Сергея довлатова

182 
конститутивным свойством цикла – одновременно быть целост-
ным единством и распадаться на части, каждая из которых обла- 
дает собственной целостностью»
1
. 
Части цикла представляют собой рассказы и новеллы, в ос-
нове которых лежит определенный бытовой анекдот – курьезное, 
зачастую трагикомическое происшествие. Нередко новелла начи-
нается с эпатирующего признания рассказчика: «Я должен начать 
с откровенного признания. Ботинки эти я практически украл…» 
(«Номенклатурные полуботинки»), «Я и сейчас одет неважно.
А раньше одевался еще хуже» (с. 44) («Приличный двубортный 
костюм»), «Эта глава – рассказ о принце и нищем» (с. 82) («Куртка 
Фернана Леже»), что сразу настраивает читателя на ожидание 
странной, нелепой и трагикомической по сути истории. 
Один из композиционных приемов цикла «Чемодан» представ-
ляет собой нанизывание анекдотичных эпизодов, профанирующих 
сакральное, т.е. советские ценности. В новелле «Номенклатурные 
полуботинки» подобными вставными элементами, выполняющими 
композиционную функцию ретардации, являются эпизод с двумя 
кепками на памятнике Ленину и эпизод с посещением мастерской 
знаменитого скульптора, где рассказчик увидел анатомически точные 
скульптуры великих людей. Все эти казусы только подготавливают 
читателя к главному «антисобытию», и это не кража полуботинок у 
мэра, а снижение образа Ломоносова, который, казалось бы, был 
надежно защищен от профанации давно укоренившимся в массовом 
сознании биографическим мифом: «Ломоносов был изображен в 
каком-то подозрительном халате. В правой руке он держал бумаж-
ный свиток. В левой – глобус. Бумага, как я понимаю, символизиро-
вала творчество, а глобус – науку. 
Сам Ломоносов выглядел упитанным, женственным и неоп-
рятным. Он был похож на свинью. В сталинские годы так изобра-
жали капиталистов. Видимо, Чудновскому хотелось утвердить 
примат материи над духом» (с. 33). 
Первая новелла цикла – «Креповые финские носки» – по-
строена на трагикомическом эпизоде из жизни советских фарцов-
щиков, которые взяли у двух иностранок большую партию ходо-
вого, как им казалось, товара для дальнейшей супервыгодной 
1 
Воронцова-Маралина А.А. Циклизация как способ создания целостности ху-
дожественных структур в философско-юмористической прозе Сергея Довлатова // 
Язык христианской традиции и современная культура: Материалы VI Международ-
ной научной конференции. – М., 2017. – С. 191–202. 

183
перепродажи. Анекдотичный момент в этой новелле связан с не-
ожиданной активностью советской легкой промышленности, в 
результате чего аналогичным товаром, синтетическими мужскими 
носками, стали переполняться советские магазины. Конец новеллы 
содержит краткий перечень последующих событий из жизни рас-
сказчика, представляющий собой последовательность коротких 
предложений. Прием парцелляции позволяет сжать художествен-
ное время до нескольких мгновений. Но комический эффект соз-
дается в этой новелле посредством не только парцелляции, но
и антитезы: «Я расплатился с долгами. Купил себе приличную
одежду. Перешел на другой факультет. Познакомился с девушкой, 
на которой впоследствии женился. Уехал на месяц в Прибалтику, 
когда арестовали Рымаря и Фреда. Начал делать робкие литера-
турные попытки. Стал отцом. Добился конфронтации с властями. 
Потерял работу. Месяц просидел в Каляевской тюрьме. 
И лишь одно было неизменным. Двадцать лет я щеголял в 
гороховых носках» (с. 26). 
В новелле «Номенклатурные полуботинки» повествование 
организует также бытовой анекдот кражи у власть имущего дефи-
цитной обуви, совмещающий правдоподобные и почти фантасти-
ческие бытовые детали, что придает истории из советского про-
шлого рассказчика гротескный характер. 
Новелла «Приличный двубортный костюм» пародирует 
жанровые приемы советского шпионского романа, типичным об-
разцом которого является роман Всеволода Кочетова «Чего же ты 
хочешь?» А такой прием комического, как алогизм, в этой новелле 
цикла обнажает несовершенство и абсурдность мира, в котором 
живет рассказчик. Алогизм возникает в силу замены одной нацио-
нальной принадлежности на другую: 
«– Найди мне узбека, выпишу полтинник. Набавлю как за 
вредность… 
– У меня есть знакомый татарин. 
Безуглов рассердился: 
– Зачем мне татарин?! У меня самого на площадке татары 
живут. И что толку? Это не союзная республика…» (с. 47). 
Новеллы «Офицерский ремень» и «Куртка Фернана Леже» 
демонстрируют такую черту довлатовской прозы, как автобиогра-
физм, когда собственная жизнь писателя становится самостоятель-
ным сюжетом. На эту особенность произведений Довлатова обра-
щает внимание В.С. Баевский: «Материалом Довлатову служила его 
собственная биография. Довлатов почти всегда пишет от первого 

184 
лица, но это не значит, что герой Довлатова – Довлатов. Скорее 
следует сказать, что Довлатов – прототип своего героя. В разное 
время герой-повествователь то приближается к своему прототипу, 
то удаляется от него, поворачивается то одним, то другим боком. 
Все творчество Довлатова можно воспринимать как единый текст, в 
основе которого лежит преображенная бурно фантазией жизнь ав-
тора. Некоторые персонажи, ситуации, даже куски текста демонст-
ративно переходят из произведение в произведение»
1
. 
История знакомства с будущей женой, отъезд жены с доче-
рью в эмиграцию в разных вариантах воспроизводились в произ-
ведениях С. Довлатова (например, в повести «Заповедник»). Эти 
мотивы есть и в новелле «Поплиновая рубашка», анекдотичность 
ситуации в которой связана с грамматической и смысловой родст-
венностью понятий «выбор (жены)» и «выборы» в органы власти. 
Частная жизнь «винтика» социалистического государства пара-
доксально накладывается на общественную жизнь, результатом 
чего становится брачный союз представителя избирательной
комиссии и рассказчика. Предварительная история, несколько 
замедляющая повествование, в этой новелле редуцирована и 
вставлена в контекст многократных действий в прошлом: 
«Я помню множество таких историй» (с. 99). 
Новелла «Куртка Фернана Леже» построена на антитезе образа 
рассказчика и образа молодого человека из преуспевающей совет-
ской семьи – Андрюши Черкасова. Ее начало отсылает к известному 
детскому произведению Марка Твена: «Эта глава – рассказ о принце 
и нищем» (с. 82). Но, в отличие от произведения американского писа-
теля, замены принца на нищего не происходит. Герои живут в одной 
стране, но в параллельных мирах: «Разумеется, у Черкасовых были 
друзья из высшего социального круга: Шостакович, Мравинский, 
Эйзенштейн… Мои родители принадлежали к бытовому окружению 
Черкасовых» (с. 83). 
В новелле «Зимняя шапка» драматичность повествования 
усиливается: суицид, похороны, драки. В новелле «Шоферские 
перчатки» переодевание в сценический костюм оттеняет абсурд 
советского быта, который постепенно возвышается до бытия: 
«Галина добавила: 
– Я пива не употребляю. Но выпью с удовольствием. 
Логики в ее словах было маловато. 
1 

жүктеу/скачать 243.71 Kb.

Достарыңызбен бөлісу: