Руководство для начинающих Эту книгу я посвящаю моей маме, вместе с которой все и всегда в моей жизни
жүктеу/скачать 2.34 Mb.
|
| Умерла ли философия?
Вместо заключения Каково положение философии в современном мире? Что значит заниматься философией или учить философии? Каков ее статус в научном мире или в мире искусства? На эти вопросы современному философу приходится отвечать независимо от того, причисляет ли он себя к классической философии или неклассической. Но возможно именно в неклассической философии с этих вопросов принято начинать само философствование. «Жива или мертва философия сегодня» является, пожалуй, главным философским вопросом неклассики. Ее озабоченность можно разделить – ведь не обретя ясности в этом вопросе, кому-то, кто называет себя философом, было бы трудно избежать понятного беспокойства… Но есть ли здесь вообще проблема? Возможно, на поставленный вопрос следовало бы отвечать вполне уверенно: «Безусловно, философия жива! Ведь она занимается вечными вопросами, и пока существует мир, будет и философия!». Трудность, однако, в том, что, судя по всему, философия намерена вечно заниматься вечными вопросами, в чем ей может помешать порядок и требования к современным исследованиям, в которых принято спрашивать о конечных результатах проведенной работы. Философия не может голословно настаивать на присущем ей особом положении – она обязана являть плоды своих упорных трудов. Конечно же, нельзя сказать, что она бесплодна – по первому требованию она готова предъявить обширный список теорий и аргументов, наработанных ею на протяжении более чем двух тысячелетней истории. И речь даже не о том, как применять эти теории сегодня или насколько они адекватны – вопрос заключается в другом. Отдавая дань прошлому философии, трудно не озаботиться ее настоящим и будущим. Никто не будет всерьез оспаривать ценность кантовской или платоновской философий. Проблемы, которые поставили философы минувших столетий, равно как решения, которые они предложили, образуют интеллектуальный фонд человечества, и культура в той мере воспроизводит себя как культура человеческая, в какой удерживает актуальность этих проблем. Опыт мысли, в каком бы тысячелетии он ни протекал, невозможен без обращения к базовым философским вопросам (приблизительный список которых см. в сноске 15 на стр. 18). Трудность, таким образом, заключается не в переоценке прошлого, а в оценке перспектив будущего – иными словами, в том, сможет ли философия быть открытой программой исследований? Применение такого определения к философии кажется необычным. Но оно подразумевает простой смысл – можно ли считать философию развивающимся знанием? Иными словами, порождает ли она новые идеи? Или уж совсем просто – есть ли прогресс в философии? Ответы на эти вопросы не допускают отсылку к прошлому – ссылаться на инновационные аргументы Канта или Гегеля, отменяющие доводы предшественников, не разрешается. То, что философия какое-то время развивалась не вызывает сомнения. В противном случае она не могла бы иметь в своем арсенале разные аргументы и разные решения по одному и тому же вопросу, равно как с течением времени расширять список самих вопросов. Речь идет о нынешнем положении дел, о редакции вопроса, с которого мы начали – статусе философии в современном мире. Может ли философия открывать новые проблемы и предлагать новые решения к уже имеющимся проблемам сейчас? Неклассика всерьез заговорила о кризисе в философии, во многом под впечатлением знаменитых гегелевских пророчеств. Именно с того момента, когда Гегель возвестил о конце истории и, следовательно, философии, эта тема усиленно набирает обороты. Ирония заключается, однако, в том, что, рассуждая на тему смерти философии, неклассика породила некое количество новых ходов и решений (которым, отчасти, и посвящена эта книга), представляющих собой нечто действительно новое по сравнению с периодом доброй классики. Но с некоторых пор и неклассика все чаще стала говорить о том, что сказать ей больше нечего, что довольно и того, что сказано... Строго говоря, к философии может быть предъявлено три (взаимосвязанных) вопроса: 1. есть ли прогресс в философском знании?, 2. каковы современные способы верификации философских гипотез, и 3. является ли современный философ только учителем философии (каковыми например, являются учителя латыни, призванные лишь заложить базу филологических познаний), или исследователем, претендующим на постановку новых задач или изобретение новых решений? Но почему мы вообще сомневаемся в том, что философия способна совершать все новые и новые открытия? Разве есть какое-то принципиальное отличие философии от естественно-научных, конкретных дисциплин – таких как физика, химия