Рукопись Владимира нестерова повесть «зов петуха»

– Чтобы ферма прибыль давала, надо не два десятка, а две тысячи коз. Когда-то их столько будет? Тут лет десять надо. – В голосе Гали звучали нотки сомнения.

Вадим уже было счёл своевременным огласить совместное заявление младшего поколения, но старшие и без того перебивали друг друга, не успевая развить мысль. Пришлось ждать и слушать.

– Пять.

– Согласно расчётам Карпович Г. П., из тридцати коз стадо более двух тысяч голов можно вывести всего за пять лет. А достаточное для устойчивого сохранения породы поголовье в двести единиц – уже через два года.

– Вы читали! Нашли и прочитали мои статьи? – Было чему удивляться. Сколько лет уже прошло. А ведь та работа даже не была опубликована. Не мог же этот, всемогущий Николай Семёнович, проникнуть в её домашний архив. А вот нашёл же. – И откуда взялось тридцать?

– Ты, Семёнович, с ней не спорь. Кому уж знать, если не ей. Да у них всего-то девять коз, две козочки и два козла. – Саша блеснул осведомлённостью. – Чёртова дюжина.

– Немного больше! – Уточнил, куда более осведомлённый дед Василий. – Можно уже сказать, Галюха? – Та кивнула почему-то виновато. – Всё благодаря Гале! Когда директор стал сосунков резать, она затребовала двух себе, а ещё шесть козочек, тайком от него у надёжных людей припрятала. Я ей помогал: и договариваться, и отвозить по ночам.

– И ещё есть, -- улыбаясь, охотно объясняла персонально Сашке, – на личных подворьях. – И, уже обращаясь к Николаю Семёновичу: – Не хотят люди продавать их, ни за какие деньги. В лучшем случае, для разведения породы сможем собрать, самое большое, два десятка самок.

– А по информации, которой я располагаю, почти в два раза больше. –Смотрит на Галю с улыбкой.

– Ха. Теперь понятно. Но полукровки, гибриды для выведения породы не пригодные. – Галя аж засияла озорной радостью: довольна, что утёрла нос «всезнающему».

– Эти чистые, с точной и ясной родословной.

В отличии от Гали, Николай Семёнович совсем никакого удовольствия от необходимости спорить не испытывал. Ради истины, для большей ясности будущих планов вынужден противоречить, от чего грустно потупился.

Все внимательно следят за спорящими. Чтобы как-то смягчить противостояние, не обижать Галю, Семёнович стал объяснять:

-- По моей просьбе обследовали куда более широкие окрестности, чем было тебе, Галя, по силам. Хороших коз чистой породы наберём достаточно. А разных сомнительных больше сотни оказалось. Есть очень интересные экземпляры, даже, с точной информацией о предках, вполне пригодные для селекции. Так что, будет тебе работы научной столько, что помощники потребуются.

– Это я ещё сама посмотрю, что там у вас за козы? – Не сдавалась.

– Ох, и принципиальная у тебя, Сашка, … м-м … соседка.

Это замечание с намёком почему-то не на шутку разозлило Морозова. Где-то рядом замелькал уже забытый, было, Александр:

– У меня? Я-то, здесь, с какого боку? – И, явно, с обидой: – Я для всех здесь – чужой, «богатенький дачник», не признающий законов деревенских. Им не нравится, как я отцовский участок перестроил. Сколько я здесь уже живу, но даже Иванович сюда не зашёл, ни разу. А эта «моя соседка» даже и не здоровалась. Будто меня не замечала. Хотя в первый день помогать обещались… – Александр чуть ли не рыдает, взывая о сочувствии; Сашка, злой на противного двойника, совсем негостеприимно упрекнул ни в чём не повинного адвоката: – Что, Сергей, свои обязанности не выполняешь?

– Давно выполнил. У всех налито. Я что, ещё и приглашать должен? То, Николаевич, твоя, хозяина обязанность.

– Вот и прекрасно. Давайте, гости дорогие… – Вроде, всех осмотрел, но на свою соседку глянул особенно. – Предлагаю выпить за ваших коз, чтобы ферма процветала, и поголовье плодилось.

