Отто скорцени секретные задания рсха
жүктеу/скачать 0.76 Mb.
|
|
— Мы ни на минуту не забывали о вашей семье, дуче. Губернатор Бадольо поместил вашу супругу и обоих детей в ваше имение Рокка-делла-Крамината. Вот уже несколько недель, как мы поддерживаем связь с донной Ракеле. И мало того, в тот самый момент, когда мы высадились здесь, другой отряд из людей моего подразделения начал операцию по освобождению вашей семьи. Я уверен, что к этому часу она уже завершена. Расчувствовавшись, дуче сжимает мою руку. — Что ж, все идет прекрасно. Я благодарю вас от всего сердца. Мы выходим из отеля. "Аист" уже готов к отлету. Я с большим трудом пролезаю в узкую щель за вторым сиденьем, которое занял дуче. Перед тем как забраться в самолет, он выказал некоторые колебания: будучи сам опытным летчиком, он, безусловно, отдавал себе отчет, какой опасности мы намерены себя подвергнуть. Несколько смущенный, я пробормотал что-то вроде: "Фюрер приказал, он был категоричен..." Затем гул мотора избавил меня от поиска других извинений. Вцепившись в две стальные трубы, которые образовывали каркас самолета, я пытаюсь привести нашу "птичку" в некоторое равновесие, чтобы хоть немного ее облегчить. По знаку пилота солдаты, которые держали самолет за крылья и хвост, разом отпускают руки — и тут же нас бросает вперед. Мы мчимся все быстрее и быстрее к концу "взлетной полосы", но все еще остаемся притянутыми, будто магнитом, к земле. Я изо всех сил стараюсь сохранить равновесие. Машину трясет на камнях, которые мы не отбросили. Затем я вижу через переднее стекло глубокую рытвину, которая раздвигается прямо перед нами. У меня еще остается время подумать: "Господи! Если мы рухнем туда..." — и тут "аист" отрывается от земли, всего на несколько сантиметров, но и этого, кажется, достаточно. Левое колесо шасси еще раз резко напарывается на что-то, самолет легонько ныряет носом, и вот мы уже у самого края плато. Самолет заносит влево — и он проваливается в пустоту. Я закрываю глаза — у меня уже нет сил даже бояться — и, сдерживая дыхание, ожидаю страшного грохота и неминуемого удара... Свист воздуха вокруг крыльев становится резче и превращается в настоящий рев. К тому моменту, когда я вновь открываю глаза, — а все это не могло длиться больше нескольких секунд, — Герлах выводит самолет и медленно уравнивает его в горизонтальном положении. Теперь мы двигаемся с достаточной скоростью, даже для этой разряженной атмосферы. Едва ли в тридцати метрах над поверхностью равнины "аист" переходит на бреющий полет и достигает порога, за которым начинается низина Аррецано. На этот раз мы и в самом деле прошли. Мы все трое — краше в гроб кладут, но никому и в голову не приходит завести речь о только что пережитых ужасных мгновениях. С некоторой фамильярностью, позабыв о субординации, я кладу руку на плечо дуче, который теперь-то уж точно спасен. Муссолини уже оправился, вновь обрел дар речи и ударился в воспоминания, связанные с местами, над которыми мы летели, быть может, не выше пятисот метров — предосторожность против возможных самолетов союзников. Дуче бегло говорит по-немецки, почти без ошибок — факт, который в нервном напряжении первых минут я даже не заметил. Осторожно мы проплываем над последними отрогами гор — и вот уже летим над Римом, направляясь к аэродрому Пратика-ди-Маре. — Внимание, — бросает нам Герлах, — держитесь крепче! Садимся в два приема. И правда, я ведь уже забыл, что наше шасси поломано. Самолет очень нежно прикасается к земле, легонько подскакивает, пилот восстанавливает равновесие, и, на правом колесе и заднем элероне, мы тихо едем по полосе, а затем машина останавливается. Все прошло как в сказке, а ведь наши шансы с начала и до самого конца авантюры были, если признаться, не так уж и велики. Нас встречает адъютант генерала Штудента, сияя от радости. Три самолета "Хейнкель-111" готовы к взлету. И у нас совсем не остается времени, если, конечно, мы и вправду хотим достичь Вены до наступления ночи. ЗАГАДКА ВИШИ Я, пожалуй, пропущу в своем рассказе все поздравительные речи и награды, которые я получил за эту операцию, искреннюю