Робин Хобб Королевский убийца



бет7/34
Дата18.05.2022
өлшемі1.75 Mb.
#457055
1   2   3   4   5   6   7   8   9   10   ...   34
hobb robin korolevskii ubiica

6. «ПЕРЕКОВАННЫЕ»
Два сына было у королевы Констанции и короля Шрюда — Чивэл и Верити. Всего два года разделяли их, и они росли такими близкими друг другу, какими только могли быть два брата. Чивэл был старшим и первым получил титул наследного принца в свой шестнадцатый день рождения. Отец немедленно послал его улаживать пограничный спор в Халцедоновые области. С этого времени Чивэл редко бывал в Баккипе больше нескольких месяцев подряд. Даже после того, как он женился, ему редко разрешалось отдохнуть. Не то чтобы в это время было так уж много пограничных конфликтов, а просто Шрюд, по-видимому, намеревался установить четкие границы со своими соседями. Многие из этих споров были улажены мечом, хотя, по мере того как шло время, Чивэл становился все более искусным дипломатом.
Некоторые утверждали, что опасное поручение, возложенное на Чивэла, было делом рук его мачехи, которая постаралась, чтобы наследного принца послали на верную смерть. Другие говорили, что это сам Шрюд предпочитал держать старшего сына подальше от своей новой королевы. Принц Верити, в силу своей незрелости вынужденный оставаться дома, каждый месяц подавал официальное прошение своему отцу, желая последовать за братом. Все усилия Шрюда заинтересовать его собственными обязанностями были тщетны. Принц Верити выполнял все, что ему говорили, но ни у кого не осталось сомнений в том, что он желал бы быть рядом со своим старшим братом. Наконец, на двадцатый день рождения Верити, после шести месяцев постоянных просьб, Шрюд неохотно уступил ему.
С тех пор и до того дня, как четыре года спустя Чивэл отрекся от престола, а Верити принял титул будущего короля, два принца работали вместе над установлением границ и торговых связей с землями, граничащими с Шестью Герцогствами. Чивэл был одарен талантом общаться с людьми, а Верити, в свою очередь, разбирался в деталях соглашений и составлял драгоценные карты, поддерживая авторитет своего брата как солдат и как принц.
Принц Регал, младший из сыновей Шрюда и его единственный ребенок от королевы Дизайер, провел свою юность при дворе. Мать воспитывала его как будущего короля.

Я возвращался домой, в Баккип, с чувством облегчения. Я часто выполнял подобные задания для своего короля, но никогда не испытывал удовлетворения от своей работы убийцы. Я был рад, что Вераго оскорбила меня, потому что мне стало легче выполнить мою задачу. И тем не менее она была очень красивой женщиной и очень искусным воином. Это была потеря, и гордости за свою работу я не ощущал — я только исполнил приказ моего короля. Так думал я, пока Суути преодолевала последний подъем по дороге к дому.


