Общий курс Культура. Речь. Коммуникация

Обязательная:

Коммуникация как обмен информацией, позволяющий сократить затраты энергии, как фактор культуры, цивилизации нравов, гуманизации. Опасности коммуникации: проницаемость человеческой жизни для шпионажа и контроля, страх открывать себя.

Семиотическое понятие кода. Система кодов как парадигматических возможностей воздействия и реакции. Коммуникация без знаков и знаки без коммуникации. Примеры незнаковой коммуникации: в природе – в генетическом коде, обеспечивающем стабильность видовой идентичности и возможность эволюции; коммуникация посредством сигналов (отсутствие знака как такового – чтобы был знак, необходим смысл).

Знаковая деятельность без коммуникации в теории «уликовой парадигмы» К. Гинзбурга (охотник, сыщик, врач-диагност – чтение следов, улик, симптомов – мелких, случайных, бросовых знаков-признаков, которые не связаны с кодом, никем не отправлены). Влюбленный, читающий невольные знаки, подаваемые любимым человеком (Р. Барт), гадатель, толкующий приметы, как примеры знаковой деятельности без коммуникации. Познавательное применение знаков (не для внешней коммуникации, а для запоминания, архивирования накопленных идей). Коммуникативное происхождение знаков (возникают из обмена информацией) и их когнитивная функция (служат для познания).

Знаки индивидуального опыта (окказиональные знаки) и знаки институциональные (опора на конвенцию, включение в полную систему коммуникации). Филологическая текстология как пример деятельности, опирающейся на знаки индивидуального опыта (ошибки и расхождения в текстах, подвергаемые интерпретации подобно симптомам или уликам), но в итоге вырабатывающей институциональные знаки – каноническую версию классического текста.

Тема 2. Знак и его структурное понимание.

Классификация знаков по Ч.С. Пирсу (индексы, иконические знаки, символы). Индексы и иконические знаки как «не-совсем-знаки», которые становятся знаками лишь постольку, поскольку кодифицируются в символических системах: к их «естественному» значению, объяснимому причинностью или сходством, прибавляется более или менее сложное условное значение.

Элементарное определение знака «aliquid pro aliquo» (работает для знаков индивидуального опыта, но не для сложных институциональных знаков). Треугольник Фреге. Разнородность элементов знака в таком определении: означающее и референт как материально-чувственная сторона знака, означаемое – интеллектуальная сторона. Смысл как чисто интеллектуальный объект социально-культурного происхождения. Референт как экстенсиональный объем выражаемого понятия, означаемое как интенсиональное содержание. Знаки-десигнаторы: объем выражаемого ими понятия определен точнее, чем его содержание (коммерческие бренды, названия политических партий и т.д.). Имя собственное как пример знака-десигнатора. Знак по Г.Фреге как отдельный, внесистемный знак: социально учрежденный, но несоотносимый с другими знаками.

Главные идеи общей лингвистики Ф. де Соссюра. Взгляд на знак как на элемент системы (кода) – необходимость различения, соотнесения знаков; учета их взаимных отношений, стандартизации. Двухчастная структура знака: означающее и означаемое как абстрактные ментальные образы, не полностью воспроизводящие объект, упрощающие его до отдельных признаков. Независимость знака от референта. Свобода творчества знаковой системы по отношению к миру (сама задает понятийную сетку, с помощью которой расчленяется и понимается реальный мир). «Нематериальность» элементов языка как поле для умственных манипуляций, для выработки правил и новых систем. Преимущество соссюровской модели знака – в возможности структурного понимания языка и других знаковых систем. Дематериализация знака после Соссюра как революция в семиотике, сделавшая ее одной из ведущих гуманитарных наук.

Новый взгляд на проблему произвольности знака в структурной семиотике (Э. Бенвенист): невозможность произвольного обращения с существующими знаками; их значение устанавливается правилами системы, но внутренняя структура ничем не мотивируется, кроме конвенции.

Парадигматические и синтагматические операции (селекция и комбинация) в языке и в неязыковых знаковых системах – основные операции, с помощью которых из знаков составляются сообщения. Линейное означающее в естественном языке и его отсутствие в других знаковых системах (как пример: костюм – знаковый объект, в парадигму входят, например, все головные уборы, которые не могут присутствовать одновременно в одном костюме, необходимость выбора одного из них, этот выбор часто социально и культурно значим; синтагма – сочетание элементов, соприсутствующих в одном костюме, причем в данном случае синтагма не имеет линейного характера). Три структурные составляющие знаковой матрицы (на примере модной одежды) в определении Р. Барта: объект – целостный предмет одежды; суппорт – повышенно значимая деталь этого объекта – и вариант как признак суппорта, обеспечивающий «модность» всего предмета. Отсюда точки повышенной знаковости – способ обозначения (прямого или косвенного) и осмысления объектов неоднородного знакового мира. Точечные знаки как показатель тотальной значимости мира, пример экономии энергии и абстракции знаковой системы.

