От редакции

В масштабном, почти эпическом диапа­зоне, от коллизий Античности до событий Новейшего времени, на объёмной, почти «археологической» фактуре, от воин Ан­тиохов до политических постперестроеч­ных столкновений, отец Рафаил показы­вает как историю, так и собственно взгля­ды и настроения (так и хочется сказать нестроения) этого удивительного сосло­вия - intelligentsia.

Автор привлекает для обоснования сво­их рассуждений громадный материал, об­наруживая поистине блестящую эруди­цию. Платон и Мамардашвили, Боккаччо и Шекспир, розенкрейцеры и вольтерьян­цы, Лао-Цзы и Рерих, Бодлер и Блок, гно­стики и теософки... Действительно, все и всё смешалось в доме интеллигенции! Или, может быть, воскликнет догадливый читатель, в башне из слоновой кости? А не в целом ли городе Глупове? Пожалуй... Только это интеллигентский город Безу­мие, интеллигентский город Высокоме­рие, интеллигентский город Нигилизм, интеллигентский город Самомнение, ин­теллигентский город Страсть…

С глубокой болью отец Рафаил приво­дит многочисленные факты социально, мировоззренчески и стилистически обусловленного безбожия интеллигенции, её безнравственности, её жадно-интеллекту­альной всеядности, её ренегатства, её серви­лизма, так сказать «неразборчивости в связях» с атеистическим Левиафаном.

С горячим сочувствием отец Рафаил пишет о нынешнем тяжелейшем духов­ном, моральном и имущественном поло­жении интеллигенции. О её вероятном бесславном конце под пятой «будущих железных рептилий».

Эта боль, это сочувствие понятны, ибо возможный исход интеллигенции в небы­тие не определит ли и возможную гибель нашей великой национальной культуры, то есть гибель самого домашнего очага нашего многострадального народа? Ведь хранительницей данного очага и выступа­ет, по сути, интеллигенция. Только интел­лигенция подлинная, интеллигенция действительно национальная.

Но что есть подлинно национальная ин­теллигенция? Убеждены: интеллигенция, уверовавшая в Того, Кто есть Истина и Жизнь (Ин.14,6), уверовавшая и уви­девшая Его в Церкви Его, увидевшая Его и пришедшая к Нему во Его Святую, Со­борную и Апостольскую Церковь.

Ну а поскольку подлинных интеллиген­тов ныне становится всё больше и боль­ше, то даже во мгле последних времен (1 Тим.4,1) брезжит лучик надежды. И по­этому редакция имеет все основания ожи­дать, что внимательный читатель, ознако­мившись с замечательной книгой отца Рафаила, всё же услышит в жёстких и по­рою даже жестоких словах автора «не го­лос осуждения, окрашенный тоном само­довольства, а голос любви».

Цель нашей работы - показать, поче­му интеллигенции трудно прийти в Церковь. Мы писали её, чувствуя от­ветственность не только перед своей совестью, но и перед интеллигенцией. Мы не вызываем её на суд, а обраща­емся к ней; мы не сравниваем её с дру­гими сословиями - может быть, они поступали и хуже, но на интеллиген­ции лежит высочайший долг: охранять истину и нравственность - эти взаи­мосвязанные понятия.

Интеллигенция отдалилась от Церк­ви, в большинстве случаев даже не озна­комившись по первоисточникам с ве­рой своих отцов. Скептическое отно­шение к Церкви стало восприниматься компонентом культуры - в этом была трагедия для интеллигенции, ставшая трагедией для всего народа.

Возможно, некоторые наши мысли могут показаться жестокими и неспра­ведливыми, но мы просим услышать в них не голос осуждения, окрашен­ный тоном самодовольства, а голос любви.

Мы сами выросли в семье, принад­лежавшей к интеллигенции, и потому знакомы и с трудностями, и с проти­воречиями жизни той среды, в которой были воспитаны.