Я посмотрел вверх и едва поверил тому, что увидел. Кетриккен и Регал верхом. Они ехали бок о бок. Вместе. Оба как будто сошли с иллюстрации к одной из лучших рукописей Федврена. Регал был в алом с золотом камзоле, блестящих черных сапогах и перчатках. Его дорожный плащ висел на одном плече и развевался на утреннем ветру, который разрумянил его щеки и взъерошил волосы, разбросав тщательно уложенные локоны. Его темные глаза сияли. «Он выглядит почти мужчиной, — подумал я, — вот так, сидя на высокой черной лошади и прямо и красиво держась в седле. И, если бы захотел, он и мог бы быть мужчиной, а не вялым юношей, не расстающимся со стаканом вина и жеманной леди. Еще одна потеря». Но теперь подле него была совсем другая леди. В сравнении со следовавшей за ними свитой она казалась редким чужеземным цветком. Она ехала верхом по-мужски, на ней были свободные брюки, пурпурный цвет которых не мог бы получиться ни в одной из красилен Баккипа. Брюки, украшенные искусной вышивкой ярких тонов, были тщательно заправлены в высокие сапоги, доходившие ей почти до колена. Баррич одобрил бы такую практичность. Высокий воротник короткой куртки из пушистого белого меха защищал ее шею от ветра. Белый песец, подумал я, из тундры по ту сторону гор. На руках Кетриккен были черные перчатки. Ветер играл ее длинными светлыми волосами. На голове у нее красовалась разноцветная вязаная шапочка, такая яркая, какую только можно вообразить. Она сидела на лошади высоко и близко к шее, в горской манере, и из-за этого Софтстеп двигалась под нею легко, словно играючи. Упряжь гнедой кобылы звенела крошечными серебряными колокольчиками, как ломающиеся весенним утром сосульки. В сравнении с другими женщинами в их широких плащах и юбках, Кетриккен выглядела грациозной, как кошка. Она напоминала дикого воина из северных стран или искателя приключений из какого-нибудь древнего сказания. Этим она выделялась среди других леди, но не так, как высокорожденная и богатая женщина выделяется среди менее знатных, — нет, она казалась ястребом в клетке с певчими птицами. Я не был уверен, что ей следует показываться своим вассалам в таком виде. Принц Регал ехал рядом, улыбаясь и разговаривая с ней. Это была живая беседа, часто оба смеялись. Приблизившись, я придержал Суути. Кетриккен, улыбаясь, собиралась остановиться, чтобы приветствовать меня, но принц Регал холодно кивнул и пустил свою лошадь рысью. Кобыла Кетриккен, чтобы не отстать, рванулась вперед. Так же быстро меня поприветствовала свита будущей королевы и принца. Я проводил их взглядом и с тяжелым сердцем продолжил путь в Баккип. Лицо Кетриккен было оживленным, ее бледные щеки раскраснелись на холодном ветру, а ее улыбка, обращенная к Регалу, была искренней и веселой. И все-таки я не верил, что она может оказаться такой простодушной, чтобы довериться ему.
Я думал об этом, пока расседлывал Суути и чистил ее. Я нагнулся, чтобы проверить ее копыта, когда почувствовал, что Баррич смотрит на меня через стенку стойла.
— И давно? — спросил я его. Он знал, о чем я.
— Через несколько дней после того, как ты уехал. Как-то раз Регал привел ее сюда и заявил: он считает позором то, что королева проводит столько времени в замке. Она привыкла к такой открытой и простой жизни наверху, в горах! Он утверждал, что позволил ей уговорить себя научить ее ездить верхом так, как мы ездим здесь, внизу. Потом он приказал мне достать седло, которое Верити подарил своей королеве, и оседлать Софтстеп. И что я мог сделать или сказать? — свирепо поинтересовался он, когда я вопросительно повернулся к нему. — Как ты говорил раньше, мы люди короля. Присягнули. А Регал — принц династии Видящих.
Легким движением руки я напомнил Барричу, чтобы он был осторожен в словах. Он шагнул в стойло Суути и стал задумчиво чесать у нее за ухом, пока я заканчивал осматривать ее.
— Ты не мог поступить иначе, — согласился я, — но меня очень интересует, чего он на самом деле хочет и почему она терпит его?
— Чего хочет? Наверное, хочет снова добиться ее милости. Это ни для кого не тайна, что она чахнет в замке. О, она никому не говорит об этом. Но она слишком открыта, чтобы другие могли поверить, что она счастлива, когда это не так.
— Возможно, — неохотно признал я. И поднял голову так же внезапно, как это делает собака, когда хозяин свистнет ей. — Я должен идти. Будущий король Верити… — я не закончил. Я не должен был давать Барричу понять, что меня позвали при помощи Скилла. Я закинул свои седельные сумки с тщательно скопированными пергаментами на плечо и направился наверх, к замку.
Я не задержался, чтобы переменить одежду или согреться у кухонного очага, и пошел прямо в кабинет Верити. Дверь была открыта, я стукнул один раз и вошел. Верити склонился над картой, прикрепленной к столу. Он едва взглянул на меня. Дымящееся подогретое вино уже поджидало меня, и деревянная тарелка с щедрой порцией хлеба и холодного мяса стояла на столе у очага. Через некоторое время принц выпрямился.
