Республики казахстан национальный научно-практический, образовательный и оздоровительный

Так уж устроен мир: кому-то от рождения достается всего помногу, а кому-то - почти ничего. Если говорить об Альберте Швейцере (1875-1965), родившемся в Эльзасе в семье пастора, то можно сказать, судьба отмеряла ему дарования и способности полными пригоршнями. Пяти лет мальчик уже неплохо играет на рояле. Десяти - на церковном органе. Перевалив через отро­чество, этот роковой рубеж для многих вундеркиндов, Альберт проявит яркий талант исполнителя органной музыки. На стыке двух веков молодой Швейцер окажется в числе тех органистов, кто как бы заново откроет уже полузабытого Европой И.С. Баха и его потрясающую глубокую музыку. За свою жизнь Швейцер объездит почти все европейские города, в церквях которых со­хранились старинные органы - новых он не признавал. «Я ду­маю, что если бы он не стал никем другим, то он, должно быть, стал бы композитором, великим композитором, - восхищенная его исполнительским искусством, напишет о нем одна его со­временница, тонкий знаток музыки. - В его импровизациях бы­ла ярко выраженная индивидуальность. Но он почему-то нико­гда не записывал их и не повторял дважды...»

Если в музыке его кумиром на всю жизнь станет Бах, то в литературе - Лев Толстой и Гете. Поэзии и философии вели­чайшего гения Германии Швейцер посвятит большую книгу, которая и поныне считается образцом талантливого научного исследования.

Окончивший одновременно два факультета Страсбургского университета, Швейцер по своей прямой профессии - философ и теолог. Он преподает эти дисциплины в родном университете, пишет и издает книги о философии Канта и жизни Христа. Кро­ме того, он возглавляет духовный колледж, выступает с пропо­ведями в одной из местных церквей...

Словом, все в жизни Альберта складывается как нельзя луч­ше, многие ему завидуют и считают баловнем судьбы... Однако никто в мире, кроме, как однажды обронил Альберт, «одного надежного друга», под кем, полагают биографы, он имел в виду медсестру страсбургской больницы Элен Бреслау, не знает, что он не доволен своей жизнью. Нет, внешне это никак не проявля­ется. Он, как обычно, деятелен, дружелюбен, полон творческих планов. Но где-то в глубине его светло-голубых глаз притаились грусть и разочарование. Обратите внимание: в 1896 году Швей­церу всего лишь немногим более двадцати. В этом возрасте лю­ди обычно опьянены молодостью и красотой жизни. А он? Не­счастлив оттого, что слишком счастлив! У него душа не на мес­те из-за того, как пишет он в своей книге, что вокруг него столь­ко бедности и горя, столько людей изо дня в день борются с ли­шениями и страданиями.

Альберт настойчиво ищет дело, которое бы более всего от­вечало его мечте послужить людям. Однажды ему на глаза по­падется статья с отчетом парижского миссионерского общества о состоянии дел во французской колонии Габон. Альберт обра­тит особое внимание на жалобы автора отчета по поводу не­хватки врачей. «Дочитав статью, - рассказывает Швейцер в ав­тобиографической книге, - я спокойно принялся за работу. По­иски были прекращены». Африка, осенит его, - вот земля, где успокоится его совесть. Медицина - вот призвание его души...

Да, поиски были прекращены, но трудности у Альберта - толь­ко начнутся! Когда родители узнают, что их талантливый, словно бы самим Богом отмеченный сын собирается поменять профессию и навсегда уехать в Африку, с ее тяжелым для европейца жарким, влажным климатом, дикими племенами черных людей, крокодила­ми, мухами цеце и лихорадкой, они сочтут, что у него помутился разум. Кто-то из друзей подумает, что Альберт переживает драму неразделенной любви и хочет, что называется, подальше уехать от самого себя. Правда, все надеются, что он скоро образумится. «По их мнению, я был человеком, который зарывает в землю доверенные ему таланты и вместо них пытается пустить в оборот фальшивые деньги, - вспоминает он со смешанным чувством обиды и иронии те непростые для него дни. – Работу среди диких я должен оставить тем, кому не придется для этого жертвовать своими дарованиями... Одна дама, преисполненная современного духа, даже доказывала мне, что чтением лекций об организации медицинской помощи пер­вобытным народам я сделал бы гораздо больше, чем своим лечени­ем... Мне пришлось также выдержать немало словесных дуэлей с людьми, которые слыли христианами. Странно было видеть, как далеки они от понимания, что стремление поставить себя на службу любви - той любви, которую проповедовал Иисус - может дать жизни совершенно новое направление...»