То, что мы пишем, не касается всех интеллигентов. Личность в своих глу­бинах и возможностях находится выше всех внешних обстоятельств и ситуа­ций. Мы знаем немало интеллигентов, которые стали примерными христиана­ми и нашли в Церкви то, что искали всю жизнь. Мы знаем людей высокой нрав­ственности, которые презирают чув­ственные наслаждения и борются со своими страстями. Мы знаем интелли­гентов, отличающихся смирением духа, видящих ограниченность человеческих знаний и не обольщающихся ими. По­этому если наша работа будет принята как обобщение, касающееся всей интел­лигенции, то она представится глубо­ко несправедливой.

Мы хотели показать определённые тенденции, к сожалению характерные для большинства интеллигентов, но не хотели своей работой кого бы то ни было унизить. А иначе мы мало чем отличались бы от революционера Гри­гория Зиновьева*, который сказал: «Рабочий, знай, что каждый интелли­гент твой враг».

* Зиновьев (Радомысльский) Г. (1883-1936) - советский политический деятель.- Здесь и далее примечания от редакции.

Когда мы перечитывали нашу рабо­ту, то у нас появилось желание пере­делать и смягчить её или хотя бы уб­рать встречающиеся по необходимос­ти повторения, но внутренний голос подсказывал нам, что когда указыва­ешь ямы на пути жизни, тем более те, в которые сваливался сам и из которых вылезал, едва оставшись живым, то нужно и говорить прямо, и не бояться показаться навязчивым. Поэтому, не оправдывая себя и в то же время не желая искусственно пропитывать стра­ницы нашей работы елеем, мы просим о снисхождении, если в чём-то были несправедливы, снисхождении уже по­тому, что в этой работе воплощена боль нашей души.
* * *

Существует немалое количество верую­щих интеллигентов, которые считают себя православными. Они любят читать бо­гословскую литературу, включая мистиче­ские и аскетические произведения, могут беседовать об исихазме*, спорить о церков­ных вопросах и в то же время продолжают жить так же, как до своего обращения в хрис­тианство.

Они считают, что познать христи­анство можно одним интеллектуальным пу­тём, усвоить его как философскую систему, переживать его, как переживают литера­турное произведение, и этого достаточно. Они избегают посещения церкви и исполне­ния обрядов, так как считают себя чистыми спиритуалистами, способными постигнуть глубины веры. Образно говоря, они воцерковляют себя, сидя в мягком кресле за письменным столом, и заменяют церков­ные Таинства разговорами о религии в уз­ком кругу друзей, где каждый считает себя теургом* и старается блеснуть перед дру­гими своими знаниями.

* Теург - здесь: хранитель культа.

Воскресные дни они проводят не в храме, а у себя дома, чаще всего в суете, потому что по странному сте­чению обстоятельств самые хлопотливые дела они откладывают на воскресный день. В беседах они не отрицают значения хра­ма, даже могут привести солидные свято­отеческие цитаты о его необходимости, но на вопрос, когда они были в церкви, они отвечают: «Я хожу туда, где меня не зна­ют»,- как будто их появление может выз­вать овацию, или же говорят: «У меня не было времени, так как я пишу апологию в защиту Церкви, а также занимаюсь дела­ми милосердия, исполняя Евангелие на деле, но посещать храм я обязательно нач­ну». В то время, когда в Церкви идёт ли­тургия, они спокойно спят у себя в постели, а во время всенощной службы «бдят» у телевизора или устраивают многочасо­вую говорильню с друзьями. Этим людям даже не приходит в голову, что они внут­ренне чужды Православия. Они похожи на людей, которые стоят у забора дома и рас­суждают о том, что находится внутри дома, закрытого для них на замок. Только через включение в жизнь Церкви и очищение своей души от страстей посредством усилий воли открывается и расширяется возмож­ность духовного познания. Без благодати, получаемой через Таинства Церкви и мо­литву, чтение духовных книг будет похо­же на погоню за тенями истины. Религия - это союз и общение, в ней человек получа­ет истинное духовное знание через подвиг воли и соприкосновение души с Боже­ственным Светом, который изменяет и пре­ображает самого человека.

