Рукопись Владимира нестерова повесть «зов петуха»

– О чём вы? Скажите, чем я могу помочь?

Он рвался быть сопричастным, но где там.

– Нет, – реплику соседа проигнорировала, отвечала Василю. – Не стану я у него просить денег и общих дел заводить. Мне жизнь дорога. Валька за Сашку мне горло перегрызет. Такими «удобными» мужьями не разбрасываются. Ещё спалит, к чёртовой матери – от неё всего можно ожидать. Разве что украдкой, по-соседски, подскажет. А я за это помогу в огороде. Его «краля» в грязи копаться не станет. Она у нас педагог, да ещё в городской школе, ей грядки полоть нельзя. Это мне с академическим образованием и с готовой кандидатской можно. – И подытожила: – Вот и всё. А большего ни-ни. Так что, сосед, – наконец-то к Александру обратилась, – нечего тебе вникать в наши козьи проблемы. Не обессудь: интерес твой праздный, так, под настроение.

Пожалуй, впервые за день (притом, что Галя и до этого с ним не церемонилась) надулся. Наполнил рюмки и, не дожидаясь тоста, выпил. Не пригубил, как обычно, а до дна, лихо. Явно с вызовом.

– Во! Так по нашенски. Закуси, зажуй шашлычком… Хорошие с сыном на пару сладил, сочные, мягкие -- даже по моим протезам. А пить так и надо, а то всё лижешь край стакана, сосёшь по капельке, как птичка. -- Смеётся Василь. Он умеет «найти подходец», сгладить назревающий конфликт. – Ну, их к лешему, рогатых. Ты мне вот что скажи, Сашок, когда пахать-сеять собираешься? Может, скомпонуемся? У меня коник, навоза могу подбросить. Да вот стар я. Сына не докличешься, мы с ним в ссоре. А у тебя силушки о-го-го! За плугом не разучился ходить? И Гальке с дочкой помогли б, а они нам – загребать и бульбу кидать. Согласен?

– Добро. – Дабы новый спор не начинать, не стал заявлять, что ни пахать, ни сажать, как они, под плуг, он не собирается. Нет у них к нему доверия. И не понять им его новых технологий, вековым их традициям противоречащие. Всё, вроде, хорошо: вместе поработали, за одним столом сидят, да только не приняли в деревне нового Морозова.

Был чужим, таким и остался.

– Когда теперь в следующий раз приедешь? Долго мешкать нельзя. Вот-вот тепло станет, и надо сеяться. Мы тебя ждать не будем, срок придёт -- без тебя отпашем. – На это Гале ничего не ответил. А она, похоже, ответа и не ждала. Заговорила с Василём о своём. И в этой их жизни места Александру не было. Сидел, молчал, слушал. Совсем посторонний.

Вот и начал новую жизнь!

В прежней «мосты рушит», а новой-то и нет. Здесь ему предрекли возврат к прежнему. А как там, в городе, восприняли его решительность? Может, так же – никак? Вроде, он что-то предпринял, как ему казалось, весомое. Да только осталось всё по-прежнему и всем его решениям – грош цена.

– Ну, уж нет!

Сашка Морозов не думает соглашаться с Морозовым Александром. С не очень приятными мыслями и гостей провожал, и «следы пиршества» убирал, и на ночлег с сыном устраивался.

А в это время в городе обиженные им жена и компаньон в тесном тёплом общении тоже обсуждали его неожиданные решительные действия. И там без его участия решали судьбу Морозова.

_ _ _
Сашка спит чутко.

– Ну, ты даёшь, Мороз, темно же ещё. Да мы поплавка не увидим.

– Нормально. Мы ж на дальний Борисов вир, пока добежим, как раз рассветёт. Попадём на самую зорьку. Все окуни наши.

– Ну, вот ещё. Не стану я бежать. Рано ещё, пешком управимся.

– Побежишь, побежишь, тебе полезно. Давай, не мешкай.

Сашка собрался быстро. Сапоги пока одевать не стал, босиком по травке бежать легче. Удилище взял короткое и жёсткое – не за пескарями же, а за окунем. Червей в банке проверил – нормально, не задохнулись. Сунул в карман спичечный коробок с запасными крючками и грузиками – в тех корягах дело нужное. В другой карман – два кусочка хлеба, намазанные свиным жиром и обильно посыпанные солькой. Аж облизнулся! Подумал и нащипал с грядки пёрышек лука.

