искр. Родольфо стесняется отсутствия зубов; говоря, он всегда прикрывает ладонью рот. Как только подходит Гото Денго или еще кто нибудь из начальства, молодые филиппинцы, словно по команде, отводят глаза и смотрят на Родольфо – тот выступает вперед, прикрывается ладонью и устремляет на посетителя свой странный, нервирующий взгляд.

– Разбейте людей на шесть бригад, присвойте им названия и назначьте старших. Каждый должен знать название своей бригады и фамилию бригадира, – довольно громко говорит Гото Денго. По крайней мере часть других филиппинцев наверняка понимают по английски. Потом подается ближе и понижает голос: – Несколько самых лучших и сильных оставь себе.

Родольфо моргает, застывает по военному, убирает руку ото рта и отдает честь. Корявая лапища, как навес, отбрасывает тень на лицо и грудь. Видно, что козырять он научился у американцев. Поворачивается кругом.

– Родольфо.

Родольфо оборачивается с такой досадой, что Гото Денго еле сдерживает смех.

– Макартур на Лейте.

Грудь у Родольфо раздувается, как аэростат, он вырастает на три дюйма, но выражение лица не меняется.

Весть молнией разносится по филиппинскому лагерю. Тактика достигает цели: филиппинцам снова есть ради чего жить; в них просыпаются энтузиазм и энергия.

На повозках, запряженных буйволами, прибывают изношенные перфораторы и компрессоры, надо полагать, с другого такого же участка на Лусоне. Филиппинцы – специалисты по внутреннему сгоранию – раскурочивают часть компрессоров, чтобы починить остальные. Перфораторы раздают по бригадам. Филиппинцы поднимаются на водоразделы и начинают проходить «вентиляционные шахты»; китайцы тем временем заканчивают комплекс Голгофы.

Повозки попросту реквизировали на дороге вместе с погонщиками – по большей части крестьянами, которых забрили прямо на месте. Разумеется, домой их не отпускают. Самых слабых буйволов забивают на мясо, тех, что посильнее, отправляют вывозить пустую породу, погонщиков присоединяют к рабочим. Среди них есть парнишка по имени Хуан, круглолицый, с явной примесью китайской крови. Он одинаково хорошо говорит на английском, тагальском и кантонском. С Ином и другими китайцами он объясняется на своего рода пиджине, часто рисуя иероглифы пальцем на ладони. Хуан маленький, жилистый и прыткий. Гото Денго решает, что это может пригодиться впоследствии, и отбирает его в особую команду.

Зацементированное устье штольни на дне озера Ямамото надо осмотреть. Гото Денго спрашивает у Родольфо, нет ли среди филиппинцев бывших ловцов жемчуга. Довольно быстро отыскивается тощий, хлипкого вида палаванец по имени Августин. Он ослабел от дизентерии, но при виде воды как будто оживает. После двух дней отдыха он легко спускается на дно озера Ямамото. Его Родольфо тоже берет в свою команду.

Инструмента и шахт на всех филиппинцев не хватает, поэтому они часто сменяются, и работа продвигается быстро. И вот однажды, в два часа ночи, джунгли оглашаются непривычным звуком. Он доносится из низин, где река Тодзио петляет среди рисовых полей и плантаций сахарного тростника.

Это звук моторов. Множества моторов. Японцы несколько месяцев сидят без горючего, и первая мысль Гото Денго, что это Макартур.

Он торопливо натягивает форму и вместе с другими офицерами выбегает к главным воротам Бандока. Здесь выстроилась очередь из десятков грузовиков и нескольких легковых автомобилей, моторы работают, фары выключены. Гото Денго слышит японскую речь и падает духом. Он уже давно не стыдится, что ждет генерала Дугласа Макартура как избавителя.

В грузовиках приехали солдаты. Когда встает солнце, Гото Денго предстает новое и необычное зрелище: свежие, здоровые, сытые японцы. Они вооружены автоматами и похожи на японских солдат в 37 м, во время победного шествия по Северному Китаю. Гото Денго чувствует странную ностальгию по времени, когда впереди не маячило неминуемое поражение и чудовищный крах. В горле встает комок, в носу щиплет.

И тут же он отбрасывает эти мысли, вспомнив, что великий день все таки наступил. У той его части, которая по прежнему верна Императору, есть долг: разместить жизненно важные военные припасы в большой камере Голгофы. Той части, которая уже не верна Императору, тоже многое предстоит сделать.