О чём говорит интеллигент, побывав в хра­ме? Об иконах, которые там видел: напри­мер, о том, к какой иконописной школе при­надлежат особо понравившиеся ему иконы; о песнопениях, которые он слушал во время богослужения, даже об окраске храмовых стен после последнего ремонта, при этом выражается сожаление, что эстетическое чувство у современных священнослужите­лей притуплено, и храм окрасили снаружи в нелепо-розовый цвет и тому подобное. Интеллигенты могут вдаваться в лирику и говорить, как помогает людям вера, уве­рять, что они видели, как лица некоторых людей становились спокойными, умирот­воренными после молитвы и так далее. Но это круг внешних впечатлений. Такие люди почти всегда дистанцированы от Церкви: оставаясь поклонниками Церкви, они смотрят в то же время на Церковь со сто­роны. Некоторые чуткие натуры, как Фе­дор Достоевский*, понимали, что они органически не слиты с Церковью, что их лич­ное христианство плоско и ущербно; что отрицать атеизм и стать христианином в сво­ей жизни - это не одно и то же. Очень ха­рактерно, что Достоевский находил выход в визионерских упражнениях.

* Достоевский Ф. (1821-1881) - русский пи­сатель.

Он писал, что долго смотрел на образ Христа в терновом венце, затем представлял Его перед собой и старался подольше удержать Его в своём сознании. Именно - место Хрис­та было не в сердце, а в воображении. Свя­тые отцы запрещали чувственное пред­ставление духовного мира, однозначно считая, что это, в лучшем случае, сурро­гат религиозного опыта, сновидение вме­сто реальности, а в худшем - путь к пре­лести: религиозной лжи, гордыне и само­обольщению.

Теперь много пишут о богословском ре­нессансе начала XX столетия. Но если мы внимательно почитаем книги богословствующих философов того времени, то удивим­ся, с каким холодом они пишут о Христе, как будто Его присутствие никогда не пе­реживалось их сердцем. У Владимира Со­ловьева* (конец XIX столетия) Богочеловек Христос оказывается богочеловечеством; а у Павла Флоренского** Он просто-напро­сто замещен Софией.

* Соловьев В. (1853-1900) - русский философ, поэт и публицист.

** Флоренский П., свящ. (1882-1937) - русский философ, богослов, физик, математик и инженер.

Пожалуй, наиболее колоритная фигура из этой плеяды - отец Павел Флоренский. Кроме философско-богословских трактатов, у него есть не­большой цикл стихов на духовную тему. Когда читаешь их, то как будто чувству­ешь прикосновение к холодной мрамор­ной колонне филигранной отделки. Эти стихи мы назвали бы «безукоризненной пустотой».

Поэтесса Зинаида Гиппиус*, вовсе не рас­положенная к Церкви, отмечала, что в тот период настоящими героями оказывались деревенские священники.

* Гиппиус 3. (1869-1945) - русская писательни­ца, поэтесса и публицистка.

Что давало им силы? Ответ один: Христос, живущий в их сердце. Их поэзией были богослужебные книги, их искусством - сельский храм, который они часто украшали своими руками, и простое литургическое пение. Может быть, у них не было той внешней культуры и эрудиции, как у современной им интел­лигенции, но была культура духа, а точнее - включение в культ.

Дореволюционная интеллигенция легко отвергла Христа, потому что жизнь во Христе не стала нормой жизни интеллигента. В сердце интеллигента главенствовало другое: широкий письменный стол, ста­ринный шкаф с книгами, нежная привя­занность к своим детям, встречи с друзья­ми, посещение театров и библиотек - вот что было сокровищницей его сердца, его внутренней жизни. Интеллигенту было трудно пожертвовать своим «сокрови­щем» ради Христа, Которого интеллигент воспринимал отвлечённо, как идею на ка­ких-то этажах сознания, а не как живое присутствие в сердце.