– За «ваших»? – Всеобщее недоумение озвучила горячая Галя. Пить, даже за столь доброе и желанное, но так предложенное, никто не спешил.

Галя вся распалилась, куда больше, чем в споре о козах: рюмку ткнула на стол, расплескав; вскочила, забегала, зажестикулировала. Сашку взглядом буравит:

– Ещё обижаешься! Впрочем, ты всегда и на всех обижаешься. А ты нас звал? В помощи нашей нуждался? А сам нам помог? Ладно, ты нашу вековую науку презираешь, в советах наших не нуждаешься, знаток технологий! Что же нас не научишь, если мы дурни такие тут все. Хоть бы объяснить попытался. Сам от нас всех отгородился! И не только забором! Ты хоть понимаешь, что нам больно смотреть на это всё… здесь. И не завидно вовсе! Хотя, может, и сами не отказались бы от такого…. Для нас всё здесь – дядьки Миколы. Он-то нам близок и дорог…. А ты! Бульдозером! Что от него осталось?

И заплакала!

Дрожала. Рыдала. Руки, лицо закрывавшие, стали мокрыми.

Грозная героиня сегодняшнего дня – слабая, несчастная женщина.

– Успокойся.

– Не надо.

– Плюнь, ты. На него…

– Да как плюнуть? – Уже не плачет.

Утешили.

Участие. И отчаянье.

Дочка сзади стоит, мать по плечам гладит. Тихо, без упрёка и вовсе без злости тому, кто виновато потупился:

– Дурак вы, дядя Саша. Да мама вас всю жизнь любит…

– Прости меня, Галя. Все простите. Я и вправду дурак. – Есть сила духа у Сашки Морозова.

_ _ _
Опять Николай Семёнович сглаживал:

– Вот и славно. И ты с нами. А то сын решил в деревне обосноваться, коз растить, а батька в сторону.

– Что? Что? – Вмиг очнулся. И снова опешил.

– Да, отец. Хотел тебе сегодня сказать, да вон как всё закрутилось. – Сашка смотрел на сына и не верил. Он совсем взрослый. И как на деда Миколу стал похож. – Мы вчера с Алёнкой подали документы в сельскохозяйственный колледж.

Но Вы, откуда, Учитель, знаете?

– Я был там вчера. Вас видел и списки читал. Вы-то меня не знали, вот и не заметили. Всё больше друг на дружку смотрели.

Вадим счёл своевременным дать объяснения, давно продуманные:

– Ты не думай, отец, я от образования не отказываюсь. Но, учиться и заочно можно, и самостоятельно. Окончание вуза, диплом ещё не делают человека специалистом, даже просто грамотным. Дело познавать лучше на практике. Тогда понятнее, как и какие знания усваивать, и для чего они вообще нужны. А юридический – это просто дань моде. Сейчас юристов развелось -- пруд пруди. И вовсе не каждый, кто вуз закончил, стал настоящим, таким, как Сергей Николаевич. Из меня вряд ли такой бы получился. Дело должно быть интересным, и чтоб приятно было им заниматься. Тогда оно не в тягость и удовольствие приносит. Вот тогда и результат будет.

– И ты решил, что твоё дело коз выращивать? – Сашка не возражал и не спорил. Он совсем и не удивился решению сына, только на первый взгляд неожиданному. Не зря же он всё свободное время проводит здесь, в деревне. С ним, а больше, пожалуй, с ними. Тут не только личная симпатия. Ему на самом деле в деревне нравится, жизнь здесь действительно интересная, настоящая. – Я с тобой, сын, согласен. Кому, как не вам с Алёнкой, возрождать деревню. Надо делать так, чтобы в современных агрогородках жизнь была не хуже, а лучше, чем в городе. Чтобы были все удобства, коммуникации, возможности. И при этом простор, природа, свежий воздух. И свой участок, огород, сад, цветы, ягоды…

– Не понимаю этого названия: «агрогородок». Ведь есть наше, сугубо белорусское, историческое: «местечко». – Затронул наболевшую тему историк Василий Иванович.

– Абсолютно так. – Поддержал и развил ещё один историк, Николай Семёнович. – И ещё одно наше историческое название возродить надо: «фальварок». Ещё в средние века в Великом Княжестве Литовском было то, что сейчас якобы пытаются создать и называют длинно и не совсем точно: «агропромышленные комплексы».