— Ты слишком хорошо защищаешься, — сказал он вместо приветствия. — Я пытался заставить тебя поторопиться последние три дня. И когда ты наконец почувствовал мой Скилл? Стоя в моих собственных конюшнях. Я говорю тебе, Фитц, мы должны найти время, чтобы научить тебя как-то контролировать твой Скилл.
Но я знал, что времени никогда не будет. Слишком много других вещей требовали его внимания. Как всегда, принц немедленно перешел к делу:
— «Перекованные».
Я ощутил озноб от дурного предчувствия.
— Опять напали красные корабли? Такой глубокой зимой? — спросил я недоверчиво.
— Нет. От этого, по крайней мере, мы избавлены. Но, как выяснилось, пираты красных кораблей могут спокойно сидеть у своих очагов и все-таки отравлять нам жизнь. — Он замолчал. — Давай ешь и грейся. Ты можешь жевать и слушать в одно и то же время.
Пока я налегал на еду и вино, Верити рассказывал:
— Та же проблема, что и раньше. Сообщения о «перекованных» — не только грабящих путников, но и разоряющих удаленные дома и фермы. Я провел расследование и вынужден доверять этим сообщениям. Однако нападения происходят вдали от городов, которые разгромили пираты. И в каждом случае люди утверждают, что «перекованные» действуют не в одиночку, а целыми группами.
Я подумал немного, проглотил, потом заговорил:
— Я не думаю, что «перекованные» способны собираться в банды и вообще как-то взаимодействовать. Когда встречаешься с ними, обнаруживаешь, что у них нет никакого чувства… товарищества. Ничего человеческого. Все их поступки эгоистичны. Они как росомахи, говорящие на человеческом языке. Их не заботит ничто, кроме собственного выживания. Друг в друге они видят только врагов и дерутся из-за еды и любой другой вещи. — Я снова наполнил свою кружку, чувствуя, как тепло разливается по жилам. Вино согрело меня, но холод от вызывающих озноб мрачных мыслей о «перекованных» остался.
Это Уит позволил мне узнать все о «перекованных». Я едва мог чувствовать их, такими мертвыми были их ощущения родства с миром. Уит давал мне определенный доступ к паутине чувств, которые испытывали все живые существа, но «перекованные» ускользали от меня и были холодны как камни. Голодные и безжалостные, как буря или речной паводок. Неожиданно столкнуться с одним из них было для меня так же страшно, как если бы камень вдруг решил напасть на меня.
Но Верити только задумчиво кивнул:
— Но даже волки нападают стаей. Так же касатки поступают с китом. Если эти животные могут сбиться вместе, чтобы добыть еду, почему «перекованные» не могут?
Я положил обратно кусок хлеба, который только что взял.
— Волки и касатки делают так согласно своей природе и делятся пищей. Они убивают, чтобы накормить своих детенышей. Я видел группы «перекованных», они никогда не действуют сообща. Когда на меня напала такая банда, меня спасло только то, что я мог натравить их друг на друга. Я отшвырнул плащ, который они хотели заполучить, и они дрались из-за него. А потом, когда они бросились за мной в погоню, то больше мешали, чем помогали друг другу. — Я боролся с собой изо всех сил, стараясь, чтобы мой голос не дрожал. Воспоминание о той ночи полностью захватило меня. Кузнечик умер в ту ночь, а я в первый раз убил. — Они не сражаются вместе. Вот чего лишены «перекованные». Они не понимают смысла совместных действий на пользу всем.
Я поднял голову и встретил полный симпатии взгляд Верити.
— Я забыл, что у тебя есть некоторый опыт сражений с ними. Прости меня. Я не подумал. У меня так много забот в последнее время. — Его голос затих, и мне показалось, что он прислушивается к чему-то далекому. Через мгновение принц пришел в себя. — Так. Ты думаешь, что они не могут сотрудничать. Тем не менее это, по-видимому, происходит. Смотри сюда, — он провел рукой по лежавшей на столе карте, — я отмечал места, откуда приходили сообщения, и следил за тем, сколько «перекованных» там видели, по словам очевидцев. Что скажешь?
Я подошел и встал с ним рядом. Я ощутил мощное воздействие его Скилла и подумал, может ли он контролировать эту магию, или она всегда угрожает вырваться наружу.
— Карта, Фитц, — окликнул он меня, и я решил, что он, наверно, знает о моих мыслях. Я заставил себя сосредоточиться. Удивительно подробно выполненная карта показывала герцогство Бакк. Мели и участки, затопляемые приливом, были отмечены вдоль побережья, так же как и межевые знаки и самые маленькие дороги. Это была карта, с любовью сделанная человеком, который хорошо знал эту местность. Верити отмечал то, что ему было нужно, с помощью красного воска. Я изучал карту, пытаясь понять, что его так заинтересовало. Семь различных случаев. Верити протянул руку и ткнул в красные отметки.
— Некоторые всего в дне езды от Баккипа. Но так близко от нас не было набегов. Откуда могли взяться «перекованные»? Их могли выгнать из поселков, это верно, но зачем им стягиваться к Баккипу?
— Может быть, они притворяются «перекованными», когда идут грабить своих соседей?
