ГДЕ СЛЕДУЕТ ИСКАТЬ ОПОРУ?

ГДЕ СЛЕДУЕТ ИСКАТЬ ОПОРУ?

В конце этих упражнений руководитель реколлекций решительно сказал Кларету:

— Господь Бог призывает тебя на зарубежную миссию. Однако лучше было бы, если бы ты вступил в наш орден и как иезуит отправился на миссию, назначенную тебе твоим руководителем. В одиночку, без поддержки ордена, мало что можно сделать для спасения душ.

— Что же я должен сделать, чтобы быть принятым в Общество Иисуса? Ведь иезуиты — это люди благочестивые, мудрые, а я по сравнению с ними — пигмей, карлик…

Снисходительная улыбка мелькнула на лице иезуита. Он ответил:

— Ну-ну, без преувеличения. Иезуиты — это люди со многими добродетелями, но хватает им и пороков, и даже грехов, как и всем людям. Напиши просьбу нашему Генералу и с терпением ожидай ответа.

Отец Генерал пригласил к себе о. Кларета. Видимо, Кларет произвёл на него благоприятное впечатление, потому что тут же был направлен к главе римской провинции:

— Отец, представьтесь Провинциалу и скажите ему, что я посылаю Вас к нему и подтвержу его решение относительно Вас.

Результатом разговора с Провинциалом было принятие дона Антонио в новициат в ноябре 1839 года.

В это время в новициате было шестьдесят молодых, усердных, полных энтузиазма парней. Несмотря на то, что о. Кларет был намного старше их, он не позволил себе показывать свое превосходство ни в проявлении добродетелей, ни в смирении. Он жертвовал себя Богу полностью, без ограничения.

Все свободное время он посвящал молитве. В это время он сложил две молитвы к Богородице, которые отражали его внутренний мир.

Первая молитва звучала так:

«О Пресвятая Мария, без греха первородного зачатая, Дева и Матерь Сына Божия, Царица неба и земли!

Матерь милости и милосердия, обрати Свои проникновенные и сочувствующие очи к несчастному изгнаннику в долине слез, страданий и нужды, который, хоть и несчастен, но имеет счастливую судьбу быть сыном Твоим! О, Матерь моя, как же я люблю Тебя! Как дорога Ты мне! Как велико мое упование на то, что дашь мне стойкость в Твоей святой службе и вечное блаженство!

Матерь моя, молю Тебя и прошу, уничтожь ереси, пожирающие овчарню Твоего Пресвятого Сына. Ты можешь, о Милостивейшая Дева, сделать это, ибо у Тебя есть власть уничтожить их все. Соделай это любовью, той великой любовью, какой Ты преисполнена к Иисусу, Сыну Твоему. Посмотри на те души, искупленные ценой Крови Иисуса, которые, подвергаясь влиянию сатаны, презирают Твоего Сына и Тебя.

Чего же, Матерь моя, Тебе не хватает? Не нужно ли Тебе орудие, пользуясь которым, Ты могла бы противостоять столь великому злу? У Тебя есть одно, которое, признавая свое ничтожество, все же считает себя подходящим для этой цели, чтобы посредством его еще ярче сияла Твоя сила! Чтобы все видели, что все это сделала Ты, а не я. А потому, Матерь Прелюбимая, не будем терять времени; я — здесь, делай со мной, что пожелаешь. Ты хорошо знаешь, что я — весь Твой, уповаю, что Ты соделаешь так по Твоей великой доброте, милости и милосердию. Прошу Тебя об этом ради любви Твоей к Отцу и Сыну и Святому Духу. Аминь».

Вторая молитва звучала так:

«О, Непорочная Дева и Матерь Божия, Царица и Владычица благодати! Благоволи из любви призреть на этот несчастный мир. Посмотри, все покидают путь, на который наставил их Твой Пресвятой Сын. Забыли о Его святых законах и развратились так, что можно сказать: нет никого, кто делал бы добро. Погасла в людях святая добродетель веры — едва можно встретить ее на земле. Ах! Погас Божий свет, все — темнота и мрак. Несмотря на это, люди толпами спешат по широкой дороге, которая ведет их к вечной погибели.

И Ты, Матерь Моя, хотела бы, чтобы я, будучи братом этих несчастных, равнодушно смотрел на их полное падение? Ах, нет! Ни моя любовь к Богу, ни любовь к ближнему не могут вынести этого. Ибо что можно было бы сказать на то, что я, любя Бога, любя по-настоящему, и видя, что брат мой в нужде, не помог ему? Как же я могу не предостеречь тех, кто собирается идти по дороге, на которой разбойники грабят и убивают всех, как я могу не предостеречь их, если я люблю? Как же мне, зная, что волки загрызают овцу моего господина, молчать, если я люблю?

Как же мне молчать, видя, как расхищают сокровища, которые стоили Крови и жизни Самого Бога, как поджигают дом и наследие моего возлюбленного Отца?

Ах, не достойно молчать в таком случае. О, Матерь моя! Я не буду молчать, даже если буду знать, что меня разорвут на куски. Я не хочу молчать, я буду взывать, кричать — пусть голос мой услышат на небе и на земле — чтобы противостоять столь великому злу. Я не буду молчать, и если от крика захрипит и онемеет горло мое, я вознесу руки мои к небу, я буду рвать волосы на голове, буду бить ногами о землю, и это восполнит недостаток моего языка.