Всё равно Гвоздика ждать пришлось. Ну, никак он не подходит к своей фамилии Гвоздёв. Батька худой и высокий, впрямь гвоздь, и по характеру прямой, резкий. А Витька короткий и пухленький, постоянно жующий. Он, скорее шуруп, вечно скользкий, всё норовит выкрутиться.

А разве Сашка -- мороз, хотя и Морозов? Скорее огонь: сам горит и других зажигает. В любом деле атаман и заводила, всегда первый.

И сейчас впереди трусит, росу сшибает босыми ногами с муравы, одуванчиков и подорожников. Путь намечен не малый, за село, через лесок, на хутора, к Борисовым вирам. Вира три и все изрядно рыбные. Окуни там жиреют, по полкило и более!

Как не пыхтел Витька, а отстал. Сашка уже обулся. Дождался и первым шмыгнул в кусты тайной тропочкой. На третьем виру у них места оборудованы. Мороз ещё по весне ходил туда с топориком. Да и окуньков регулярно подкармливал…

Назад идут степенные и гордые. По две низанки на ивовых прутах тащат. Солнышко уже выше кустов забралось. А деревня шумит, людом полнится.

_ _ _
Певун всё поёт и поёт в нетерпении на крыльце.

Наконец-то дождался хозяина. Вышел, стоит, за речку, туманом съеденную, глазами пялится. Не туда смотрит: всё вдаль, а дело здесь, рядом, почти под ногами. Петух сердито крылом трётся, не может дождаться, когда в обход отправятся. Разве с Миколой такое было видано? Не, не тот у него хозяин. Дождался, а толку?

– Ну, что? Обход! – Видать, опомнился.

И всё же по праву главного пошёл Певун первым. Слава Богу, и этот не молчит, планами делится:

– Первым делом водопровод нужен. Надо бурить скважину. Септик нужен, вон там рыть будем. Туалет и ванную придётся пристраивать, сюда, наверное. Здесь гараж, обязательно большой, на всю технику: машина, прицеп, мотоцикл сына, мотоблок со всеми навесными; ворота и на улицу, и во двор. Там – зона отдыха, банька новая. А колодец пусть останется. Мангал в виде печи сюда, здесь беседка…

Угостил Певуна печенюшкой. Не забыл свежей водички налить и зёрнышек насыпать его курочкам. Но как можно без чаепития?

Вчерашние сомнения Александра улетучились, да и сам он исчез, а Сашка уже пилит рейки, точит топориком. Сделал козлы ровно в метр, вымеряет, колышки бьёт, верёвки натягивает. И всё что-то в блокнотик записывает.

Успел, управился, а то всё на часы поглядывал.

Разбудил сына. Каждый на своём транспорте поехали в город: сын за отцом следом.

_ _ _
Первым делом подъехал к офису «Тибетской школы». Там, всё вчера оговоренное, документально оформил. Новый управляющий его бизнесом оказался почти такого же, как он, возраста, тоже Александр, да только Михайлович. Другой помощник, личный адвокат на ближайшее время, значительно моложе. И этот тёзка, но по отчеству: Сергей Николаевич.

С ними в свою контору подался. Там новички еще вчера осмотрелись, но официально к делам не приступали. Сашка велел собрать всех своих работников. Нового полномочного руководителя им представил, велел любить и жаловать. Подписал, какие положено, бумажки. В своём кабинете Михайловича оставил всем командовать. А сам по новым делам отправился.

У машины его сынок прокурора дожидался.

– Что со мной не посоветовался? Хочешь от дел отойти, так я есть. Зачем нам твой Михалыч?

– Ты не честен, обманывал меня, воровал и вредил делу. Всё, что я сказал вчера по телефону, остаётся в силе.

– Ты думаешь, что говоришь? И что делаешь?

И горе-Александр уже тут. Весь испуганный, готов идти на попятную, лепетать извинения. Ох и живучие они, сомнения. Да только с ними каши не сваришь, дела не сделаешь. Не разрубив пут надзора и вечных указаний, новой жизни не начнёшь.

Сашка лихо «отбрил» компаньона, а вместе с ним и куда более тошнотворного, своего двойника.