– Верно, – подхватил мысль дед Василь, местный краевед. – Именно такой фальварок и был здесь, в наших Марьевичах, когда-то.

– А я вот думаю, – подключилась Галя, – на каждой ферме, на каждом клочке земли, на самом малом крестьянском производстве должен быть свой хозяин. И эти ферма, участок, должны быть полной его собственностью. А то ведь «Колянов» у нас ой как много. Сами ничего не понимают, хоть и академии окончили, ничем не дорожат и настоящим крестьянам работать не дают.

– Правильно, Галя, сказала. Но позволят ли власти? Частником, хозяином, не очень-то покомандуешь. – Сашка знает суть жизни. – Это сколько же властных структур станут ненужными? Сколько «начальников» без работы останется? Разве они позволят? Хозяина не заставишь коз резать или выращивать, что не захочет и что ему, владельцу, прибыль не даёт. Если на земле кругом будет частник работать, то он сам начнёт свою продукцию и перерабатывать, и продавать. А посмотрите, сколько у нас одних только молочных и колбасных заводов получают прибыль, и не малую, исключительно благодаря низким закупочным ценам на сельхозпродукцию.

– Сегодня действующие законы позволяют создавать частные сельскохозяйственные предприятия. Это не сложно. И денег для этого не так уж и много надо. Есть кредиты и льготы. Да вот желающих находится пока не много. – Информировал юрист Сергей Николаевич.

– Конечно, тут ведь работать надо. И не лишь бы как, как в колхозе, а грамотно и эффективно. А сегодня, даже деревенские работать на земле и со скотиной разучились. – Поясняла Галя.

– У крестьянина денег нет, чтобы в собственность что-то выкупить. Не было, и нет у него возможности заработать. Это раньше земля и богатство были синонимами. А сейчас не зря говорят: «На земле не разбогатеешь, но грыжу наживёшь и горя тяпнешь». Все деньги в городах. Кто их имеет, там живёт и там зарабатывает. И не важно, где его корни, кем он был по рождению. – Растолковывал бизнесмен Морозов.

– Если в сельской местности будет современное производство, дома с удобствами, клубы, кафе, парикмахерские и прочая «культура», если есть хорошее транспортное сообщение тогда и город недалеко, чтобы можно было съездить на концерт или в театр. В нормальной деревне мы, молодёжь, будем жить и работать с удовольствием. – Вступила в разговор Алёнка.

– Великое Княжество Литовское всегда отличалось самым передовым, продуктивным сельским хозяйством и высокой культурой сельского быта. Это национальная традиция нашего народа. И не по своей воле мы её подрастеряли. Наш крестьянин до присоединения к Российской империи, был свободным, крепостного права не знал, в землянках не жил, редкий дом был под соломенной крышей, о лаптях понятия не имел. Зато знал и перерабатывающее производство, и передовые технологии. Он и себя кормил сытно, и всю Европу снабжал продуктами. Каждый крестьянин на трёх, четырёх языках мог объясняться. – Просвещал старый учитель истории Василий Иванович.

Сашка Морозов принял решение:

– Сергей Николаевич, вытащите из моего дела максимум средств. Будет мало, продайте всё! Выкупите ферму, скупите всех, каких можно и нужно, коз. Закупите всё, что будет необходимо. И всё это оформите на моего сына. Это тебе, Вадим, мой отцовский подарок. Владей и сам, самостоятельно, дальше строй свою жизнь. – От сына взгляд перевёл на соседку. – Уважаемая Галина Петровна, дорогая Галя, я прошу тебя стать совладельцем и управляющим этого нового частного предприятия. С Вадиком вы поладите. Вполне возможно, скоро станете родственниками. – Бросил быстрый взгляд на Алёнку. Та совсем и не думала смущаться, смело прильнула к своему Вадику. Ещё одно подтверждение, сколь серьёзна и практична нынешняя молодёжь. В голове Сашки промчалась тысяча мыслей, где-то рядышком вновь мелькнул Александр. Вздохнул и на Галю посмотрел печально. – У тебя будет доля в этом бизнесе, все возможности самой принимать решения, достойный оклад. Считай это официальным предложением. И не спеши отказываться. Я согласен на любые условия. Могу на колени при всех перед тобой встать, умолять принять моё предложение. Я бы подарил тебе этих коз, но только что я всё передал сыну. – Дальше говорил бодро, почти весело, по сути – печальное: – Лично моим остаётся этот дом, всё, что я успел тут сделать, Певун, куры и машина. Буду здесь доживать дачником, вести личное хозяйство, ходить в лес, на рыбалку. Уж себя-то я прокормлю. – После паузы предложил: – Вот теперь, гости дорогие, давайте выпьем за новых хозяев Марьевских коз!

