Преподобный иеросхимонах Анатолий старший (Зерцалов)

Преподобный иеросхимонах Анатолий старший (Зерцалов)

Преподобный Анатолий (Алексей Моисеевич Копьев-Зерцалов) родился 24 марта 1824 года в селе Бобыли Калужской губернии Боровского уезда в семье диакона и в Святом Крещении был назван Алексеем, в честь святого Алексия человека Божия. Родители воспитывали сына в строгости и благочестии, надеясь, что со временем он выберет путь служения Богу.

Мальчик рос тихим и кротким, горячо любил своих родителей, особенно мать, а родители с ранних лет учили его преданности воле Божией. С 5 лет Алексея стали обучать грамоте. Под руководством отца он освоил азбуку, Часослов и Псалтирь. Отец-диакон хотел, чтобы его сын пел и читал на клиросе, но слишком слабый голос мальчика препятствовал этому. В 8 лет он был определен в Боровское Духовное училище, а через 4 года — в Калужскую Духовную Семинарию. Учился он хорошо, старательно и закончил учебу третьим учеником; в Семинарии ему дали новую фамилию — Зерцалов. Желание его родителей, чтобы их сын стал монахом, стало теперь и его личным желанием. Тяга к монашеству была так сильна у юноши, что он не раз собирался тайно уйти к пустынножителям в брянские леса.

Алексей поступил на службу в Казенную палату, начав жить на собственное жалованье, и здесь за свое благонравие и аккуратность по службе был также любим начальством. Неожиданно он вместе с двумя товарищами заболел чахоткой. Поскольку в те времена она считалась болезнью неизлечимой, то врачи не видели никакой надежды на выздоровление. Тогда Алексей дал обет Богу: в случае своего выздоровления, не откладывая, идти в монастырь. Товарищи его скоро умерли, а Алексей стал поправляться.

В 1853 году Алексей был принят в число братии Оптиной пустыни, будучи 23 лет от роду, а старец Макарий сказал матери будущего инока: "Благословенна ты, добрая женщина, на такой хороший путь отпустила сына!".

Алексей всей душой отдался под духовное руководительство преподобного Макария, который воспитывал его с особенной любовью. Старец вел Алексея суровой тропой иноческого подвига, не отнимая от него множество скорбей и искушений, выпавших на долю юного подвижника. Эти скорби создавали в усердном ученике старца доброе иноческое устроение и закаляли его дух в терпении.

С первых лет пребывания в обители его жизнь была посвящена служению ближним. Когда он работал на кухне, у него не оставалось времени даже на сон, да и спал-то он здесь же, на дровах; а для уединенной молитвы он уходил далеко в лес. Внизу башни, где он жил в первое время, кололи дрова, и постоянные головные боли от стука топоров и недосыпания мучили юного послушника. Часто переводили Алексея из келлии в келлию, тем самым также испытывая его терпение. В тиши монашеской обители среди трудов, чтения святоотеческих творений и откровения помыслов перед старцем зачиналась и развивалась та духовная опытность, которая впоследствии поставила его рядом с великими Оптинскими старцами. Преподобный Макарий, видя в нем особенное расположение к молитвенному подвигу, сам стал обучать молодого инока молитве Иисусовой, однако за своей занятостью благословил Алексея кроме него обращаться за духовным наставлением и к преподобному Амвросию.

Когда скончался старец Макарий (1860), Алексей горько оплакивал своего авву, но большим утешением в этой утрате было то, что у него остался другой наставник, отец Амвросий, с которым его еще более сблизило общее горе. Впоследствии отец Анатолий сам рассказывал о своих чувствах, которые он испытал при кончине старца Макария: "Как я чувствовал эту потерю, я не могу даже выразить, но вместе с тем, у меня на душе была Пасха — я боялся на минуту отойти от гроба и потерять свое радостное настроение, я ощущал сильное благоухание, и это очень утешало меня, грешного".