Взгляд на коннотацию как на важнейший процесс, обеспечивающий «конкуренцию» и взаимодействие разнородных и даже несовместимых семиотических систем (кодов) в знаковой деятельности человека.

Определение коннотации у Дж. Стюарта Милля (используется у У. Эко), основанное на трехчастном понимании знака (знак-объект, референт и означаемое): денотация – экстенсиональное значение знака, коннотация – его интенсиональное значение. Определение коннотации как качества выразительности (О.С. Ахманова). Определение коннотации на основе двухчастного понимания знака как одного из двух вторичных процессов смыслообразования, связанных с взаимоналожением плана выражения и плана содержания (Л. Ельмслев-Р. Барт): первичный знак становится либо содержанием для вторичного знака (метаязык), либо его выражением (коннотация). Понятие метаязыка как знаковой системы, планом содержания которой служит другая знаковая система (любая наука о знаковых явлениях: лингвистика, литературоведение, интеллектуальная история и т.д. – пример метаязыка). Виды метаязыковых процессов: комментарий, интерпретация, структурный анализ. Метаязык и перевод [см. тж. о переводе: В.В. Красных, раздел IV. 4 настоящего курса. Понятие коннотации как знаковой системы, для которой другая знаковая система служит предметом выражения (ср.: «Это невозможно» и «Это не представляется возможным»: денотативное значение двух фраз одинаково, но вторая фраза обладает дополнительной коннотацией, указывающей на то, что сообщение исходит от бюрократической власти) [см. тж. о коннотации: В.В. Красных, раздел IV. 2 настоящего курса].

Связь коннотации с логико-философским понятием экземплификации (Н. Гудмен). Экземплифицирующие функции знака – смысловые (слово как «единица русского языка», «пример молодежного сленга» и др.) и несмысловые (слово как «пример короткого слова», «пример знака-символа» и т.д.). Экземплификация как потенциальная коннотация. Коннотация и полисемия. Немотивированность знака, отсутствие закономерной связи между означающим и означаемым (коннотация) / относительно закономерная выводимость одного значения слова из другого путем метонимических или метафорических подстановок (полисемия). Приписывание культурой старым объектам и знакам новых значений как следствие свободных процессов коннотации. Творчество в поэзии, ложь и манипуляции в идеологии.

Денотация и коннотация в иконических знаках. Коннотаторы как элементы денотативного сообщения, становящиеся носителями сообщения коннотативного. Риторика визуального образа: на первичном уровне – непрерывная визуальная синтагма с плотно прилегающими друг к другу элементами; на вторичном уровне – дискретная система, элементы которой оторваны друг от друга. «Система коннотативного сообщения «натурализуется» [...] с помощью синтагмы денотативного сообщения» (Р. Барт). Трансмедийные преобразования как коммуникативная и творческая деятельность.

Роль коннотации в формировании социальных представлений. Актуальность и социальная действенность коннотативных значений в установлении отношений власти. Идеология как недоказуемая и закономерно ложная система представлений, обусловленная социальными интересами какой-либо группы (К. Маркс), ее опора на коннотативные процессы. Семиотика как искусство демистификации, разоблачения неявных смыслов, навязываемых обществом, искусство критики идеологии) [см. тж. об идеологии: Т.Д. Венедиктова, раздел III. 2 настоящего курса].

Специфика естественного языка по сравнению с другими знаковыми системами. Естественный язык: материальный носитель отчетливо внеположен значению, поскольку варьируется (устная речь, письменность, разные системы записи – рукописное письмо, печатный текст и т. д.), вынесен за скобки знакового процесса, несуществен для образования смысла. Отсюда возможность мыслить языковой знак по Соссюру – как сочетание чисто ментальных объектов. Высокая степень избыточности естественного языка, защищающая его от случайных ошибок и позволяющая его использование вне практических целей, для создания эстетических эффектов речи (варьирование в нем стилей, игра нюансами и фигурами речи как следствие богатой синонимии и омонимии, а отсюда – возможность вводить в речь шутки, остроты, каламбуры и др.). Другие знаковые системы (например, живопись): код неотъемлем от своего материального носителя, что связано с автографическим характером произведения.