«Какой уверенный, знать, нашёл на меня управу этот «простачок», – думал сын большого начальника. – Но и это ещё не поражение. И к нему найдётся ключик, да ещё какой. Вчера в уютной обстановочке… между приятным занятием…» – Самодовольно ухмыльнулся.

А Сашка уже спешил осуществлять свои планы…

В его ноутбуке огромная папка, скрытая личным паролем. В ней схемы и чертежи отцовского участка, каким он его хочет сделать, множество материалов о деревьях, кустарниках, цветах, новых сортах культур и прогрессивных технологиях. Есть и о домашних животных, о лесе, о грибах, о рыбе и рыбалке. Припасал на будущее, и оно настало. Надо успеть всё осуществить и хоть немножко пожить, ухаживая за растениями и животными, погулять по лесу, порыбачить. Как в детстве. В городе, он всё сделал: сына вырастил и обеспечил, дом построил, дело организовал. Здесь ему больше делать нечего! Конечно, не хотелось бы проблем, но без них не расстаться с прошлым. Надо! Надо рвать и рубить, иначе прошлое не отпустит. Но невозможно без боли!

_ _ _
Наведался в хоромы, чтобы собрать и погрузить нужные ему личные вещи. А Александр уже здесь – достал, блин! Что-то вкусненькое готовит, лоск наводит – впрямь к примирению готовится, наверняка планирует эту ночь провести с Валюшей. Как-никак, двадцать два года вместе. Совместно пережитые трудности не забываются. Но когда много роскоши и достатка, мало радости.

Да и любовь была, ещё какая! В молодости Сашка Морозов был парнем видным. Высоким, могучим красавчиком. Девки его любили. И он их…. Погулял немало. Чуть было не женился на дочери командира части…. И потом…. Валя его околдовала. Да так, что вмиг забыл всех, только о ней и мечтал. Как он за ней ухаживал! А сколько потом было страсти…. Прошло немало лет счастливого безумия, прежде чем позволил себе пару ничего не значимых романчиков…. Тогда он был уже большим начальником на заводе. Смазливые дамочки сами к нему липли. А ему хотелось бежать от унижений любимой жены, быть ценимым и уважаемым не только начальством. Но и тогда продолжал любить свою Валюшу. Да разве терпел бы от неё столько, если б не умела она быть нежной в нужный момент? С годами не утратила дивные чары. Наоборот, становилась всё более привлекательной, да к тому, же и опытней…

Слишком много на карте: мечта и единственная возможность обрести свободу. Он и развод-то, абсолютно в его ситуации не нужный, затеял исключительно потому, что знал: останется Валя его женой, и он ей поддастся, очень скоро всё станет по-прежнему. Только не простит ему жёнушка развод и раздел -- станет мстить, срочно бросится искать другого. А он будет сажать свои грядки.

Пришла.

Как умело она его обрабатывала! Ни упрёков, ни крика. А сколько внимания, нежности, ласки, заботы, магического флирта. Слёз лишь чуточку…. Знал, что будет, готовился. Предупреждён – значит защищён. Он выстоит!

_ _ _
Опять его бросили!

Певун в ярости рвал верёвки и валял ненавистные колышки.

– Психуешь?

Соседка, как обычно, принесла зернышек.

Лучше б хозяина вернула? Да что винить? Ей самой не сладко. Оба они «сиротинушки».

Не уходит, к петуху ластится, и всё на бугор, за речку поглядывает. Певун, даром что птица, чувствует и всё понимает. Жалко Гальку. И себя ему жалко. Трётся к ней: крылом, клювом, шершавой бородкою -- её успокаивает, зовёт в обход за собой.

Пошла за ним следом. Не о хозяйстве, о своём думает.

– Скажи, кавалер мой единственный. Ну, разве я не красивая? Чем я хуже её? Да ничем! И молода, и стройна, и женственна, не меньше её образована. Я и петь, и плясать, и кухарка отменная. Не ей чета, не ленивая. Какой бы я ему хозяйкой была! А сколько ласки во мне нерастраченной…

И заплакала.

