Политический режим в современной России рассматривается с помощью трех базовых концептов господства, конфигурации форм власти и эффективности власти

The Active Society (NY: The Free Press, 1968), p. 364-366).

71 Взятка может рассматриваться и в терминах манипуляции, если субъект формирует готовность объекта к даче взятки, скрывая информацию об иных возможностях получения услуги.

72 М. Афанасьев использует выражение «право как услуга».

73 Сегодня около 40 процентов молодых людей одобрительно относятся к стремлению «делать деньги» любой ценой, даже в обход закона, а более 60 процентов согласны с тем, что сегодня нет нечестных способов зарабатывать деньги, а есть только легкие и трудные их пути (Ю.Н. Мазаев, «Социальные отношения коррупции (по материалам социологических исследований)», Материалы научно-практической конференции «Социология коррупции» (М., 2003), с. 42-45 (с. 43). При этом даже среди профессиональных публичных политиков только 10 процентов в своей деятельности руководствуется социоцентрическими мотивами (Е.Б. Шестопал, Психологический профиль российской политики 1990-х. (М.: РОССПЭН, 2000), с. 365).

74 Описывая коррупцию в Дагестане, А. Быстрова подчеркивает, что традиционная соционормативная культура дагестанцев поддерживает коррупционные практики, которыми пропитано все общество. «Авторитет народной мудрости освящает произвол и коррупцию властей. На бытовом уровне представления о власти чаще всего связываются не с радением об общественном благе и ответственностью перед обществом, а с получением определенных преимуществ, выгод» (А.С. Быстрова «Коррупция как элемент механизма осуществления власти в России», отв. ред. А.В. Дука, Власть и элиты в современной России (СПб.: Социологическое сообщество им. М.М. Ковалевского, 2003), с. 186-200 (с. 199)).

75 Один российский политолог в своем устном выступлении высказал интересную фразу: «Власть нельзя купить», имея ввиду, что административно-политическая элита очень дорожит своим господством и поэтому не «продает» свои ресурсы.

76 Если немедленной реакцией на принуждение являются страх, беспокойство и сопротивление, то побуждение чаще всего связано с надеждой и поддержкой. Позитивные санкции имеют тенденцию создавать ощущения симпатии к объекту и заботы о его нуждах, тогда как негативные воспринимаются как проявления безразличия или враждебности по отношению к нему; первые укрепляют стремление объекта сотрудничать с субъектом в будущем, вторые – препятствуют этому. Однако у побуждения есть очень серьезный недостаток: оно обычно требует больших материальных ресурсов, которые субъект вынужден постоянно тратить для поддержания власти. При этом, как и в случае с принуждением и силой, имеет место (хотя и в меньшей степени) неконгрунтность во взаимодействии убеждающих и моральных форм власти с утилитарной мотивацией (Etzioni, р. 366-367; Wrong, р. 73).

77 В убеждении подчиняющее воздействие на объект заключено в силе (рациональности) аргументов, используемых субъектам для изменения сознания и/или поведения объекта; манипуляция представляет собой скрытое воздействие субъекта на объект, осуществляемое либо путем изменения окружения объекта, либо через селективную подачу информации для объекта. Потенциал использования данных форм власти и их соотношение между собой зависят от ряда условий. В их числе: роль идеологии в системе социальной регуляции, степень открытости режима, концентрации СМИ, успешности в осуществлении экономической и социальной политики, наличие или отсутствие сильных внутренних и/или внешних угроз, особенности политической культуры населения и др. Наиболее интенсивное использование средств воздействия на сознание людей со стороны правящего режима имеет место в тоталитарных системах, тогда как в традиционных обществах оно значительно слабее, поскольку социальные коммуникации менее развиты, а население стабильно ориентируется на уже устоявшиеся нормы.

78 Э. Гидденс, Ускользающий мир: как глобализация меняет нашу жизнь (М.: Издательство «Весь Мир», 2004), с. 86.

79 Wrong, p. 28-32.

80 Ледяев, Власть: концептуальный анализ, с. 174-177. На необходимость различения властного и управленческого аспектов указывает и А.М. Старостин в его исследовании эффективности деятельности административно-политических элит (А.М. Старостин, Эффективность деятельности административно-политических элит: критерии оценки и анализ состояния в современной России (Ростов-на-Дону: Издательство СКАГС, 2003), с. 224).

81 Шевцова, указ. соч.