— Возможно. Но меня тревожит, что нападения происходят все ближе и ближе к Баккипу. Судя по тому, что говорят жертвы, существуют три различных группы. Но, когда поступает очередное сообщение о грабеже, или взломанном амбаре, или о корове, убитой в поле, складывается впечатление, что группа «перекованных» продвигается к Баккипу. Я не могу придумать никакой причины, по которой они могли бы так себя вести. И, — он перебил меня, когда я открыл рот, чтобы вставить слово, — описание одного последнего нападения совпадает с описанием нападения, о котором докладывали больше месяца назад. Если это те же самые «перекованные», значит, они прошли долгий путь за это время.
— Это не похоже на «перекованных», — сказал я и потом осторожно спросил: — Вы подозреваете, что тут кроется какой-то заговор?
Верити горько фыркнул:
— Конечно. Заговор против короля. Но по крайней мере в этом случае, как мне кажется, я могу не искать заговорщиков в Баккипе. Мне нужно обнаружить его источник. — Он внезапно остановился, как бы услышав, как резко звучат его слова. — Найди мне его, Фитц, ладно? Поезди немного вокруг и послушай. Узнай, о чем говорят в тавернах, присмотрись к знакам на дорогах. Собирай слухи о других нападениях и будь внимателен к деталям. Тихо. Можешь сделать это для меня?
— Конечно. Но почему тихо? Мне кажется, что, предупредив людей, мы скорее узнаем о том, что происходит.
— Мы бы услышали больше, это верно. Больше слухов и еще больше жалоб. Пока что это отдельные жалобы. Думаю, я единственный, кто сложил из них цельную картину. Я не хочу, чтобы Баккип вооружался, сетуя на то, что король не может защитить даже свою столицу. Нет. Тихо, Фитц. Тихо.
— Просто тихо разобраться в этом. — Я произнес это не как вопрос.
Верити слегка пожал своими широкими плечами, и было похоже, что он взвалил новое бремя на свои плечи, а не избавился от него.
— Останови это там, где сможешь. — Голос его был тихим, он смотрел в огонь. — Тихо, Фитц. Очень тихо.
Я медленно кивнул. Подобные задания я получал и раньше. Убийство «перекованных» не беспокоило меня так, как убийство человека. Иногда я пытался сделать вид, что только возвращаю мир в изувеченные души, избавляю от мучений семьи. Я надеялся, что не слишком привыкну лгать самому себе. Это была роскошь, которой убийца не мог себе позволить. Чейд предостерегал меня от этого, говоря, что я всегда должен помнить, кто я такой на самом деле. Не ангел милосердия, а убийца, который работает на короля. Или будущего короля. Это был мой долг — заботиться о его безопасности. Мой долг. Я помедлил, потом заговорил:
— Мой принц. Возвращаясь, я встретил нашу будущую королеву Кетриккен. С принцем Регалом.
— Красивая парочка, верно? А она хорошо сидит на лошади? — Верити не смог скрыть горечи в своем голосе.
— Да. Но по-прежнему по-горски.
— Она пришла ко мне и сказала, что хочет научиться ездить верхом на наших высоких лошадях. Я одобрил эту затею. Я не знал, что она выберет учителем Регала. — Верити наклонился над картой, как будто изучая что-то.
— Может быть, она надеялась, что вы научите ее? — Я говорил беспечно, обращаясь к мужчине, а не к принцу.
— Возможно, — он внезапно вздохнул. — О, я знаю, что надеялась. Кетриккен чувствует себя одинокой. — Он покачал головой. — Ей следовало выйти за младшего сына, за человека, который всегда располагает временем. Или за короля, чье королевство не балансирует над пропастью войны и бедствий. Я не осуждаю ее, Фитц. Я знаю это. Но она такая… юная. Иногда. И она так фанатично предана народу! Она сгорает от желания принести себя в жертву Шести Герцогствам. Вечно мне приходится ее сдерживать, объясняя, что не это нужно моей стране. Она как слепень. В ней нет покоя для меня, Фитц. То она хочет быть шаловливой, как дитя, то она выпытывает у меня все подробности какой-нибудь неприятности, о которой я хочу забыть хоть на некоторое время.
Я внезапно вспомнил, как настойчиво ухаживал мой отец за легкомысленной Пейшенс, и отчасти понял его мотивы. Женщина, которая была для него убежищем. Кого бы выбрал Верити, если бы ему было позволено выбирать самому? Вероятно, кого-нибудь постарше, спокойную женщину, уверенную в себе.
— Я так устал, — тихо сказал Верити. Он налил себе еще вина и, отхлебнув, отошел к камину. — Знаешь, чего я хочу?
На самом деле это не было вопросом, и я даже не потрудился ответить.
— Я хотел бы, чтобы твой отец был жив и оставался наследным принцем, а я — его правой рукой. Он говорил бы мне, что я должен сделать, и я бы делал то, что он просил. Я жил бы в мире с собой, невзирая ни на какие трудности, потому что всегда был бы уверен, что он знает лучше. Ты знаешь, как это легко, Фитц, идти за человеком, в которого веришь? — Он наконец поднял глаза и взглянул на меня.
— Мой принц, — сказал я тихо, — думаю, что да.
Мгновение Верити оставался неподвижным. Потом он подошел ко мне.
— А, — сказал он и пристально посмотрел на меня. Мне не потребовалось тепла его Скилла, чтобы почувствовать его благодарность. Он выпрямился. Мой будущий король снова стоял передо мной. Он отпустил меня еле заметным движением руки, и я вышел. Взбираясь по лестнице в свою комнату, я впервые в жизни подумал, не следует ли мне благодарить судьбу за то, что я родился бастардом.


Достарыңызбен бөлісу:
1   2   3   4   5   6   7   8   9   10   ...   34




©dereksiz.org 2024
әкімшілігінің қараңыз

    Басты бет