Год спустя: американская мощь и цели ее использования

Несмотря на возникшие трудности в реализации доктрины Буша, среди высшего американского руководства сохранилась убежденность продолжить жесткий курс насильственной демократизации (в том числе, свержения недемократических режимов), что нашло отражение не только в заявлениях президента и представителей администрации, но и в документе «Стратегия национальной безопасности США», принятом в 2002 году. В нем было записано, что США готовы воевать в более, чем двух регионах мира, и готовы к превентивному использованию ядерного оружия в случае возникновения угрозы безопасности страны со стороны государств, обладающих или разрабатывающих ОМУ. В соответствии с новой стратегией, сдерживание потенциального противника должно обеспечиваться гарантированной возможностью со стороны США по перехвату и уничтожению ядерного оружия, пущенного из любой точки земного шара. Для выполнения этой задачи были возобновлены работы по созданию системы НПРО (последние сдерживающие факторы были устранены после прекращения действия Договора по ПРО 1972 г. в июне 2002 года).

Что касается академического сообщества, то критика действий республиканцев усилилась. Многие политологи отмечали, что перед республиканцами встала старая и фундаментальная проблема американской внешней политики: соотношение между целями и затратами (финансовыми и людскими). Профессор университета Джонса Гопкинса Р. Такер еще в 1996 году писал, комментируя политику администрации Клинтона: «Я считаю, что основным вопросом американской внешней политики является разрешение противоречия между стремлением остаться ведущей и единственной глобальной державой, выполняющей задачу регулирования и поддержания мирового порядка, и традицией избежать расходов, связанных с выполнением этой миссии»¹⁷. В годы правления демократов фактор затрат оказывал сдерживающее влияние на политику США, хотя нельзя было определить его как решающий. Экономика страны позволяет Соединенным Штатам проводить глобальную политику без ущерба бюджету.

События сентября 2001 года на время ослабили ограничивающее влияние фактора затрат. По оценке Р. Такера, после этих событий, как и перед началом вьетнамской войны, в стране начал складываться консенсус по внешней политике, прежде всего, при ответе на вопросы о том, каковы жизненно важные интересы США; когда угроза национальной безопасности оправдывает использование военной силы; как соотносятся глобальная роль США по формированию порядка в нестабильном мире и война с терроризмом. Для республиканской администрации терроризм является не только угрозой безопасности США, но и одной из угроз создаваемому Соединенными Штатами порядку, поэтому борьба с ним – это часть глобальной миссии США, и затраты должны соответствовать грандиозности заявленных целей¹⁸.

По характеристике американских политологов, внешняя политика США в начале ХХI века предстает крайне милитаризованной. Американская миссия получила новый мощный импульс и сформулирована в универсалистских категориях. Начатая война не имеет географических пределов, нанесение превентивного удара рассматривается как неотъемлемая часть эффективной обороны страны. Несмотря на то, что антитеррористическая операция США в Афганистане была поддержана многими странами, администрация Буша не отказалась от унилатерализма, неоднократно заявлялось о независимости США от остального мира, о готовности действовать в одиночку (ранее заявляли об этом и демократы). Миссия – на первом этапе уничтожение «Аль-Каиды» в Афганистане – была важнее, чем отношения США с союзниками: «Самое худшее, что мы можем сделать, это позволить коалиции определять нашу миссию», - заявил министр обороны Д. Рамсфелд¹⁹.

Республиканцы захотели реализовать план, о котором заявлял еще Дж. Буш-ст. (правда, четкой концепции нового порядка тогда представлено не было, была сформулирована лишь основная цель внешней политики США: не допустить появления какой-либо державы, способной оспорить гегемонию США). В 1992 году Дж. Буш-ст. потерпел поражение, был «не понят»: военные все еще не избавились до конца от «вьетнамского синдрома», общественность не принимала идею американской гегемонии и глобального регулирования, отдавая предпочтение внутренним проблемам, Конгресс также не был готов выделить необходимые средства для реализации глобальных целей. При администрации Дж. Буша-мл. после террористических актов в стране сложился определенный консенсус по международной деятельности, а война против терроризма укрепила позиции США в качестве мирового лидера, дала полную свободу действий американскому президенту в осуществлении внешней политики.

Р. Такер и другие критики политики республиканцев считают ошибочной тенденцию к усилению унилатерализма, так как даже в годы холодной войны, когда страны сплотились вокруг Соединенных Штатов против коммунизма, США не удавалось в полном объеме реализовать аналогичный подход, они чаще действовали во взаимодействии с другими странами. Обольщение ситуацией, когда ни одна держава не может оспорить американскую мощь, все больше захватывающее республиканское руководство, считают критики, может привести к тому, что после успешной операции против террористов, остальные державы не сплотятся вокруг США, начнут все более сомневаться в демократическом характере американской мощи. Соединенные Штаты могут оказаться в том самом желанном «одиночном плавании» в роли гегемона или «мирового шерифа», о котором говорил и президент, и неоконсерваторы.

Критически высказывается профессор Йельского университета М. Говард, сторонник многополярности. Для него главный урок событий сентября 2001 года, прежде всего, состоит в том, что проявилась хрупкость мирового порядка после окончания холодной войны. В отличие от Соединенных Штатов, которые увидели единственным способом преодоления нестабильности войну без временных и географических границ, другие члены мирового сообщества высказывались за более тесную кооперацию в решении мировых проблем, особенно за широкое сотрудничество в сфере разведки и деятельности международной полиции.

М. Говард верно отмечает, что речь президента Буша в Академии Вест-Пойнта 1 июня 2002 года, когда он фактически объявил о состоянии войны с любым государством, политика которого враждебна Соединенным Штатам и чьи вооружения представляют угрозу (по мнению администрации), насторожила даже самых преданных друзей США. М. Говард выражает мнение тех специалистов по международным отношениям, которые в течение 1990-х годов выступали против претензий США на единоличное мирорегулирование, против доминирования и давления в деле создания нового мирового порядка²⁰. Согласно их точке зрения, политика США привела к разрушению системы международного права, так долго создававшейся усилиями мирового сообщества после Второй мировой войны²¹.

Критикуя политику администрации Буша, М. Говард обращает внимание на то, что возможностью насильственного преобразования мира грешат и другие страны. Согласно «неоимперской теории», государства «современные» и «постсовременные» несут моральную ответственность за страны, находящиеся в своем развитии в стадии «досовременной», и должны привести их к модерну и постмодерну даже насильно. Однако из действий администрации пока неясно, располагает ли она четким видением результатов объявленной доктрины (кстати, неконкретизированной). Неясно, хотят ли США, борясь с террором, заодно до основания разрушить все то, что еще остается от старого мирового порядка (включая НАТО), так как он не позволяет более обеспечивать международную безопасность и безопасность США, и построить новый, в котором государства будут жить по установленным США общим законам и нормам.

Справедливо и замечание М. Говарда относительно оценки итогов начального этапа войны против терроризма: главное состоит не в военной победе (которая пока что выглядит также проблематичной), а в том, насколько успешны действия США в демократизации проблемных государств. Очевидно, что современный терроризм, глобальный и независимый, не может быть уничтожен регулярными вооруженными силами, напротив, война может привести к его усилению. Война с терроризмом, по мнению М. Говарда, может закончиться только тогда, когда будет создан новый порядок - или на базе модифицированного старого, или совершенно новый, который позволит эффективно решать глобальные проблемы и обеспечит стабильность и безопасность мирового развития. Такая задача, считает М. Говард, не под силу одной державе, даже такой как США²².

Комментируя доктрину Буша, отдельные американские аналитики отметили, что борьба внутри администрации и среди экспертов, вовлеченных в ее разработку, закончилась в пользу неоконсерваторов, а консерваторы реалисты потерпели поражение. В основе доктрины - обеспечение безопасности США и мирового сообщества с использованием не только традиционных мер обороны, но и путем нанесения упреждающего удара (в том числе ядерного) против того или иного государства, где существует враждебный режим, планы и действия которого представляют опасность для США и других стран (угроза использования ОМУ, терроризм).

Доктрина Буша может рассматриваться как окончательный отход от продолжавшего существовать, пусть и в усеченном варианте, режима международной безопасности. При администрации Клинтона также были предприняты шаги по отходу от существовавшего режима безопасности: тенденция к одностороннему принятию решений и понижению роли ООН, проведение военной интервенции на территорию суверенных государств для защиты прав национальных меньшинств, против реакционных режимов, что противоречило международным нормам. При республиканцах эта тенденция была усилена, в том числе из-за террористических актов. Соединенные Штаты давали понять, что международные организации и многосторонние соглашения неэффективны, и в лучшем случае способны лишь затормозить процесс распространения ОМУ, поэтому нужен упреждающий удар, способный лишить те или иные режимы возможности осуществить ядерные программы или создать очаг террористической угрозы.

Фактически США создали прецедент: выдвинули новую норму, призванную регулировать их отношения с другими странами. Вопрос состоит в том, останется ли она нормой одного государства – гегемона, которую никто не сможет оспорить, или станет основой нового режима безопасности ХХI века и ее примут добровольно или вынужденно остальные государства. Такой подход США к решению проблем безопасности имеет два аспекта. Во-первых, ставится вопрос о том, будет ли сохранена неприкосновенность национального суверенитета как категория международного права. Тот факт, что это положение уже нарушено США и НАТО, не означает, что это стало нормой, принимаемой большинством мирового сообществ. Во-вторых, остается открытым вопрос о том, удастся ли США отстоять предложенные нормы поведения, сделав их общемировыми, или они не сумеют этого сделать и станут объектом ненависти и активного противодействия.

Неоконсерваторы убеждены, что США должны оставаться гегемоном и не отступать от своей исторической миссии, что, по их мнению, имело место в 1990-е годы. В результате бездействия, считают сторонники гегемонизма в начале ХХI века, Соединенным Штатам приходится создавать новый мировой порядок с позиции «мстителя», хотя вина за то, что мир пришел к нестабильности, а США стали объектом террористических актов и ненависти многих стран, лежит в значительной степени на них самих. Американская политика в 1990-е годы, игнорировавшая «исламский фактор», а также основанная на ошибочном утверждении о том, что с окончанием холодной войны победили либеральной идеи, считает неоконсерватор Г. Шмит, способствовала созданию той ситуации, в которой оказались США и остальной мир в начале ХХI века. По его мнению, Соединенные Штаты не могут быть обычной державой, и попытка стать таковой кончится для Америки и остального мира плохо. Американская исключительность – это норма, и доктрина Буша является наиболее ярким проявлением такой исключительности. События сентября 2001 года не внесли радикальных изменений во внешнюю политику США, «не отвлекли» их от выполнения исторической миссии. Они лишь позволили более точно ее сформулировать и привести в соответствие с новыми тенденциями мирового развития²³.

Наиболее фундаментально по доктрине Буша высказался Ч. Краутхаммер. В качестве основного результата событий 11 сентября он выделил следующий: «Америка долго считалась неуязвимой страной. Эта иллюзия была разрушена 11 сентября 2001 года. Однако вместе с демонстрацией своих способностей к восстановлению - экономическая и политическая система оказалась столь прочной и здоровой, что смогла вернуться к нормальному функционированию через несколько дней, - фактор неуязвимости получил иное толкование. Неуязвимость теперь понимается не как защищенность от любой угрозы, а как способность быстро восстанавливаться, опираясь на не имеющие себе равных человеческие, технологические и политические ресурсы»²⁴.

Ч. Краутхаммер увидел позитивный результат и в том, что после трагических событий произошло ускорение процесса объединения ведущих мировых держав вокруг США-лидера. Однако этот, казалось бы, позитивный факт, считает эксперт, привел к первому кризису концепции унилатерализма. Это выразилось в том, что потребовалось окончательно сформулировать ответ на вопрос: «Кто будет определять цели (миссию) гегемона?» По заявлениям представителей администрации Буша, это прерогатива принадлежит США – миссия, сформулированная гегемоном, будет определять коалицию, а не наоборот. Ч. Краутхаммер рассматривает это шире, как противоречие между либеральным (демократическим) и консервативным (республиканским) видением глобальной стратегии и роли США в мире.