Владыка небесный оттолкнул мягкое, липкое облачко. Нежно лучиком коснулся румяного личика, теплом всемогущим осушил горькие женские слёзы, погладил её золотистые локоны…

– Знаешь, что…. А пойду-ка я замуж за Виктора! Не так уж и стар, и меня любит. Пусть не богатырь -- хватит нам моей силушки. У него и дом, и удобства, и достаток, а дети уже взрослые… Ну, их к чёрту: и коз, и всё это подворье!.. Тебя жалко. – Гладит пёрышки мозолистой рукой. Сколько нежности! – А давай с тобой вместе в Октябрь поедем? Видеть не будем, как он с «куклой своей» станет наведываться… Вот сейчас позвоню, дам согласие…. А дом свой продам! На дрова! К Чёрту! К Дьяволу!

На чисто выметенном дворе, среди растёрзанных колышков, верёвок оборванных и планов загубленных… грустный, брошенный… свесил гребень, не ест, и не пьёт… «Стары певень!» Один одинешенек.

_ _ _
Тихо стало в деревне.

Нет ни стада коров, ни ватаги мальчишек. И под дряхлый плетень нагло прут полынь с крапивою.

Не скрипит деревянная ступица. И не рвёт мураву квадратной шляпкой заклёпины ржавый обруч дубового кола. Добро смазан подшипник, мягко катит резина, яркой краской телега покрашена. Не сидит на «дробине», а на сено прилёг -- правит возница.

Сам не знает ещё, куда едет Василий.

Пусто во дворе и у Сашки, и у Галюхи.

Тихо едет, по сторонам смотрит, кому тут помощь нужна его с коником. И вовсе не магарыч интересен, а исключительно ради общения. Очень уж дома одному муторно. Просто так сидеть не привычно, а в одиночку ничто не ладится.

Хоть и весна, пора сева и пахоты, не нашлось им работы в Марьевичах.

Василий правит в гору, навстречу березняку, через лес, в Октябрь: «Там живая деревня, всегда есть работа, дадут денежку… В школу загляну, музей свой проведаю… Эх! Подвёл сын Миколы.»

_ _ _
А он приехал, и не один -- много машин, чужих людей. Шум, грохот, скрежет железа.

Певун спрятался. Не от страха (чего ему бояться, он здесь хозяин), от обиды. Сашка его нашёл. Приласкал, угостил, сказал доброе слово. И оттаял петух. Ходит следом, слушает, как тот даёт указания.

Сегодня они не работают, есть кому, успевай лишь распоряжаться. Машины роют, закапывают, а люди что-то, укладывают, разгружают, таскают, складывают…

Сашка доволен. Сам всё решает, никто ему не указ! Как задумал когда-то, как мечталось, по ночам снилось, так и будет!

А что чужими руками и за плату мечта осуществляется, на то есть причины. Оно бы лучше самому, постепенно, размеренно. Но на такую работу нет былого здоровья. А главное – нет у Сашки времени. Совсем мало осталось.

Мишка, друг, врач Михаил Аркадьевич, провёл очередные обследования и выявил заметные ухудшения. На лечении настаивает: улучшение возможно, но ненадолго.

Лучше вообще об этом не думать. Зачем последние дни на больницы тратить?.. Есть чем заняться.

Всё, что так реально представлялось в мечтах и снах, становится осязаемым. А главное, Сашка вдруг приметил, что планирует и делает основательно и надолго, думая и о предстоящей зиме, врачами ему не обещанной. Парники ставит, саженцы сажает, которые начнут плодоносить лет через пять, не ранее, цветники засадил многолетниками… Как будто долго здесь жить собирается?

И дело вовсе не в том, что Вадим проявляет живой интерес к их дому в Марьевичах. Со старанием, и без привычной лени, что ещё более удивительно, учится любому делу крестьянскому. Уже знает, как за курами ухаживать, может печь затопить, есть успехи в работе топориком. Каждый день в деревню ездит, остаётся на выходные.

Это батьку и удивляет, и радует. Конечно, скоро поступит в вуз (давно избрал юридический факультет) и здесь жить не останется. Но не забудет дачу свою в Марьевичах, будет приезжать, порядок поддерживать. Сашка всё отписал ему в завещании.

Но не только для Вадима он отчий дом и участок обустраивает -- для себя с сыном вместе. Собирается ещё пожить!

Огорчает одно, ни соседка, ни дядька Василь, ни другие деревенские жители не спешат с ним отношения налаживать. Ходят, поглядывают, но всё только издали. Кивнут, поздороваются, но, ни в гости, ни в помощь не ладятся. Не по нраву им Сашкины новшества.