И выпили.

Высказываться начали не сразу.

Николай Семёнович, Учитель, взял на себя управление. Спросил юриста, Сергея Николаевича:

– С точки зрения закона, финансов и возможностей, это реально?

– Вполне, если фирму продать, а найти покупателя не сложно. Всё законно и можно оформить даже очень быстро.

Грамотно, профессионально.

Спросил наследника, Вадима:

– Принимаешь дар от отца? Готов стать самостоятельным?

– Принимаю. Сам хотел его просить коз для нас выкупить. Отец, конечно, очень уж щедр. Обещаю, не разбазарить его деньги и постараюсь приумножить. А насчёт готовности… я ведь не сам управлять буду. Галина Петровна не подведёт. И ещё, хотелось бы, чтобы Сергей Николаевич и дальше был нашим юристом. Ну и, в конце концов, отец-то всегда будет рядом. Его право, самому не заниматься делами. Он немало наработался за свою жизнь, пусть отдыхает, делает то, что нравится. И раз уж мы с ним сюда жить переехали, то и бизнесом лучше здесь заниматься. Не важно, кто владелец, пусть я буду, раз он сам не хочет дела вести. В семейном деле отец всегда главным будет! Вот так – я согласен.

Рассудительно, совсем по-взрослому.

Спросил специалиста, Галину Карпович:

– Принимаешь предложение наших хозяев, и старого, и нового?

– Не так мне хотелось…. Придётся принять. И с благодарностью. Приросла я к этим козам. Куда мне без них? Только, если можно, хотелось бы прописать в уставе и в договоре о моём найме: я буду работать до тех пор, пока эта новая фирма будет заниматься увеличением поголовья Марьевских коз и развитием породы. Я много могу сделать и буду стараться. Мне не надо процентов от прибыли. Пусть лучше с каждым годом увеличивается поголовье моих личных коз. Так я буду уверена: как бы что дальше ни сложилось, у меня останется, пусть небольшое, но своё, собственное стадо чистой породы коз.

Настороженно, и почему-то, не радостно.

Спросил местного жителя, Василия:

– Ферме нужны будут рабочие, деревенские, толковые, опытные. И немало. Вернутся люди в деревню?

– Конечно. Особенно, если будут хорошие условия для работы и высокий заработок. А если ещё газ подвести (я узнавал, это не сложно, газопровод-то рядом идёт), водопровод сделать, канализацию. Магазин открыть, маршрутку в город пустить. И чтобы детей в школу возили. Садик, хоть маленький. Да ещё и домики, как сейчас в том же Октябре строят. Сюда и молодёжь пойдёт, и все коренные вернутся.

И, наконец, спросил хозяина, Сашку Морозова:

– Твёрдо решил от всех дел отойти?

– Надо. Ты же знаешь.

Сашка намекал на свой страшный диагноз, о котором, кроме врачей, только они вдвоём знали. Сразу ставший печальным Николай Семёнович пронзил его своим парализующим взглядом и безжалостно отчитал, как провинившегося мальчишку:

– А ведь ты мне не поверил. – Говорил очень тихо, но по телу Морозова заметались мурашки. – Хочешь жить, и жить по-новому? Вижу, хочешь. А не веришь! Себе и в себя не веришь!

– Почему так решил? – Взыграло самолюбие, попытался возразить. А зря!