Неоконсервативный аналитик характеризует доктрину Клинтона, в основе которой «напористый» интернационализм, как стремление переделать международную систему по образцу американского гражданского общества, построить систему, в основе которой не государственный суверенитет, а взаимозависимость. Оставаясь самым крупным независимым государством (сверхдержавой) и не желая отказываться от этой позиции, США оказались при Клинтоне в противоречивой ситуации, считает Ч. Краутхаммер. Это заставило их пойти на компромисс: согласовывать свои действия с международными институтами, нормами, мировыми державами (правда, он не упоминает, что такие действия США носили весьма ограниченный характер), то есть, по его выражению, «Гулливер добровольно связал себя путами-обязательствами. Такое поведение устраивало Европу, которая хотела бы «надеть наручники» на США-гегемона.

Устремления противников гегемонии, убежден Ч. Краутхаммер, сводятся к уничтожению однополярности. В зависимости от того, кто одержит верх (пока что это удалось сделать сторонникам гегемонии), мир будет развиваться или «по бумажному принципу» или «по силовому», то есть международные отношения будут решаться или на основе международного права (что не исключает использования силовых методов) или исключительно военно-силовыми методами. Ч. Краутхаммер считает, что угроза однополярности и уникальному положению и глобальной миссии США исходит не от других стран, а от того, какой выбор сделает американский внешнеполитический истеблишмент. Он заявляет, что США – это современная империя, и задача состоит в том, чтобы ее сохранить²⁵.

Профессор Чикагского университета Дж. Мершаймер, умеренный консерватор по убеждениям, считает, что задача по свержению враждебных режимов с использованием вооруженных сил имеет две составляющие: собственно свержение режима и последующее восстановление порядка в стране и национальное строительство. Вторая часть миссии наиболее трудно осуществимая, вряд ли под силу США, если вообще легко и быстро может быть реализована. Широкомасштабная военная операция не решает проблемы терроризма ни в одной стране, ни в мировом масштабе, но может привести к росту противодействия США в исламском мире. Очевидно, считает политолог, что администрация готова к военным действиям, но слабо представляет содержание и перспективы национального строительства и не имеет желания вкладывать в выполнение этой задачи большие усилия и средства. Дж. Мершаймер также обращает внимание на тот факт, что хотя действия администрации поддерживаются американцами, многие из них не хотят воевать. Так, сразу после террористических актов среди студентов Гарвардского университета 69% поддержали военную акцию в Афганистане, однако только 38% выразили готовность участвовать в операции.

Дж. Мершаймер предлагает альтернативную неоимперской стратегию «сердца и ума», которая должна включать следующие задачи.

- отказаться от глобальной войны против терроризма и сосредоточиться только на борьбе с «Аль-Каидой», ограничить использование военной силы (если не возникнут чрезвычайные обстоятельства);

- сделать приоритетом в деятельности США контроль над ядерным оружием России, так как именно здесь террористы, скорее всего, могут его захватить или получить;

- сосредоточить главные усилия США в борьбе с «Аль-Каидой» в сфере разведки, на проведении секретных операций и на дипломатических действиях;

- добиваться изменения отношения к США в исламском мире. Для этого следует снизить военное присутствие США на Ближнем и Среднем Востоке и изменить политику по сдерживанию всех агрессивных игроков в регионе. Использовать отдельные страны региона для выполнения этой задачи, например, Иран против Ирака (или наоборот), дистанцироваться от Израиля, если он будет продолжать оккупационную политику;

- перестать делать акцент на положении об упреждающем ударе, руководствоваться старым принципом: «говорить мягко, но держать большую палку» ²⁶.