Но чтобы быть врачом, надо им - другого способа нет - стать. А вот как это при сумасшедшей занятости, тьме всевоз­можных обязанностей и обязательств сделать? Очень просто. Тридцатилетний доктор философских наук, приват-доцент те­ологии Альберт Швейцер поступает на медицинский факультет своего же университета. Его коллеги - в шоке. Некоторым из них кажется, что Швейцеру уже мало славы, какую он имеет, и гонит его в Африку бес неутолимого тщеславия. Единственный человек, кто целиком на его стороне, это упомянутая Элен Брес­лау. В течение пяти лет профессор сдает зачеты и экзамены по медицине, как бы сказали сегодня, без отрыва от производства. Ах, как хочется поверить, что, получив диплом врача, Швейцер тотчас, как на крыльях, отправится в Африку! Но увы, всех средств его и его жены, которой стала Элен Бреслау, хватит лишь на дорогу и на небольшой набор медицинских инструмен­тов и лекарств. Парижское миссионерское общество обещает к их приезду построить в Габоне помещение для больницы. Пре­красно! Значит, надо, еще находясь в Европе, закупить и по­грузить на пароход много-много ящиков с медицинским обо­рудованием. И новоиспеченный доктор Швейцер не считает за­зорным обратиться за помощью к друзьям и благотворительным обществам. Тут он, по его собственным словам, в полной мере почувствует, как трудно убедить людей поддержать дело, кото­рое существует пока лишь в виде добрых намерений.

В «Маленьком принце» Сент-Экзюпери есть планета, где каждый житель выметает свой уголок. Начиная с зимы 1913 го­да для Альберта и Элен, а несколько позже и для их дочери Ре­не, таким уголком на земле станет крохотный африканский по­селок Ламбарене, затерянный среди тропических лесов. Лишь изредка наезжая в Европу, главным образом для того, чтобы за­работать органными концертами и чтением лекций какие-то деньги для своей больницы, Швейцер проживет в Габоне в об­щей сложности почти полвека! Он и умрет здесь. Согласно воле отца, Рене похоронит его рядом с Элен...

Трудности первых лет работы в Африке доктор опишет в своем знаменитом труде «Письма из Ламбарене»: «Поначалу я стал принимать больных и делать перевязки перед домом на свежем воздухе и солнцепеке. Обещание построить больницу миссионерское общество не выполнило. Ничего не поделаешь, пришлось устраиваться в помещении, где прежде был курятник. Я чувствовал себя на вершине счастья. Какое это было блажен­ство, когда в первый раз по крыше застучал дождь и невероят­ное стало явью - я мог спокойно продолжать свои перевязки!»

«Среди моих пациентов оказался маленький туземец, кото­рый ни за что не хотел войти в комнату, куда его пришлось втаскивать силой. Как выяснится потом, он был уверен, что док­тор собирается его убить и съесть».

«Некоторые больные, получив от моей жены таблетки, проделывали в них дырочки и носили их как бусы...»

«Поздняя осень 1924 года... Большим событием в моей жизни явилось то, что у меня теперь есть второй врач...»

«Больные лепрой (проказой) прибывают к нам непрерывно. Доктор Нессман особое внимание уделяет лечению разъе­дающих язв. Самая незначительная удача в этом деле приносит нам огромное облегчение».

«Воздух здесь настолько влажный, что даже те медикамен­ты», которые в Европе отпускаются в бумажной обертке или в картонных коробках, здесь удается сохранять только в закупо­ренных пробкой флаконах или в плотно закрытых жестяных ко­робках... Своих друзей в Европе я в каждом письме прошу соби­рать для меня большие и малые пузырьки и жестяные коробки любых размеров. Как радостен будет для меня тот день, когда у меня окажется достаточное количество всех этих предметов».