– Не решил! Это ты у нас решения принимаешь! – Ох, как безжалостно жёстко! – Ждёшь улучшения, а сам в него не веришь. Хочешь, а не живёшь! Разве может быть жизнь человеческая без людей рядом? Без планов? Без дела? Без цели?

«Вы это о чём?» – Немо вопрошали все, но вслух никто не отважился спросить. Повисшее напряжение враз испортило настроение. Ждали ответа, ждали объяснений. Не дождались!

Николай Семёнович ответа не ждал, на Сашку не смотрел: сердито терзал холодный кусок мяса.

– Мы будем сало печь?!

Спросил всех сразу, с вызовом. И сам здесь впервые начал распоряжаться. Будто не присутствовала та, что за хозяйку, вроде, была. Будто не было никого здесь возрастом много старше. Будто, не был объявлен, и не имелся в наличии, всего здесь владелец. Но «отсутствовал» гостеприимный хозяин подворья.

Где ты, Сашка Морозов?

_ _ _
Потом пекли сало, но разговор не складывался и скоро разошлись.

За опустевшим столом, уже в темноте, курили вдвоём. Николай Семёнович начал так, будто разговор был в разгаре:

– В церкви, думаю, надо сделать музей. Экспонаты для начала есть. Есть и директор. Хватит Василю с коником по подворьям подрабатывать, а то ещё сопьётся. Он, кстати, согласен, с ним я всё обсуждал. Это будет туристическая зона «Марьевичи», три объекта. Реально действующее местечко -- образец нового сельского населённого пункта. Альтернатива агрогородкам, по сути, мало чем от деревни отличающимся.

– А чем местечко должно отличаться? – спрашивал Сашка.

– Исторически только в местечках разрешалось заниматься торговлей. Это значит, в них периодически проводились ярмарки. Там и только там были корчмы. А это не просто забегаловка, это целый торговый и культурно-развлекательный комплекс. И, как неизбежное, -- ремесленные мастерские и лавки. Всё это надо построить.

– И кто будет строить? На какие средства?

– Это будет открытое акционерное общество, сообщество кооператоров. Спонсоров и деньги я найду -- это не твоя проблема.

– А что -- моя?

– А ты будешь председателем этого сообщества. Специалистами и исполнителями я тебя обеспечу. Надо только следить и командовать. И, конечно, принимать решения. Так что не заскучаешь -- сразу забудешь все глупые мысли. Некогда будет о плохом думать!

– Да-а.

Помолчали. Покорный Морозов, внимательно внимавший словам старшего товарища, осмелился задать давно мучавший его вопрос:

-- Вот именно, Учитель! Не школьный, и не бывший. Я учитель Тибетской школы каратэ. У меня много учеников, а у них -- свои…

Взглядом дал понять, что о себе сказал достаточно и обсуждать эту тему дальше не намерен.

– Так вот. Строить всё будет фирма «Родны кут». Современно, очень быстро и качественно. Они уже готовят проекты. Завтра здесь будут местность смотреть.

– Второй объект, я понимаю, ферма Вадима?

– Фальварок. За пределами местечка, естественно. Но не только ферма. Научная лаборатория. И промышленный комплекс. Всё: от производства кормов, до полной переработки продукции. Кстати, коз сразу закупим очень много, и не только Марьевских. В Германии, в войну вывезли, есть эта порода, только там она называется по-другому.

– Третий объект – музей?

– Нет. Музей -- часть местечка. А, в живописном месте, у берёз, например, туристическая база для отдыха грибников, рыбаков и всех желающих.

Слушал внимательно, но опять сомнения:

– И всё это будет?

– Если поверишь, то и будет. Но ничего не сделаешь, если нет веры. Веры! В то, что задуманное надо осуществить. И в то, что ты это должен и можешь сделать.

– И кому я должен верить? Тебе?

– Ни мне и ни кому. Мысль, даже самая гениальная, если она чужая – она не мысль вовсе.

– Это как? – Сашка искренне старался понять Николая Семёновича.