Когда говорят о поражении некоей ар­мии, то это вовсе не означает, что в этой армии не было мужественных воинов, ко­торые предпочитали смерть бегству или сдаче в плен, что в этой армии не было слу­чаев самоотверженности и стойкости. Глав­ное - обнаружить основную ошибку и причину неудачи. Нам кажется, что верующая интеллигенция недостаточно принадле­жала Церкви, выпала из ритмов литурги­ческой жизни, потеряла дисциплину молит­вы, игнорировала святоотеческое учение о внутренней жизни, больше интересовалась Лао-цзы*, чем святителем Иоанном Злато­устом**, и Майстером Экхартом***, чем пре­подобным Исааком Сирским****.

* Лао-цзы (Ли Эр) (IV-III до Р.Х.) - древнеки­тайский философ.

** Иоанн Златоуст, сет. (t 407) - отец Церкви.

*** Майстер Экхарт (Иоганн Экхарт) (ок, 1260-1327) - немецкий теолог.

**** Исаак Сирин, при. (t VII) - учитель Церкви.

Поэтому для воцерковления современной интелли­генции ей самой надо осознать допущен­ные некогда ошибки. Когда от землетрясе­ния повреждаются здания, то для их вос­становления необходимо уяснить себе, какие недочёты были допущены в конст­рукциях, чтобы придать им в будущем сейс­мологическую стойкость.

По нашему мнению, все ясно и просто: интеллигент должен руководствоваться принципом: «Я, прежде всего, христианин, а остальное - потом». Может быть, это ему не покажется лучшим путём, но ничего другого мы предложить не можем.

Нам кажется, что интеллигенту надо на­чинать с внешнего, с того, что он привык игнорировать: установить молитвенное пра­вило, соблюдать положенные Церковью посты, посещать богослужения в воскрес­ные и праздничные дни и помнить, что ве­ра - это не столько сумма знаний, сколько способность сердца к общению, контакту с духовным миром.

Мы хотели бы предостеречь интеллиген­цию ещё от одной опасности - желания за­менить Иисусовой молитвой все остальные правила. Ум, нагруженный, как корабль товаром, различными знаниями, неспособен к такой концентрации (на нескольких сло­вах молитвы), которая описывалась в тво­рениях анахоретов-отшельников, предназ­наченных для анахоретов. Интеллигенции больше, чем простым людям, требуется чтение Псалтири и многообразных молитв для того, чтобы не дать возможность уму переходить от предмета на предмет, что для него гораздо легче. Нужно помнить, что физический и мысленный разврат пред­ставляет собой паралич сердца, и поэтому при всех своих занятиях следует строго хранить сердце от тайного блуда.

Мы не вправе быть романтиками и ве­рить, что можно смотреть развратные карти­ны, читать развратные книжки и остаться чистым. Но мы надеемся на другое: в свете Христа грех потеряет свое заманчивое обличие и предстанет перед человеком в от­вратительной наготе, и человек сам отвер­нётся от него. У него появится другой ра­курс зрения, другие оценки, другая шкала ценностей.

Интеллигент - это человек, занимающий­ся интенсивной умственной работой. Но ум у современного интеллигента деградировал до всего лишь одного из свойств ума - до рассудка; а, по древней христианской антро­пологии,- ум, как способность к целостно­му знанию, находится в сердце человека.

Рационализм - это «интеллигентственность» головы, а мудрость - это «интеллигентственность» сердца. Мудрому не хочется перечитывать всё то, чём он увле­кался раньше, как, например, человеку пос­ле бани не хочется надевать прежнюю гряз­ную одежду.

Интеллигенция возникла в античные вре­мена в лице ученых и философов, которые вначале выступали как интерпретаторы культа. (Сказать точнее - миф появился как интерпретация культа, а философия - как интерпретация мифа.) Античная ин­теллигенция, совмещавшая в себе философские и научные знания того времени (из которых, кстати, многое было затем потеряно), постепенно рационализировала мифологию, соединяя её с научным эмпириз­мом и диалектикой, основанной на логизме. Уже в античной культуре явно просле­живается желание интеллигенции заменить собой жречество и аристократию. В знаме­нитой книге Платона* «Государство» высказывается мысль, что государством дол­жны управлять философы**. Это представ­лялось Платону идеальным устройством полиса-республики, хотя сам Платон оби­вал пороги тиранов, которые то сажали его за один стол с собой, то выгоняли вон и продавали в рабство.