благодарность дуче и горячие поздравления, которые мне высказал Адольф Гитлер лично в ставке главнокомандующего перед высшими персонами рейха. После короткой передышки я вернулся на свою "базу" в Фридентале, чтобы вновь посвятить себя делам организации моего специального подразделения. Но проработать спокойно удалось всего пять месяцев. В конце ноября 1943 года я внезапно получаю из ставки приказ Гитлера немедленно в сопровождении роты своих солдат отправляться в Париж, а там, сразу по прибытии, обращаться за дальнейшими указаниями к генералу Обергу — шефу СС и немецкой полиции во Франции. Мне не слишком пришлись по душе эти неточные и краткие приказы; долгий опыт подсказывал, что чаще всего они служат признаком некой неприятной и деликатной миссии. Но солдат должен повиноваться; итак, я вскочил в первый поезд, в то время как рота моих солдат готовилась отбыть на следующий день. Честно говоря, я не был так уж недоволен возможностью повидать Париж снова — я бывал там, и, как показалось, слишком кратко, в 1940-м и в 1942 годах. Красота и шарм французской столицы произвели на меня такое впечатление еще во время самого первого визита, что я с тех пор постоянно высказывал свое восхищение самым прекрасным из европейских городов, прибавляя, что, по моему мнению, второе место должно быть присуждено Вене, а третье — Будапешту. Эта классификация всегда приводила в ярость истых пруссаков, и больше того, добрых австрийцев, особенно когда я уточнял, что мне кажется, будто Берлин не более чем нелепое нагромождение разного рода камней. Частенько я от души смеялся, наблюдая, как они просто подпрыгивают от возмущения при моих столь невинных замечаниях... Выполнив предначертание, вывешенное повсюду на Северном вокзале, — "немедленно" отмечаться по прибытии в комендатуре на площади Оперы, я отправляюсь в отель "Континенталь", расположенный на улице Риволи. После длительных поисков в этом огромном улье — а сотни номеров переделаны в конторы и буквально кишат штабными служащими — мне наконец удается наткнуться на своего благодетеля полковника, тоже в штабной форме, с красными кантами на брюках. Он меня уже ждет и сразу заявляет, что получены инструкции: передать в мое распоряжение подразделения — сколько и для каких целей, он, правда, не знает. Он призывает одного из ближайших сотрудников коменданта Парижа, но и этот не может сообщить ничего нового, лишь подозревает, что речь идет о взаимоотношениях, уже достаточно путаных, между вишистским правительством и нашими. Сообщив это, он принимается излагать все, что ему известно об обстановке во Франции, причем в своей собственной интерпретации. Поскольку последние несколько недель я едва выкраивал время на чтение газет, то из его лекции не понимаю и половины: кроме имен маршала Петэна, адмирала Дарлана, генералов де Голля и Жиро я абсолютно ничего не могу различить в хитросплетениях французской политики. По тому, что мне объяснили эти два офицера, могу заключить: окружение маршала Петэна и некий генерал из правительственных кругов Виши проявляют недовольство тем фактом, что немецко-французские переговоры остановились на стадии военного перемирия сорокового года. За три года не сделано ни единого шага к заключению мирного договора, уже давно обещанного, подписание которого, без сомнения, усилит достаточно шаткое положение французского правительства. Что касается маршала Петэна, мои собеседники представили его ревностным патриотом, слегка упрямым и старающимся — вполне законное желание, по моему суждению, — "спасти мебель", причем всеми возможными способами. Но увы, к его досаде, Германия по вполне понятным причинам, которые тоже, по-моему, законны, пока сомневается, нужно ли делать слишком значительные уступки французскому патриотизму. К тому же недавно выяснилось, что Виши и "Свободная Франция" поддерживают и всегда поддерживали отношения гораздо более тесные, чем можно было подозревать раньше. Это предположение представляется мне вполне допустимым. В тот момент Северная Африка, как, впрочем, и почти все колониальные территории Франции, были оккупированы