или молекулярная биология? На этот вопрос всякий, хоть немного знакомый со спецификой философского знания, ответит утвердительно – разумеется, различие между ними очень велико. Ведь отдельные науки и наука в целом опираются на опыт и экспериментальное знание, и потому новый опыт порождает новое знание и требует все новых и новых гипотез, теорий и обобщений. Неустойчивый, неабсолютный или, как говорят философы, не аподиктический статус научного знания сегодня обеспечивает его научный рост в будущем. Наука может ошибаться и ошибается – как раз этот опыт ошибок и делает возможным ее движение вперёд. Каждый учёный знает, что вновь вскрывшиеся факты или обстоятельства могут пошатнуть даже самые основательные теории, и, возможно именно ему, учёному, суждено будет обрушить устаревшие конструкции, воздвигнув на их месте новые, свои собственные. Так устроено индуктивное знание, примером которого и является наука. Научная верификация опирается на эмпирический материал и данные опыта. Но философия, в первую очередь классическая, кардинальным образом отличается от такого подхода. Её методы построены на дедуктивном выводе и не намерены иметь ничего общего с ненадежными данными изменчивого опыта. Она роднит себя с такими дисциплинами как математика и логика. Никакой опыт и день грядущий не в силах поколебать истину о том, что 2х2=4, а сумма углов треугольника равна 180 градусам. Ничто не угрожает теореме Пифагора – и в век наннотехнологий эта теорема будет доказываться так же, как доказывалась самим Пифагором в 5 веке д. н.э. Философия вдохновляется именно такими примерами. Только то есть знание, что истинно независимо от времени, иначе, это уже не знание, а лишь мнение. Следовательно, философия будет стремиться к тому, чтобы выстроить себя по образцу геометрии или логики – из конечного числа аксиоматических истин выводить конечное число следствий-теорем. Философская верификация состоит в логическом доказательстве, имеющим дело исключительно со свидетельствами разума и мысли, но никак не данными опыта. В таком случае, если уж некоторая истина достигнута, то никакое течение времени её не оспорит. Но хорошо известно, какую цену приходится платить за эту уверенность в будущем. Знание, которое является вполне аподиктическим, ограниченно самим собой. Допустим, оно безошибочно, к чему мы и стремились, но оно не может быть развиваемо – что еще можно добавить к теореме Пифагора или системе силлогизмов? Классическая логика, созданная усилиями одного Аристотеля, являет собой конечный корпус знания, без которого никакая интеллектуальная работа невозможна, но расширение его также весьма затруднительно. Мыслитель, преуспевший в дедуктивном знании, может удалиться на заслуженный покой, в каком-то смысле снимая с себя обязательства ученого. С исследовательской работой покончено, отныне он может только повторять то, что однажды открыл. Конечно, нам уже доводилось не раз говорить о том, что против такого представления философии о самой себе неклассика будет восставать самым решительным образом. Именно она впервые скажет, что верный способ навсегда сойти с арены истории, это продолжать стремится к абсолютным истинам. Если философия надеется снискать истину теми путями, которыми они привыкла это делать, то, заполучив желаемое, она должна быть готова к тому, чтобы превратиться из философии в историю философии. Аналитическое знание исчерпаемо – после того как истина достигнута с ней больше нечего делать. Только сомнение, в том, что истина подлинна дает толчок и импульс к дальнейшему развитию. Научное знание живет отсроченной истиной; её обобщения и заключения вероятностны. Но философия не терпит отсрочек, она упорно ищет строгих доказательств. Именно поэтому, скажут неклассики, философия в традиционном своем понимании стремится к тому, чтобы превратиться в музейную ценность; она есть стремление к смерти, опыт умирания, «упражнение в смерти». Кем тогда мог бы быть современный философ? Если ключевые аргументы сформулированы, главные теории созданы, а свобода профессионального самоопределения философа заключается лишь в его решении, к какому направлению примкнуть, то в чём будет заключаться его исследовательская работа? Конечно, можно сказать, что, несмотря на то, что философия аналитична, далеко не все аргументы разобраны и далеко не все идеи высказаны. Всегда найдется место для нового оригинального аргумента, который прояснит старую идею или даже даст рождение новой. Однако, современное положение дел в философии может заставить думать, что «новые» аргументы или «новые» идеи есть по большей части лишь переформулированные старые. С течением времени меняется скорее язык философствования и требования к презентации ее идей, что