* Платон (428/427-348/347 до Р.Х.) - древнегреческий философ.

** См.: Платон. Государство // Соч.: В 3 т. М, 1972. Т. 3.4. 1.С. 275.

В историческом прошлом заложены про­образы, как бы семена настоящего и буду­щего. Иудейская интеллигенция послевавилонского периода в лице книжников и фарисеев хотела стать духовным вождём народа и в этом отношении противопоста­вила себя саддукеям - храмовому жречеству. Борьба против Антиохов*, а затем против римлян имела целью установить теократическую власть развивающегося раввинизма, когда бы не Пророки, а фарисеи, книжники и раввины взяли на себя роль истолкователей воли Божества. Военные неудачи в борьбе с Римом не изменили по­ложения внутри иудейских общин. Иудей­ское гетто управлялось иудейской интеллигенцией в форме синагогального раввинизма.

* Антиохи - цари эллинистического государства Селевкидов (312-64 до Р.Х.). Антиох IV Эпифан (175-163) ограбил Иерусалимский храм, пытался провести насильственную эллинизацию Иудеи.

Эпоха Возрождения - это попытка ин­теллигентов заменить собой сословие ду­ховенства, стать вождями народа. Борьба идёт по двум линиям: дискредитации ду­ховенства, особенно монашества, и рас­пространения своих идей среди высшего эшелона иерархии (то есть гуманизации высших ступеней церковной пирамиды).

В XVIII столетии эта борьба принимает характер революции. Французская рево­люция происходила под знаменем гуманиз­ма и, как всякая революция, кончилась диктатурой и террором. Короли и ари­стократия, а также духовенство, как сопер­ники интеллигенции, подверглись физическому уничтожению и различным реп­рессиям. Королевская власть больше не возрождалась. Наполеон* был не королем, а узурпатором. Остальных марионеточ­ных королей революции уже не убивали, этих марионеток просто выкидывали пин­ком за дверь.

* Наполеон I (Наполеон Бонапарт) (1769-1821) - французский император.

Греческая Церковь, освободившись от гнета Османов**, подверглась агрессивному нападению со стороны греческой интелли­генции. Королевская власть, в сущности, капитулировала, а со временем была и вов­се ликвидирована.

** Османы (1299/1300-1922) - династия турец­ких султанов.

Особенно тяжёлое поло­жение сложилось в бывшей Российской Империи. У нас молодая интеллигенция объявила войну государству и Церкви, мо­нархии и духовенству. Наша интеллиген­ция, как и античная, только самым ради­кальным образом, хотела стать политической духовной силой народа, поэтому, жадно воспринимая идеи, пришедшие с За­пада, стала самоотверженно, с неофитской ревностью, осуществлять их. Российская родовая аристократия была фактически уничтожена, то есть отстранена от государ­ственной жизни реформами Петра I* и его преемников. Дворянство было не аристок­ратией, а скорее - военным сословием.

* Петр I Великий (1672-1725) - первый россий­ский император.

Ду­ховенство же представляло собой сословие порабощенное, и это сословие приняло са­мую дурную форму - форму кастовой орга­низации. Оно стало одной из самых низших «каст», на которую свысока смотрели как дворяне, так и «новая» интеллигенция раз­ночинцев. Не аристократия «вливалась» в духовенство, а духовенство, чтобы покон­чить со своим кастовым характером, бежа­ло к интеллигенции, при этом представляя, как это и характерно для перебежчиков, самую радикальную и революционную груп­пу в интеллигенции. В борьбе с монархией и духовенством эта «новая» интеллиген­ция обращалась к народу с утопическими обещаниями - построить царство изоби­лия на земле; ею были брошены ферменты классовой ненависти как движущей силы истории. Она кормила «львёнка» револю­ции, чтобы обратить его против своих про­тивников. Но львёнок превратился в льва, который бросился на своих же хозяев...