Он и, правда, затеял невиданное.

Вокруг участка поставил ограду сплошную, высокую, на бетонном фундаменте. Зато во дворе ничто не огорожено. Дом, сарай, гараж, баня – просто так, вразброс среди сада и огорода. Один парник большой, высокий, накрыт прозрачным сайдингом -- вовсе не «теплица», как селяне по безграмотности подобные сооружения называют. Теплица обязательно должна быть отапливаемой. Ещё четыре парника -- низкие, узкие и маленькие – таких здесь не видывали. Сашка сам их придумал. В них не надо входить: плёнка, на полихлорвиниловых дугах лежащая, легко вместе с отвесом вверх поднимается. За растениями в таком парнике можно с двух сторон, не входя, ухаживать. Все парники настоящие, а не просто грядки укрытые, как у всех. Парник потому и парник, что под грунт, в глубокую яму заложен толстый слой компоста. Он гниёт и питает, а главное – греет. Парит, потому и парник, а плёнка сверху лишь дополнение.

А какие Сашка грядки сделал! Диво, а деревенские назвали б пижонством. Все они строго вымерены, длинные, но слишком уж узкие. А главное, огорожены! Тщательно, без малейшей щели, на тридцать пять сантиметров вглубь и пятнадцать сверху. И вовсе уж «глупое, бессовестное расточительство» – дорожки между грядок, широченные, без малого в метр. Грунт на них вровень с грядками по высоте: утрамбован, укрыт чёрным толстым спанбондом, сверху гравием тонким слоем присыпан. А под грядки «какие дикости»: смесь перепрелых опилок, песка, торфа с берега речки, перегноя из леса…

И так весь огород.

Не осталось даже малого поля под картошку, да и грядок этих совсем не много. Большую часть территории занимает сад и постройки, цветники, скамейки, столики, беседки…

И Певуну новый дом поставил -- рубленый терем с высокой крышей, огородил просторный птичий двор мелкой сеткой. А какие насесты под высоким навесом! Сейчас тепло, здесь и ночует с курочками. И от крыльца дома совсем недалеко.

_ _ _
Больно Гале смотреть. Что творит этот Сашка на усадьбе Миколы? Машины разные, люди чужие -- днями все на него трудятся. Да так быстро, будто торопится не оставить следа батьки покойного на его земле. Барин! Дачник богатенький!

Как он ей ненавистен…

Ещё более опостылел тот Виктор, «рыхлый, колобок недопеченный», в чьи объятья сдуру бросилась. Витька не нашёл ей денег выкупить коз у совхоза (так по старинке зовут их «КСУП»), и тех малых, что тайком от директора весной добрым людям раздала. Зато есть повод послать к чёрту колхозного экономиста. Кукуй дальше одна!

На роду, видать, написано.

Дочка днями у соседей пропадает. Совсем прилипла к своему Вадику. А что, хлопец он добрый; «нашенским», на поверку вышел. Вместе с Алёнкой ей на ферме помогает. Не чурается работы. И без гонора – к ней, и даже к Ленке прислушивается, там, где они умелее. Когда ограду латали, уже он ими командовал. С мужским характером! С виду франт городской, а в душе – свой, крестьянин!

_ _ _
Сын и Сашку радует.

Но всё равно, не только тело болит, но и душе муторно. Сделал много, и всё, как мечталось. Но нет удовлетворения, и нет покоя.

Боится не успеть.

Чего? Что ещё ему для жизни в деревне надобно? Вроде, всё и как хотелось, как в ноутбуке спланировано, по его указке за деньги сделано. Он свободен. Развод и раздел оформлены. Новый управляющий без него прекрасно со всем справляется. Дом городской и всё в нём – жене при разводе оставил, а это стоит не мало. Зато ему почти вся фирма досталась, а ей лишь маленькая часть прибыли. Денег и на стройку здесь и на жизнь Сашке достаточно. Вадик с ним практически всегда. Сынка прокурора полюбовно спровадил: отдал ему служебную машину, которой он пользовался. Новые Сашкины помощники доказали, что этого даже много за его долю бизнеса.

Со старым расквитался, отрубил напрочь. Новую жизнь в отцовском доме в деревне наладил, устроил.

А радости нет!

Одно осталось не подвластным Сашке Морозову: не может он побороть смертельную болезнь, хоть и стал жить как мечталось.