Двухуровневое построение (двойное членение) речи: уровень смысловых единиц (морфемы, слова, синтаксические конструкции) и уровень смыслоразличительных единиц (фонемы, звуки, буквы). Возможность варьирования смыслоразличительных единиц в рамках одной смысловой (произношение слова с акцентом, диалектными или иными вариантами, замена одних звуков или фонем другими без изменения денотативного смысла и т. п.).

Двойное членение и двойной процесс означивания (Э. Бенвенист) [см. тж. о двух этапах языкового семиозиса: Д.Б. Гудков, раздел I. 1 настоящего курса]. Два способа означивания, создания и восприятия смысла в естественном языке – семиотический (в его основе опознание – идентификация заранее известных, образующих закрытый набор элементов) и семантический (в основе понимание – операция с новым уникальным объектом, который подлежит анализу и синтезу). Семиотическое означивание как опознание отдельных знаков и дифференциальных единиц и семантическое означивание как понимание целостных высказываний. Шифтеры как механизм, связывающий смысл высказывания с актом высказывания (например: «ты», «сейчас», «иди сюда», смысл которых прямо отсылает к актуальному моменту высказывания). Двойное означивание и цитирование, моделирование в языке чужого голоса. Перформативное высказывание в речи (характеризуется не истинностью, а эффективностью) и «симулированные» речевые акты в литературе [см. тж. о перформативном высказывании: Д.Б. Гудков, раздел I. 4, Т.Д. Венедиктова, раздел III. 4 настоящего курса].

Взгляд на язык как на привилегированную знаковую систему, от которой производны все неязыковые семиотические системы. Семиотика в концепциях Барта (часть лингвистики) и Соссюра (наука, охватывающая лингвистику).

Возможности эстетического, художественного использования языка: особое соотношение сообщения и кода. Функции высказывания, соответствующие его шести составным частям: адресанту (экспрессивная функция), адресату (конативная), контакту (фатическая), коду (метаязыковая), контексту (референциальная), сообщению (поэтическая). (Р.О. Якобсон, «Лингвистика и поэтика»). Направленность поэтической функции на форму сообщения, а не на его содержание.

Два взаимодополнительных способа коммуникации в культуре (Ю.М. Лотман, «О двух моделях коммуникации в системе культуры»): внешняя коммуникация (передача своего сообщения другому лицу) и автокоммуникация – передача своего сообщения самому себе (дневник, твержение молитв, заклинаний, стихов, пение заученных песен, перечитывание уже известных текстов и т. д.). Информационная сложность и насыщенность автокоммуникации в поэтической речи: повторы одних и тех же текстов (при внешней коммуникации подобные повторы считаются недостатком, «шумом»); усложнение кода; наращивание смысла за счет знания о коде; новые смысловые ассоциации, не совпадающие с предыдущим чтением; повышение способности языка создавать новые смыслы.

Два типа культур: ориентация одних на торопливое одноразовое чтение бросовых текстов (массовая культура), других на перечитывание (переписывание, комментирование) одних и тех же текстов – классических, священных. Возможность соприсутствия данных механизмов в одной культуре как экстенсивного и интенсивного способов накопления знаний [см. тж. о массовой / «серьезной» литературе: Т.Д. Венедиктова, раздел III. 7 настоящего курса]. Роль поэтической функции в создании семиотической модели художественной литературы.

Многокодовая структура повествовательного текста. Стандартные коды текста по Р. Барту: код действия, код характеров, код загадки, код культуры, символический код. Код и социальные субкоды (как пример: код характеров – грубые маски, как в античном театре – психологические выкладки в прозе XIX века, «диалектика души», описание сложных нюансов, переливов чувств).

Соотношение между кодами как проявление многоязычия текста. Интертекстуальные отношения. Прием «геральдической конструкции» (mise en abîme): включение целиком одного сообщения в другое (как примеры: герой романа сам пишет роман (А. Жид), в пространство изображения включаются другие изображения или процесс их изготовления – картина с художником, рисующим картину; сцены киносъемок в кинофильме). Текст в тексте: повышение меры условности (Ю.М. Лотман, «Текст в тексте»). Первичный («заемный») и вторичный тексты: опознавание и понимание.