Теперь интеллигенция - «племя моги­кан», обречённое на вымирание. Но она и ныне претендует на то же, что и её духов­ные отцы,- стать духовным вождём наро­да. Практически имеет место всё та же борьба с Церковью. Интеллигенция хочет создать свою религию - религию гуманиз­ма, в которой Бог стал бы абстрактной иде­ей, некоей модификацией общечеловечес­кой любви. Однако, следует заметить, сама интеллигенция особой любовью и мило­сердием не отличается.

В этой скрытой борьбе интеллигенции с Церковью духовные понятия незаметно за­меняются душевными, а затем душевность охватывает всё сознание человека, как ту­ман, нависший над землей, заслоняет со­бою небо.

Интеллигенция пытается создать соб­ственную религию: она поклоняется искус­ству с религиозным чувством, доходящим до экзальтации, и верит в науку с какой-то наивной детской уверенностью, что физи­ка способна постигнуть метафизику, а на основе таблицы умножения можно постро­ить всю философию жизни. Учёные спеку­лируют наукой, чтобы сохранить свою эли­тарность. Невежды в науке ссылаются на науку как раз в силу своего невежества. Но и у тех и у других имеется желание найти в науке альтернативу религии. «Наука до­казала, наука опровергла» - это любимые слова интеллигенции, когда дело касается религии, хотя в этих словах заключена са­мая бессовестная ложь. Наука изучает ма­териальные явления (материю) в их проявлениях (в движении), а доказывать или отрицать то, что стоит за гранью экспери­мента, она не может. Здесь мы сталкиваем­ся с умышленным завышением компетен­ции науки, то есть интеллектуальным шулерством. Интеллигенции хочется, чтобы Бога не было, поэтому она готова аплоди­ровать не только Джованни Боккаччо* и Вольтеру**, но даже таким невежественным проходимцам, как Лео Таксиль***.

* Боккаччо Д. (1313-1375) - итальянский писа­тель и поэт, гуманист Раннего Возрождения.

** Вольтер (Мари Франсуа Аруэ) (1694-1778) - французский писатель, поэт и публицист, философ-просветитель.

*** Таксиль Л. (Габриэль Антуан Жоган-Пажес) (1854-1907) - французский писатель и публицист.

Но наука и построенные на ней спекуляции не мо­гут удовлетворить человеческое сердце. Поэтому интеллигенции нужен суррогат ещё и религиозных эмоций. Здесь союзни­ком интеллигенции в борьбе с религией начинает выступать светское искусство, особенно театр - «храм искусства». Неда­ром посещение театров вошло в обязатель­ный этикет интеллигента.

Итак, одной из причин критического от­ношения интеллигенции к духовенству является желание интеллигенции занять место священства, создав новую религию человеческого разума, основанную на куль­те человеческой плоти.

С еще большей силой проявляются ве­ковые властные желания интеллигенции - в стремлении уничтожить аристократию и самой занять место этого класса в управле­нии государством: создать утопическое го­сударство, в котором будут царить «сво­бода, равенство и братство» (что-то вроде «Государства солнца» или «Острова сво­боды»)*.

* Имеются в виду роман-утопия «Город Солнца» итальянского философа Томмазо Кампанеллы (1568-1639) (см., напр.: Утопический роман XVI-XVII вв. М., 1971.С. 143-190) и роман-утопия «Утопия» английского государственного деятеля и фи­лософа Томаса Мора (1478-1535) (см.: Утопичес­кий роман... С. 41-140).

В действительности интеллигенция на протяжении двух последних столетий сама очень мало верила в эти утопии, но они были нужны ей как приманка для на­рода. Поэтому интеллигенция с огромной энергией распространяла иллюзорное представление о том, что посредством ре­волюции могут быть достигнуты соци­альная справедливость и экономическое изобилие. В общем, интеллигенция пили­ла сук, на котором сидела. Интеллигенция в лице так называемых французских эн­циклопедистов Вольтера и Жан-Жака Руссо* подготовила Французскую рево­люцию, во всяком случае, дала ей идеоло­гическое оправдание.