«В 1944 году мы уже сами понимаем, до какой степени ус­тали... Приходится напрягать последние силы, чтобы справиться с работой. Только бы не захворать - вот чем мы озабочены по­вседневно. И мы не сдаемся».

«Последовавшие за войной годы были чрезвычайно тяжелы для меня. Поэтому я прошу моих друзей простить меня за дол­гое и непонятное для них молчание...»

Город Франкфурт присуждает Швейцеру премию Гете «За заслуги перед человечеством». Он жертвует ее для безработных.

В то время, когда по радио передавали сообщение о при­суждении ему Нобелевской премии мира за 1952 год, доктор находился в конюшне для антилоп и убирал навоз... Он молча посмотрит на врача, принесшего ему эту весть, кивнет головой и продолжит убирать навоз...

В Америке одна женщина из числа приветствовавших при­мет его за Альберта Эйнштейна. «Я понимаю вашу ошибку, - весело скажет ей Швейцер, - потому что на голове у него все также совершенно, как у меня, но в голове у меня все совер­шенно не так, как у него...».

Однажды он вслух заметит, что девочки, родившиеся у него в больнице, снова приезжают сюда, но уже для того, чтобы ро­жать. «По-моему, я старею», - скажет он по этому поводу, пряча улыбку в свои густые, но уже совершенно белые усы...

«И его высокая душа нас не покинет. Дружественная и благо­стная, она воспарит над верхушками деревьев среди легких обла­ков, что реют по утрам над рекой Огове...» (Из речи представителя президента Габона на похоронах Альберта Швейцера).

В Габоне и поныне действует медицинский комплекс, осно­ванный в свое время Великим Добрым Доктором. Но не только это он оставит на земле. Вся его самоотверженная жизнь - вдохновенный урок человечности, доброе указание нынешним и грядущим поколениям, чем жить, во что верить, какие мораль­ные и духовные ценности должны быть превыше всего. Как все гуманисты, Швейцер был преисполнен любви и веры в челове­ка, однако он считал, что живет в эпоху глубокого духовного и культурного упадка человечества. Увы, думать так у него были серьезные основания, ведь именно при его жизни произошли две кровавые мировые войны.

Свою Нобелевскую премию отдаст на строительство лепро­зория неподалеку от Ламбарене. Ежедневно озабоченный лече­нием и питанием больных, закупками лекарств и продуктов, возведением новых помещений для своей больницы, доктор Швейцер, оставаясь в то же время философом и теологом, про­должает напряженно размышлять над проблемами бытия. Что такое человек и каково его место в царстве жизни на земле? Что должно быть основой его нравственного поведения при всех обстоятельствах, во все времена? На эти и подобные вопросы Швейцер, как всегда, дает сугубо свои и во многом непредска­зуемые ответы. Как всегда - уж так, наверное, были устроены его голова и душа - истина открывается ему внезапно.

«Мы медленно ползли вверх по течению - это был сухой се­зон, - нащупывая проходы между отмелями, - рассказывает он в книге «Жизнь и мысли». - ...Погруженный в размышления, я сидел на палубе барки, тщетно стараясь найти элементарную и универсальную концепцию этики, которой я не нашел ни в од­ной философии. Страницу за страницей покрывал я бессвязны­ми предложениями просто для того, чтобы не давать разбегаться мыслям. К концу третьего дня, когда на закате солнца мы шли прямо через стадо гиппопотамов, в моем мозгу неожиданно и самопроизвольно вспыхнули слова: «БЛАГОГОВЕНИЕ ПЕРЕД ЖИЗНЬЮ». Железная дверь поддалась, я увидел дорогу в не­проходимой чаще...»

Великая ошибка всех предшествующих этических учений состояла в том, что они ограничивались только отношением че­ловека к человеку. На самом же деле вопрос заключается в том, каким должно быть его отношение к миру и ко всей жизни, ко­торая в пределах его досягаемости». Пожалуй, нельзя более кратко, чем доктор Швейцер, выразить то, что должно быть ме­рилом нравственности для людей: «Человек этичен лишь тогда, когда жизнь как таковая священна для него, будь то жизнь рас­тений, животных или людей, и когда он с готовностью отдает себя любой жизни, которая нуждается в помощи».