союзниками, следовательно, находились во владении "Свободной Франции". Кроме того, моральное воздействие начального триумфа "держав оси" начинает понемногу уменьшаться. С самого начала 1943 года события явно приняли такой оборот, который не идет на пользу Германии, — обстоятельства изменились, в чем мы, может быть, пока еще не отдавали себе ясного отчета, но лагерь противника, естественно, находил в этом некие признаки. Мало того, совсем недавно немецкое командование получило конфиденциальные донесения от тех, кого принято называть "верными и заслуживающими доверия источниками", согласно которым следовало ожидать неожиданной развязки: отношения, существующие между Виши и "Свободной Францией", судя по всему, стали настолько тесными, что правительство Петэна уже подумывает искать убежище в Северной Африке. По другим сообщениям, полученным от источников тоже "верного" характера из окружения генерала де Голля, последний намеревается сместить силой старого маршала и его министров. Немецкое командование во Франции тут же передало обе противоречащие, однако равные по своей тревожности гипотезы, в ставку фюрера. Что касается моей роли во всем этом, то они ничего не знают; без сомнения, очень скоро мне будут высланы из ставки более точные указания. А в настоящее время мне следует просто представиться, и без отлагательств, генералу Обергу. Я откланиваюсь, пешком прохожу Елисейские Поля и оказываюсь на улочке, неподалеку от Авеню Фош, где и располагается бюро генерала. Меня принимает офицер полиции, который не больше господ из отеля "Континенталь" осведомлен о характере миссии, которую мне собирались доверить. Он тоже чувствует себя обязанным просветить меня относительно ситуации во Франции; потому немедля приступает к докладу, который в точности походит на услышанный мной только что, с той лишь разницей, что этот менее краток и, таким образом, растягивается на полчаса дольше. Когда я скромно интересуюсь, каковы распоряжения генерала Оберга на мой счет, то получаю ответ, что есть надежда получить его инструкции в течение ближайших двадцати четырех часов. Также мне дается бесценный совет быть наготове (я спрашиваю себя, к чему же) и, кроме того, появляться два раза в день. Что же касается роты, которая должна была прибыть на следующий день, то ей следует разместиться в одной из казарм у Сен-Жермен-ан-Лэ. На следующее утро я заявляюсь в бюро снова, но провожу время напрасно: никаких приказов из ставки для меня еще не пришло. После полудня я отправляюсь встречать своих людей на Северный вокзал, и только там меня внезапно осеняет: я ведь пока не вхож в достаточное число бюро и служб, чтобы обеспечить шестью грузовиками прибывших солдат и их оборудование! На любопытный вопрос одного из моих офицеров, как им добираться до места, я могу лишь ответить, что, видимо, нам придется немного подождать. Вечером, во время моего уже второго визита в контору генерала Оберга, меня просят зайти еще раз после полуночи, ибо именно тогда они надеются получить приказ из ставки. Зная, что фюрер любит работать по ночам, я нисколько не удивляюсь. И действительно, в два часа ночи телеграф передает долгожданные инструкции. "Приказ: окружить город Виши кордоном немецких войск, соблюдая все меры предосторожности и как можно незаметнее. Военные силы должны быть расставлены так, чтобы по первому же сигналу из ставки немедленно перекрыть все выходы из города и воспрепятствовать любой попытке бегства, в пешем порядке или на машине. Кроме того, следует поставить в резерв боевую группу достаточной мощности для того, чтобы по второму сигналу перекрыть выходы и в случае необходимости захватить здание собственно французского правительства. Войска, которые примут участие в этой операции, должны быть подчинены майору Скорцени; командующий немецкой армией во Франции, а также начальник службы безопасности и полиции, каждый в своей области, должны предоставить ему все необходимые средства, которые он сочтет нужными. Как только силами будут заняты назначенные позиции, майор Скорцени обязан проинформировать об этом ставку по телеграфу". Сопровождающий меня