позволяет каждый раз по-новому передавать традиционные проблемы. Но новизна языка не означает новизны предмета. Смена стилистики это не совсем то, чего ждут от серьезного исследования. Возможно ли появление абсолютно новых проблем философии и абсолютно новых стратегий и методов их решений? Ведь если все главное уже сказано, если ультрасовременные концепции успешно редуцируются ко вполне традиционным, то кем тогда мог бы быть современный философ? Его работа свелась бы к преподаванию философии. Сама философия предстала бы при этом своего рода интеллектуальным тренажёром, дающим своим учеником навыки ответственного мышления или просто мышления, как такового, и отпускающим их в реальный мир научных исследований и открытий. Но согласен ли современный философ быть только учителем философии? Можно, конечно, расширить его преподавательские полномочия. Допустим, современная философия действительно вступает в фазу, когда старые решения и старые проблемы лишь проговариваются на новых языках. Новизна языков, в свою очередь, продиктована тем, что каждая культура и эпоха по-новому открывает для себя традиционные философские проблемы. Разве для этого не нужен философ, который на каждом новом витке истории будет привносить и прививать то, что уже было изобретено? Может быть, роль современного философа заключается не в том, чтобы изобретать, а в том, чтобы сохранять изобрётенное, независимо от смены эпох и поколений? Но согласится ли современный философ с таким призванием? Подобные задачи могут ущемить его высокие амбиции – неужели его работа будет сведена только к тому, чтобы каждый раз на новом языке пояснять то, что уже было создано? Неужели время великих открытий закончилось? Что же можно предложить взамен – что остаётся современной философии, если она должна попытаться избежать искушения истиной и в тоже время сохраниться как философия не переродившись во что-то ещё. Кто-то порекомендует – если философия не желает при жизни превращаться в кунсткамеру оригинальных мыслей, но продолжать эти мысли генерировать, она должна стремиться не к тому, что сказано, а к тому, как это сказано, её должны больше интересовать смыслы, чем значения. Было бы глупо не читать шекспировского «Гамлета» только на основании того, что это пересказ эсхиловской «Орестеи» - одно не заменяет другое. Иная рекомендация будет состоять в том, чтобы ввести в философию опыт и даже превратить современную философию в экспериментальную философию. Привычное пренебрежение опытом должно быть навсегда отброшено. Каноническое правило «опыт ничему не учит» должно исчезнуть из учебников философии. Отныне следует сказать, что только опыт и позволяет проверять идеи на прочность, и не слишком увлекаться дремучей метафизикой. Наконец, философия могла бы обратить свои взоры в сторону теологии – она могла бы признать, что если уж ее предмет выходит за границы всякого возможного опыта, уместно было бы разделить усилия дисциплины, преследующей те же цели. Хороши ли эти рекомендации? Как может показаться, они спасают философию ценой потери самой философии. Каждый студент, сдавший курс по философии знает ответ на хрестоматийный вопрос «Чем занимается философия?». Ответ состоит в том, что «она занимается рациональным изучением внеопытной реальности». В отличие от (1) науки, которая занимается рациональным изучением опытной реальности, (2) искусства, занимающегося нерациональным изучением опытной реальности и (3) религии, занимающейся нерациональным изучением внеопытной реальности. Чем же будет заниматься философия в соответствии с предложенными выше рекомендациями? Наукой, искусством или религией. Четыре смерти угрожают философии – (1) естественное угасание и самоисчерпание, (2) трансформация в науку, (3) превращение в искусство и (4) обращение в религию. Возможно, кто-то посчитает, что это вовсе не смерть, а чудесное перерождение из гусеницы в бабочку, но посчитают ли так сами философы, которые могут не захотеть менять квалификацию и превращаться в теологов, физиков или писателей, равно как ограничиваться преподавательской работой. Сможет ли философия быть самой философией, а не рассказом о том, какой она была когда-то? Сможет ли она продолжать жить? Возможно, это заключение содержит гораздо больше вопросов, чем ответов. Отчасти это связано с тем, что ответы еще только должны появиться, отчасти с тем, что философия не боится оставлять некоторые из своих вопросов открытыми, а отчасти с тем, что традиционно задача философии состоит в том, чтобы эти вопросы ставить. Но также это связано и с тем, что право окончательного ответа все равно остается за читателем. ФИЛОСОФИЮ ИСЧЕРПАТЬ НЕЛЬЗЯ ПРОДОЛЖАТЬ ЕЕ ВЕЧНО. жүктеу/скачать 2.34 Mb. Достарыңызбен бөлісу:
|