В 1862 году послушник Алексей Зерцалов был пострижен в мантию с именем Анатолий. В 1866 году он был посвящен в сан иеродиакона. В 1870 году рукоположен в сан иеромонаха, а уже в следующем году был назначен настоятелем Спасо-Орловского монастыря с возведением в сан архимандрита. Но любовь к родной Оптиной и старцу Амвросию заставила его отказаться от почетного назначения.

Со временем преподобный Амвросий стал посылать отца Анатолия в гостиницу для паломников утешать скорбящих, а когда счел его вполне созревшим для наставления других, то стал постепенно вводить его в старческий труд, готовя себе ближайшего сотрудника и помощника.

Преподобные старцы, оказывая особенную любовь и заботу об отце Анатолии, вели его суровой тропой иноческого подвига, и много пришлось ему перенести скорбей и тягостей пустынного жития. Старцы же не отнимали от него этих скорбей, а напротив, обогащали ими с благой целью создать в нем доброе иноческое устроение и закалить его дух в терпении.

Так, однажды в Оптину пустынь приехал Преосвященный Игнатий (Брянчанинов) и пожелал видеть и беседовать с тем из иноков, который опытно проходит святоотеческое учение об умной молитве. Ему указали на отца Анатолия, бывшего в то время иеродиаконом. Епископ дважды посылал за ним, но смиренный инок не спешил на зов. Наконец Преосвященный, встретившись с отцом Анатолием, заметил ему, что он удивлен тем, что в Оптиной есть такие гордые монахи. Тогда отец Анатолий спросил у старца, который сейчас же велел ему идти.

Преосвященный принял его очень ласково, и они долго беседовали о разных духовных предметах. Прощаясь, Преосвященный сказал ему, что очень рад встретить такого образованного инока: и знакомого со светскими науками, и опытного в предметах духовных.

Возвращаясь от Преосвященного, отец Анатолий встретил своего старца, шедшего из скита и окруженного толпой инокинь и других лиц. Старец спросил отца Анатолия: "Ну, что же тебе сказал владыка?". Отец Анатолий в простоте души все передал старцу. Тогда он начал при всех бить его палкой, говоря: "Ах ты, негодяй, что вообразил о себе, что он такой умный! Ведь Преосвященный из любезности сказал тебе так, а ты и уши развесил, думая, что это правда!". Со стыдом отошел от старца молодой иеродиакон, а старец сказал бывшим с ним лицам: "Ведь вот как не пробрать, он монах внимательный, умный, образованный и уважаемый людьми,— долго ли загордиться? Вот и надо было смирить его". Так мудрые наставники оберегали своих питомцев от пагубного самомнения.

В 1874 году отец Анатолий был назначен братским духовником, благочинным скита, а затем и скитоначальником. Он принял свое назначение со смирением единственно из послушания своему старцу, к которому по-прежнему продолжал относиться с верой и покорностью; сделавшись начальником, он до конца жизни отца Амвросия не изменял своего обычая становиться перед ним на колени во время беседы. Одна особа приехала в Оптину; ее позвали к старцу. Когда она вошла в его келлию, то увидела стоявшего на коленях перед ним весьма представительного монаха, которого она не знала. Благословив приезжую и указав на монаха, старец сказал: "Рекомендую тебе, это — мой начальник". Особа эта была поражена смирением того и другого.

С должностью начальника скита отец Анатолий принял на себя и должность духовника, и все касавшееся внешней и внутренней жизни скитского братства он предлагал на рассмотрение старца; когда требовалось сделать какому-нибудь брату выговор или наложить наказание, он прежде спрашивал, что и как сказать. Таким образом, монастырь и скит с их начальниками и старцами составляли единое стадо с единым пастырем.