фон Фолькерсам бросает на меня многозначительный взгляд. Еще раз нам придется провести всю ночь за работой. Как всегда предусмотрительный, он уже разложил на столе штабную карту района Виши. Вспомнив наше стремительное вторжение в глубь Франции и сложности, с которыми нам тогда пришлось столкнуться, я прошу офицера принести мне карту Мишленас, которой доверяю. Затем мы разрабатываем основные линии нашего плана. Судя по протяженности района, который следует блокировать, нам потребуется два батальона, к которым придется прибавить еще один в качестве резерва. Поскольку предписывается совершать все по возможности скрытно, то мы решаем использовать для образования кордона силы полиции, появление которых в глазах местных жителей не будет слишком странным. И напротив, для возможного захвата правительственных зданий нам, очевидно, потребуются, помимо моей роты, обстрелянные части, которые, слава Богу, вермахт обязан предоставить в наше распоряжение. Начальник штаба генерала Оберга сказал, что все решит в течение сорока восьми часов. Я выражаю удовлетворение. На следующий день выясняется, что эти два батальона поведет генерал полиции! По инструкциям ставки этот генерал должен в свою очередь попасть под мое командование — обыкновенного майора! Впрочем, мне казалось, что подобным осложнениям не будет конца. К счастью, мои страхи оказались напрасными. Сразу по прибытии в Виши генерал расположился в одной из окрестных гостиниц и, соблазненный выкрутасами местной кухни, больше о своих войсках и не думал. Чревоугодие возобладало над военными обязанностями. Впрочем, я опережаю события. На самом деле мы еще не там — мы еще так далеко, что об этом я и не думаю. Начиная со следующего дня я принимаюсь выбивать из командующего силами вермахта разрешение прибрать к рукам какую-нибудь отборную часть. Но разрешение, как известно, — это еще не все. Старики-ветераны, которых предлагают сперва, меня не привлекают; батальон рекрутов, которых подсовывают затем, тоже никак не вызывает у меня повышенного интереса. Раз уж может так статься, что придется броситься на штурм цитадели французов после весьма поспешной подготовки и во главе незнакомых мне частей, то по крайней мере я имею право рассчитывать на опытных подчиненных! После утомительных переговоров с несколькими офицерами главного штаба я наконец добиваюсь следующего: вместо требуемого батальона мне выделяют две роты, но зато — из новой дивизии "ваффен СС "Хохенштауфен". Случайно в тот же день я познакомился с командиром этой дивизии. Когда мне удалось в конце концов убедить его в исключительной важности нашей миссии, он обещал направить мне тщательно отобранных людей и с ними двух своих капитанов. Должен сказать, он сдержал слово. Всего через несколько дней по прибытии подразделений на маленький аэродром к северу от Виши, который я определил как место дислокации резерва, у меня возникла счастливая уверенность, что с этими людьми наша операция пройдет совершенно спокойно. Точно так же урегулировав некоторые детали, связанные с транспортировкой моих людей, на следующий день я вместе с фон фолькерсамом еду к Виши. Ради предосторожности мы выдаем себя за гражданских лиц и устраиваемся в самом городе, не привлекая внимания, — теперь можно присмотреться повнимательнее к топографии местности. На следующий день мы "прошлись" по городу в сопровождении нашего "хозяина", офицера службы безопасности, тоже в штатском. Естественно, наш особый интерес вызвали улицы и здания, примыкающие к правительственному кварталу. Правительство располагалось в самом центре, в одном из огромных отелей, который соединялся с другой группой жилых домов крытым переходом на высоте первого этажа. Этот переход в моем плане играл немаловажную роль. Фасад одного из этих жилых домов был обращен к городскому парку, а другой выходил на большую площадь. Столь обширное протяжение облегчало нам как проникновение, так и быстрое рассредоточение сил. Однако нам на глаза попались две весьма современные постройки на площади, довольно маленькие, которые, как нам сказали, занимают войска охраны, подчиняющиеся напрямую