По мнению либеральных политологов, предложенный администрацией Буша вариант реализации исторической миссии США направлен на создание Американской империи (нового типа, по Бжезинскому), которая будет доминировать в мировом развитии и определять мировой порядок. Многих из них пугает перспектива превращения США в «гарнизонное государство», в мирового полицейского, постоянно отражающего те или иные угрозы, начало бесконечной войны²⁷.

Американские специалисты, занимающиеся разработкой проблемы порядка, например профессор Джорджтаунского университета Ч. Купчан, считают, что борьба с терроризмом является одним, но не единственным, приоритетом американской и мировой политики и не должна определять современный мировой порядок. Это мнение коренным образом отличается от официальной позиции руководства США. Политолог справедливо отмечает, что реальной опасностью для США является ошибочная оценка изменений, происшедших в мире, и разительное несовпадение американской позиции по проблеме порядка с видением будущего порядка у остального мира. По мнению Ч. Купчана, реализация доктрины Буша может привести не только к разгрому «Аль-Каиды», но и к полному уничтожению институтов, норм и союзов, составляющих основу мира и процветания современной международной системы²⁸.

Вывод Ч. Купчана представляется верным и точным. Отрицая старый порядок как отживший, США не смогли представить новой лучшей модели порядка ХХI века, а то, что они предлагают, не принимается большей частью мирового сообщества. Можно привести следующие причины, объясняющие сложившуюся ситуацию. Во-первых, концепции «одного полюса-гегемона», «демократической империи», «мирового судьи» неконструктивны по сути и форме (еще и дискуссионны, с научной точки зрения). Во-вторых, США не могут четко сказать, какой должна быть инфраструктура нового порядка: вершина-США покоится пока что на старой пирамиде, которую они методично разрушают, не создавая взамен новых несущих конструкций – системы взаимосвязанных институтов и норм, защищающих не только США, но и другие державы. В-третьих, США, продвигая свои интересы, используют двойной стандарт: они присвоили себе право на «абсолютный суверенитет», но отказали в этом праве остальным странам. В-четвертых, в том случае, когда разрушительная функция превалирует над созидательной, существует угроза роста нестабильности в мире и в положении сверхдержавы, что и произошло.

Об ошибочности политики по разрушению созданного порядка пишет и профессор Колледжа Колорадо Д. Хендриксон. Он считает, что действия США разрушают институциональную и нормативную основу международных отношений, предлагая взамен лишь свою гегемонию, пока что военно-силовую. По его мнению, американская политика может свести к нулю роль международных институтов и норм, но в силу того, что они родились как плод взаимодействия и интеллектуальных усилий крупнейших мировых держав и всего мирового сообщества, их крах пошатнет не только мировую систему, но и могущество США, стремящихся взамен демократической многосторонней системы создать американоцентричную систему. При таком сценарии провозглашенное США право на мирорегулирование вряд ли удастся сохранить²⁹.

Дж. Айкенберри также рассматривает доктрину Буша в контексте проблемы мирового порядка³⁰. В предложенном республиканцами варианте глобальной стратегии он усматривает усиление тенденции к одностороннему переустройству мира в сочетании с ничем не ограниченным использованием силы, в том числе, в форме упреждающего удара.

Дж. Айкенберри, сторонник институциональной модели мирового порядка³¹, не отрицает, что необходимо пересмотреть организационные принципы международной системы: США и другим ведущим игрокам необходимо выработать совместные подходы к решению проблем терроризма, распространения ОМУ, использованию силы; выработать общие правила игры в век глобализации. По его мнению, это не предполагает полного отказа от существующих институтов и норм, но администрация Буша своей неоимперской стратегией угрожает до основания разрушить существующую инфраструктуру международных отношений. Стратегия Буша, считает Дж. Айкенберри, политически несостоятельна и вредна с дипломатической точки зрения в условиях, когда мир нестабилен и более чем когда-либо нуждается в коллективном регулировании. Она обречена на провал и может усилить глобальные антагонистические тенденции, когда Америка окажется в разделенном и враждебном по отношению к ней мире.