На войне, сколько ни планируй, ни готовься, ни отрабатывай на учениях, когда наступает великий день, все неизбежно идет наперекосяк. Сегодня не исключение. Однако через несколько часов неразберихи все налаживается, люди усваивают свои роли. Самые большие грузовики не могут пройти по дороге, которую Гото Денго построил в русле реки Тодзио, но два маленьких проезжают. Они становятся челноками. Большие грузовики подъезжают, один за другим, к сооруженному несколько месяцев назад мощному оборонительному периметру – надежно укрытому от самолетов разведчиков Макартура. Филиппинцы облепляют их и разгружают ящики – маленькие, явно очень тяжелые. Тем временем грузовички поменьше курсируют по реке Тодзио к устью Голгофы: там ящики перегружают в вагонетки и закатывают в главную камеру. По указанию сверху каждый двадцатый ящик Гото Денго отправляет в ложную камеру. Дальше разгрузка идет сама собой, и Гото Денго большую часть времени присматривает за последними стадиями работ. Новые вентиляционные шахты продвигаются по графику, их можно инспектировать раз в день. Диагональную штольню теперь отделяют от озера Ямамото всего несколько метров. Грунтовые воды сочатся в Голгофу сквозь мелкие трещинки в породе и стекают в зумпф, который дренируется в реку Тодзио. Еще несколько метров, и они соединятся с коротким туннелем, который Ин и его люди пробили несколько месяцев назад из того места, где теперь дно озера Ямамото.

Ин теперь занят на других работах. Они с Родольфо и спецкомандой заканчивают последние приготовления: бьют выработку с вершины водораздела. Она выглядит в точности как очередная вентиляционная шахта.

Гото Денго совершенно потерял счет дням, однако через четыре дня после прибытия грузовиков он получает намек. За вечерним рисом филиппинские рабочие внезапно затягивают песню. Гото Денго узнает мелодию: как то ее пели американские морские пехотинцы в Шанхае.
Что за младенец

Тихо спит

В объятьях у Марии?
Филиппинцы поют эту и другие песни на английском, испанском и латыни весь вечер. Когда они прочистят легкие, то поют исключительно красиво на два или на три голоса. Поначалу солдаты лейтенанта Мори нервничают, думая, что это сигнал к массовым беспорядкам. Гото Денго не хочет, чтобы перебили его рабочих, и объясняет, что это религиозное – мирный праздник.

В ту ночь приезжает еще один караван грузовиков. Заключенных будят и отправляют на разгрузку. Они работают весело, поют рождественские гимны и шутят насчет Санта Клауса.

Разгрузка продолжается всю ночь и утром после рассвета. Никто в лагере не спит. Впрочем, Бандок и так постепенно переходит на ночной график, чтобы меньше было видно с самолетов разведчиков. Гото Денго как раз думает, не прикорнуть ли на часок, когда со стороны реки Тодзио доносится треск. Патронов мало, он давно не слышал этого звука и с трудом понимает, что стреляют из «намбу».

Гото вспрыгивает на подножку грузовика и велит водителю ехать вверх. Стрельба смолкает так же внезапно, как началась. Река под лысыми шинами грузовика стала красной и мутной.

Примерно два десятка тел лежат в реке перед устьем Голгофы. Японские солдаты стоят по щиколотку в красной воде. В руках у них автоматы. Сержант обходит лежащих филиппинцев добивая штыком тех, кто еще шевелится.

– Что происходит? – спрашивает Гото Денго. Никто не отвечает. Впрочем, в него не стреляют; значит, он может выяснить сам.

Заключенные разгружали грузовичок – он по прежнему стоит перед устьем штольни. Под задним откидным бортом лежит ящик. Видимо, его уронили, он раскололся под весом содержимого, и оно рассыпалось по конгломерату из речных камней, цемента и отвала штольни, слагающих здесь ложе реки.

Гото Денго подходит, плеща по воде. Всё перед глазами, но он почему то не может впитать увиденное, пока не пощупает руками. Он нагибается, обхватывает пальцами холодный брусок и вынимает его из воды. Это блестящий слиток желтого металла, необычайно тяжелый, с вдавленным клеймом: «БАНК СИНГАПУРА».

Сзади раздается шум. Сержант стоит на изготовку, двое солдат вытаскивают из кабины филиппинца, который привез Гото Денго. Спокойно – почти скучающе – сержант закалывает водителя, и солдаты бросают его в красную воду. «Веселого Рождества», – шутит один солдат. Все смеются, за исключением Гото Денго.