французскому правительству. Солдаты, которые нам встречаются то тут, то там, создают впечатление дисциплинированных и хорошо вооруженных, и, кроме того, ими руководят прекрасно обученные командиры. Итак, здесь нам следует ожидать крепкой обороны, — по крайней мере застать всех врасплох не удастся, и у кого-нибудь из офицеров найдется время отдать соответствующий приказ. Когда мы неспешно возвращаемся к нашему жилищу, я внезапно становлюсь молчаливым и мрачным. Дело в том, что я пришел к весьма унизительному для себя выводу: я просто глупец, невероятный глупец! Все это утро мы вели себя как совершенные болваны, а вовсе не так, как полагается офицерам секретной немецкой службы и тем более — командирам частей, действующих на территории противника. И как нам только в голову пришло — отправиться на прогулку в обществе этого офицера полиции, который должен быть известен всем и каждому в городе? Уж не говоря о том, что, возможно, после освобождения Муссолини местная пресса растиражировала фотографии моей рябой физиономии! Короче, я собой весьма недоволен: следует признать, что мне многому еще нужно учиться... В течение всего времени после полудня я заводил контакты с различными служащими и офицерами немецких служб в Виши, только чтобы примерно разобраться в ситуации. Сначала юный атташе посольства — сам Абетц в этот момент отсутствовал — разъяснил мне две теории прямо противоположного свойства, которые вызрели в недрах нашего министерства иностранных дел. Согласно мнению одних мыслителей, французы совершенно ничего не затевают и, следовательно, у нас нет ни малейших оснований для интервенции. По предположениям других, мы должны перевести правительство Петэна, по согласию или же силой, в Париж. Таким образом, старый маршал найдет себе укрытие от веепроникающих голлистских идей и, кроме того, попадет под немецкое влияние, что, безусловно, скажется с лучшей стороны на развитии французско-немецких отношений. Эта вторая группа теоретиков, как поговаривают, даже уже приготовила какой-то замок к северу от Парижа для размещения маршала. Мой второй собеседник, офицер секретной армейской службы, следовательно один из подчиненных адмирала Канариса, охотно поделился всей информацией, которой располагал. Это была причудливая коллекция слухов, сплетен и объективных сведений, добытых большей частью нашими агентами в Северной Африке, плюс — совершенна фантастических предположений; например, одно бесценное сообщение было получено в беседе за стаканчиком в баре от болтливого секретаря одного из французских министерств; другое исходило от подруги морского офицера из окружения адмирала Дарлана, некой "бравой девицы", которая одаривала своей благосклонностью всех без разбору парней, лишь бы на них была престижная военная форма поярче. Вся эта словесная мешанина, естественно, не прибавила мне понимания происходящего, и я только подивился, как на основании подобной информации сам адмирал Канарис способен приходить к каким-либо ясным заключениям. Шеф нашей тайной полиции оказался осведомлен не больше всех остальных. Единственное, что он мог выдавить из себя, — это честное признание, что ситуация "далеко не ясна", что, естественно, для меня уже новостью не являлось. Впрочем, он тоже горел желанием поделиться внушительным количеством противоречивых сведений. Но почти все они были основаны на данных, позаимствованных у арестованных голлистских агентов. Ему уже дважды за последнее время доносили о грядущих и весьма грозных акциях "Свободной Франции" против правительства Виши, но ничего так и не происходило. Он, кстати, тоже ратовал за немедленный перевоз правительства в оккупированную зону. Я вполне понимал его замысел: подобное решение разом прекратило бы все волнения и суету, которые столь досаждали ему здесь последнее время. Короче, этот человек желал только одного: чтобы его наконец оставили в покое. В конце концов я даже свел знакомство с полковником Люфтваффе, членом нашей комиссии по перемирию. Этот заявил мне без обиняков, что ничего не знает и что лично он отказывается верить в любой из бесчисленных слухов, которые