Жизнь не приносит радости, покоя, удовлетворения. Что-то всё-таки не так!

Хоть не всё доделали, рассчитал рабочих. Остальное – сам, своими руками. Что сумеет. И ладно. Не много радости от результатов чужого труда. На колышек, самим вбитый, смотреть приятнее, чем на сруб новый, другими поставленный. И понял: самое приятное – усталость от простого полезного труда. Самое большое удовольствие – созерцать тобой содеянное.

_ _ _
Середина мая.

Купленные, привезённые и по науке обработанные семена лучших сортов картофеля уже наклюнулись. Хоть весна теплом и не балует, земля прогрелась – пора сажать, почти все уже отсеялись.

Грядки ориентированы строго с севера на юг, так они будут максимально равномерно освещаться. На огороде, круто сбегающем к реке, длинные грядки сделаны уступами, чтобы каждый участочек был строго горизонтальным. Перед посадкой необходимо взрыхлить почву, напитать кислородом.

С этого и начал.

Мотоблок выводить не стал. Пусть не портит чистый воздух. Земля ласку рук человеческих любит. Надо её, родимую, уважить. Решил копать вилами.

Разыскал-таки, припас вилы кованные: как лопата, только не плоская жестянка, а четыре довольно широких заострённых жёстких зуба. Купил не импортные (Западу, этот инструмент более, чем нам ведом: там при недостатке угодий знают значение технологии), что с точёной рукоятью; разыскал наши, добротные, настоящие. Черенок сам насаживал. Как батька учил: без спешки, основательно, с любовью. В сарае под стрехой они лежат, сохнут заготовленные добрым хозяином Миколой. В основном берёза и лещина. Есть и клён, и дуб, и липа. Средняя часть заготовок очищена, чтобы лучше сохла, каменела, а по концам кора оставлена, чтоб не трескались.

Выбрал гладкий стволик молодой берёзки, для данных целей более подходящий. Кору счищал осторожно, чтобы дерево ножиком не ранить. Явно лишние концы, с запасом, обрезал ножовкой с мелкими зубьями.

Долго тщательно примерялся, брал «на дело» и наперевес. Один конец поставил на утрамбованную землю, другой -- на прямую ладонь положил, чтобы лёгкий сгиб точно вниз под своим весом сориентировался. Таким способом определил и наметил, где у черенка будет «зад», а где «перед». Приставил нижний торец к вилам, определил место обреза с учётом толщины. Осторожно наискось нижний спил ладил. Дальше ножом: гладко, тщательно, раз за разом примеряя, наклон регулируя. Осаживал резко, ударом черенка о колоду, следил, не было бы зазубрин. Примерил к руке, остался доволен. Как ни был придирчив, перенасаживать не пришлось. Не менее важно было вымерить и точно обрезать длину черенка. Осторожничал (короткое не наставишь, зато длинное никогда укоротить не поздно), пилил дважды. Долго, поминутно проверяя ладонью, выстругивал закругление верха черенка, стёклышком шлифовал рукоять.

С наслаждением делом рук своих любовался. Не терпелось испытать инструмент, самый верный в деле помощник. «Он должен быть таким, чтобы брать его в руки с радостью, а класть на место с сожалением», – не раз говаривал Микола.

Удобный инструмент – половина работы. Вторая её половина – технология.

Морозовы -- мужики крепкие, умеют «рабить» по-крестьянски экономно. «Брать нахрапом – дурость». Никакой суеты и лишних движений. Сашка вилы ставит вертикально, втыкает в землю весом корпуса при лёгком качке вперёд. Качок назад – земля чуть вздыбилась. Кисть правой руки обнимает черенок сверху, движение максимально назад, рука, резко выпрямляясь, выкручивает черенок и вилы в земле. Грунт не переворачивается, а разбивается вращающимися зубьями вил.

– Ты, когда под плуг сажаешь, у тебя какое расстояние между рядами будет?

– Ну, полметра. Это, как захочешь, так и запашешь.

– Во. А это мало очень. Чтобы вырос нормальный корч, между рядами надо не менее семидесяти пяти сантиметров. Клубни ведь набирают крахмал и клетчатку не из земли, а через листья, от света. Их размер зависит от того, насколько много ботвы и как хорошо она освещается и проветривается.