Границы интертекстуальности. Открытый семиозис: каждый элемент текста в интертекстуальной ситуации; «растворение» референта текста; игра означающих, отражающихся друг в друге; утрата однозначности структуры, варьирование структур одной в другой при новых прочтениях, зависимость их толкования от произвола читателя. Открытый семиозис как безграничность знаковых возможностей литературы и культуры.

Семиозис и мимесис (дистантные и произвольные знаковые отношения / близкие и основанные на сходстве отношения миметические). Мимесис как подражательная деятельность, не опосредованная знаками, аналогическое соответствие между предметами или поступками. Возможности замены семиозиса мимесисом в знаковой деятельности (отражение в зеркале, актерская игра, фотография). Искусственный «эффект реальности» (Барт) в литературе: мимесис как иллюзия – «чисто материальная» вещь в одном ряду с вещами знаковыми становится тоже значащей, ее коннотативным смыслом становится «реальность» как понятие. Предел семиотичности – присутствие человеческого тела, задающего прямое телесное подражание (например: движение текста развивается как телесный или речевой жест – «Шинель» Н.В. Гоголя и статья о ней Б.М. Эйхенбаума).

Литература

1960-е годы: «парадигмальный сдвиг» в гуманитарном знании, связанный внутренне с преобразованием общества и культуры. Проблематизация процессов, явлений, беспроблемных с точки зрения «нормальной науки» (Т. Кун).

Деятельность и преобразующее социальное действие как ключевые понятия. Формирование конструкционистской парадигмы в полемике с «эссенциализмом» и «примордиализмом». Представления об «истине» и «реальности» как продуктах социальной интеракции и исторически складывающегося консенсуса. В зоне пристального внимания – «социальное априори» (Г. Зиммель), «историческое априори» (М. Фуко) – доопытный, предпосылочный, устойчивый, но и открытый изменениям корпус представлений. Он воплощен в «обобществленных» структурах речи и слабо осознаваем на уровне «здравого смысла», способен служить человеку-деятелю и опорой, и клеткой. Отсюда необходимость изучения познавательных, речевых и социальных практик во взаимообусловленном единстве.

Репрезентация: внутренне сложный, драматический, творческий акт. Модель репрезентации: ось означивания и ось коммуникации, на пересечении которых возникает потенциально конфликтное единство социальной конвенции и перформативного речевого действия (С. Холл).

Дискурс: система репрезентации, последовательно понятая как практика, реализуемая в социокультурном, историческом контексте и с ним неразделимая. Понятия эпистемы, дискурсной формации и дискурсной практики, вводимые М. Фуко (1926 – 1984). «Слова и вещи» (1966); «Археология знания» (1969). «Археологический», «генеалогический» модус гуманитарного исследования: специфические требования к аналитической работе и возможности, при этом открывающиеся [см. тж. о дискурсе: Д.Б. Гудков, раздел I. 4, В.В. Красных, раздел IV. 6 настоящего курса].

Развитие теории дискурса и дискурсных исследований в 1970-90-х годах – контактность и активное обновление дисциплинарных парадигм в гуманитарной сфере. Границы социальных, дискурсивных и текстовых практик как «привилегированные» зоны анализа (схема Н. Фэркло). Понятие социального института как места трансляции, воспроизводства, стабилизации дискурса. Актуальность стратегий дискурсного анализа в современной социальной и культурной среде, пронизанной процессами обмена, медиализации и виртуализации.

Власть как символическая, семиотическая практика – способ организации социальных отношений и социального действия. Репрессивная и «разрешающая», направляющая сила власти. М. Фуко о насущности изучения дисциплинарных микропрактик, способов их интериоризации индивидом. «Паноптикон» И. Бентама: всевидящее око, всеслышащее ухо как модель отправления власти.

Режим истины как режим власти. Идеология как система представлений, управляющая социальным бытием, – тем лучше, чем меньше она осознается [см. тж. об идеологии: С.Н. Зенкин, раздел II. 3 настоящего курса]. Понятие «гегемония» по А. Грамши, его родственность «истинам», производимым в режиме здравого смысла, и концепту социального мифа (Р. Барт). Л. Альтюссер о механизме интерпелляции. Институциональная власть и сила повтора: по ходу многократно воспроизводимых социально-коммуникативных действий значения обретают устойчивость и становятся неотличимы от «мира-действительности».

Возможности критического отношения к идеологии и монопольному диктату власти. Дискурс по Ю. Хабермасу. между утопией и конкретными практиками преобразования общества.