Предлагая свою «этику благоговения перед жизнью» как универсальную (с чем многие философы не согласятся), Швей­цер в то же время не закрывает глаза на реальность. Он пишет: «Мир, однако, являет нам ужасную драму: одна жизнь поддер­живает себя за счет другой, одна разрушает другую...» Как же вести себя перед лицом жестокой прозы бытия? Философ Швейцер отвечает: «Если человек руководствуется этикой бла­гоговения перед жизнью, он наносит ей вред лишь под давлени­ем необходимости и никогда не делает этого бездумно». Говоря конкретно, это означает, что человек творит зло, срывая цветок, но творит добро, спасая раненое животное.

Был ли он прекраснодушным идеалистом на самом деле? Судите сами. 1915 год. В Европе идет война, гибнут тысячи лю­дей. А где-то в далекой африканской глубинке доктор Швейцер, завершив вечерний обход больных, садится за письменный стол, осторожно подвинув в сторону спящих котят, и пишет следую­щее: «Для истинно нравственного человека всякая жизнь свя­щенна, даже та, которая с человеческой точки зрения кажется нижестоящей... Я покупаю у туземцев птенца речного сокола, которого они поймали, спасая от жестоких рук. Но теперь я должен решать, оставлять ли его умирать с голоду или же уби­вать ежедневно множество рыбок, чтобы сохранить ему жизнь. Я решаюсь на последнее. Но каждый день ощущаю тяжесть сво­ей ответственности за принесение одной жизни в жертву дру­гой...»

Терпимо относясь к присущим людям слабостям, Швейцер, однако, считает, что ответственность за происходящее в мире лежит на каждом человеке. Он убежден, что душа и разум нам даны не для того, чтобы всякий раз подчиняться чужой воле, во всех случаях жизни поддаваться давлению обстоятельств, а для того, чтобы всегда следовать здравому смыслу и приказам своей совести... Приведем суждение доктора Щвейцера на этот счет - право, оно стоит того, чтобы его внимательно прочесть и заду­маться, в какой мере оно касается каждого из нас.

«В человечестве всегда живет стремление к идеалу. Но лишь малая часть этого стремления открыто проявляется в дей­ствии... Удел многих - это более или менее бездушный труд, которым они зарабатывают на жизнь и удовлетворяют потреб­ности общества, но в котором они не могут или почти не могут проявить своих человеческих качеств, ибо этот труд требует от них немногим более, чем быть хорошими человеческими маши­нами. Но нет человека, которому бы не представился случай от­дать себя людям и проявить тем самым свою человеческую сущность. Спасти свою человеческую жизнь - вопреки услови­ям своей профессиональной жизни - может всякий, кто исполь­зует любую возможность быть человеком, делая что-нибудь лично для своих братьев, которые нуждаются в помощи - какой бы скромной ни была его деятельность. Такой человек поступа­ет на службу духовности и добру...»

Напоследок зададимся вопросом: был ли таким человеком сам герой нашего рассказа? Наверное, после всего, что мы узнали о его жизни и делах, этот вопрос кому-то покажется неуместным, а ответ на него - очевидным. Возможно, Альберт Швейцер в самом деле мог стать композитором и даже таким же гениальным, как его лю­бимый Бах. Не занимаясь изо дня в день в течение полувека благо­родным, но изнурительным трудом врача, он, возможно, как мысли­тель, в чем-то превзошел бы высоко чтимого им Канта. Но вместо всего этого он вылечил, освободив от невыразимых страданий тыся­чи и тысячи людей, своей безупречной нравственностью заронил искру надежды и веры в сердца миллионов. Что же лучше?.. Право, нет таких весов, чтобы можно было все взвесить и сравнить одно с другим. Да и для чего взвешивать? Доктор Швейцер и без того отныне и вовеки занимает подобающее ему место в ряду высоких и светлых сынов человечества...

НЕ ЖИТЬ НА «АВОСЬ»

Р. Энтони

Стремитесь ли вы лучше выполнить работу, которую вам необходимо сделать, и успешно решить задачи, которые вам предстоят? Или вы собираетесь работать по мере своих возмож­ностей, просто для того, чтобы все было сделано?