82 «Отчасти» – потому, что его популярность во многом обусловлена персональными качествами; при этом другие структуры государственной власти имеют существенно меньшую поддержку.

83 В России нет жесткой цензуры, которая существовала в СССР, однако имеет место самоцензура, поддерживаемая, как уже отмечалось ранее, в форме «правления предвиденных реакций»: руководители государственных СМИ прекрасно знают, что хочет власть.

84 Здесь я сознательно оставляю в стороне вопрос о том, насколько и в каких формах идеологическая гегемония вообще может иметь место в современном обществе. Мне ближе позиция авторов, которые считают, что даже в ситуациях тотального господства у подвластных остается возможность видеть альтернативные формы социальной организации (J.C. Scott, Domination and the Art of Resistance: Hidden Transcripts (New Haven: Yale University Press, 1990), pp. 71-107. Тем не менее, какой-то сегмент населения действительно является объектом идеологической власти субъекта, сумевшего навязать ей свои убеждения и ценности. В данном контексте для меня представляет интерес, насколько поворот политических умонастроений значительной части россиян стал результатом идеологической властной практики режима.

85 Успешная раскрутка В. Путина и «Единства» имели место еще в условиях ельцинского режима. Сегодня правящая элита, бесспорно, обладает еще большими манипулятивными возможностями и пропагандистскими ресурсами.

86 Слово «публичные» подчеркивает те цели, которые открыто пропагандировались элитой. Между тем значительная часть правящего класса была заинтересована в слабом государстве, что, разумеется, открыто не артикулировалось.

87 Соловьев, «Технологии администрирования: политические резонансы в системе власти современной России», c. 57.

88 Управленческая грамотность персонала может служить лишь косвенным показателем, поскольку она более связана с собственно управленческими аспектами, умением правильно ставить задачи и находить оптимальные пути их решения. Данные исследований, посвященных профессионализму и эффективности деятельности государственных служащих, дают весьма сложную и довольно противоречивую картину ситуации в этой области (Старостин, cc. 228-271).

89 В 2001 г. президент РФ дал 891 поручение в адрес Минимущества, Минфина, Минэкономиразвития, Минтранса и Госстроя, из которых было выполнено в изначально установленный срок только 48 процентов от их общего числа. Что касается поручений правительства федеральным органам исполнительной власти, то здесь пропорция примерно такая же (В. Граждан, «Антибюрократическая революция», с. 45).

90 Судя по данным социологического исследования бюрократии, так считает 57,1 процентов населения и лишь 9,6 процента оценивает ее деятельность в той или иной степени положительно (Бюрократия и власть в новой России, с. 55).

91 Здесь мы учитывали, что обычно в них не проводится четкого разграничения властного и управленческого аспектов.

92 Г.А. Саймон, Д.Х. Смитбург и В.А. Томпсон, Менеджмент в организациях (М., 1995), с. 270-271.

93 См.: Старостин, с. 174, 225. Существуют и другие подходы к оценке эффективности государственного управления, но в любом случае эффективность увязывается с достижением целей государственного управления, полнотой и качеством выполнения государством его основных функций. Так, М. Макфол предложил три основных критерия силы (эффективности) государства: 1) внутренняя связанность государства – идеологическая и институциональная; 2) относительная автономия государства от общества, степень его независимости от частных интересов; 3) способность эффективно реализовать политику (Tompson, р. 936). Первые два критерия фактически относятся к властному аспекту государственного управления, и только третий касается как властного, так и управленческого аспектов.

94 На самом деле, ситуация может быть несколько сложнее. П. Моррис (P. Morriss, Power: A Philosophical Analysis (Manchester: Manchester University Press, 1987)), скорее всего, обратил бы внимание на то, что у субъекта на самом деле может быть достаточно властных возможностей, но нет достаточной мотивации к осуществлению власти. Однако в моей интерпретации (Ледяев, Власть: концептуальный анализ, с. 133-155) интенция субъекта является обязательным признаком власти, поэтому и данную ситуацию можно интерпретировать как отсутствие власти.

95 Примеров принятия российской властью подобного рода законов очень много. Один из последних – запрет на распитие пива в общественных местах, который никто и не пытается по-настоящему реализовать.

96 В. Комаровский, «Административная реформа в Российской Федерации», Полис, № 4 (2005), с. 172-178 (с. 172-173; 177).

97 Бюрократия и власть в новой России, c. 95.