В своих новых должностях преподобный Анатолий был великим и самоотверженным тружеником. Ничто не ускользало от его взора, и он ревностно заботился о внешнем успокоении братии, стараясь получше устроить их жизнь с ее несложными, но строгими порядками. Для этого он внушал братии нести свое послушание с усердием и добросовестно. Так, однажды постом он сделал строгое внушение скитскому пекарю за то, что хлеб был испечен плохо; начальник пояснил ему при этом, как много огорчения доставила его небрежность истомленной постом и службами братии.

Теперь, когда отец Анатолий был обременен различными делами, заботами и неизбежной суетой, душа его еще более искала отдыха и, испытывая голод духовный, стремилась подкрепить себя молитвой и чтением. Поэтому, когда выдавалась свободная минута, отец Анатолий спешил уйти в лес и там, где-нибудь в глуши, зримый одним Богом, питал свою душу богомыслием и молитвой.

После открытия в 1884 году Шамординской Казанской Горской женской общины преподобный Амвросий, тяжелобольной, назначил туда духовником иеромонаха Анатолия. Преподобный Амвросий говорил шамординским сестрам: "Я редко беру вас к себе на беседу, потому что я за вас спокоен: вы с отцом Анатолием". Преподобный Анатолий имел необыкновенно милостивый, сострадательный характер. Если он узнавал о чьем-нибудь горе, то так волновался, что у него возникала сильная головная боль, а потом начинало болеть и сердце. 21 год отечески окормляя шамординских сестер, старец входил во все их нужды, как духовные, так и житейские; первым его вопросом всегда были слова: "У тебя все есть?".

Смотря на иноческую жизнь как наиболее приспособленную для всецелого служения Господу, старец Анатолий при каждом случае пояснял сестрам высокое значение этой жизни и ее частностей. На общежитие он смотрел как на прекрасную школу для выработки смирения и терпения: "Общежитие умерщвляет страсти, а то в норе и змея тихо сидит. Если разных камней положить в мешок и трясти, то камни сделаются гладкими и круглыми, так и в общине монах сглаживается скорбями". Он говорил: "Дева, посвятившая себя Богу, должна всячески удаляться не только худых дел, но и мыслей; ее душа должна блестеть чистотою и предстать непорочною Жениху-Христу. Идя по монастырю, не размахивай руками, не гляди в окна, всем, кого встретишь, кланяйся, не ходи без дела по келлиям, сиди дома и будешь покойна. Если монах будет держаться келлии, то будет преуспевать в духовной жизни и молитве, а если он ходит по келлиям, то потеряет мир душевный и будет никуда не годным".

Высоко славя иночество, он еще выше ценил старческое окормление (воспитание или руководство). Про себя он говорил, что дня не мог пробыть, чтобы не быть у старца и не открыть своих помыслов. "Откровение положено святыми отцами, чтоб легче спастись, так как откровение облегчает тяготу душевную, это я на себе испытал,— писал он одной своей ученице,— а страсти искоренять начинай с самоукорения, познания своих (а не сестринских) немощей, и считай себя достойною скорбей. Такая жизнь успокоит тебя". Пользу откровения, в частности, он определял в том, что оно развивает сознание и болезнование о своей греховности, от чего рождается столь необходимое для дела спасения смирение. "Люблю,— говорил старец,— тех, кто все откровенно говорит о себе. Враг не может ничего посеять там, где все открывается духовному отцу". Вообще о покаянии он говорил так: "Для покаяния не разбирай ни лица, которому приносишь покаяние, ни места, но во всем чистосердечно кайся и каждую минуту устремляй мысль на то, чтобы искренно покаяться. Если бы вы знали, что значит покаяние,— через него мы можем получить прощение грехов и сподобиться принять в себя Самого Господа! Если бы вы это понимали, то о том только бы и думали, как очистить свою душу".