Модель субъекта как стабильной, автономной, целостной личности-«сущности» и ее проблематизация - децентрация, расщепление - в постмодерне. Субъект как суверен и подданный, становящийся и меняющийся (меняющий себя) во взаимодействии с системой социальных отношений. М. Пеше о связи языка, идеологии и субъекта в дискурсе. Основа единства дискурсной формации – субъектная позиция, из которой производится и которую (вос)производит дискурс.

Идентификация как процесс принуждения и выбора, потенциально творческого маневра. Дж. Батлер о дискурсном конструировании современных идентичностей (self-fashioning). Различие между традиционной (статусной) идентичностью и идентификацией через желание, волеизъявление. Проблема «обобществленности», подражательности индивидуального желания. Тексты желания и механизм современной рекламы. Конструирование виртуальных идентичностей, их «сетевая» жизнь и использование в медиа.

Споры вокруг определения «сущности» литературы: хорошо написанные тексты? вымышленные тексты? отличающиеся особым («непереходным», на себя направленным) словоупотреблением? Альтернативная постановка вопроса: когда и как текст «становится» литературой, начинает восприниматься и функционировать в качестве таковой? каковы социально-культурные, антропологические функции литературы?

Литература как институт современной культуры: его становление, особенности и нынешнее состояние. Сложная опосредованность отношений писателей и читателей, конвенции их коммуникативного поведения, сложившиеся и меняющиеся.

Литература как дискурс, произведение как развернутое перформативное высказывание, не так отсылающее к реальности-референту, как создающее реальность условную, пластичную, открытую интерпретации [см. тж. о перформативном высказывании: Д.Б. Гудков, раздел I. 4, С.Н. Зенкин, раздел II. 4 настоящего курса]. Литература как специфический опыт - «медиум» воображения, экспериментальная площадка, где «репетируются» и рефлексируются актуальные дискурсивные практики.

От «литературоцентризма» культуры – к актуальному процессу ее «текстуализации» и «панэстетизации». Необходимость, но и рискованность распространения литературных методов анализа на изучение широкого спектра культурных и социальных явлений и процессов.

Тема 5. Социокультурное измерение письма. Автор и функции авторства.

«Граммацентризм» европейской культуры. Письмо как технология и мифология современного общества, связь с природой субъективности, социального опосредования, отчуждения и власти. Критика Ж. Деррида «логоцентристской» иллюзии и проблематизация письма как продуктивной нетождественности означающего и означаемого, неотлучимой от знаковой репрезентации как таковой.

Идеологичность и историчность категорий автора и авторства, возможность и необходимость их дискурсного анализа. Р. Барт, Смерть автора (1968). М. Фуко, Что такое автор? (1969).

Проблематизация и размывание категории индивидуального авторства в применении к современному «медийному» тексту. Сдвиг теоретического интереса от (авторского) производства к читательскому восприятию/потреблению.

История чтения как культурной практики. «Революция молчания» в античности и Средневековье (от чтения вслух к чтению про себя), приватизация читательского опыта. Дальнейшее расширение доступа к тексту, «читательская революция» XVIII века. Озабоченность «библиоманией» и норма чтения, насаждаемая школой. Проблематика «вторичной неграмотности» и «массового» чтения в век медиа.

Чтение как социально обусловленная и социализирующая деятельность. Социология, психология, «политика» акта чтения – сочетание в нем дисциплины и вольности (М. де Серто), когнитивных и эстетических аспектов. Чтение-удовольствие (по Р. Барту): гиперопределенность, вариативность, «терапевтический» эффект и желание повтора. Чтение-наслаждение как воззвание к пересозданию смысла.

У. Эко о «пористой» природе художественного текста и творческой активности читательского выбора. В. Изер: понятия «виртуального текста» и «имплицитного читателя», смысловая неопределенность как ценность. «Аффективная стилистика» Ст. Фиша как версия неопрагматистской эстетики. Движение гуманитарной мысли от рецептивной эстетики к литературной антропологии.

Тема 7. Культурная ценность как дискурсный конструкт. Филология как дискурсное поле.

Ценность как предмет производства в культуре. Оценивающие дискурсы. Современная проблематизация привилегий эстетического на примере литературы. Дискуссия вокруг классики и канона. Популярная и массовая («низкая», малоценная) словесность как альтернативный («серьезной литературе») предмет исследовательского внимания [см. тж. о двух типах культур: С.Н. Зенкин, раздел II. 4 настоящего курса]. Практики чтения и письма – предмет теоретической рефлексии и переосмысления в контексте «медиализации» культуры.

Литература