Потому, Матерь моя, с этого момента я начинаю говорить и взывать. Уже ныне я прибегаю к Тебе, Матери Милосердия. Дай мне помощь в столь великой нужде. Не говори мне, что не можешь, потому что я знаю, что в делах благодати Ты всемогущая.

Удели, молю Тебя, всем благодати обращения, ибо без нее мы ничего не сможем; тогда пошли меня, и Ты увидишь, как я стану обращать. Я знаю, что Ты даешь эту благодать всем, кто искренне просит о ней. Если же не просят о ней, то оттого, что не знают нужды в ней, не знают, что им нужно, и тем большее сочувствие пробуждают они во мне.

Потому я, как первый и самый большой грешник, прошу об этой благодати для себя и для других и жертвую себя как орудие для их обращения. Хотя нет у меня природных даров для этой цели, это не имеет значения, пошли их мне. Тогда лучше будет видно, что только по Божией благодати я тот, кто есть. Ты скажешь мне, что они так же, как охваченные безумием, не захотят слушать того, кто хотел бы исцелить их, отринут и презрят, и будут преследовать до самой смерти. Это не имеет значения, пошли меня. Ты скажешь мне, что я не вынесу столько страданий, холода, жары, дождя, наготы, голода, жажды и т. д. Нет сомнения в том, что сам я ничего вынести не смогу, но я уповаю на Тебя и говорю: все могу в Той, Которая укрепит меня.

О, Мария, Матерь и надежда моя, утешение души моей и любовь моя! Вспомни о всех тех милостях, о которых я просил Тебя и которые Ты мне даровала. Неужели ныне исчерпался неиссякаемый источник? Нет, никто не слышал и не услышит, чтобы кто-либо, просивший Тебя, был отвергнут Тобой, о Владычица. Ты видишь, что все, о чем прошу Тебя, направлено ко все большей славе Бога, ко славе Твоей и ко благу душ. Посему уповаю и верю, что получу все это. Но, чтобы побудить Тебя скорее уделить мне эту благодать, я не стану говорить о своих заслугах, ибо их нет у меня; Ты, Матерь, как Дочь Отца Предвечного, Матерь Сына Божия и Возлюбленная Духа Святого, должна заботиться о славе Пресвятой Троицы, живым образом Которой является человеческая душа, и более того — образ этот омыт кровью Бога-Человека.

Иисус и Ты, Матерь, столько сделали для этой души, а теперь неужели Вы оставите ее? Воистину, она заслужила, чтобы оставили ее, но ради любви прошу Тебя, не оставляй ее, прошу Тебя об этом ради всего, что есть святого в небе и на земле. Прошу Тебя об этом через Того, Которого я, недостойный, принимаю каждый день, с Которым разговариваю как с другом, говорю Ему, и Он слушает меня, идя с неба на мой глас. Это Тот Бог, Который сохранил Тебя от первородного греха, Который воплотился во чреве Твоем, Который облек Тебя во славу небесную и соделал Тебя Посредницей для грешников. Тот, Который несмотря на то, что Он — Бог, слушает меня и послушен мне каждодневно. Потому выслушай меня хотя бы в этот раз и удели мне ту благодать, о которой прошу. Уповаю, что Ты сделаешь это, ибо Ты — Матерь моя, мое утешение, моя услада, моя сила и всё после Иисуса. Да здравствует Иисус, да здравствует Мария!»

К этим молитвам дон Антонио добавил:

«О, Иисус и Мария! Любовь, которую я испытываю к Вам, побуждает меня желать смерти, чтобы я мог соединиться с Вами в небе. Но потому, что любовь эта столь велика, она побуждает меня просить о дальнейшей жизни, чтобы добывать души для неба. О, любовь! О, любовь! О, любовь!!!»

В то же время, в феврале 1840 года, дон Антонио почувствовал пронизывающую боль в правой ноге, не позволяющую ему ходить. Пришла беда: ему грозил паралич.

Однажды, когда он лежал в госпитале, его посетил наставник новициата, который посоветовал ему:

— Все, что происходит с Вами, отец, неспроста. Ведь вы чувствовали себя бодрым и здоровым, когда вступили в наш новициат. И тут эта неприятная неожиданность. Видимо, Господь желает от Вас чего-то другого. Обратитесь за советом к отцу Генералу.

Генерал, выслушав о. Кларета, ответил со всей уверенностью, без тени сомнения:

— Воля Божия в том, чтобы Вы, отец, как можно скорее возвратились в Испанию. Не бойтесь. Смелей!

Так Орден Иезуитов перестал быть для о. Кларета опорой в его миссионерских планах.

Сомнительным утешением для бывшего новиция было письмо отца Генерала, который писал:

«Господь Бог привел тебя в наше Общество не для того, чтобы ты оставался в нем, но чтобы научился добывать души для неба».

Дон Антонио, пребывая в ордене Иезуитов, наверняка, научился искать опору не в людях и их учреждениях, но в Самом Боге. А этот опыт, хоть и очень болезненный, все же самый важный в жизни человека, потому что он избавляет от иллюзий по отношению к человеку и открывает разум и сердце только для Бога и Его Благодати.