Увещевая нести все неприятное без ропота, он в назидание передавал рассказ об одной белёвской монахине. Жила там хорошей жизни схимонахиня, имевшая много скорбей. Когда она скончалась, то одна близкая ей монахиня пожелала знать ее загробную участь. После усиленной молитвы она увидела во сне умершую. Сидела она в великолепной комнате и необыкновенном свете, но сама была невесела. На вопрос, почему она, находясь в хорошем месте, невесела, та ответила: "Мне хорошо, но несравненно было бы лучше, если бы я видела Лице Божие, а этого мне нельзя. Я не несла скорбей без ропота, а чтобы видеть Лице Божие, нужно пронести крест скорбей без ропота".

Поучая и наставляя свое стадо всем христианским и иноческим добродетелям, старец в то же время стремился более всего поддержать бодрость духа, чтобы в неудачах и поползновениях не впадали в уныние и отчаяние. Так, одна сестра, живя в монастыре и не видя в себе монашеского делания, пришла в уныние, думая, что все совершено ею напрасно. Старец писал ей: "Обратись к Матери Божией и говори Ей: "Ты, Владычице, привела меня в избранное Твое стадо, Ты и упаси меня. Ты могла Марию Египетскую спасти, ужели меня не сможешь?". Диаволу очень злобно, что он упустил тебя, свою жертву, и ты помни, что надеющийся на Господа, яко гора Сион, не подвижится вовек. Итак, оставь детское малодушие, дело идет серьезное — о душе твоей, о бесконечном Царстве… Все Небесные Силы смотрят, как ты борешься с князем мира сего, и умоляют Вседержителя помочь тебе. Ей, поможет, только не унывай,— близ Господь!". В другой раз писал он: "Воюй, воюй со своими страстишками,— будешь добр воин Христов. Не поддавайся злобе. Батюшка [Амвросий] заповедал всем обуреваемым ненавистью молиться за них (то есть за тех, кого ненавидишь), хотя бы для этого пришлось надломить надменное сердце. Помыслы борют очень многих, только смиренных не смеют тронуть. А мы смирения не имеем, вот и терпим бесчестие. В случае поползновения не смущайся, а спеши к Врачу, вопия: "Боже, сопричти мя разбойнику, блуднице и мытарю и спаси мя!". И ведай: пред Богом кающийся грешник любезнее, чем самомнящийся праведник,— и потому берегись осуждать! Отчаяние есть порождение гордости. Если ожидаешь от себя всего плохого, то никогда не отчаешься, а только смиришься и будешь мирно каяться".

В обращении отец Анатолий был очень прост; весело, шутливо что-нибудь рассказывал, но в этих рассказах иногда очень метко обличал чьи-нибудь мысли или недостатки. Иногда любившим его сестрам было неприятно, что некоторые, не понимая старца, составляли себе о нем превратное понятие, но он отвечал на это: "Мне все равно, что обо мне подумают; правда превыше всего". Он был очень доверчив и, относясь сам ко всем просто, не подозревал ни в ком обмана. Старец Амвросий говорил про него: "Это израильтянин, в немже льсти несть" (Ин. 1, 47). Ко всем он имел самую искреннюю любовь, но особенно, конечно, он любил своих духовных детей, в которых он видел привязанность и преданность. Иногда ему говорили: "Батюшка, что вы ее покрываете, про нее говорят то и то, и это правда". Он отвечал: "Пусть говорят, что хотят, а я знаю ее душу". Когда он узнавал что-нибудь дурное о ком-либо из своих духовных детей, то он никогда не делал выговора, но ждал, когда сам человек сознается и раскается, и тут только делал строгие наставления. Он очень дорожил вниманием и усердием, оказываемыми ему, ценил услуги и людей, полезных делу. Очень внимательно относился к работам, которые ему дарили, и иногда говорил: "А вот я, хоть убей, так не сделаю!".

О великой силе молитвы старца Анатолия свидетельствовал сам преподобный Амвросий: "Ему такая дана молитва и благодать, какая единому из тысячи дается". Сам пламенный делатель молитвы Иисусовой, отец Анатолий часто внушал приходящим к нему о необходимости постоянно творить ее и соблюдать при этом чистоту сердца; говорил о том, что истинная молитва должна рождаться не под впечатлением хорошего чтения и пения, а быть плодом великого труда, дерзновения и любви к Богу.