заразили всю атмосферу города. — Лучше всего безотлагательно заключить мирный договор с Францией, а если возможно — одновременно и с Англией. Это прекрасное решение всех проблем, утверждал он, явно радуясь тому, что наконец нашел столь простое и радикальное решение. Увы, это предложение едва ли могло оказаться мне полезным. На обратном пути я не мог удержаться от тягостного недоумения при мысли о невероятнейшем винегрете, который, по всей видимости, образовали в досье ставки рапорты наших представителей. Как фюрер и его советники могли прийти к какому-либо верному заключению или по крайней мере к ясному пониманию ситуации? Что если, основываясь именно на этих рапортах, чтобы не сказать — сплетнях, ставка совсем недавно отдала мне приказ начать эту тщательно подготавливаемую операцию; а ведь когда решение принимается на основе полного доверия к подобной ошибочной или даже намеренно ложной информации, то в результате выходит ужасная каша: в данном случае во всех отношениях, и нынешних и будущих, — между Францией и Германией. Единственное утешение, говорю я себе, что моя прогулка, при всей мешанине противоречивых и ненужных сведений в голове, оказалась не так уж и бесполезна. Бродя по городу, я пришел к радостному выводу: очевидно, он весь погрузился в традиционную для южных стран, но заметно затянувшуюся сиесту. К двум часам пополудни все улицы совершенно обезлюдели. И потому я решаю выбрать как час "Икс" именно это время, особенно спокойное. Итак, теперь у меня есть серьезный шанс достичь вместе со своим боевым батальоном центра города, не тревожа отдавшихся дреме жителей. От аэродрома до правительственного квартала, должно быть, километров пять, что соответствует семи минутам езды наших гусеничных автомобилей. Конечно же, следует учитывать в своих планах, что вишистские наблюдатели, а может быть, даже и голлистские агенты, вероятно, присматривают за всем тем, что творится в бараках, в которых разместились мои люди. Против подобной слежки есть только одно средство: попытаться соответствующим маневром обмануть противника и действовать в нужный момент с молниеносной быстротой. С помощью фон Фолькерсама я прорабатываю, и с большой тщательностью, все детали операции, особенно ту часть плана, что касается действий моей "группы захвата". Мы разделили всю операцию на две фазы и заняли наши войска ежедневными тренировками — дневными и ночными маршами, пешими или на автомобилях. Зато около полудня никаких учений мы не проводим, чтобы — не дай Бог — не возбудить любопытства у наших наблюдателей. Во всяком случае, мы твердо знаем, что наши люди именно в это время всегда тянутся к походным кухням, и, таким образом, находятся под рукой. Что касается штабов двух батальонов полиции, то они расположились один в Коньяте, к западу от Виши, а другой в Босте, к востоку от города. Почти весь день я носился по нашей территории, проверял патрули. Блокировка города оказалась не такой уж легкой задачей. Из самого центра Виши выходит по меньше мере пятнадцать дорог, которые разбегаются в разных направлениях. Эти дороги с интенсивным движением соединяются друг с другом, и следить за этими вторичными маршрутами весьма трудно. К тому же нам надлежит предусмотреть и такую трудоемкую работу, как отсечение даже проселочных дорог и тропок. Из восьми рот, которые вместе составляли два батальона полиции, две постоянно оставались в резерве. Им следовало в надлежащий момент блокировать все основные выходы на границе города. Другие части должны были образовать повсюду вокруг Виши как можно более тесный кордон и продвинуться примерно на шесть километров от города. Так, благодаря двойной цепи мы надеялись помешать всем живым существам, лишенным крыльев, как войти, так и выйти из города. Мой план действий был следующим: как только ставка передаст нам требуемый сигнал, завуалированный весьма странной фразой, "волк залаял", батальон захвата вступает первым. Благодаря постоянным тренировкам людям потребуется только десять минут на подготовку, чтобы экипироваться с головы до ног и погрузиться в свои автомобили. Я надеялся, что в таких