Дж. Айкенберри отмечает, что в годы холодной войны в политике США уживались идеи школ реализма и либерализма. Реализм позволил создать систему безопасности с институтами и нормами, поддерживавшими баланс в мире в течение почти пятидесяти лет. Либеральная составляющая политики США создала предпосылки для американского лидерства. Дж. Буш отказался от сложившейся традиции, предложил иную стратегию, в которой отсутствует либеральный компонент.

Дж. Айкенберри выделяет семь элементов в доктрине Буша. Первый элемент – сохранение однополярности и гегемонии США. Президент Буш сформулировал это следующим образом: «Америка является самой могущественной военной державой и будет поддерживать свою мощь на недосягаемом для других уровне. Это делает гонку вооружений бессмысленной, и соперничать с Америкой можно будет в торговле и в устремлениях к миру». Это означает, что США не будут добиваться решения проблем безопасности на основе реалистской стратегии, взаимодействуя с другими державами, не будут они действовать и в соответствии с либеральной стратегией, опираясь на демократические институты и нормы. Америка постарается закрепить свой отрыв от остального мира в военной сфере, используя финансовые и технологические возможности, с тем чтобы ни одно государство или группа государств не смогли бы оспорить США в роли лидера, защитника, судьи.

Дж. Айкенберри, как и другие критики доктрины Буша, указывает на возможные негативные последствия ее реализации для США. Одни из самых опасных – возникновение прецедента, которому могут последовать другие страны, и самоизоляция, к которой может привести неоимперская политика. Предложенная стратегия, считает политолог, не позволит решить мировые проблемы, так как карательные операции, которые можно провести и в одиночку, требуют продолжения в иной форме – гуманитарно-созидательной, а для этого необходимы коллективные усилия.

Указывается на то, что отрицательный эффект от проводимой стратегии уже заметен – в мире сокращается число сочувствующих США в связи с террористическими актами. Нельзя исключать возможность роста чувства разочарования действиями США, так как их готовность воевать и уничтожать превышает стремление к созиданию и строительству стабильного неконфронтационного мира.

Дж. Айкенберри считает, что следует не изобретать новую стратегию, а воспользоваться позитивным наследием биполярной эпохи. По его мнению, доктрина Буша – это крайность, а любая крайность делает мир более опасным и разделенным, а существование США – менее безопасным.

Профессор Университета Джонса Гопкинса М. Мэнделбаум, влиятельный эксперт, часто приглашаемый в Белый дом для консультаций, соглашается с Дж. Айкенберри в том, что США следует придерживаться стратегии лидерства, а не гегемонии. По мнению политолога, главная задача американской политики в ХХI веке – защищать, сохранять и расширять мир, демократию и свободные рынки. Для выполнения этой задачи, считает М. Мэнделбаум, сверхдержавной мощи США, действительно неоспоримой, недостаточно. Для этого совсем необязательно отказываться от исторической глобальной миссии. Неправомерно ставить вопрос таким образом: «Или гегемония США, или мировой хаос и утрата передовых позиций».

Если принять за основу концепцию лидерства, убежден М. Мэнделбаум, то это значит, во-первых, признать важность уже существующих международных институтов и механизмов, действующих в сфере безопасности и экономики, заняться их поддержанием и усовершенствованием, а не разрушением. А, во-вторых, признать важность взаимодействия с другими ведущими мировыми державами в решении задач распространения демократии и рыночной экономики, прежде всего, в России и Китае, затем в арабском мире, так как в одиночку решить их США не смогут. Глобальные проблемы не решаются только оружием или американскими деньгами, считает не только М. Мэнделбаум, но и другие либеральные специалисты по международным отношениям³³.

Справедливы высказывания тех политологов, которые усмотрели в событиях 11 сентября 2001 года не стимул для усиления гегемонистских устремлений, для мести и начала широкомасштабной войны, а предупреждение против реализации неоимперской политики. Как отметил политолог П. Хэсснер, перед США реально встал выбор между действительно либеральной гегемонией (точнее, лидерством), ограниченной международным правом, учитывающей интересы других стран и согласующейся с позицией ведущих держав, и авторитарным глобальным правлением, которому будет противостоять нарастающий анархизм в мире³⁴.