О молитве он говорил: "Надо так молиться, чтобы между душой молящегося и Богом ничего не было и никого, а только Бог и душа. Когда молишься под впечатлением хорошего пения, это не есть еще истинная молитва".

Преподобный Анатолий обладал всей полнотой даров Святого Духа: даром прозорливости и духовного рассуждения, исцеления душевных и телесных недугов. Несколькими словами, исполненными любви и духовного опыта, он умел утешить скорбящую душу, осторожно предупредить о грядущих испытаниях, подготовить к близкой смерти.

Кончина преподобного Амвросия, последовавшая 10 октября 1891 года, так сильно переживалась преподобным Анатолием, что вскоре им овладел смертельный недуг, старец начал угасать. Потеря старца, с которым он в течение всей своей иноческой жизни был так тесно связан узами любви и преданности, лишение возможности в самые трудные и скорбные минуты утешить и поддержать унылых сестер шамординских причиняли самую жгучую скорбь его любящему сердцу. Некрепкий здоровьем, надорванным и без того суровой монашеской жизнью, 30 лет страдавший головными болями, отец Анатолий стал быстро слабеть. Задумчивый и грустный, он глубоко ощущал свое духовное сиротство и сам приближался к закату своей жизни.

В конце 1892 года преподобный Анатолий ездил в Петербург и Кронштадт, где виделся с великим молитвенником земли Русской святым праведным Иоанном Кронштадтским и удостоился совместного с ним сослужения Божественной литургии. "Когда началась литургия,— рассказывал потом преподобный Варсонофий Оптинский,— отец Иоанн увидел, что с батюшкой отцом Анатолием служат два Ангела. Неизвестно, видел ли их сам батюшка отец Анатолий или нет, но отец Иоанн ясно видел". Сохранилось письмо святого праведного Иоанна Кронштадтского к преподобному Анатолию, в котором он молитвенно желает его выздоровления.

Чувствуя большое недомогание, старец посоветовался с тамошними врачами, которые нашли у него слабость деятельности сердца и отек легких, предписав ему лечение Эмскими водами в Германии, но вскоре он должен был прекратить это лечение, так как у него стали опухать ноги и он не мог делать необходимых прогулок.

В 1893 году преподобный Анатолий был тайно пострижен в схиму. С большим трудом он один раз вышел пройтись по лесу и, увидя издали монастырь, грустно произнес: "Прощай, Оптина!". Затем, посмотрев на вековые сосны, проговорил: "Сколько эти сосны переслушали звону, сколько они видели великих старцев, проходивших здесь!"...

В последние три месяца он уже не вставал с кресла, страдания его были велики, иногда с ним делалась сильная икота, продолжавшаяся дня по три. В течение болезни старец часто приобщался Святых Таин у себя в келлии.

До самых последних дней, пока только мог, он не переставал утешать своих духовных чад, как мирских, так и монашествующих разных обителей.

25 января /7 февраля 1894 года после принятия Святых Таин он тихо отошел ко Господу и был погребен у стен Введенского собора рядом со своим любимым учителем и наставником.

Его жизнь была всегда озарена светом веры, истинного послушания, смирения и молитвы — при помощи этих кормил он благополучно преплывал волны житейского моря и, сделавшись сам опытным кормчим, руководил и других к небесному пристанищу. И ныне, водворясь на небесах в сонме оптинских светил, продолжает служить яркой путеводной звездой к горнему миру, куда с ранней молодости стремилась чистая душа его и куда он всеми мерами старался привлекать своих духовных чад.

Святые мощи преподобного Анатолия старшего были обретены 27 июня /10 июля 1998 года и в настоящее время находятся в храме-усыпальнице Владимирской иконы Божией Матери.

Преподобне отче наш Анатолие, моли Бога о нас!