условиях смогу отдать приказ о выступлении в час сорок пять. Я не предвижу никаких помех и тем более вооруженного противостояния во время всего пути до правительственных зданий, притом что он будет длиться минут восемь — десять. Итак, головной отряд, первая рота из моего батальона фридентальских охотников, достигнет театра действий без каких-то минут два. Один взвод из головной роты разделится на группы, чтобы занять маленький мост через один из рукавов реки Алльер, и будет держать, чего бы это ни стоило, открытым путь отступления для нас на аэродром. Два батальона на броне занимают площадь перед зданием правительства, парк и соседние улицы, где и держатся против всех возможных атак и прикрывают огнем роту охотников, которые под моим командованием бросаются на штурм двух жилых зданий. Поскольку я еще помнил успех нашей неожиданной атаки, совершенной без малейшего кровопролития при освобождении Муссолини, то отдал приказ оставить противнику инициативу первого выстрела. Команду "огонь!" могу отдать только я сам, капитан Фолькерсам или самый старший по чину офицер одной из рот. Две ударные группы моей роты должны попытаться захватить, насколько это возможно, не применяя оружие, все основные входы в правительственное здание и занять лестницы и площадки на первом этаже. Что касается меня, то я попытаюсь во главе третьей группы проникнуть в соседний жилой дом и захватить через крытый проход коридор, который ведет к правительственным конторам. Что касается дальнейшего, то мне надлежало ждать более точных приказов из ставки. Я пока не знал, идет ли речь о предотвращении налета "Свободной Франции", об уничтожении неких министров, подозреваемых в голлистских симпатиях, или же о перевозе всего французского правительства в оккупированную зону. Дни проходили, не принося нам ничего, кроме приказов о "повышенной боеготовности", которые регулярно отменяли через несколько часов. Почти в середине декабря меня разбудили немного позже полуночи и срочно вызвали в Париж. Там, в комендатуре вермахта на улице Риволи, меня поджидал офицер армейской службы безопасности, который передал мне телефонную трубку — на связи ставка фюрера. Я, естественно, предположил, что мне наконец-то дадут какой-то внятный приказ. То была глубокая ошибка: адъютант Гитлера объявил, и довольно сухо, что пока никакого решения не принято, но, возможно, оно появится в течение суток. В четыре часа пополудни меня снова вызвали из ставки, и снова ничего. По счастью, за долгое время службы я вполне выучился наиглавнейшей добродетели солдата — терпению. Итак, я ожидал, пока господа в ставке соблаговолят прийти к какому-либо согласию. В десять вечера меня снова вызвали. Я подскочил к аппарату, уверенный, что вот сейчас-то наконец получу определенный и точный приказ. Но вместо долгожданного решения мне просто передали следующую инструкцию: "Майору Скорцени немедленно возвратиться в Виши. Он должен поддерживать в своих войсках состояние боеготовности вплоть до нового приказа". И вот я снова на пути к "временной столице" Франции. Все спокойно в ночных деревушках, а я пытаюсь разгадать причины столь длительных колебаний ставки. Некое предчувствие мне подсказывает, что фюрер уже готов принять совсем другое решение — о сворачивании всей нашей операции. В течение нескольких последующих суток мы получили еще множество противоречивых указаний: то нам предписывали отменить тревогу, то, наоборот, вновь всем быть наготове. Мы начали к этому привыкать. Когда я объявил офицерам батальона захвата, что, по моему мнению, операция не состоится, глубокое разочарование отразилось на всех лицах; определенно, все ребята просто мечтали о подвиге подобно тому, в Гран-Сассо. И действительно, 20 декабря 1943 года я получил приказ "отбой": надо отправлять обратно все части. И естественно, все мы теперь думаем только об одном: быстрее, как можно быстрее попасть домой — вдруг мы еще успеем получить небольшой отпуск на Рождество. Через двадцать четыре часа я прибыл со своей ротой в Париж, а там мы едва успели на экспресс до Берлина. жүктеу/скачать 0.76 Mb. Достарыңызбен бөлісу:
|