– Чужая мысль – она и есть чужая. Это просто фраза, цитата, афоризм. Мысль может быть только своей! Поймёшь, поверишь и всё сможешь! Вот сейчас здесь в деревне ты осуществил только то, что сам решил и во что поверил. А в то, что болезнь преодолеть надо и ты это можешь – в это ты не поверил. Вот и не можешь с болезнью справиться. Если ты её не одолеешь, она одолеет тебя. – Жесток, Учитель, друг Сашки. – Ты и Галю только потому отталкиваешь, что не желаешь ранить своей скорой смертью. Сына приучаешь к самостоятельности. Не желаешь начинать дело, которое не готов довести до завершения. Просто, веришь в свою смерть! О смерти думаешь. Воли у тебя нет! Смерть – твоя цель! А мысль всегда материализуется целью, волей и делом.

И враз прервал неизбежные и абсолютно ненужные возражения:

– Не спорь. Нельзя убедить словами. Мысли! И убеждай себя. А я пойду спать.

_ _ _
Без Морозова плохо.

Некем командовать. Бывший любовник, ставший сожителем, не менее послушен, но что толку, она же его и содержит. И здесь Сашка виноват: он его прогнал, как и её бросил. Оказывается, большой дом тоже пропорциональных затрат требует. Ну а когда регулярные поступления от фирмы превратились в единовременную выплату стоимости её доли -- сумму не малую, но стремительно тающую, стало страшно.

Во всём он виноват! Он!

Тот дом в деревне.

_ _ _
Первый раз отпел.

Время второго сигнала ещё не пришло. Певун сладко спит на удобном насесте под навесом во дворе. Он не видит и не слышит.

Они очень осторожны. Даже не разговаривают. Летняя ночь выдалась мрачной и тёмной – это на руку крадущимся. Оба в плащах с капюшонами. Машину оставили подальше. Тень пониже уверенно семенит впереди. Та, что повыше, следом тащит канистру.

Калитка не скрипнула.

Низкая тень весьма уверенно, не впервой здесь, шарит по двору. Нашла подходящее – лом. Пальцем указывает: «Бери, сюда, подпирай!» Проверяет недоверчиво, хорошо ли заблокирована снаружи дверь. Показывает, куда лить едко пахнущий бензин.

Стало вдруг светло и жарко.

Не мог он проспать! Встрепенулся, встревоженный Певун.

ЗОВ ПЕТУХА ПРОБУЖДАЕТ!

Ото сна.

К жизни!

В том пожаре ненависти окончательно сгорел, исчез, испарился Александр Морозов.

Из того пламени возродился к жизни Морозов Сашка!

Он слышал ЗОВ ПЕТУХА, хотел жить, верил в жизнь, в себя, в людей, в правду. Выбил окно, поспешил спасать родной отцовский дом.

Дом Миколы и сам не сдавался: не хотели гореть в предательском пламени отполированные жизнью, закаленные непогодами, брёвна.

На зов Певуна, спасать дом Миколы, спешила Галя, жители деревни… Само древнее местечко встало!

На помощь по зову Стража Времени пришла Природа: косым омывающим ливнем смывала зло.

Петух не только чувствует Время, он знает Правду!

Сразу за мостом через речку Марьевку широкие и высокие ворота из дуба. Они гостеприимно распахнуты днём и ночью, в любую погоду. Двор корчмы огорожен высоким забором, просторен, полон разных построек, от баньки, до кузницы. Здесь господствует добрый дух гостеприимства. Высокое резное крыльцо манит уютом, теплом, сытостью.

Через другие, точно такие же, ворота не сразу попадаешь в местечко. Усадьбы все разные, и каждая чем-то привлекает. На каждом подворье своё производство и своя торговля.

В центре, на просторной площади дом местного управления с часами на башне. Среди молодого парка с фонарями и аллеями дом хозяина фальварка: не большой, но броский, построен по законам средневекового зодчества.

А дом главы местного управления старый и скромный.

Та же беседка, большой дощатый стол, печь-мангал.

Один из гостей переводит на немецкий язык слова хозяина:

– Позвольте представить: кандидат сельскохозяйственных наук Галина Морозова, директор фермы Елена Морозова, директор музея Василий Иванович Карпович, хозяин фальварка Вадим Морозов… Господа! Прошу к столу.

_ _ _
Певун стар, но поёт, когда положено.
Он чувствует Время,

Он знает Правду;

Он полон гордости,

Добра и чести –

Звонкий голос его –