Я думал об этом, когда в один прекрасный день шел по ули­це. Я увидел, как человек на лестнице красит стену. Он водил кистью взад-вперед: шлеп-шлеп, шлеп-шлеп. Он не смотрел на свою работу и, очевидно, размышлял о чем-то другом. Я поду­мал: "О, что за жутко унылое и утомительное существование".

Затем, через несколько минут я вошел в офис, где некая ле­ди сидела и стучала на старой адресной машине, в которой нуж­но нажимать на клавиши и поворачивать ручку вверх-вниз. Она тихо напевала под стук машины, которая была похожа на мет­роном, вносивший ритм в ее пение. Я понял, что не метроном настраивает ритм ее работы, а ритм ее сердца настраивает рабо­ту машины. Я мысленно вернулся к маляру с его кистью и по­думал: "Как жаль, что его сейчас здесь нет и он не видит эту женщину, занятую такой же рутинной работой". Она получала от работы настоящее удовольствие.

Мне кажется, что мы получаем от работы только то, что в нее вкладываем, и если мы собираемся вообще что-то получить, то должны выполнять работу с интересом - особенно если мы собираемся получить что-то хорошее и полезное. Хорошие и полезные дела надо выполнять с энтузиазмом и интересом.

Если работа выполняется просто как обязанность, то люди, которые воспользуются ее плодами, почувствуют нашу губи­тельную холодность. Я думал об этом маляре, работавшем, ве­роятно, чтобы прокормить жену и детей, и я уверен, что его стиль "на авось" переносится и на его семью.

Многие люди, особенно в церквях, тратят много времени и средств на организованную благотворительность, раздавая или собирая деньги в запланированные сроки и таким образом в большей или меньшей степени лишая себя возможности само­произвольных деяний любви и добра, идущих изнутри.

Что бы вы ни делали, делайте это с рвением, усердием и с лю­бовью - даже если вы полируете столовое серебро. Полируйте се­ребро так, чтобы оно было впору для королей. Занимайтесь вашей повседневной работой охотно, радостно и с благодарностью.

Когда вы дарите подарок, дарите его с любовью. Когда вы молитесь, не бубните слова, давно утратившие свой смысл. Мо­литесь усердно и с рвением. Ваша молитва должна быть испол­нена жизни и динамики. Она должна быть частью вас самого.

Мы никогда не выберемся из ямы тщетности своего суще­ствования, пока не вернемся к вере в нечто, существующее по­мимо нас самих. Мне кажется, что чувство безнадежности, по­висшее сегодня над нашим старым миром, похоже на туман, возникший из наших слабостей и жизни «на авось».

Будет ли ваша жизнь прожита «на авось» или она будет на­полнена пением от избытка внутренней радости, зависит от вас. Вы должны видеть выбор в себе самом и определять, что будет преобладать в вашей жизни и ваших делах.
ДЕЯТЕЛЬНОЕ БЕЗДЕЙСТВИЕ

Р. Энтони

Деятельный ли вы человек? Полагаю, это зависит от того, что вы понимаете под словом «деятельность». Может быть, вы постоянно «крутитесь» и поэтому считаете себя деятельным че­ловеком? Так ли это? Я не думаю, что деятельность всегда тре­бует действия. Есть моменты, когда наши действия служат оп­равданием незнания того, чего же мы действительно хотим сде­лать. Масса времени и энергии часто тратится на пустяки. Но мы не можем себе позволять, чтобы наши силы расходовались буквально впустую. Раньше или позже нам придется решить, что важно, а что неважно, ибо если мы попытаемся делать все одновременно, то не сможем добиться ничего серьезного. Чело­веческое сознание - очень тонкий и сложный инструмент. Оно подвержено стрессам как изнутри, так и снаружи, и слишком большое давление часто может привести к срыву.

Умственное переутомление может быть столь же изнуряющим, как и физическое. Есть только один способ поддерживать себя - постоянно возвращаться к безмолвному общению со своим внут­ренним «Я». Вы спокойно отдыхаете у источника жизни и жизне­стойкости. Как ни удивительно, но это - деятельность, причем дея­тельность более высокого уровня, чем умственная или физическая. Возле ступицы вращающегося колеса времени есть точка непод­вижности и спокойствия. Мы должны учиться возвращаться к этой точке, если не хотим, чтобы нас перемололо спицами или вышвыр­нуло за край. Это спокойствие в сердце деятельности - единствен­ное место, где мы можем общаться со своим внутренним «Я». Если мы хотим этого спокойствия, мы должны сознательно приводить себя в такое положение, где можно достичь его. Это секрет обновле­ния сил - умственных, физических и духовных. Обнаружив эту ис­тину, вы испытаете уверенность ума, познавшего свою суть.

Деятельность не всегда означает подвижность. Деятель­ность внутреннего «Я» часто заключается в абсолютной непод­вижности. Когда вы перезаряжаете аккумулятор своего автомо­биля, он стоит на полке с двумя проводами, идущими от него, и выглядит совершенно мертвым. Внешне ничего не происходит, однако внутри этого аккумулятора идет более бурная деятель­ность, чем когда-либо. Кажется, сэр Эдвард Арнольд написал: «Ты претерпеваешь неприятности от самого себя, никто не понукает тебя и не держит; ты свободен жить и умереть, вращать­ся с колесом и целовать его спицы, которые есть страдание». Действительно, мы не связаны необходимостью постоянно кру­житься в потоке дел. Иногда мы наиболее деятельны, когда ста­новимся совершенно неподвижными и позволяем своему внут­реннему «Я» работать внутри нас.

В нашем постоянно меняющемся мире с его сложной сис­темой сил, действующих вокруг нас, нам иногда хочется крик­нуть, что нас ведет сила обстоятельств. Истина, однако, состоит в том, что мы делаем лишь то, что избираем для себя. Даже если мы и не хотим выбирать определенный путь, то в конце концов вступаем на него, поскольку нам кажется, что это путь наи­меньшего сопротивления. Мы следуем той дорогой, по которой легче идти, хотя знаем, что в будущем это может принести нам неудобства и затруднения. Мы всегда находимся на перекрестке решений: в деловых вопросах, в семейных отношениях, в мире наших повседневных дел. Всегда существует необходимость выбирать, поэтому так важно сделать правильный выбор.

Видите ли, когда мы осознаем, что сила, позволяющая нам преодолеть любое препятствие, находится внутри нас, мы пере­стаем взывать о помощи. Когда мы начинаем спокойно беседо­вать со своим внутренним «Я», мы обнаруживаем, что настраи­ваемся на Внутренние Ресурсы ментальной силы. Секрет этой силы состоит в понимании ресурсов нашего мышления, наших норм поведения. Когда мы начинаем понимать, что сила, позво­ляющая сделать все что угодно, стать тем, кем мы хотим, дос­тичь всего, к чему мы стремимся, находится внутри нас, тогда и только тогда к нам приходит жизненный успех - наш собствен­ный успех! Я считаю, что ни одно великое деяние не соверша­лось людьми без веры в то, что внутри них находится некая ве­ликая Сила, превосходящая любые другие силы и обстоятельст­ва, с которыми им приходилось сталкиваться.

Я уверен, что люди, верившие в это, были осмеяны друзьями и соседями, вероятно, считавшими их слегка ненормальными. Они считали это глупостями и возвращались к своим обычным повсе­дневным жерновам, уживаясь с усталостью и ощущением неудачи до самой смерти, которая приходит почти как облегчение и освобо­ждение от тревог. Собираетесь ли вы быть одним из этих людей или прислушаетесь к своей Внутренней Силе?

Начните использовать созидающую силу вашего сознания. Пользуйтесь своей силой предвидения, ибо ваше мышление явля­ется тем быстрым потоком, который заставляет эту силу работать. Соедините свои ментальные силы с Всеобщим Подсознательным - и вы станете суперличностью. Попытайтесь. Вы обнаружите, что нашли ключ к решению любых проблем в своей жизни. Проще говоря, это означает: вы сможете сделать все, что задумаете, если будете достаточно сосредоточенно думать, что можете это сделать! Позвольте мне повторить снова: вы сможете сделать все, что заду­маете, если будете достаточно сосредоточенно думать, что можете это сделать. Успех, победа при любых обстоятельствах происходят сначала и, прежде всего, в вашем сознании. Увидьте себя дости­гающим своей цели, и вы ее достигнете.